Kitobni o'qish: «Ты тоже видишь смерть»

Иллюстрация на обложке Amemura

Перевод с японского Елены Старостиной

© Ao Morita, text, 2022

© Amemura, illustrations, 2022. Original Japanese edition published in 2022 by Poplar Publishing Co., Ltd. Russian language translation rights arranged with Poplar Publishing Co., Ltd. through The English Agency (Japan) Ltd and New River Literary Ltd. All rights reserved

© ООО «РОСМЭН», 2025

Жить и умирать

– А вы бы хотели узнать, когда умрете? – услышал я как-то раз на обеденной перемене, когда читал книгу.

Может, стоило пропустить эти слова мимо ушей, но я зачем-то прислушался. Не то чтобы книжка скучная – просто разговор тоже заинтересовал.

Я думал, бо́льшая часть компании ответит: «Ни за что», но внезапно голоса разделились пополам.

В целом аргументы высказывались такие:

– Когда знаешь, сколько осталось жить, можно выстроить нормальный план. Прикинуть, сколько еще нужно денег, что успеешь сделать, и прожить остаток дней рационально. Так что лично я – да: хочу знать, когда умру.

Своя логика в этом определенно есть.

– А я ни за что не хочу. Что за жизнь такая? Каждый день как на иголках. Легче не знать, а то жизни нормальной не будет.

Тоже можно понять. Я еле заметно кивнул.

– Если знать заранее, успеешь нормально попрощаться с друзьями и родными, уладишь все дела и вообще подготовишься как следует.

– А почему просто заранее не написать все, что нужно, и живи себе на полную, чтобы не жалко было умереть в любой момент?

В общем, мнения разделились. Каждый обосновывал свою точку зрения, поэтому я отложил книгу и целиком сосредоточился на споре.

– Арата, а ты как думаешь? – вдруг вовлек меня в разговор Кадзуя Нодзаки, мой друг, которого я знал чуть ли не с пеленок.

– Мне как-то все равно, – уклончиво ответил я, чем его явно разочаровал. Наверное, они хотели пятое, решающее мнение, и стоило примкнуть к одной из сторон.

Дальше ребята, видимо, заметили, что уже только переливают из пустого в порожнее, так что дебаты увяли и разговор вернулся в прежнее русло обсуждения любимых певиц и актрис.

А я, когда вернулся домой и развалился на постели, задумался: все-таки лучше знать или не знать?

Ни к какому конкретному выводу, сколько ни ломал голову, не пришел.

Зато я узнал точный ответ через год. На летних каникулах¹ в десятом классе.

За три дня до начала второго триместра случилось ужасное.

С утра, когда я зашел в ванную ополоснуть лицо, обнаружил у себя над головой в зеркале две черные цифры: 99. Они мерцали и колебались, как жутковатые язычки пламени.

* * *

Кто-то отправил сообщение на телефон, и я проснулся от звука уведомления. Нет, череды уведомлений. Прямо скажем, спросонья по мозгам они бьют больно.

Я взглянул одним глазом на экран – второй глаз я тер.

«Ау-у-у, каникулы кончились!» – писал Кадзуя, а потом прислал целую пачку стикеров. Совершенно одинаковых: все с пандой, которая тоже кричала: «Ау!»

Я ненадолго задумался, но все-таки напечатал: «Скоро буду».

Мгновенно пришел ответ: «Ага, третий день обещаешь. Кстати, в литературном кружке пополнение. Нас не закроют, ура!»²

Что тут скажешь?

Так и оставив Кадзуе в ответ только галочку о том, что сообщение прочитано, я погасил экран.

Завернулся в одеяло и попытался снова уснуть. Однако сон не шел, пришлось вставать. Я широко зевнул и бросил взгляд на календарь: какое сегодня число и день недели?

Седьмое сентября, среда. Летние каникулы закончились неделю назад.

Одноклассники наверняка смеются за глаза: мол, я так разленился на каникулах, что уже и в школу перестал ходить. Да, начало триместра всегда давалось мне тяжко, это правда, но я еще ни разу не прогуливал продолжение учебного года. Я сделал всю домашку и даже почитал учебники наперед. Так что нет, я не по собственной воле скатился в прогульщики.

Со вздохом я выполз из комнаты в ванную.

Вымыл, во все стороны расплескивая воду, лицо и поднял глаза на хмурого парня в зеркале.

Над головой покачивалось число 90. Как огонек свечи.

Оно не исчезало, как бы отчаянно я ни мотал головой, и проходило сквозь пальцы, если я пытался его коснуться. Я знал, что значат эти цифры.

Они отсчитывали дни до смерти. Я понял это еще во втором классе.

Тогда как-то раз на перемене я встретил в рекреации нашего директора. И даже поздороваться забыл, потому что мое внимание приковали цифры у него над головой. С каждым днем число уменьшалось, а когда достигло нуля, то он упал прямо во время линейки. Не знаю точно, что с ним случилось, но вроде говорили о болезни мозга.

После этого я замечал такое же явление не раз и не два. Над прохожими, над отцом, который умер, когда я учился в пятом классе. Над подругой детства Акари Нацукава: она попала в аварию, когда мы учились в средней школе. Тут волей-неволей сообразишь, что значат эти цифры.

И вот за три дня до окончания летних каникул в десятом классе случилось то, чего я так боялся…

За редким исключением отсчет начинается с девяноста девяти. Над моей головой – то же самое.

Я и до этого читал в книгах и видел в кино истории о том, как главному герою открывается срок жизни окружающих. Теперь же этот сюжет стал мне особенно интересен, и я специально выискивал подобные истории и каждый раз вздыхал спокойно, потому что в большинстве случаев собственной смерти герой не видел. Вот я и расслабился. Решил, что мне такое не грозит.

К сожалению, реальность подготовила для меня горький и беспощадный урок. Цифры меня так подкосили, что я слег на несколько дней, а спустя три дня еще и аппетит потерял.

Я вспомнил, какой разговор подслушал год назад.

«А вы бы хотели узнать, когда умрете?»

Теперь я точно знаю. Услышь я тот вопрос снова, тут же вмешался бы в разговор и твердо ответил: нет, не хочу.

Когда над головой появились цифры, я понял, какое же счастье – блаженное неведение.

Я вновь поглядел на отражение в зеркале. Лицо парня, которому осталось жить три месяца, осунулось, как будто он хоть сейчас готов отправиться на небеса. Вдруг дверь ванной отворилась, и я рефлекторно обернулся.

– Арата, ты не спишь? Неужели тебе захотелось снова в школу? – спросила мама, округлив глаза.

С тех пор как отец погиб в аварии, мы жили втроем с бабушкой. Правда, бабушку несколько месяцев назад положили в больницу, так что мы пока остались вдвоем.

– Угу. Пойду скоро.

– Здорово. А завтрак готов! – Мама радостно улыбнулась и закрыла дверь.

Раз жить мне осталось всего три месяца, то я не видел особого смысла ходить в школу. Но дома все равно скучно, а самое главное – я не хотел расстраивать маму.

Я поспешно позавтракал, переоделся в школьную форму с белой рубашкой и вышел на улицу. Когда впервые за неделю надавил на ручку входной двери, она показалась мне туже обычного. Щурясь от яркого солнца, я оседлал велосипед, и его педали тоже крутились тяжелее.

Минут через десять впереди показалась станция. Дальше – еще пятнадцать минут на поезде и еще десять – пешком. Мой обычный маршрут.

Какой же я дурак, что зимой в девятом классе не спал ночами и сутки напролет готовился к вступительным экзаменам³. Теперь, когда я знал, какой срок мне отмерен, казалось, что все то время я потратил впустую.

Я всегда паркую велик на станции.

Пока я воевал со ржавым замком, из-за спины меня окликнул веселый голос:

– О! Арата! Выбрался наконец!

Я тут же узнал Кадзую. Даже не глядя на него, понял, что он улыбается от уха до уха.

Замок наконец защелкнулся, я закинул сумку из корзины на плечо, обернулся… и мозг словно завис.

– Что, наплел-таки про простуду? Не верю, чтоб ты – и заболел!⁴

Я толком не услышал, что он сказал. Если честно, я совершенно остолбенел.

– Арата, ты чего? Как будто призрака увидел. – Он озадаченно глядел на меня.

– Ничего, – кое-как выдавил я дрожавшим голосом.

Аккурат над «гнездом» у него на голове, уложенном по последней моде, висело еще кое-что, от чего я не мог оторвать взгляд.

Число 85.

Я не запомнил, о чем мы с Кадзуей говорили в поезде. От чего он умрет? Что убьет его? Что такое случится через восемьдесят пять дней? В голове роились вопросы. Мне уже осточертело видеть во сне цифры над головами близких. От таких кошмаров я всегда просыпался в холодном поту и выжатым как лимон.

Однако на сей раз я не спал. И как ни тяжко об этом думать, но число показывало обратный отсчет до смерти друга.

Снедаемый тревогой, я сам не заметил, как мы поднялись по школьной лестнице. Десятиклассники занимались на четвертом этаже, и лично я – в параллели «Б».

Как можно незаметнее и тише я проскользнул в заднюю часть класса. Нам с Кадзуей, к слову, повезло оказаться в одной параллели, а другими друзьями я за первый триместр так и не обзавелся из-за стеснительности. Кадзуя мне за это попенял, поэтому начиная со второго триместра я собирался больше общаться с одноклассниками, но надобность в этом сама собой отпала. Все равно жить оставалось всего три месяца – не до новых знакомств. С начала учебного года я всем запомнился как мрачный парень, который сидел, уткнувшись в книжку, в углу кабинета, и я решил не выходить из образа остаток срока.

Однако сразу после летних каникул нас, похоже, пересадили, и Кадзуя показал мне мое новое место – последнее в среднем ряду.

Одноклассники поглядывали на меня украдкой, но я, не обращая на них внимания, вытащил из сумки книжку в мягкой обложке и уткнулся в нее, всем видом показывая: не разговаривайте со мной.

Впереди расхохотались. Четверо парней сбились в кучку, и Кадзуя среди них. Он всегда легко заводил друзей, поэтому уже завоевал место в самом сердце класса. Он весело смеялся, и цифры над его головой колебались в такт. Я невольно вздохнул.

Все-таки не верится, что он умрет на пять дней раньше меня. Мне очень хотелось надеяться, что сюда вкралась какая-то ошибка.

Наконец я заставил себя оторвать взгляд от мерцающих цифр и вернуться к книге. Я честно водил глазами по колонкам текста, но в памяти у меня не отпечатывалось ни слова.

Весь день я читал не отрываясь, и на занятиях, и на переменах. Хотя и не запомнил о чем.

После уроков Кадзуя быстро умчался, сославшись на какие-то дела. А я неспешно собрал тетради и учебники и ушел, ни с кем не попрощавшись.

Когда вернулся домой, сразу упал на кровать. Уткнулся в подушку носом и забил ногами в воздухе.

Меня не отпускало видение с цифрами над головой Кадзуи. Сердце разрывалось от горя, и я пытался утешить себя, повторяя, что такова его судьба и ничего тут не поделаешь и что мне тоже суждено умереть и остается только смириться. Судьба… Какое удобное слово. Удивительно, как быстро оно дарит принятие, пусть и мимолетное.

В голове с новой силой разгорелся все тот же диспут: говорить ему, что смерть уже дышит ему в спину, или не стоит? До сих пор я никому не рассказывал о своей таинственной способности. Признание только отпугнет человека, который все равно мне не поверит.

Ну в самом деле: что начнут говорить, если я внезапно предскажу смерть кому-то, а он и правда умрет? Думаю, меня начнут чураться, а в худшем случае даже примут за настоящего синигами⁵. Нет, какие-то вещи лучше не знать. А еще больше таких, которые знать даже вредно. И я уверен, что остаток собственной жизни к ним тоже относится.

Значит, и Кадзуе я ничего не скажу.

Я взвешивал все за и против уже много раз с тех самых пор, как начал видеть цифры, но ответ не изменился, даже когда речь зашла о лучшем друге.

На следующее утро я поставил в календаре новую отметку.

Обвел кружком первое декабря. В этот день умрет Кадзуя Нодзаки. Еще один кружок отмечал шестое. Думаю, не надо объяснять, что в этот день умру я.

Начиная с седьмого все остальные дни я последовательно вычеркнул размашистыми крестами: так выплеснулось отчаяние после того, как десять дней назад я увидел границу отмеренной мне жизни.

Я положил фломастер обратно на стол и вышел их комнаты. Стараясь ни о чем не думать, впихнул в себя завтрак и опять покатил на станцию.

По дороге мне попалась стайка ребятни из начальной школы. Сначала я принял их за четверых друзей, которые радостно идут в школу, но вдруг увидел, что один из мальчиков несет сразу четыре портфеля, а трое остальных шагают себе, не обращая на него внимания. Тот, который тащил все сумки, натянул кепку почти до носа, угрюмо смотрел в землю и еле переставлял ноги.

Я проехал совсем близко. Скорее всего, над мальчишкой издеваются сверстники, но меня это не касается. Удачи ему. Я пожелал про себя, чтобы ему хватило сил, а сам поднажал на педали.

Как обычно, на велопарковке перед станцией пересекся с Кадзуей. Число у него над головой уменьшилось на один. Мы сели на поезд и отправились в школу.

– Сегодня заседание кружка, – сказал друг, цепляясь за поручень, когда вагон, качнувшись, тронулся.

– Ну, такое себе заседание, мы все равно просто книжки читаем, – подтрунил я.

Вагон опять качнуло, и ремешок поручня впился в запястье.

Наш литературный кружок никак не ограничивал участников: вся его деятельность сводилась к тому, что мы читали что и когда хотели и обсуждали все на свете. Из участников туда записались только мы с Кадзуей, и куратор предупредил, что, если в течение года не найдем еще хотя бы одного человека, нас закроют. Впрочем, через три месяца двое текущих участников все равно умрут, так что, думаю, судьба кружка и так решена.

– Ничего не знаю, я вот пишу сейчас.

– Что-то новое?

– Угу.

Никто никогда такого даже не предполагал, но Кадзуя полюбил писать. Чтения ему не хватало, так что он еще в средней школе начал придумывать свои истории. Мне тоже давал почитать, что получилось, и писал он довольно интересно, к тому же неплохим слогом. В девятом классе он даже в конкурсе победил. Хотя у него имидж крутого парня, на самом деле интеллектом он отнюдь не обделен.

– Не помню: я уже говорил, что бросил это дело, потому что все равно нет таланта?

– Талант не главное. Я теперь считаю, что куда важнее усердие.

– Очень на тебя похоже, Кадзуя.

– А то! – Он рассмеялся.

Я сразу вспомнил, как он прямо так и написал в выпускном сочинении средней школы, что метит в писатели. Как жаль, что этой мечте не суждено сбыться…

В средней школе он ходил в футбольную секцию. Уже в седьмом классе попал в основной состав и даже заслужил футболку со звездным десятым номером. Я думал, он и в старших классах продолжит заниматься спортом, а он вместо этого организовал литературный кружок. Я, конечно, удивился, но раз он решил, что пойдет в писатели, то остается только снять шляпу перед его целеустремленностью.

– Я вот думаю прогулять, – пробормотал я.

Жаль, конечно, портить человеку настроение, но разве не глупо тратить время на кружок, когда жить тебе осталось меньше трех месяцев? Это, кстати, в равной степени относилось и к нему.

– Ну ты чего? Мне будет неловко один на один с новым членом клуба! Приходи. Я думал: как хорошо, что нас теперь не закроют. А если ты бросишь, то какой тогда смысл?

Ах да, он и правда вчера что-то такое писал. Вылетело из головы совершенно.

– Надо же, чтобы тебе – и неловко? Это кто к нам прибился?

– Куросэ из класса «Д». Про характер толком ничего сказать не могу, – замялся с ответом Кадзуя.

Когда такое говорит человек, который сразу и ко всем находит подход, значит, и правда кто-то загадочный.

Я пока и собственных одноклассников не всех по именам запомнил, а ребят из других параллелей и подавно не знал.

Остаток дороги прошел как обычно. Кадзуя без умолку трещал, а мой взгляд постоянно возвращался к цифрам над его головой, поэтому я старался смотреть не на него, а в окно, только поддакивал время от времени и что-нибудь вежливо переспрашивал. И вот мы добрались до школы.

Я опять все занятия читал. Начал детектив, по мотивам которого весной собирались выпускать кино, и закончил его к середине третьего урока. Звонок прозвенел еще до того, как у меня в душе окончательно улеглись впечатления. Когда начался четвертый урок, мне еще не хотелось приступать к следующей книжке, поэтому я продолжил смаковать послевкусие.

Да, фильм по такому сюжету очень хочется посмотреть, но я уже не дождусь весны. Собственно, даже зиму не переживу. Пожалуй, обиднее всего именно то, что не посмотрю экранизацию.

Но вот уроки закончились, и мы с Кадзуей отправились в кабинет, выделенный под наш кружок.

Наш школьный комплекс состоял из трех корпусов: главного, северного и южного. Литературный кружок занимал самый дальний кабинет – на третьем этаже южного корпуса. Он не соединялся с главным напрямую, поэтому приходилось тащиться через улицу.

По дороге мы болтали ни о чем. С нашим кабинетом соседствовал фотокружок, а к нему, в свою очередь, примыкала лаборатория оккультных исследований. В коридоре висела такая тишина, что откуда-то издалека даже доносилась гитара – думаю, с репетиции поп-группы.

У нас по центру кабинета стояло шесть парт, а у дальней стены – стеллаж, набитый книгами. Нас никто не ждал. Кадзуя сел за один из столов и вытащил из сумки маленький ноут.

– Будешь писать?

– Ага. Хочу податься на конкурс, а там заявки заканчивают принимать в ноябре.

Я выбрал со стеллажа книгу поинтереснее и устроился за партой по диагонали от друга.

– О чем пишешь?

– Главному герою с суицидальными наклонностями предсказывают, сколько ему осталось жить. Все начинается с того, как он радуется, что теперь не надо самому ничего делать, чтобы умереть, – объяснил Кадзуя, не отрывая взгляда от экрана и не прекращая печатать. Он вздохнул.

– Вот как? И что в итоге?

– Пока не решил.

– В смысле? Разве такие вещи не продумывают до начала работы?

Кадзуя мне сам рассказывал, что сначала надо составить общий сюжет и прописать фабулу. Мол, иначе книга рассыплется.

Почесав в затылке, он ответил:

– Обычно да, но времени мало, так что я решил додумывать на ходу.

– Ого. Запаришься ты с этим.

– И не говори.

Больше он не проронил ни слова и молча печатал дальше. Я принялся за чтение. В кабинете шелестели страницы и стучали клавиши.

Но спустя всего несколько минут приятную тишину прервали. Распахнулась дверь, и на пороге выросла девушка с длинными волосами, такая худая, что внимание невольно притягивали острые коленки, торчавшие из-под клетчатой юбки. Ее глаза тут же впились в меня.

– Извините… У нас тут литературный кружок, – объяснил я девушке, которая не спешила отводить взгляд.

Спустя несколько мгновений она бросила только: «Знаю» – и села на место в углу.

– А! Ты, видимо, наша новенькая? Куросэ-тян⁶, это Арата, мой одноклассник и друг детства. – Кадзуя, видимо, заметил мой недоуменный взгляд и беззаботно представил нас друг другу.

Я был совершенно сбит с толку, потому что ни секунды не сомневался, что новый член нашего клуба – парень.

Наши с Куросэ взгляды встретились, и она кивнула:

– Маи Куросэ. Приятно познакомиться.

– Арата Мотидзуки. Взаимно.

После обмена минимальными любезностями она достала из сумки книгу, обернутую в дополнительную обложку, и углубилась в чтение.

Так что теперь мы занимались каждый своим делом уже втроем. Кадзуя буравил взглядом монитор, мы с Куросэ читали. На самом деле атмосфера в кружке мне показалась неожиданно уютной и я неплохо провел время.

– Все. Сегодня больше не пишется, – наконец прервал молчание Кадзуя.

Он закрыл ноут, лег на парту и уснул.

Сразу после этого новенькая тоже закрыла книжку и поднялась.

– На сегодня пойду.

– Угу… Эм… Спасибо, что составила компанию.

Перед тем как уйти, она еще раз обернулась на нас. Мне показалось, что ее кошачьи глаза проникли мне в самую душу, и сердце пропустило удар.

Она молча ушла. А я понял, почему мой друг не смог сказать о ее характере ничего определенного.

В субботу я никуда не пошел: засел дома за приставкой.

– Осталось восемьдесят семь… – пробормотал я, убивая очередного монстра.

Тыкая в кнопки на пульте, я размышлял о том, не преступно ли вот так прожигать последние три месяца жизни? С другой стороны, а что можно успеть за такой короткий срок? Я думаю, жить обычной жизнью и утопать в безделии по выходным, пока над жизнью не опустится занавес, – самый правильный план действий. Очень в моем стиле, и ровно так я бы провел это время, если бы ничего не знал, к тому же я не видел смысла заставлять себя вытворять что-то экстраординарное.

Я поставил игру на паузу, развалился на кровати и задумчиво уставился в белый потолок.

Зачем вообще люди появляются на свет? Зачем мы живем?

С тех пор как у меня появилась эта дурацкая способность, я постоянно забивал голову бесплодными размышлениями и риторическими вопросами. А уж теперь, когда цифры появились над моей собственной головой, я и вовсе крепко призадумался над этим. Но, увы, сколько ни думал, понял только, что никакого определенного вывода нет и быть не может. Однако мысли навязчиво вращались по кругу.

Как насчет Кадзуи? Навскидку мне кажется, сам бы он сказал, что живет, чтобы писать и стать писателем. По крайней мере, легко готов представить такой ответ. А новенькая в нашем кружке, Куросэ? Я ее пока толком не знаю, поэтому самовольно решил за нее, что ей, наверное, нравится вкусно поесть, и на этом заставил себя отвлечься от бесплодных мыслей.

Небо за окном темнело, и я вздохнул. Вот и еще один бесполезный день подходит к концу. Когда окончательно свечерело, я вяло задернул шторы.

Наступил понедельник. Число над моей головой снизилось уже до восьмидесяти пяти. Я наблюдал, как медленно, но верно тает отведенный мне срок, и начинал беспокоиться, не сойду ли с ума. Решил, что буду по возможности избегать зеркал, и поехал в школу.

По дороге мне опять попался тот же мальчишка с четырьмя портфелями.

Я затормозил. Но не потому, что побоялся в него врезаться, а потому, что и над его кепкой зависли цифры.

Он, кажется, испугался, когда за его спиной скрипнули тормоза, пошатнулся и шлепнулся на пятую точку.

Я не разглядел его лица из-под козырька кепки. Но вот он неуклюже поднялся, поднял портфели и пошел дальше.

С каждым шагом над его головой подрагивало 97.

Может, он не выдержит издевательств и покончит с собой? Говорят, в последнее время такие случаи участились даже в начальной школе. Но меня все это не касается. Какая вообще разница, что случится после того, как я умру?

Я вновь нажал на педали: пора на станцию.

– Арата, привет! Прикинь, я вчера будильник забыл поставить! К счастью, сам проснулся в обычное время. Повезло! – Кадзуя, которого я встретил на парковке и над которым колебалось зловещее 80, широко улыбнулся.

Как же завидно, что он ничего не знает. И одновременно его очень жалко.

– Круто. Я бы точно проспал, – просто ответил я, защелкивая замок. Сегодня уже без проблем: видимо, антиржавчина сделала свое дело.

Почему-то при виде его обратного отсчета меня грызла совесть. Какой-то червячок точил душу. Я старался не смотреть в его сторону и поскорее нырнул в терминал.

Когда только я обнаружил в себе эту странную силу, то задумался: предположим, от болезни спасения нет. Но вдруг мне под силу уберечь человека от несчастного случая или самоубийства? Однако меня пугала мысль о расплате.

В книжках и фильмах на этот сюжет расплатой за спасение одной жизни становится либо гибель другого человека, либо смерть самого спасителя. В общем, ничего хорошего. И я так боялся подобного финала, что даже не пытался толком кому-то помочь.

Хотя вру: как-то в восьмом классе я, пусть и случайно, но все-таки спас одну жизнь. Увы, как я и опасался, мне это принесло сплошное горе.

* * *

В один ясный осенний денек по дороге из магазина я проходил мимо сквера. Там перекидывались бейсбольным мячом двое мальчишек, заметно меня помладше.

Над головой одного из них я увидел ноль. Огонек его жизни неистово плясал, готовый вот-вот потухнуть.

Я застыл на месте и не отрывал от игры взгляда.

Вскоре мячик вылетел на дорогу, и мальчик с нулем на голове за ним погнался. Тем временем в нашу сторону с очевидным превышением скорости мчался грузовик.

В следующий миг я понял, что произойдет. Буквально увидел наяву.

И прежде, чем успел что-то сообразить, подставил мальчику подножку. Тот упал. Грузовик проехал, и рев мотора вскоре затих. Ноль над головой мальчишки испарился без следа.

Так я спас человеку жизнь. Пусть я не почувствовал, будто сделал что-то особенное, но по всему выходило, что я только что переписал судьбу. На миг на сердце посветлело.

Но тут же, как я и опасался, мне пришлось расплатиться за это.

– Ты что с моим сыном сделал?! – закричала женщина и отвесила мне затрещину.

От удара разъяренной матери я осел на землю.

Мальчик сломал руку и рассек подбородок, пришлось даже накладывать швы.

Я спас ему жизнь и думал, что заслужил хотя бы доброе слово. Вместо этого на меня посыпались шишки, крики и упреки.

Никто не знал, что иначе бы мальчик погиб, и получилось, как будто я по злому умыслу травмировал ребенка.

Мама заплатила компенсацию, и дело не дошло до судебного разбирательства, но оставило у меня на душе незарастающий шрам. Мама никогда не сердилась, но тут даже она на меня накричала, и я долго проплакал у себя в комнате.

* * *

С тех пор я перестал вмешиваться в вопросы жизни и смерти. Поэтому не собирался спасать ни Кадзую, ни себя.

Если честно, когда только заметил цифры, то в первую очередь подумал, как не хочу умирать. Любой на моем месте приложил бы все усилия, чтобы избежать этой участи и выручить друга. Но меня останавливал прошлый опыт. Сколько людей я бросил в беде и не протянул им руку помощи, хотя и знал, как плачевна их участь? Так какое же у меня тогда право делать исключение только для себя любимого? Поэтому я спрятал жажду жизни в дальний уголок души и решил, что покорно приму жестокую судьбу.

Вот и еще один учебный день прошел за чтением. После уроков мы пошли в кабинет кружка. Дома старший брат Кадзуи слушал музыку на полную катушку, и друг признался, что дома сосредоточиться на тексте не получается.

Однако, едва открыв ноутбук, Кадзуя пожаловался:

– Ну вот, опять вдохновения нет. Все-таки не умею я писать крупную форму.

– А разве это в первый раз?

– В первый. Раньше я писал одни рассказы. Да, только на малую форму меня и хватает…

– Мм. Похоже, длинные тексты – это сложно.

– Некоторые считают наоборот, так что даже не знаю.

Я только хмыкнул. Я-то вообще стопроцентный читатель, и мне его страдания никогда не понять.

Стоило мне выбрать очередную книжку со стеллажа и начать читать, как дверь открылась.

Это пришла Куросэ. Она молча заняла то же место, что в прошлый раз, достала из сумки книгу в дополнительной черной обложке и углубилась в чтение.

Кадзуя писал, мы читали. Удивительно, но в нашем кружке, кажется, время текло медленнее. И вдруг мне стало интересно, что за книга у новенькой.

– Куросэ, что ты читаешь?

От удивления она вздрогнула. Заложила страницу пальцем и, как будто стесняясь, положила книгу на стол названием вниз.

– Ну, просто книгу.

– А жанр какой?

– Не уверена. Что-то вроде детектива. – Она заметно нервничала. Неужели какая-то жесть, к которой девчонки обычно не притрагиваются?

– Судя по реакции, порнография, – вставил свое веское слово Кадзуя, прекращая печатать.

– Стала бы я такое в школе читать! – возмущенно возразила девушка.

Я про себя подумал: «А вне школы стала бы?» – но вслух не спросил.

– Что-то у меня сегодня дело не идет. Арата, пойдем в караоке?⁷

– Угу, я не против.

– Ура! Тогда вперед! – Он захлопнул крышку ноутбука и поднялся.

Я из вежливости предложил:

– Куросэ-сан⁸, пойдешь с нами?

– А можно? – с неожиданным энтузиазмом отреагировала она.

Я был уверен, что откажется. Но девушка смотрела на меня сияющими глазами.

– Н-ну конечно. Пойдемте втроем.

И мы пошли. Все-таки прав Кадзуя: совершенно непонятно, какая она.

Как только мы заняли кабинку в караоке у станции, Кадзуя первым схватил микрофон и запустил какой-то популярный трек. Он отлично пел и покачивал в такт головой, а цифры над его головой трепетали от каждого движения.

– Кадзуя-кун⁹ красиво поет! – восхищенно заметила Куросэ на второй песне.

– Угу. Себе что-нибудь поставишь? – Я протянул ей планшет, с которого мы управляли системой, но девушка покачала головой:

– Мне не надо.

– Ну ладно.

Мы с другом пели по очереди. Хотя ладно: пел в основном он. Куросэ заказала себе дынного лимонада и молча за нами наблюдала. У Кадзуи, видимо, накопился стресс, потому что заказывал он в основном энергичные песни, на которые, пока споешь, потратишь тонну калорий.

Часа через полтора я спросил:

– Куросэ, почему ты записалась в литературный кружок? Просто любишь книги?

Мы уже попросили счет, и Кадзуя отошел в уборную, поэтому надо было чем-то заполнить паузу. Честно говоря, меня не особо интересовал ее ответ.

– Просто… Интересно стало.

– Что именно?

Но к тому времени, как Куросэ собралась с мыслями, вернулся Кадзуя.

– Всё, по домам! – скомандовал он жизнерадостно – оттого ли, что выпустил весь пар и спустил лишнее давление? А Куросэ в итоге так ничего и не сказала.

– Куросэ-тян, нам на станцию. До встречи!

Новенькая ездила в школу на велосипеде. Так что перед терминалом мы распрощались.

– Ребят… – Вдруг услышал я тихий голос и обернулся.

Кадзуя, видимо, не обратил внимания и ушел вперед.

– Что такое?

Начинался час пик, и поток пассажиров заметно вырос.

Куросэ что-то сказала, но за шумом толпы я не разобрал ни слова.

– Прости, что?

Она опустила глаза и помотала головой. Ей хотелось что-то сказать, но она просто запрыгнула на велосипед и уехала.

А я, кажется, догадался, в чем дело. Наверняка влюбилась в Кадзую. Она же сказала, что ей «стало интересно». Видимо, стало интересно, что он за человек, вот она и записалась с ним в один кружок. За Кадзуей с давних пор табуном увивались поклонницы, поэтому, подозреваю, Куросэ и хотела задать мне пару-тройку вопросов.

Когда девушка скрылась из виду, я нагнал друга, который уже ушел вперед. Думал сказать ему про чувства Куросэ, но потом решил, что это не слишком тактично, и молча встал с ним в очередь на посадку.

Дома я проглядел в интернете вакансии. Мне осталось жить всего-то три месяца. Я гадал, чем их занять, и в конце концов решил, что надо позаботиться о маме, поэтому придумал завести щенка. Уж не знаю, утешит он ее или нет.

Вчера мы наткнулись в телевизоре на передачу о животных, и мама обмолвилась, что хотела бы собачку. Я прикинул, что накоплю на питомца за два месяца, а остаток денег станет подспорьем для моих похорон. Вообще, что-то я за всю жизнь ничем не помог маме. А так – не самый плохой конец. Поэтому я заинтересовался вакансиями.

– Привет! Я дома! – устало крикнула из коридора мама.

Она у меня медсестра и по выходным еще в ресторане подрабатывает. У нас мало денег, поэтому после школы я думал сразу устраиваться на работу, но мама убедила, что сначала надо окончить университет. А пока работала на износ, чтобы скопить нужную сумму¹⁰. Ну ничего: через три месяца этот груз с нее спадет и станет полегче. От моей смерти всем будет лучше.