Прочитала книгу «Виола», которую, несомненно, можно отнести к интеллектуальной прозе. Сразу же зацепило, что это роман в романе, а я очень люблю подобный художественный приём. Вспоминается, к примеру, гениальное творение М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Всегда безумно интересно наблюдать, как автор переходит от одной истории к другой, включая читателя в свою интригующую игру. Томаш Салманский – талантливый писатель, создающий трогательную историю о любви царя Соломона к бедной девушке (и тут нельзя не вспомнить знаменитую повесть А.И. Куприна «Суламифь»: такая любовь, к сожалению, заведомо обречена на трагический финал).
Главный герой знает не понаслышке о том, что такое муки творчества: «Не раз он рвал всё в клочья и выбрасывал из окна, понимая, что никто не оценит его труда и что пишет он, в сущности, в стол». Но даже несмотря на это, Салманский продолжает писать, потому что не может иначе. Своей книгой он будто бы соединяет две эпохи, потому что его жизнь перекликается с историей мудрого, но печального царя. Любовь Салманского к прекрасной Виоле, напоминающей возлюбленную Данте – Беатриче, прямо соотносится с любовью, зародившейся в сердце Соломона.
Впрочем, как же Салманский может бросить писать? Без этого его жизнь будет пустой и бессодержательной. Даже минуты чтения книг для него – это будто бы пребывание в башне из словной кости. (Неслучайно автор «Виолы» называет своего персонажа эскапистом). Салманский обожает погружаться в выдуманный мир и, ко всему прочему, создавать собственный: «Да, странная эта штука – творчество, пытаешься что-то родить, мучаешься, а всё никак. Однако стоит забросить это дело – пчёлки тут как тут, так и роятся в твоей и без того беспокойной голове».
Кстати, хочется отметить, что большое внимание в произведении уделяется философским диалогам; герои подчас задумывается об экзистенциальных проблемах, и это не может оставить читателя равнодушным. Множество размышлений посвящено природе литературного творчества и личности творца. Интересно, что в диалогах мы видим столкновение диаметрально противоположных точек зрения. Вот, например, мнение некоего Валентина Ульяновича Добрячкова: «А вообще, я убеждён, что все поэты и писатели – кровожадные упыри, так и норовящие испить чьей-нибудь кровушки».
У Салманского есть герой-антипод, его главный соперник, чем-то напоминающий тех самых писателей из булгаковского МАССОЛИТА, которые напрочь лишены индивидуального авторского стиля, но при этом получают признание и упиваются своим преходящим успехом. Кстати, у этого персонажа даже фамилия говорящая – Лавролюбский: «Да, хорош собой. Самоуверен сверх всякой меры». Автор называет его «тёмным двойником» главного героя. Ещё И.С. Тургенев выделил два типа героев – «Дон Кихоты» и «Гамлеты». Правда, если Салманский – это, безусловно, тип мечтателя, настоящий Рыцарь печального образа, то Лавролюбский, конечно, не Гамлет. Это, скорее, тот, о ком пишет Б.Л. Пастернак: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех».
Финал меня действительно поразил. Не стану лишать будущих читателей возможности самим узнать конец этой потрясающей книги. Скажу только, что автор поднимает ещё одну важную проблему, используя отсылки к Библии (писатель упоминает самого, как мне кажется, противоречивого библейского пророка Илию). В эпилоге и Салманский, и его герой Соломон переживают похожие чувства. И вновь появляется образ неземной девушки – желанной и недосягаемой. Именно поэтому мне хочется закончить свой отзыв словами Данте:
Блажен, кому с ней встреча суждена.
Izohlar
7