Kitobni o'qish: «Наследство капитана Немо»
I. Нечто таинственное
Невесело мне было в сорок лет оставлять родину, старушку мать и сестру и отправляться в дальние страны искать счастья.
Но в Ливорно, моем родном городе, мне нечего было делать. Заводы останавливались один за другим, тяжелый промышленный кризис каждый день выбрасывал на улицу сотни безработных. Ни технические знания мои, ни крепкие руки – а я был одним из самых сильных людей в городе – никому не были нужны. Ничего хорошего ждать не приходилось, и я решил эмигрировать.
Мне подвернулся как раз агент, вербовавший большую партию рабочих для отправки в Южную Африку. Недавняя война англичан с бурами унесла большую часть туземного населения, и страна очень нуждалась в рабочих руках.
Сборным пунктом была Генуя, и я, попрощавшись с сестрой и матерью (отца у меня не было – он пропал без вести, когда мне шел второй год), отправился туда с тридцатью другими эмигрантами, собравшимися со всех концов Италии. В два дня я перезнакомился со всеми и подружился со славным шестнадцатилетним парнем родом из Флоренции. У него было лицо, похожее на кошачью мордочку, очень живые глаза и рот, который ни на минуту не закрывался. Он назвал мне свое имя – Луиджи, или Джиджетто, Бай, а я ему сказал мое – Николо Галли.
В Генуе мы погрузились на английский пароход «Черноголовый», на борту которого было уже немало таких же безработных, как и мы. «Черноголовый» снялся с якоря и пошел на всех парах на Гибралтар и Капскую Землю.
Нас высадили в Капштадте; там продержали нас целый месяц, обещая каждый день, что завтра отправят на работу. Потом нас отвезли в Порт-Элизабет, где та же история тянулась около двадцати дней; наконец нас разбили на группы, и меня с Джиджетто отправили в Дурбан, а оттуда – в Ньюкэстльские каменноугольные копи в горах Наталя. В Порт-Элизабет мы познакомились – этому знакомству суждено было стать впоследствии самой горячей дружбой – с тремя безработными: французом из Сент-Этьенна по имени Марсель Уберт, бурским инженером, Карлом Марицем и еще одним буром, Питером Вандоэлем из Миддльбурга. Все трое принимали участие в войне с англичанами, были взяты в плен и отправлены на остров Святой Елены; только после того, как были уничтожены обе республики буров, они получили возможность вернуться в Южную Африку. Уберт и Мариц, давнишние друзья, работавшие до войны на золотых копях Иоганнесбурга, нашли свои места занятыми, а Вандоэль, вернувшись в факторию, где служил прежде, услыхал от хозяина, что тот совершенно разорен, должен собраться с деньгами и не сможет приступить к работам раньше, чем через полгода. Питер Вандоэль решил, что его желудок не выдержит такого долгого поста, распрощался со стариком и отправился на Иоганнесбургские копи.
Там он встретил Марселя и инженера Марица, которые были в таком же положении. Они отправились вместе в Штромберг, работы – никакой! Оттуда – в Порт-Элизабет, из Порт-Элизабет – вместе с нами уже – в Дурбан и в Ньюкэстльские копи.
Мы решили работать вместе; Марсель, старый сент-этьеннский шахтер, самый опытный из нас, объявил, что он будет забойщиком; Питер Вандоэль, Карл Мариц и я стали его подручными, а Джиджетто взялся катать груженные углем вагонетки.
Распределив работу таким образом, 25 апреля мы впервые уселись в бадью и опустились в глубину шахты – на триста двадцать пять метров ниже поверхности земли.
Несколько сот тысяч лет назад, там, где теперь лежит Южная Африка, было море. Из моря поднялась громадная гранитная глыба. Она подымалась все выше и выше над водой, пока не раскололась по длине; западная часть ее осталась над водой, а восточная опустилась в глубину. Оставшаяся часть гранитной глыбы поката – она подымается постепенно от низменностей реки Хигапа, правого притока Оранжевой реки, до высот Штромбергена и Драконовых гор. Дожди, солнце, снега и ветры раздробили, выветрили гранитные массы и разнесли их далеко на запад и на восток. На свеженанесенных почвах поднялась могучая растительность каменноугольного периода. Но новые слои песка засыпали и погребли заросли громадных деревьев; и новые леса поднялись над ними; так, век за веком, песчинка за песчинкой, создавалась та страна, что мы теперь называем Южной Африкой.
Ньюкэстльские копи разрабатывали самый древний, наиболее глубоколежащий пласт каменного угля; и многие из галерей, особенно западных, были заброшены, потому что в них уже нечего было делать; одну из них, самую глубокую, довели почти до гранитного костяка горы.
Итак, мы спустились в глубину шахты. После долгого томительного бездействия мы с радостью принялись за работу. Работа у нас спорилась и день ото дня шла лучше. Одно было тяжело: шахтеры, по большей части англичане, непрерывно издевались над бурами, Марицем и Вандоэлем, и над нами, их товарищами. Однажды, после долгих нападок и вызовов, Питер Вандоэль потерял терпение: повернулся и сшиб наземь кулаком надоедавшего ему англичанина.
Мы работали в самой глубине шахты, в восточной галерее, которая подымалась кверху, следуя изгибам угольного пласта; на юго-запад бежала, с небольшим уклоном, заброшенная галерея, о которой я недавно говорил.
В шахте было, вместе с нами, четыре забойщика, семь подручных и пять рабочих у вагонеток.
Едва кулак Вандоэля опустился, едва англичанин коснулся земли, как все они бросились на нас. Их было больше, но мы были сильны и ловки и, главное, чувствовали свою правоту – а это много значит.
Я как сейчас вижу этого черта Джиджетто – Котенка, как мы его звали! Как он дрался сразу с тремя англичанами, прыгая во все стороны! Мы тоже не стояли без дела. Вдруг я услыхал крик. Уберт, прижатый к стене четырьмя дюжими англичанами, поднял кирку и расколол череп одному из них. Англичане в один миг выхватили револьверы, и нам пришлось сделать то же; началась перестрелка; наше положение было лучше, потому что мы укрылись за двумя вагонетками с углем; англичане убежали, обещая отомстить нам сторицей.
Мы остались одни, и Питер Вандоэль первый прервал молчание:
– Они вернутся толпой. Они убьют нас всех.
Нам нужно было бежать. Мы схватили фонари, кирки, веревки и вслед за Марицем бросились к выходу. Мы взглянули вверх.
– Мы в западне, – закричал Мариц. – Они спускаются!
Действительно, черная тень, окруженная блеснами фонарей, затемняла высоко вверху пролет колодца. Это спускались шахтеры; весь край бадьи был увешан их фонарями.
– Я думал, что мы успеем подняться по лестнице до верхней галереи и по ней пробраться в соседнюю шахту. Теперь поздно! – сказал Мариц.
Мы не отвечали; оставалось одно – вернуться на прежнее место, забаррикадироваться и защищаться до последней капли крови.
Вдруг Котенок предложил:
– Спрячемся в заброшенной галерее! Они спустятся и побегут искать нас на прежнем месте, а мы прыгнем в бадью и подымемся до галереи, ведущей в ту, соседнюю шахту.
– Если они не оставят никого стеречь бадью, – сказал инженер. – Но все равно бежим туда, может быть, мы найдем выход из мертвой галереи; во всяком случае в ней мы сможем защищаться не хуже, чем в новой.
Мы бросились в заброшенный проход. В этой галерее не работали уже больше трех лет; управление копей все время собиралось – для безопасности – завалить вход в нее, но эта работа откладывалась со дня на день.
Поначалу идти по галерее было очень трудно: почва была неровная, заваленная обломками, полная провалов. Балки, поддерживавшие своды, были белы от плесени и мхов; местами, где подпорки завалились под тяжестью осевших пластов, нам приходилось пробираться вперед ползком.
– Что это? – вдруг воскликнул инженер. – Слышите шум? Сверху бежит вода! Когда мы шли, там было сухо!
– Неужели эти черти хотят утопить нас? – спросил Уберт.
– Это нужно узнать, – сказал Питер. – Пусть кто-нибудь пойдет назад; если они гонятся за нами, они не станут этого делать!
– Верно, – сказал Джиджетто, – я схожу.
Он исчез. Мы постояли минуту, молча глядя друг на друга. Джиджетто вернулся.
– Они идут за нами по пятам!
– Что же делать? – спросил я.
– Вперед! – скомандовал инженер.
– Погодите, – сказал я, – здесь удобное место для зашиты, нужно одному остаться здесь.
– Незачем, – ответил Котенок, – лучше завалим проход; они здесь провозятся целый час.
– Правильно! – сказал Мариц.
Марсель зацепил киркой одну из подпорок, рванул и отскочил назад. Громадная глыба земли рухнула с глухим шумом, и проход был закрыт.
– Вперед!
Гул текущей воды усиливался по мере того, как мы двигались вперед. Все чаще приходилось нам наталкиваться на обвалившиеся груды земли; когда можно было – мы их обходили, когда другого пути не было – мы пробивали себе дорогу кирками. Наконец мы дошли до крутого поворота.
– Здесь конец галереи, – сказал инженер.
– Сейчас узнаем, где шумит вода. Если вентиляционный канал свободен, может быть, нам удастся выбраться через него.
Двадцать шагов вперед.
Рокот воды стал заглушать наши голоса Мы дошли до канала. Широкая струя воды сбегала по нему из верхней галереи и каскадом падала вниз. Но наша галерея оставалась сухой. Вода куда-то уходила.
Мы подошли к водопаду. Он вырыл в черных блестящих камнях небольшой бассейн. Уберт привязал свой фонарь к рукоятке кирки и протянул его вперед. Позади водопада мы увидали в гранитной стене широкий темный провал.
– Где Джиджетто? – спросили мы вдруг в один голос. Его не было видно. – Куда он делся?
Как бы в ответ на повороте показался фонарь. Это бежал Джиджетто.
– Наше счастье! – воскликнул он, пыхтя и обливаясь потом. – Хорошо, что я вернулся назад. Я приложил ухо к обвалу; они здорово работают кирками с той стороны. Я завалил проход еще в двух местах.
– Молодец! – сказал Мариц. Между тем я засучил штаны выше колеи, взял фонарь и вошел в холодную, как лед, воду. Бассейн был неглубок, и выше колен вода мне не доходила. Отверстие в стене оказалось достаточно большим. Я протиснулся в него боком, и струя свежего воздуха ударила мне в лицо.
– Здесь сквозит! – крикнул я друзьям и двинулся вперед. Я прошел шагов двадцать. Почва была поката, и вода, журча, скользила у меня между ног. Я вернулся и рассказал товарищам, что видел. Само собой разумеется, они были очень удивлены; особенно странным нам казался ток свежего воздуха в расселине. По догадке инженера расселина должна была вести либо в широкий грот, либо на поверхность земли.
Что нам было делать? Оставаться в галерее или пытать счастья? Вентиляционный канал был для нас закрыт водою; англичане были недалеко.
– Я иду вперед! Я самый тонкий! – сказал Котенок.
– Погоди, – остановил его Питер Вандоэль. – Бог знает, что нас ждет; фонари нам могут пригодиться. Оставим зажженным один. Бери, Котенок, и ступай вперед.
Товарищи засучили штаны, погасили фонари и вошли в воду, а потом – в расселину, – впереди Джиджетто, за ним инженер, потом я, потом Питер и Марсель.
Котенок, гибкий и тонкий, живо подвигался вперед; мы все шли гораздо медленней.
– Вот в чем дело! – воскликнул вдруг инженер и коснулся моих губ пальцем.
Я почувствовал во рту солоноватый вкус.
– Здесь когда-то пролегал пласт хлористого натрия. Потому-то вода и нашла себе дорогу! – сказал Мариц.
Мы продолжали спускаться. В одном месте я думал, что не смогу протиснуться вперед, – так узка была расселина. У нас сердце замирало от страха, а чертенок Джиджетто заливался смехом:
– У, толстопузый, у-у!
Наконец, сделав решительное усилие, я прошел вперед. Тут проход стал шире, и можно было идти по-человечески.
II. Во мраке
Проход все расширился. Вола, журча, бежала вниз. Мы шли уже посуху, вдоль ручья, за Джиджетто, который ни на минуту не переставал болтать и потешать нас своими шутками. С каждым шагом перед нами вставала новая стена мрака, и завеса густой темноты опускалась позади нас.
Вдруг Джиджетто остановился как вкопанный и крикнул:
– Стой!
Инженер наткнулся на него, я на инженера, – так неожиданна была остановка.
– Что такое? – спросили все в один голос.
– Что такое? – сказал Джиджетто, – если бы я не остановился вовремя, стал бы Котенок рыбой. Глядите!
У его ног земля обрывалась, и пламя фонаря отражалось в черной воде колодца. Вода была вровень с землей. Колодец имел метров шесть в ширину, и стены его подымались совершенно отвесно. Джиджетто протянул руку с фонарем. Стены уходили вверх и терялись во мраке. Мариц взял камень и бросил в воду. Раздался всплеск, круги побежали от середины колодца к краям, качнули белые пряди мха, вернулись к середине и исчезли. Как камень ударился о дно, мы не услышали – очевидно, колодец был очень глубок. Я оторвал взгляд от воды и взглянул на Марица. Марсель воскликнул:
– Он доходит до центра земли!
– Что нам делать? – спросил Питер.
– Я голоден, – сказал Джиджетто, ставя фонарь наземь и усаживаясь на блестящую глыбу гранита.
Фонарь вспыхнул и потух.
– Умер! – воскликнул Джиджетто, и его голос резко и отчетливо прозвучал в темноте.
У меня по спине забегали мурашки.
– У меня есть спички! – сказал инженер. Ом чиркнул спичкой, и огонек вспыхнул.
– Да будет свет! – засмеялся Джиджетто. Я передал Марицу фонарь, и он зажег его.
– Я голоден! – заворчал Котенок. – Я голоден, а мой завтрак остался наверху.
– У меня есть! – сказали в один голос я, Марсель и Вандоэль.
Мы вытащили из мешков свои завтраки, со вкусом поели хлеба с соленым мясом и запили холодной водой, что бежала у нас под ногами.
– Так-то славно! – смеялся Котенок, выпятив живот и поглаживая его рукой. – Ну и наелся!
Мы засмеялись. Вдруг Джиджетто вскочил:
– Инженер Мариц, а ведь вода-то в колодце не прибывает и не убывает!
Мы заглянули в бездну. Мариц спросил:
– Почем ты знаешь?
– Ведь мох по стенам все время остается на уровне воды!
Джиджетто прав! Значит, должен быть путь, по которому вода уходит!
– Верно! – согласился Марсель. – И это отверстие должно быть у поверхности воды! – продолжал инженер.
Мы впились глазами в стены колодца, но ничего не было видно, кроме гладкого, блестящего камня.
– Погодите! – сказал парень.
Я оглянулся и увидел, что он раздевается.
– Что ты хочешь делать?
– Поискать дыру!
– Да ты с ума сошел!
– Нет, что же нам, вечно здесь торчать? Назад вернуться нельзя; нужно узнать, по крайней мере, можно ли идти вперед!
И Джиджетто нырнул головой вперед.
– Она не так холодна, как я думал!
Он перевернулся в воде через голову и в два удара подплыл к другому краю колодца. Он поплыл вдоль стены, все время ощупывая ее. Каждая минута казалась нам часом.
– Ура! – крикнул он вдруг, нырнул и вынырнул у самых наших ног.
– Это – круглое отверстие, достаточно широкое, чтобы пройти через него человеку.
Но оно по меньшей мере на четверть метра под водой. Проход сейчас же подымается кверху, и в нем можно стоять. Я слышал, как по этой расселине бежит вода.
Джиджетто вышел не землю. Одна мысль была у всех нас: что делать?
– Что же ты? Отчего ты не одеваешься? – спросил я его.
– Зачем? Разве мы не идем вперед?
Нам всем стало не по себе от вопроса Джиджетто.
– Оденься, оденься, – сказал инженер.
– Неужто мы остаемся? – спросил парень.
– Куда нам идти? Не все плавают так хорошо, как ты, – оправдывался инженер.
– Да и фонарь промокнет и не зажжется, – прибавил Марсель.
Джиджетто оделся.
– Что ж, оставаться так оставаться, – сказал он. – Спокойной ночи. Я спать хочу. – И он растянулся в сухом углу.
Из двух зол человек выбирает меньшее. Если бы наши преследователи настигали нас, возможно, мы рискнули бы броситься в неизвестное. Теперь же мы утешали себя тем, что враги наши мало-помалу успокоятся, и мы сможем вернуться в шахту.
– Плохо вы знаете англичан, – проворчал Уберт.
В эту минуту мы услыхали глухой непрерывный гул. Марсель бросился назад и тотчас же вернулся.
– Это они!
Я вскочил на ноги.
– Что делать?
– Вот, – сказал Питер, вытаскивая револьвер.
– Нет, – идемте вперед, – воскликнул инженер. – Джиджетто, вставай!
Но парень спал, пока его не растолкали.
– Идти так идти, – сказал он, вставая.
– А фонари? – спросил Питер.
– Возьмем их; фитиль намокнет и высохнет, а маслу ничего не сделается. Спички у меня в непромокаемой коробке, – ответил инженер.
Шум приближался; все яснее и яснее слышны были торопливые удары кирок.
Товарищи стали нырять. Вот нас осталось двое – Питер и я. Вот Питер исчез; у меня не хватало решимости броситься в черную бездну. Далеко в расселине мелькнули огоньки: англичане уже были здесь.
Я собрал все свое мужество и нырнул. Как и говорил Джиджетто, отверстие было недалеко. Но в одном месте проход был так узок, что я не мог проскользнуть через него. Я согнулся в три погибели, вобрал голову в плечи, но это не помогло. Страшная тяжесть сдавила мне грудь, кровь ударила в виски, и в ушах послышался звон. Наконец мне удалось повернуться боком и вынырнуть в проход. Я судорожно вдохнул воздух и вышел из воды. Товарищи ждали меня.
Инженер чиркнул спичкой и осветил низкую, узкую галерею. Мы двинулись вперед.
– Постойте, – крикнул Джиджетто, – помогите мне!
Он надрывался, стараясь сдвинуть с места громадную каменную глыбу. Питер, Марсель и я бросились ему на помощь и скатили эту глыбу так, что она плотно закупорила отверстие, через которое мы вошли.
Джиджетто посмотрел туда, показал обеими руками нос и крикнул:
– Дудки, господа англичане! Посторонним вход воспрещается!
Потом обернулся к нам и сказал:
– Вперед!
По совету инженера мы сняли с себя мокрую одежду, свернули ее и двинулись в путь голыми – в галерее было тепло, и так мы не рисковали простудиться. Время от времени Мариц зажигал спичку, освещая путь. Когда Джиджетто увидел, как мы все шествуем нагишом по темным изгибам прохода, он воскликнул:
– Вот души несчастных грешников в аду!
Мы прошли еще немного, и инженер сказал:
– Друзья, у меня сейчас кончатся спички!
– Не беда, – ответил Котенок, – мы свяжемся вместе, как альпинисты, поясами, и я пойду вперед на ощупь, а вы за мной. Мне легче всего идти вперед, потому что я тоньше всех и всюду пролезу; кроме того, если я сорвусь в пропасть, вам нетрудно будет выдержать меня.
Парень был прав, и мы последовали его совету.
– Приберегите спички, – сказал я инженеру, – на случай, если без них нельзя будет обойтись.
Мы шли вперед медленно, щупая почву ногами, то и дело натыкаясь друг на друга. Молчали все, даже Котенок: мрак удручал нас. Вдруг Джиджетто воскликнул:
– Проход расширился! – и его голос прозвучал гулко, и где-то далеко эхо отдало его крик.
Неужели мы попали в громадную пещеру? Я услышал чирканье спички; свет на мгновенье ослепил нас; потом мы увидали, что стоим на покатом гранитном берегу ручья, – и ничего больше: густая завеса мрака окутывала нас со всех сторон.
Бог знает, сколько времени бродили мы в этой бесконечной пещере. Я был утомлен и голоден. Вдруг раздался крик, и нас резко рвануло вперед. Я еле устоял на ногах.
– Парень упал в пропасть! – крикнул Питер.
Инженер зажег спичку. В двух шагах от него зияла пропасть, и Джиджетто болтался в ней, вися на поясе; он уже смеялся, как всегда. Дружными усилиями мы вытащили его из провала. Инженер уронил догоравшую спичку.
– Это последняя, – сказал он с грустью.
Мы повернули и пошли прочь от пропасти. Мы шли очень долго, все время держась берега ручья.
Инженер воскликнул:
– Я не могу больше!
Он упал в обморок от голода и усталости. Мы остановились и окружили его. Слышно было, как кто-то плакал – не то Котенок, не то Марсель. Вдруг Питер взял меня за плечо и сказал:
– Посмотри назад!
Я оглянулся и увидал невдалеке бледный свет – как будто скала отражала слабые далекие лучи. Я отвязался от общей веревки и сделал несколько шагов к освещенному месту. Оказалось, что скала эта вовсе не близко; это был обман зрения. Мы отделены были от нее длинной галереей.
