Kitobni o'qish: «Неизбранная»

Shrift:

Натали, лучшей младшей сестре, о которой я когда-либо могла мечтать

Ariana Johlin

THE GIRL WHO WASN’T CHOSEN

Глава 1. Старик ломает мою жизнь

Выпрыгнуть из окна сложнее, чем кажется. Сбежать от моего отца? Ещё труднее. Его крупные руки ловят меня в прыжке, вонзаются в плечи, словно соколиные когти, швыряют на пол так, что я обдираю колени о поросшие мхом доски. За окном позади меня шумит залитая солнцем толпа, топорщится яркими транспарантами. Ещё немного, и я бы присоединилась к шествию. Совсем чуть-чуть, и я бы познакомилась с ним! А мне приходится торчать здесь, выслушивая очередную лекцию. Вот здорово-то!

– Леда, что я говорил о прыжках из окон? – требовательно спрашивает высокий мужчина с гладкой лысиной. Лохматая каштановая борода и внушительный живот делают его похожим на плюшевого медведя, из-за чего я частенько лезу к нему с объятиями. Но не сегодня. Сегодня у меня просто нет на это времени.

– Не прыгать, пока не надену красивую обувь для церемонии? – пищу я. Будь проклят мой высокий детский голос! Он всегда звучит так, словно я на нервах. Но вообще-то, если хотите знать, я всегда спокойна. Возможно, поэтому родители подумывают заколотить моё окно.

– Папочка! Папуля! – в спальню влетают двое малышей. Мак и Нелла – мои надоедливые младшие брат и сестра. У обоих русые растрёпанные шевелюры и вечно грязные пальцы. Этими грязными пальцами они и цепляются за ноги отца, увлекая его от меня.

Он кряхтит и щиплет меня за нос:

– Иди, готовься с остальными. Я не хочу, чтобы самая классная из моих дочерей плохо выглядела на церемонии.

Он отворачивается от меня, уделяя всё внимание малышам, а мне остаётся только хандрить, пока они заливаются смехом. Ну и ладно. Пожалуй, я сделаю, как он просит, раз уж прокрасться мимо не получается. Я проталкиваюсь в посудную лавку, примыкающую к фасаду нашего дома, принадлежащую моей семье.

Первым меня встречает крепкий запах мха. А сразу за ним – звон крошечных стеклянных фигурок, тесные мощёные булыжником стены и неприветливые витрины, обычно служащие обозначением входа в лавку. Сегодня здесь собралось много людей. В смысле – в лавке всегда много людей, ведь вместе с мамой и папой нас самих получается девять человек. Но сегодня мы пригласили ещё и соседей. Шум и гам стоит такой, что меня снова тянет сигануть в окно. Дети спорят о том, какие именно кожаные перчатки без пальцев следует надеть, пока женщины вплетают им в волосы морские цветы, а мужчины толкут ягоды в деревянных кадках. Все суетятся в преддверии сегодняшней церемонии выбора, но к чему такое усердие, если мы опоздаем и Небесный всё равно нас не заметит? Как он может выбрать лучшее Солнце, не посмотрев всех кандидатов?

Я вздыхаю. Меньшее, что я могу сделать, чтобы хорошо выглядеть перед Небесным, – надеть сандалии. А после, возможно, снова попробовать сбежать. Я нехотя протискиваюсь поближе к детишкам, дерущимся из-за перчаток. Сандалии должны лежать на полках прямо за ними.

– Я хочу тёмные! – сопит одна из девчонок.

– Но они мои, бабушка купила их для меня, – не сдаётся мальчик.

– Эй, малышня, – вклиниваюсь я.

– Она сказала, что я могу их надеть.

– И мне сказала, – настаивает другая девчушка.

– Ну-ка, кыш, дайте пройти! – я срываюсь на крик.

Наконец дети обращают на меня внимание и пятятся, образуя просвет в густой толпе. Чувствуя вибрацию потных тел, напирающих мне на плечи, я тянусь к полкам, где лежит пара кожаных сандалий. Как вдруг маленький мальчик с пухлыми щёчками хватает их прямо у меня из-под носа. Это Гэбриэль. Мой второй младший брат. Хихикая надо мной, он улепётывает играть со своими друзьями. Тьфу ты! Закатив глаза, я шарю под полками в поисках другой пары. Вот тогда-то до меня и долетают шепотки.

– Кто эта девочка? Та, что кричала? – интересуется высокая девушка. Меня бросает в жар, а тело напрягается как струна.

Мне казалось, Мира запомнила моё имя. Мы же болтали с ней вчера.

Мальчик рядом с Мирой пожимает плечами:

– Даже не знаю. Наверное, одна из дочерей Руби. Я помню, Алек говорил, что у него есть две младшие сестрёнки.

Шероховатая поверхность полок неприятно щекочет ладони. Я никак не могу нашарить сандалии.

– Серьёзно? Ещё одна сестра? – она слегка наклоняет голову. – У Руби так много детей, что я запоминаю только интересных.

Интересных? Я чуть не плачу, выбираясь из оравы ребятишек. Всё это глупости. Кучка ребят постарше не заставит меня грустить перед церемонией.

Подойдя к банке, украшенной голубыми цветочками, я всё равно сникаю. Внутри запотевшей стекляшки ничего не осталось. Ну, здорово! Единственная девочка без морских цветов в волосах, я стану посмешищем Валенда! И тогда Небесный уж точно меня не выберет.

Я перегибаюсь через прилавок, чтобы весёлая женщина, окружённая стайкой подруг, меня заметила. Она смеётся, заплетая волосы какой-то малышки, и её смех звоном отражается от стеклянных статуэток, горшков и чашек.

– Мама! У тебя есть ещё…

– А потом я объяснила ему, куда бы ему следовало… – как ни в чём не бывало, продолжала она.

Я сердито топаю ногой, и женщины наконец-то оборачиваются в мою сторону, но всё равно словно не видят. Их затуманенные взгляды устремляются сквозь меня и цепляются за кричащих детей и шумящих мужчин за моей спиной.

– У тебя есть ещё цветы?

– Ой, а разве я тебя ещё не заплела, Нелла? – спрашивает мама, глядя, как моя старшая сестра Айрин украшает сверкающими лепестками свои чернильные волосы.

– Я не Нелла, мама, – ворчу я.

Я ведь даже не похожа на свою младшую сестрёнку. Ей всего шесть!

– Ой, прости, милая. Цветов не осталось, – отмахивается она и возвращается к беседе с подругами.

Я вздыхаю и на цыпочках прокрадываюсь к двери. Тяну её на себя и оглядываюсь на отца. Он тоже занят болтовнёй. По крайней мере, теперь я вольна уйти пораньше!

За порогом меня приветствуют запах морской воды и кольцо жутких чёрных гор. Мой дом расположился на самом краю деревни рядом с Рассветными горами – горной грядой, выросшей из моря и отгородившей нашу страну от остального мира. Я шевелю пальцами ног в сосново-зелёной траве, и улыбка расцветает на моём лице. Сегодняшний день изменит всю мою жизнь. Сегодня я стану…

– И долго ты будешь тут траву мять?

Мальчик моего возраста поднимает голову от книги. Я не часто с ним болтаю, но узнаю его чёрные кудри где угодно. Хорхе Макос. Парнишка с фермы, который самостоятельно научился читать.

– Столько, сколько нужно, чтобы улучшилось моё настроение, – я скрещиваю руки на груди и шевелю пальцами ещё усерднее. Хорхе в ответ прищуривается.

– Эй, по крайней мере, я не трачу время на ерунду вроде книг!

Хорхе переворачивает страницу:

– Я читаю, потому что у меня есть мечта. Однажды я поступлю в Эвинскую академию для одарённых детей. А ты, небось, и не знаешь, что значит мечтать.

– У меня тоже есть мечта!

Мальчик удивлённо вскидывает бровь.

– Моя мечта гораздо лучше какой-то там школы-интерната, пусть даже самой престижной в столице. Кто вообще мечтает о школе?

– Я хочу стать следующим Солнцем. – От одной только мысли о том, что я стану следующей героиней Солии, у меня по спине бегут мурашки. Толпы болеют за меня, пока я сражаюсь с монстрами. Люди ликуют, когда я наконец разрушаю Рассветные горы. Скорее бы это стало реальностью! – Я тренируюсь уже много лет: упражняюсь в бою на мечах с метлой и отжимаюсь по утрам. Это тебе не шуточки.

– Хочешь, чтобы Небесный выбрал тебя? – фыркает Хорхе. – Это ещё безумнее поступления в Эвинскую академию.

– Чем безумнее мечта, тем она лучше. – Я оправляю платье. – Я собираюсь попасть на церемонию пораньше, чтобы успеть занять место в первых рядах. Увидимся позже!

Я бегу к центру нашей деревни. Травянистые поля сменяются грунтовыми дорогами, окаймлёнными дикорастущими цветами.

– Эй, подожди! – Хорхе спешит за мной, на бегу чуть не сшибая долговязую женщину. Его губы искривляются в ухмылке. Ну здорово. Сейчас снова начнёт меня дразнить. На моё удивление, его ухмылка превращается в улыбку. – Хочу поглядеть на лица людей, когда Небесный объявит следующим Солнцем девушку из Валенда!

Я улыбаюсь ему в ответ. Быть может, он не так уж и плох. Мне просто нужно убедить его не тратить силы на школу. Мама до сих пор рассказывает страшилки о том, как она по случайности училась в одной из них, торгуя стеклом в Эвине. Ну, когда у неё есть минутка со мной поговорить. Шестеро детей, помимо меня, да ещё и управление лавкой отнимают всё её время.

– Кроме того, ты забыла вот это, – он лезет в карман и протягивает мне светящийся голубой цветок. Его лепестки скручиваются, словно рыбьи плавники, и пахнет он морской водой (как и всё в моей деревне). А стебелёк у него вьющийся и лунно-белый.

– Морской цветок, – бормочу я, а у самой словно комок в горле застрял. – Спасибо! Где ты его взял?

– Я сорвал его на краю утёса для своей мамы. Но, оказалось, он ей не нужен. У неё уже собрана целая куча. – Хорхе бросает цветок мне, и я прилаживаю его за ухом. – Мне пришлось побороться с парочкой океанских едоков, чтобы раздобыть его.

Я дотрагиваюсь до своего уха:

– Ради него ты сражался с монстрами и карабкался на скалу? Это очень круто! – хвалю я Хорхе и снова устремляюсь к центру Валенда.

Множество людей с такими же, как у меня, каштановыми волосами и глазами уже там и ждут начала церемонии. Шелковистая тёмно-фиолетовая ткань транспарантов гуляет на ветру и касается моих плеч. Стены вросших в скалы домов сдавливают толпу, заставляя эхо нервного шёпота и топота ног далеко разноситься вдоль узких деревенских улочек. В воздухе висит стойкий аромат растоптанных полевых цветов, кожаные элементы одежды и потные спины сливаются передо мной в одно сплошное пятно. Каким-то чудом мы с Хорхе пробираемся в первые ряды, туда, где несколько ребятишек, то и дело одёргивая свою толстую одежду, ковыряют носками сандалий грязь.

– Дамы и господа, прошу любить и жаловать – великолепный Небесный! – гремит лорд Валенда поверх голов с импровизированной деревянной сцены. Она вся испещрена дырами, и от неё несёт крысиной шерстью и человеческим потом. Не самое лучшее первое впечатление, которое можно произвести на гостя. Или на впечатлительную публику, наблюдающую за церемонией. Я стараюсь не обращать внимания ни на кулисы, сшитые из занавесок, ни на скрипучие старые доски, ни на вонь.

Я во все глаза гляжу на жилистого мужчину на сцене. Небесный. Единственный живой человек из всех, кого я встречала, кто знает, что находится за Рассветными горами. Если это не показатель крутости, тогда что показатель?

Пурпурно-синяя мантия на нём расшита серебром и украшена созвездиями. Тончайшая ткань выглядит гладкой, словно щёчка младенца. У Небесного карие глаза и длиннющая, цвета штормового неба, седая борода. Я уверена, его борода самая длинная из всех когда-либо существовавших бород! Для меня это последняя капля. Он официально наикрутейший человек из всех живущих.

– Мне очень приятно наконец посетить В… – Небесный сверяется с лежащим перед ним листком бумаги. Конечно, он забыл название моей деревни. Валенда нет ни на одной солианской карте. – Валенд, такую милую деревушку.

Небесный откашливается и оглядывает толпу острым взглядом. Основная масса сельских жителей наводняет просёлочные дорожки во все стороны, насколько хватает глаз. Некоторые сидят на травянистых прогалинах в тенёчке. Кто-то высовывается из окон своих домов и щурится, силясь разглядеть мужчину на сцене.

– Веками люди из моего мира, чудесного мира за пределами Солии, отправляли одного человека в опасное путешествие через Рассветные горы, запершие вас на скудной земле, полной опасных монстров. В надежде, что наши бесценные знания помогут спасти вас от этих ужасов, – торжественно произносит Небесный.

Его голос напоминает о перезвоне колокольчиков и уютном треске очага. Толпа подаётся вперёд, внемля этому тёплому голосу.

– Сегодня я воспользуюсь этими знаниями, чтобы выбрать ваше новое Солнце.

Не помня себя от радости, я вытягиваюсь на цыпочках. Мои щёки пылают от полуденного солнца и широкой улыбки.

– Этот ребёнок вырастет спасителем Солии и встанет на вашу защиту против кровожадных монстров и коварных преступников на последующие пятьдесят лет. До тех пор, пока следующий Небесный не вернётся, чтобы выбрать новое Солнце. Этому ребёнку, как и двадцати четырём его предшественникам, суждено попытаться, а может, и преуспеть, разрушить Рассветные горы и вернуть Солии её свободу и былую славу.

Одобрительный шёпот прокатывается по толпе. Лицо Хорхе едва не трескается от улыбки. Одна только мысль об избавлении от капкана Рассветных гор способна растопить сердце любого солианца.

Небесный снова откашливается. Десятки глаз всматриваются в его лицо.

– Теперь, чтобы определить, находится ли избранный сегодня среди нас, придёт ли следующий герой Солии из Валенда, я прибегну к тому же методу, который мой народ использует уже целую вечность, – посоветуюсь с небом.

Селяне шумят и волнуются. Всех интересует только одно. Что он имеет в виду? Какой магией воспользуется, чтобы выбрать наше Солнце?

Дружный вздох прокатывается по толпе, когда Небесный изгибается и откидывает голову назад, обращая лицо к небу. Его тело обмякает, а пальцы судорожно цепляются за влажный воздух. Затем в припадке внезапного безумия он выкрикивает:

– О небо, поведай, здесь ли наше новое Солнце?

Вслед за его взглядом я поднимаю глаза к тяжёлым, словно каменным, облакам.

Крупная капля дождя приземляется мне на лоб, от её ледяного прикосновения всё лицо бросает в холод. Спустя несколько секунд раздаётся оглушительный раскат грома, внушая толпе благоговейный трепет.

– Наше Солнце среди нас! – Небесный понижает голос. Ему отвечают радостные и изумлённые вздохи поселян.

Одного за другим он медленно и внимательно осматривает собравшихся перед ним людей, как вдруг его глаза встречаются с моими. Меня словно пронзает током. Вот он! Момент, которого я столько ждала! Но тёмно-карий взгляд Небесного что-то смутно мне напоминает. Мне знаком этот блеск. Это выражение. Ровно так люди смотрят, когда они слишком заняты сменой подгузников или уборкой в лавке, чтобы поговорить с тобой. Ровно так они смотрят, когда ты пытаешься отыскать кожаные сандалии, а они не могут вспомнить твоё имя. Острая боль ударяет мне в сердце, и во рту становится сухо.

Взгляд Небесного скользит дальше.

Мои ноги едва не подкашиваются, а голова затуманивается, когда тёмно-карие глаза ловят встревоженный взгляд другой маленькой девочки. Небесный проходит сквозь толпу прямо к ней:

– Как твоё имя, дитя?

– Кора, – пищит она в ответ, накручивая на палец свои жёсткие чёрные волосы. Из основной массы выбивается небольшая голубая прядка, чуть более тёмного оттенка, нежели морские цветы. Мои зрачки расширяются от удивления. Я знаю Кору много лет, но никогда раньше не замечала эту прядь. Должно быть, она её прятала. На её усыпанном веснушками круглом лице чёрные, словно ониксы, глаза живут особенно; в правой руке она держит книгу, несмотря на то, что все дети Валенда (кроме Хорхе, разумеется) безграмотны. Она необыкновенная. Отличная кандидатура на роль Солнца. У меня в животе что-то урчит. Ещё немного, и мои лёгкие разорвутся от избытка влажного воздуха.

Небесный дотрагивается до плеча Коры:

– Дитя моё, тебе суждено совершить множество великих подвигов для этой страны.

Она кивает, так и не оправившись от шока. Небесный берёт её за маленькую ладошку и ведёт за собой сквозь толпу. Люди расступаются перед ними, отрывочные возбуждённые шепотки сменяются не менее возбуждённой болтовнёй, и Хорхе тянет меня назад, чтобы я тоже посторонилась. Моя рука задевает длинную мантию Небесного. На ощупь она словно золото – гладкая и мягкая. Я смотрю на свои грязные ладони, затянутые в кожаные перчатки без пальцев. Они не достойны прикасаться к золоту.

Небесный возвращается на сцену и достаёт деревянную миску, заполненную жёлтой краской. Он окунает в неё причудливую кисть и широким движением рисует жёлтый круг на лице Коры. Даже издалека становится понятно, что жёлтый круг символизирует солнце. Толпа взрывается овациями. И этот звук раскраивает мой череп, словно лосиные рога череп незадачливого охотника.

– Люди Валенда! – объявляет Небесный, перекрывая шум. – Граждане Солии! Эта девочка – ваше двадцать пятое Солнце! Ваша следующая спасительница!

Рёв толпы многократно усиливается, люди подпрыгивают на месте и хлопают в ладоши. Они поднимают в воздух кадки с синей жижей и, радостно гогоча, выливают их содержимое себе на лица, оставляя на коже синие смазанные отпечатки ладоней, одинаковые у всех.

Мира и её подруга проделывают то же самое. Немного синьки из их кадок с кусочками ягодной мякоти попадает мне на лодыжки. Она пахнет кислым молоком.

– Ты заметила её голубую прядь? – хихикает Мира. – Это восхитительно, я никогда ничего подобного не видела!

Её подружка согласно кивает:

– А ещё книга, которую она читала. Даже не верится, как никто не понял раньше, что именно ей суждено стать нашим Солнцем. С этой книгой да с такими волосами – она самый интересный человек в Валенде. А может, и во всей Солии!

Соль щиплет мне губы. И только спустя минуту я понимаю, что плачу. Сегодняшний день должен был стать моим. Они все должны были болеть за меня. Меня называть интересной. Рисовать симпатичное солнышко на моём лице. А не на лице какой-то там Коры, которая целыми днями отсиживается в доме бабушки и читает книжки. Которая не смогла запомнить все до единого сказания о наших Солнцах. Которая не проводила долгие часы, используя любой хлам, что попадался под руку (в основном мётлы и ветки), в попытках научиться фехтовать. Это просто нечестно!

Я срываюсь с места и мчусь мимо оставленных на земле транспарантов, мимо обветшалых домов. Всю дорогу, не останавливаясь, назад, в нашу семейную лавчонку в нашей богом забытой деревеньке. Наконец я вбегаю под защиту мощённых булыжником стен и прячусь за деревянным столом, заставленным стеклянными вещицами. Прямо передо мной высится ряд безупречных стеклянных статуэток, созданных по образу и подобию прошлых Солнц. Они переливаются золотым, зелёным и красным, словно подмигивая мне в перерывах между поединками с монстрами и подъёмами валунов. Ты понимаешь, что что-то идёт не так, когда даже жизнь статуэток выглядит интереснее твоей.

Под их пристальными взорами я даю волю слезам. Проплакавшись, я утыкаю распухшее лицо в расцарапанные коленки и поднимаю голову, только когда воздух прорезает лёгкий шелест. Мой папа входит в лавку и впускает внутрь солнечный свет. Вбирая в себя лучи, статуэтки словно светятся изнутри, заливают комнату цветом, раскрашивают наши лица сверкающими оттенками красного и оранжевого. Папа ловит мой взгляд и подходит ближе.

– Леда, – тихонько начинает он, присаживаясь передо мной на корточки. Его сандалии скрипят.

– Оставь меня в покое! – выкрикиваю я и снова прячу лицо в коленках. Слёзы больно жалят кожу, проникая в десятки крошечных царапин, покрывающих мои ноги.

– Почему ты плачешь? Разве ты не рада, что у нас теперь есть новое Солнце?

Я не отвечаю. Он сам должен знать «почему». Он мой отец. Его работа – замечать такие вещи.

– Ну, ты чего, листовичок проглотил твоя язычок? – папа щекочет у меня под коленками.

Я вскидываю голову и хихикаю. Его маленькая хитрость сработала.

– Это просто несправедливо! Что есть у Коры, чего нет у меня? – всхлипываю я.

– Иногда жизнь и правда несправедлива, Леда. – Папа пристраивается на полу рядышком со мной и хмурит брови. – Помнишь героев из маминых рассказов? Тех, которые были нашими прошлыми Солнцами?

– Ага, – продолжаю всхлипывать я.

– Помнишь, какими они всегда были?

– Смелыми, добрыми и самоотверженными.

– Всё это правда, но быть Солнцем – означает несколько большее, Леда. Наши герои должны быть исключительными, – отец барабанит пальцами по половицам.

Я слегка наклоняю голову:

– «Исключительными»?

– Совершенно верно. В них должно быть что-то уникальное. Они не могут быть такими, как все, потому что ни один обыкновенный человек не справится с тем, что предназначено им. Вот почему им необходимо быть необыкновенными.

Папа вздыхает и продолжает объяснять:

– А Кора – очень необыкновенная девочка. Ты знаешь, почему часть её волос голубая и почему она живёт с бабушкой в лесу?

– Нет, – сощуриваюсь я.

– Тебе действительно стоит чаще общаться с нашими покупателями, – бубнит папа. – Это потому, что она родилась с даром управлять водой.

– Значит, меня бы никогда не выбрали, потому что я родилась нормальной?

– Так заведено со времён выбора нашего первого Солнца, – устало кивает папа. – Но послушай вот что: это совсем не означает, что ты не можешь быть счастливой.

– Ну…

– Я лишь хочу сказать, – он опускает руку мне на плечо жестом ободрения, – пускай тебе дано не так много, как Коре, но тебе просто нужно… – он стискивает зубы, – научиться обходиться тем, что имеешь.

Я пытаюсь повторить его слова, но они комом застревают у меня в горле. Всё, что мне остаётся, – буравить взглядом проросшие мхом половицы, на которых мы сидим. Тишину разрывает настойчивая барабанная дробь в дверь. Мои младшие брат и сестра. Вероятно, они потеряли папину кадушку.

Неуверенно улыбаясь, папа похлопывает меня по плечу, после чего поднимается с пола и подхватывает пропажу. Синька, приготовленная из перетёртых лесных ягод, плещется внутри.

– Пойдём уже, – он хватает меня за руку и ведёт за собой на улицу, туда, где празднует деревенский люд. Вскоре мы возвращаемся на лужайку вдали от тропы в окружение семьи и друзей. У троих из моих многочисленных братьев и сестёр ещё нет синих отметин. Папа опускает кадку в траву, зачерпывает немного ягодной жижи и оставляет отпечаток на лице Неллы. Алек и Гэбриэль следующие. И вот остаюсь только я.

Мои руки трясутся. Я понимаю, что это значит. Если я сейчас нанесу синьку на лицо, я покажу этому миру, что я обыкновенная. Обычная девчушка, обречённая до конца своих дней ухаживать за коровами в скучной деревеньке. Очередное синее пятно в небе, где живёт Солнце. Очередное синее пятно, которое Солнцу предстоит спасти.

– Помни, что я тебе сказал, – папа подталкивает ко мне кадушку.

– Обходиться тем, что имею, – шепчу я и размазываю холодную жижу по лицу.