Kitobni o'qish: «Три мертвых жениха»

Arthur Conan Doyle

«JOHN BARRINGTON COWLES»

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

www.soyuz.ru

* * *

Часть I

Могут подумать, что я поступаю очень смело, приписывая смерть моего бедного друга, Джона Баррингтона Каульза, какому-то сверхъестественному влиянию. Я знаю, что при теперешнем состоянии общественного мнения необходимо представить события в самой строгой их последовательности, чтобы показать возможность такого заключения.

Поэтому я буду как можно более кратко и проще излагать обстоятельства, предшествовавшие этому печальному событию, чтобы вы могли сделать свои собственные выводы. Может быть, среди вас найдется кто-нибудь, кто прольет свет на то, что неясно для меня.

Я познакомился с Баррингтоном Каульзом, когда поступил в Эдинбургский университет, чтобы изучать медицину. У моей хозяйки на Нортумберлендской улице была большая квартира, и она, будучи бездетной вдовой, добывала себе средства к существованию, сдавая комнаты нескольким студентам. Комната Баррингтона Каульза была в одном этаже со мной, и когда мы познакомились получше, то проводили время вместе, сидя в маленькой гостиной, служившей также и столовой. Таким образом между нами завязалась дружба, не омраченная ни малейшим разногласием до самого дня его смерти.

Отец Каульза был полковник и много лет уже жил в Индии. Он обеспечивал своему сыну прекрасное содержание, но редко выказывал какой-либо другой признак отеческой привязанности. Писал он редко и кратко. Моего товарища, родившегося в Индии и одаренного пылкой южной натурой, очень огорчала такая небрежность. Мать его умерла и у него не было никого, кто мог бы заполнить то, чего ему недоставало. Таким образом, мало-помалу, вся его привязанность сосредоточилась на мне, и он был так со мной откровенен, как редко бывает между людьми. Даже когда им овладела более сильная и глубокая страсть, она не могла разрушить нашей прежней привязанности.

Каульз был высокий, стройный молодой человек с оливковым лицом Веласкесовского типа и темными, ласковыми глазами. Я не встречал человека более способного возбудить женское любопытство или овладеть воображением женщины. Выражение его лица было обыкновенно мечтательное и даже томное; но если какой-либо вопрос в разговоре его заинтересовывал, оно сразу же становилось необыкновенно оживленным. В таких случаях на щеках его появлялся румянец, глаза блестели, и он говорил с таким красноречием, что увлекал всех своих слушателей.

Несмотря на всю свою привлекательность, он вел уединенный образ жизни, избегая женского общества и прилежно занимаясь чтением. Он был одним из первых на своем курсе, получил большую медаль за анатомию и премию Нейля Арнотта за физику.

А потом появилась она. Я очень хорошо помню нашу первую встречу с ней! Очень часто я припоминал все обстоятельства и старался составить себе точное воспоминание о том, какое впечатление она произвела на меня тогда. После знакомства с ней, мои взгляды на многие вещи изменились, так что сейчас мне интересно припомнить, что подсказала мне тогда моя интуиция.

Это было на открытии Королевской Шотландской Академической выставки, весной 1879 года. Мой бедный товарищ страстно любил искусство во всех его видах и каждый красивый музыкальный аккорд или изящная картина доставляли глубокое удовольствие его возвышенной душе. Мы пошли вместе посмотреть картины и были в большом центральном зале, когда я заметил необыкновенно красивую женщину, стоявшую на противоположном конце комнаты. За всю мою жизнь я не видел более совершенного классического лица. Это был настоящий греческий типаж – широкий, очень низкий, белый как мрамор лоб, окруженный венцом из мелких кудрей, прямой и правильный нос, немного тонкие губы, подбородок и нижняя челюсть красиво округленные, но достаточно развитые, чтобы выказать необыкновенную силу характера. Но самыми удивительными были глаза, эти прекрасные глаза! Могу ли я дать хотя бы малейшее представление об изменчивости их выражения, о их стальной твердости, их женственной нежности, их повелительности, их проникающей силе, неожиданно сменяющейся выражением женской слабости – но я говорю теперь о более поздних впечатлениях!

С этой леди был высокий, белокурый молодой человек, в котором я тотчас же признал студента-юриста, с которым был немного знаком.

Арчибальд Ривс – так звали его – блестящий, красивый молодой человек, был когда-то заводилой во всех студенческих проделках; потом я его видел редко и слышал, что он собирается жениться. Поэтому я предположил, что его спутница была его невестой. Я сел на бархатный диванчик посреди комнаты и, прикрывшись каталогом, потихоньку рассматривал парочку.

Чем больше я на нее смотрел, тем больше действовала на меня ее красота. Правда, она была немного мала ростом; но фигура ее была совершенна, и она так держалась, что только при внимательном сравнении с другими можно было увидеть, что она ниже среднего роста. Пока я на них смотрел, Ривса куда-то позвали, и молодая леди осталась одна. Повернувшись спиной к картинам, она, в ожидании возвращения своего спутника, свободно рассматривала публику, не обращая ни малейшего внимания на то, что целая дюжина глаз с любопытством смотрела на нее, привлеченная ее изяществом и красотой. Держась одной рукой за красный шелковый шнурок, натянутый перед картинами, она стояла, медленно переводя взгляд с одного лица на другое так спокойно, будто глядела на картины.

Вдруг я заметил, что взгляд ее стал пристальным и внимательным. Я последовал за направлением его, удивляясь, что могло так сильно привлечь ее внимание.

Джон Баррингтон Каульз стоял перед одной из картин – кажется, это была Ноэля Патона, – знаю только, что сюжет был благородный и возвышенный. Он стоял к нам в профиль, и никогда я не видел его в более выгодном свете. Я уже говорил, что Джон был поразительно красив, но в эту минуту он был просто великолепен. Было очевидно, что он на минуту забыл все его окружавшее и что вся его душа была занята картиной. Глаза его искрились и на его светло-оливковом лице играл румянец. Она продолжала пристально смотреть на него, с выражением интереса на лице, как вдруг он очнулся от своих мечтаний и круто повернулся, так что их взгляды встретились. Она тотчас же отвела свой взгляд, но он несколько мгновений продолжал смотреть на нее. Картина была уже забыта и его душа вернулась на землю.

До ухода мы еще встречали ее раза два и каждый раз я замечал, что мой товарищ смотрит ей вслед. Однако он не сказал ни слова, пока мы не вышли на улицу и пошли под руку по Принцевой улице.

– Заметил ли ты красивую женщину в темном платье с белым мехом? – спросил он.

– Да, я видел ее, – отвечал я.

– Ты ее знаешь? – поспешно спросил он. – Может быть, тебе известно, кто она?

– Лично я с ней не знаком, – отвечал я. – Но без сомнения я могу узнать все, что касается ее, потому что, кажется, она обручена с молодым Арчи Ривсом, а у нас с ним есть общие товарищи.

– Обручена! – воскликнул Каульз.

– Как, Джон, – засмеялся я, – неужели ты так чувствителен, что тебя огорчает простой факт, что девушка, с которой ты ни разу не разговаривал, обручена.

– Нельзя сказать, чтобы это меня огорчило, – отвечал он с деланным смехом. – Но я должен признаться тебе, Армитэдж, что за всю мою жизнь никто не производил на меня такого сильного впечатления. Это не только красота ее лица – хотя она и совершенна, но его выражение и ум. Надеюсь, что ее жених достоин ее.

– Ты говоришь очень горячо, – заметил я, – кажется, ты влюбился с первого взгляда, Джон. Но чтобы успокоить твои встревоженные чувства, я, во что бы то ни стало, разузнаю все насчет нее, как только встречу кого-нибудь из товарищей, которые могут знать это.

Баррингтон Каульз поблагодарил меня и разговор перешел на другие темы. В течение нескольких дней никто из нас даже не намекал на этот разговор, хотя, может быть, мой товарищ и был задумчивее и рассеяннее обыкновенного. Случай этот почти совсем изгладился из моей памяти, когда однажды молодой Броди, мой троюродный брат, вбежал ко мне по университетской лестнице с таким выражением лица, что с первого взгляда было понятно, что у него есть какие-то новости.

– Послушай, – начал он, – ты ведь знаешь Ривса?

– Да. Что же такое с ним случилось?

– Его свадьба расстроилась.

– Расстроилась! – вскричал я. – Да я только несколько дней тому назад узнал, что он обручен.

– Да, все расстроилось. Мне сказал об этом его брат. Это ужасно со стороны Ривса, если он пошел на попятный, потому что она необыкновенно красива.

– Я ее видел, – сказал я, – но я не знаю ее имени.

– Ее зовут мисс Норзкотт, она живет со своей старой теткой на площади Эберкомби. Никому ничего неизвестно об ее родственниках и откуда она родом. Как бы то ни было, она одна из самых несчастных девушек на свете, бедняжка!