Kitobni o'qish: «Кодекс целителя»

Новая жизнь начинается именно в тот момент, когда для старой внутри больше нет места.

Ошо

Дождь падал откуда-то сбоку, словно хмурое небо вдруг накренилось и вместе с ним покосились старые тополя во дворе, острая крыша дома напротив и узкая мощёная улица за высокой решёткой забора.

– Мей, ты меня слышишь? Áрден убит, – требовательно повторила Со́гар. – Твой муж мёртв.

Я выпрямилась, отёрла воду со лба и отрешённо посмотрела на громогласную бабищу, словно та была прозрачной и через неё просвечивали дома в серой косой мороси. Моё имя за полгода в О́рлисе так никто не выговорил правильно. Впрочем, не особо и пытались.

– Слышу. Их вéзиль попал в засаду бандитов, Ро́нир и Арден погибли в перестрелке.

Согар приблизила ко мне своё плоское лицо, похожее на большой белый блин. Все гидáрцы поначалу казались мне одинаковыми, огромными, белыми и плосколицыми. Широко расставленные глаза, едва обозначенные светлые брови и ресницы, короткие, вдавленные носы. Арден был точно такой же… был.

– Правильно про вас, кирéек, говорят – бездушные деревяшки. Другая бы в рёв, а ты только глазищи вылупила. Хотя бы попрощаться с ним не забудь, бревно бесчувственное! Их тела лежат в доме Собраний, мы своих не бросаем.

А если бы бандиты подстрелили меня, мой труп оставили бы валяться на дороге? Я – не «своя», я чужачка, приблудыш, кирéйская гадюка, бесовское отродье. За прошедшие шесть месяцев я собрала приличную коллекцию эпитетов, которыми меня щедро наградил Орлис. И это при том, что за эти полгода я выходила из дома от силы десяток раз, и только в компании Ардена.

– Спасибо, лéтта Геру́н. Я похороню мужа в соответствии со своей верой.

– Вздумала тоже! Знаю я вашу веру – покойников на кострах жжёте! Тьфу! – Согар презрительно сплюнула на мокрую брусчатку двора, плевок растёкся белой кляксой. – Брось свои кирейские штучки! Завтра с утра служитель Богини проведёт обряд, и тела предадут земле, как положено.

Взгляд суровых светлых глаз остановился на моём огромном животе и потеплел.

– Уйди с дождя, дурёха, простудишься. Не хватало ещё навредить малышу.

Безразлично кивнув, я не двинулась с места. Согар развернулась и зашагала, чеканя шаг. Здоровая, крепкая, плотная, выше меня на голову, а в плечах шире втрое. Истинная гидарка, такая и за себя постоит, и с любой работой шутя справится, и за праздничным застольем любого мужика перепьёт. Грубоватая, но прямая и честная, по сравнению с остальными жительницами Орлиса, она проявляла ко мне неслыханное дружелюбие. Её муж служил в отряде Ардена, и, не сомневаюсь, Согар была наслышана о кирейской жене командира. Тем не менее она со мной разговаривала, а не кривила презрительно толстые губы, как большинство орлисских дам. Не шипела в спину: «ведьма», не пихала локтями якобы нечаянно, сталкиваясь на улице. Я провожала светлую фигуру до тех пор, пока она не завернула за угол, и только после этого вернулась в дом.

В своей комнате я поняла, что насквозь промокла. Сколько я стояла под дождём? Десять, пятнадцать минут? Согар не скупилась на подробности, когда расписывала нападение бандитов на регулярный рейд пограничников. Шерстяная кофта пропиталась водой, тонкая блузка под ней отсырела, с верхнего слоя юбки на пол стекали ручьи. Местная одежда так и не стала для меня привычной. Ранней весной, как сейчас, я предпочла бы обтягивающие лосины, длинную тунику, лёгкое пальто и высокие ботинки. Так одевались на моей родине, которой больше не существовало. В доме Собраний месяц назад повесили новую карту Гидо́рии – Кирéя превратилась в провинцию Ого́рийской империи, Гидáру отошла южная часть Северного Предела.

Мокрую одежду я сняла, отжала над раковиной в ванной и повесила сушить. Быстро переоделась в сухое, такую же свободную блузку и длинную юбку. Тяжёлый живот мешал, перетягивал вперёд. По словам лекаря, до родов мне оставалось недели три-четыре. Ребёнок Ардена вёл себя тихо, почти не толкался, словно, подобно мне, не хотел привлекать к себе внимание. Косу я расплетать не стала – просохнет и так, слишком много с ней возни. Когда-то густые золотисто-каштановые волосы ниже пояса были предметом моей гордости, теперь они стали досадным напоминанием о другой жизни. К сожалению, Арден прятал от меня ножницы, впрочем, как и все острые предметы. Наивный… Самое безрассудное, на что бы я решилась, – отрезала бы косу. Даже не потому, что Отрешённый запрещал убивать: вряд ли я смогла бы причинить вред отцу моего ребёнка.

Арден погиб. Новость оглушила. Я не испытывала ни облегчения, ни торжества. Да и с чего бы? Со смертью мужа жизнь для меня менялась в худшую сторону. В Гидаре вдовы не наследовали имущество, оно переходило к ближайшему родственнику мужского пола. У Ардена не было родных, у меня тоже. Значит, Совет управителей Орлиса назначит опекуна и подождёт до рождения ребёнка. Если родится мальчик, собственность отца перейдёт ему, а право распоряжаться наследством он получит только после совершеннолетия, в шестнадцать лет. Девочка же так и останется под опекой до своего замужества, невестой с хорошим приданым. И в том и в другом случае всем будет управлять опекун, а я превращусь в приживалку, которую терпят из милости. Незавидная участь.

Дождь почти перестал, небо заметно побелело. Плотные свинцовые тучи отползли к западу и уступили место более рыхлым и бледным, похожим на грязный пух. По весеннему времени темнело поздно, я вполне могла бы дойти до дома Собраний и вернуться засветло. На похоронном обряде завтра утром мне лучше не присутствовать – соберётся половина Орлиса, не дай Отрешённый, ненароком толкнут и навредят ребёнку. Не то чтобы я так страстно жаждала попрощаться с Арденом, но, пока я здесь живу, нельзя давать повод ненавидеть меня ещё сильнее. Я надела тёплую кофту, нечто среднее между коротким пальто и жакетом с подкладкой и поспешила вниз.

Спускаться по крутой лестнице в последний месяц стало сложно. Ступенек из-за огромного живота я не видела, цеплялась за скользкий полированный верх перил, поэтому не сразу заметила служанку-катизску. Арден представил её как Áнжи – исковерканное катизское имя Э́йнжи. В отсутствие Ардена она приносила мне в комнату подносы с едой и молча мерила меня колючим взглядом карих с зелёными крапинками глаз, напоминавших мне мамины бусы из яшмы. Долгое время я принимала Анжи за немую, пока случайно не услышала её резкий, визгливый голос с характерной картавостью южанок. Полагаю, до моего нежданного-негаданного появления в доме она была любовницей мужа, во всяком случае, норовила то невзначай прижаться к нему в коридоре, то потереться крутым пышным бедром. Арден молча отшвыривал её прочь, словно надоевшую вещь. Сейчас Анжи с перекошенным от ненависти лицом перегородила мне дорогу.

– Это правда?! – подалась она вперёд.

– Что именно? – переспросила я, тяжело дыша после спуска.

– Что Áри… Ари убили…

Надо же, оказывается у Ардена было ласковое домашнее имя.

– Да, правда. Они встретили бандитов, вступили в перестрелку. Пуля попала Ардену в глаз, смерть наступила мгновенно.

Жуткие подробности, которые красочно описала Согар, я опустила. Но и этого хватило, чтобы Анжи побледнела, прижала руку к груди и залилась слезами.

– Ари… как же так… что ж теперь…

Вряд ли она ожидала ответ на риторические вопросы, поэтому я осторожно отцепилась от перил и двинулась дальше. Однако Анжи опередила меня – вскинулась и засверкала раскосыми глазами.

– Это всё ты, ты! Гадина, ведьма!

Каким образом, по мнению отставной любовницы, рядовая перестрелка в приграничье связана со мной, я слушать не собиралась. Сделала ещё одну попытку разминуться с загородившей проход катизской. Безуспешно. Анжи наступала, потрясая маленькими смуглыми кулаками.

– Кирейская гадюка! Влюбила, околдовала! Из-за тебя Ари искал смерти! Мало тебе было забрать его сердце, да?

Я заставила себя отвернуться и смотреть в стену. Говорить что-то в таких случаях бессмысленно, всё равно не услышат. Нужно подождать, пока истерика пройдёт.

– Будь проклята ты и твоё отродье! Мерзкая тощая тварь!

Кулак Анжи врезался мне в бок. Острая боль обожгла и словно подрубила ноги. Я рухнула на колени и чудом не растянулась на полу. Катизска со всей силы пнула по моему животу носком вышитой домашней туфли и, не сомневаюсь, на этом бы не остановилась, но из кухни на шум выглянула пожилая кухарка, Ари́са.

– Что ты творишь, дура! Летт Арден тебе голову оторвёт! – Кухарка подскочила к нам и оттащила Анжи в сторону. – С ума сошла?

Анжи на удивление быстро забыла про меня, обвила Арису руками и жалобно, с подвыванием зарыдала.

– Ари уби-или-и!.. Ари-и-и!..

Перед глазами у меня кружились жёлто-зелёные пятна, внизу живота пульсировала жгучая боль. Встать удалось не сразу. Перила находились далеко, а за стену, обитую шёлком, было не ухватиться, пальцы соскальзывали. Ариса не пыталась мне помочь, она утешала Анжи, гладила её по голове, словно обиженного ребёнка. Наконец я поднялась на ноги и увидела выражение лица кухарки: Ариса злорадно скалилась.

– Успокойся, Анжи, деточка, милость Богини с тобой. А ведьму кирейскую защищать больше некому, отольются ей твои слёзы… Что пялишься? – грубо бросила она мне. – Ты теперь в этом доме никто. Родишь ребёнка – мы тебя быстро на место поставим. Полы драить будешь, ясно?

У меня хватило выдержки ответить ей холодной усмешкой:

– Ты не Совет управителей города, Ариса. Дом летта Лири́на не твоя собственность, чтобы указывать, кому какое в нём место.

Нет, я не надеялась, что управители вступятся. Просто не могла позволить, чтобы меня начали шпынять в первые же минуты после смерти Ардена. Поэтому я загнала боль поглубже и медленно пошла к двери, несмотря на то что хотелось бежать без оглядки и никогда не возвращаться. Слуги меня не любили, я и раньше это знала, но при Ардене они не осмеливались проявлять свою неприязнь открыто. Та же Ариса никогда не поднимала головы и предпочитала помалкивать.

После дождя тёплый весенний воздух напитался влагой. Брусчатка во дворе уже начала подсыхать, зато лужи на улице больше напоминали озёра. У меня не было сил их обходить, и туфли то и дело зачерпывали воду. Боль не унималась, напротив, с каждым шагом разгоралась всё сильнее, словно мой кроткий ребёнок обернулся хищным зверем и рвал меня изнутри клыками. Но я привычно сжала зубы и упрямо брела вперёд. Никто не поверит, что мне плохо, скажут, как Согар, что я бездушная дрянь. Когда я добралась до центральной городской площади, с меня градом лился пот, даже чулки промокли, хорошо, что под двуслойными гидарскими юбками ничего не видно.

Двери в дом Собраний были распахнуты настежь и подпёрты стульями. В нижнем зале, где обычно проходили открытые заседания Совета управителей, собралось неожиданно много народа. Мебель сдвинули к стенам, два стола поставили в центре и застелили белой траурной тканью. Поверх водрузили тела погибших, в пальцы скрещённых на груди рук вложили статуэтки Богини. Ронира я хорошо помнила ещё с приграничья, крупный рослый мужчина, но по сравнению с моим мужем он казался недомерком. Великанское тело Ардена Лирина еле умещалось на широком и длинном столе. Лобастая голова, бычья шея, руки вдвое толще моей ноги и ноги размером с бревно, даже одежда не скрывала рельефные мускулы. Кровь с бледного лица тщательно вытерли, веки опустили, и Арден выглядел так, словно просто прилёг отдохнуть и уснул.

Несмотря ни на что, я не желала ему зла и давно подавила ненависть. Пусть Отрешённый судит, куда отправить его мятущуюся душу – на Небеса или в Бездну. Пытаясь не думать о собственной боли, я читала молитву по усопшим и старалась не шевелить губами – вдруг решат, что я призываю бесов. Во всей Гидории одна Кирея по-прежнему чтила древнего Бога. Мир уже несколько веков поклонялся юной Богине, покойников не сжигали, а закапывали в землю. Новая вера учила, что однажды души умерших вернутся из Небесных Чертогов и мёртвые воскреснут.

– Ты глянь-ка, приползла, змеюка! – услышала я за спиной громкий шёпот.

– Ни слезинки! Верно говорят – у киреек вместо сердца камень!

– Ведьма! Не иначе, наколдовала Ардену смерть!

Оглядываться не стала. Какой смысл? С первого дня в Орлисе из меня сделали ведьму, а чувства Ардена приписали колдовству. Нет, Гидар не повторял имперский бред о попрании истинной веры и опасной ереси. Люди на севере были достаточно разумны и понимали, что громкими лозунгами Огория прикрыла захват крошечной мирной страны. Стремительно развивающейся империи стало тесно между непроходимыми горами на востоке, песками Кати́за и Нéйсским морем. Кирею завоевали за несколько дней – нам нечего было противопоставить огромной армии и знаменитому гидарскому огню. Только отношение ко мне не имело ничего общего ни с войной, ни с верой.

Высокая грузная летта в белом окинула меня цепким, презрительным взглядом.

– Летта Лирин, почему вы не в трауре? – строго произнесла она.

– У меня нет траурной одежды.

Собственный голос прозвучал жалко и сдавленно. Сказать ей правду – что все вещи покупал мне Арден, а он не думал о собственной скоропостижной кончине? Боль становилась всё сильнее. Она переместилась в низ живота и скручивала внутренности в плотный, горячий узел. Схватки?

– Вы позорите память вашего мужа, – подхватила полная летта в расшитой бисером белой кофте. – Летт Лирин великодушно сделал из вас честную женщину, а вы платите ему неуважением!

Честную женщину?.. Я закусила губу – и для того, чтобы не наговорить лишнего, и чтобы справиться с болью. С каждой минутой стоять становилось труднее. По ногам что-то потекло, похоже, отходят воды. Получается, я всё же рожаю. Но почему же боль не отпускает ни на секунду, разве так должно быть?

– Что вы с ней разговариваете, летта Ромéр, – сквозь зубы процедила старуха с волосатой бородавкой на расплющенном носу. – У неё нет души, она отдала её, чтобы обрести свою бесовскую красоту.

Дикая боль мешала мне сосредоточиться и что-либо ответить. Я переступила с ноги на ногу, беспомощно огляделась в поисках того, за что можно было бы ухватится, и неуверенно шагнула к стене. Тут же раздался истошный визг.

– Кровь! Из неё течёт кровь!

На том месте, где я стояла, образовалась тёмная, мерзко пахнущая лужа. Это точно неправильно… Вида крови я не переносила и зажмурилась, но меня всё равно затошнило.

– Ведьма рожает!

– Лекаря! Позовите лекаря!

Какая-то рослая женщина вцепилась в мой локоть и потащила к выходу.

– Давай, дурёха, иди, пока ноги держат! Здесь недалеко. Да помогите же кто-нибудь!

С другой стороны меня подхватила та самая летта в кофте с бисером. Я послушно сделала шаг – и вдруг сорвалась куда-то в спасительную темноту.

***

Шурх-шурх.

Странные еле слышные шорохи будоражили, мешали наслаждаться покоем. Пришлось открыть глаза. Приятный полумрак, ровные квадраты деревянных панелей на потолке. Растительный орнамент по краям и стилизованная роза посередине, на лепестках которой красиво играли блики света.

Шурх-шурх-шурх.

Я попробовала пошевелиться. От жгучей боли осталось лишь вполне терпимое тянущее ощущение внизу живота. Голова слегка кружилась, в остальном я чувствовала себя сносно. Лежала на чём-то мягком под тонким одеялом и даже была переодета в сорочку с длинным рукавом. Несмотря на слабость, я приподнялась на локте и огляделась. Незнакомая богато убранная комната, дорогая мебель, плотно задёрнутые портьеры на окнах, благородный блеск парчовой ткани. В кресле вполоборота ко мне сидел человек, неяркое сияние лампы обрисовывало узкое плечо и прядь белых волос. Видимо, какие-то его действия и издавали эти тихие звуки.

Резко вернулись воспоминания. Очень осторожно я нащупала живот. Опавший и мягкий. Я родила? Но где тогда ребёнок? Мои движения не прошли незамеченными – человек повернулся.

– Лежите смирно, летта.

Неприязнь в его голосе царапнула, но не удержала от вопроса:

– Что с моим ребёнком?

– Умер, – прозвучал сухой ответ. – Вы тоже находились на грани, летта.

Не показалось – ни капли теплоты или сочувствия.

– Где я?

– В доме летта Гиво́ра.

– Давно я здесь?

– Второй час.

Он поднялся и отложил в сторону книгу, которую читал. Получается, я слышала шелест переворачиваемых страниц. Бесшумно подошёл ко мне. На лоб легла рука – такая же холодная, как и его тон.

– Вам нужен покой. Спите.

Хотелось возмутиться, но глаза закрылись сами собой.

***

Второе пробуждение произошло намного будничнее.

– Мей! – заорала под ухом Согар. – Мей, ты живая?

На этот раз у меня получилось сесть. Я находилась всё в той же комнате, только теперь портьеры раздвинули, и в окна беспрепятственно вливались потоки яркого солнца.

– Слава Богине, – выдохнула Согар. – Оклемалась. Ты соображаешь али как?

Во рту пересохло, и я хрипло выдавила:

– Соображаю.

– Летта Герун, вы не слишком торопитесь? – прозвучал мягкий бархатный голос. – Юная летта едва не вознеслась в Небесные Чертоги. Стоит ли её тревожить?

Я отыскала взглядом источник голоса, и дыхание сбилось. Внушительная фигура Согар заслоняла невероятно красивого молодого мужчину. Такой же светлокожий блондин, как все гидарцы, в отличие от остальных он не выглядел ни плоским, ни бесцветным. Безупречно правильные черты, ровные дуги бровей, прозрачные тёплые серо-голубые глаза в обрамлении пушистых золотистых ресниц, яркие выразительные губы и доброжелательная улыбка.

– Доброго дня, летта Лирин. Меня зовут И́рвин Гирéл. Как вы себя чувствуете?

Он слегка растягивал гласные и приглушал «эр» – или уроженец Рексо́ра, или долго жил в столице. В пользу этого свидетельствовала и причёска: в приграничье стриглись коротко, а блестящие волнистые волосы Гирела свободно спадали на плечи.

– Благодарю вас, очень хорошо.

Гирел просиял.

– Да, Тэйт творит чудеса. Вытаскивает людей из Чертогов и Бездны! Ни о чём не беспокойтесь, летта, поправляйтесь, набирайтесь сил. Вы моя гостья. Ванная комната прямо напротив спальни, там же уборная. Звонок для вызова слуг рядом с дверью. Если что-нибудь понадобится, они к вашим услугам. Пока я оставлю вас с леттой Герун, но попозже обязательно ещё загляну.

С его уходом в комнате словно потемнело.

– Ишь какой! – одобрительно выдохнула вслед Гирелу Согар. – Столичная штучка, не чета нашим воякам. Ты обязана ему жизнью, Мей. Хотя не знаю, может, тебе лучше б было помереть, – грубовато добавила она.

Уточнять: «Почему?» – я не стала, вместо этого спросила:

– Как я очутилась в этом доме?

– Тебя беспамятную принёс целитель. Они с леттом Гирелом приехали вчера в Орлис и остановились у летта Гивора… Мей, дурёха, что ж ты не уберегла дитя! Ведь это твой ребёнок, кровиночка! Ладно, мужа ты не любила, а деточка-то в чём виновата?

Ни в чём. Именно это я повторяла про себя последние полгода, потому и терпела, и старалась загасить ненависть к Ардену. К счастью, Согар не ждала от меня ответа.

– Утром совещались управители. Ты – законная жена Ардена, но прав на наследство не имеешь, и родственников у тебя нет. Родила бы ребёночка, тогда другое дело, могла бы остаться при нём, а так, считай что ты никто. Решили выделить тебе пособие, чтобы ты могла вернуться домой.

– Домой? – усмехнулась я.

Если верить газетам, на завоёванных землях имперцы успешно насаждали свои порядки. Мой родной Лио́рр, столица Киреи, ныне являлся центром Кирейской провинции Огории. В империи меня ожидала лишь одна участь – рабство, причём в буквальном смысле этого слова. Мне некуда было возвращаться – моего дома не стало.

– Я принесла твои вещи, – Согар указала пальцем куда-то за спину. – С боем отобрала у жадных баб, прости их Богиня. Вцепились, что клещи в собачий бок, тьфу! – она огляделась и не решилась сплюнуть. – Повезло, что летт Гирел тебя приютил, иначе тебе и перебиться было бы негде. Дом Ардена перешёл городу, завтра на торги выставят.

Она внимательно осмотрела меня.

– Словно и не помирала вчера, румянец, вон, во всю щёку. Целители своё дело знают. Коли ты не собираешься возвращаться на родину, всё равно уезжай из Орлиса. В содержанки ты не пойдёшь, больно гордая, а приличной работы тебе здесь не дадут. Анжи и вовсе со свету сживёт. Вот в других городах ты вполне можешь устроиться, где силы особой не требуется. Продавщицей в магазин, разносчицей в ресторан, на крайний случай прислугой.

С трудом подавила невольный протест. Служанка, конечно, лучше, чем рабыня, и не в моём положении быть разборчивой, только внутри всё переворачивалось от одной мысли. Да и смогу ли я прислуживать? Попробовать перебраться в Нейсс? Там женщине легче получить работу, да и до границы с королевством отсюда недалеко.

– Благодарю за совет, летта Герун.

Согар сердито фыркнула.

– Вот же чванство кирейское! Не будь ты такой, и в Орлисе бы прижилась. Ты же нос задираешь, словно Богиня! Арден тебе нехорош, все тебя недостойны. А сама-то? Только и есть, что красивое личико да глаза ведьмовские, мужиков с ума сводить. Ничего не умеешь, ни к чему не приспособлена. Как теперь жить будешь, дурочка, – без мужа, без дома, без денег? Надо же умудриться так упасть, чтобы ребёночка в утробе убить!

Негодование перевесило здравый смысл.

– Я не падала. Анжи ударила меня кулаком в бок.

– Ври давай, – поморщилась Согар. – Анжи и Ариса сказали, ты спешила, под ноги не смотрела и грохнулась с лестницы. Их двое, ты одна.

Она была права. Мне никто не поверит, даже если я пойду к управителям и заявлю о нападении. Ударь меня Анжи в живот ножом – тогда бы катизска не отвертелась. В Гидаре строгие законы, за попытку причинить вред беременной сажают в тюрьму. С другой стороны, кто помешает Анжи заявить, что я сама пыталась избавиться от ребёнка? Ариса поддакнет, и накажут уже меня.

– Летта Герун, ещё раз благодарю вас.

Для воспитанных людей это означало: «Всего доброго, ваш визит подошёл к концу». Согар лишь хмыкнула.

– Ты погоди меня выпроваживать. Слушай, Мей, что я тебе скажу. Летт Гирел – представитель от Совета управителей Гидара, он с проверкой объезжает приграничье. Этот целитель, что спас тебе жизнь, вроде как с ним. Ох и тип! Языкатый, словно бесова тёща! Лекаря, у которого ты кровью истекала, обложил так, что наши мужики присвистнули! А потом тебя на руках до самого дома нёс, хотя самого соплёй зашибить можно… Ладно, не о том речь. Похоже, летта Гирела ты необычной красотой зацепила, раз до сих пор в мягкой постели нежишься. Так и не разочаровывай его, пусти в ход своё колдовство, хе-хе. Глядишь, Гирел тебя с собой в Рексор заберёт, ничего и придумывать не придётся.

Я содрогнулась. Мне прямым образом намекали, что лучшее будущее для меня – стать любовницей влиятельного столичного летта. Отрешённый, за что?! Не было сил ни плакать, ни спорить, я просто откинулась на подушку и прикрыла веки.

– Летта Герун, кажется, вы утомили больную, – раздался сухой негромкий голос. – Я вас провожу.

Человек с книгой, судя по всему, – тот самый целитель, которому я обязана жизнью.

– Не слепая и не убогая, дорогу найду, – отрезала Согар. – Отдыхай, Мей.

Едва её тяжёлые шаги стихли, я перестала притворяться. Целитель стоял со сложенными на груди руками и беззастенчиво меня разглядывал. Слишком юный, и выглядел бы ещё моложе, если бы не суровое, надменное выражение лица. В тёмных глазах отчётливо читалось презрение, тонкие губы досадливо кривились. Так смотрят на раздавленную крысу, прежде чем выбросить.

– Добрый день, летта, – спокойный холодный тон противоречил взгляду. – Мне нужно вас осмотреть.

Представляться он не собирался. Закатал рукава белоснежной шёлковой рубашки, размял длинные изящные пальцы. От гидарца в нём были лишь волосы – густые, светло-пепельные, стянутые в небрежный хвост. Остальное – хрупкое сложение, смуглая кожа, острые скулы, резкие черты – выдавало кровь Нейсса. К полукровкам, как ни странно, Гидар относился благосклонно, ни в чём не ограничивая в правах. К тому же целителей слишком ценили, считая отмеченных этим редким даром избранниками Богини.

– Добрый день, летт. Это… обязательно?

Сознавать, что он будет касаться моего тела в интимных местах, было невыносимо. Кто угодно, только не он, не с этой брезгливой гримасой.

– Я тратил на вас время не для того, чтобы вы умерли от осложнений. – Он стянул одеяло и задрал сорочку.

Его руки лишь выглядели хилыми, сила, с которой он раздвинул мои бёдра, поразила меня. Я сжалась, ожидая боли. Но прикосновения пальцев оказались лёгкими, почти ласковыми. На осмотр он потратил менее пяти минут.

– Сегодня вам придётся лежать. Не пейте много – часто вставать по нужде нежелательно. Есть исключительно жидкое… Впрочем, я сам дам указания.

Целитель развернулся и пошёл к двери. Я поспешно одёрнула сорочку и окликнула его:

– Летт!

Он повернул голову – медленно, словно нехотя.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что…

– Свою благодарность можете высказать Ирвину – я выполнял его просьбу, – грубо перебил меня целитель. – Мне вы ничего не должны.

Нарочито громкий хлопок двери отозвался горечью. До этого дня я была уверена, что все целители – особенные, милосердные, великодушные люди. Ведь Богиня избрала их, чтобы облегчать человеческие страдания.

Кажется, я ошибалась.

***

Как бы целитель ко мне ни относился, распорядиться о еде он не забыл. Минут через десять служанка в жёстком накрахмаленном фартуке принесла поднос с едой – жидкий суп-пюре и кувшин с морсом. При этом она смотрела на меня с такой ненавистью, что я всерьёз забеспокоилась – не плюнула ли она мне в тарелку.

– Летт Тэйт приказал проследить, чтобы вы поели, – ледяным тоном произнесла служанка.

Тэйт. Гирел тоже упоминал это имя – странное и для гидарца, и для нейссца. Значит, так зовут целителя. Служанка поставила поднос на стул рядом с кроватью, отошла к окну, скрестила руки и впилась взглядом похлеще портновской булавки. Неприятно, но не более того.

– Спасибо, летта.

Только сейчас я поняла, насколько голодна. С удовольствием проглотила бы две таких порции и не отказалась бы от ломтя хлеба, но попросить добавки постеснялась. Служанка забрала пустую тарелку, оставила кувшин и стакан и удалилась с видом оскорблённой добродетели. Тяжёлый, полный до краёв кувшин мне поднять не удалось – мелкая, однако жестокая месть. Очень хотелось пить, и смотреть на морс, до которого я не в состоянии дотянуться, было невыносимым.

Раздался негромкий стук в дверь, и в комнату вошёл Гирел. Невольно я залюбовалась идеальной фигурой. Все ранее виденные мною гидарцы были как на подбор: мощные, рослые, плотные, с впечатляющей мускулатурой. Возможно, это объяснялось тем, что Орлис располагался в приграничье, а в приграничных городах большинство жителей – солдаты. Гирел при высоком росте сохранил грацию и изящество, сшитый по фигуре тёмно-синий костюм подчёркивал узкую талию и прекрасную осанку. Очаровательная улыбка оживляла совершенные черты лица.

– Летта Лирин, не помешаю?

– Никоим образом.

Гирел заулыбался ещё ослепительнее. Бросил взгляд на полный кувшин, пустой стакан, наполнил стакан морсом и подал мне.

– Благодарю вас, летт Гирел.

Заставила себя выпить морс не залпом, а маленькими глоточками. Вспомнились правила хорошего тона, вспыхнуло запоздалое смущение за то, что я в одной сорочке с чужого плеча. К тому же наверняка похожа на чучело – неумытая и с растрёпанной косой.

– Могу я присесть?

– Разумеется, летт Гирел.

– Я был бы крайне признателен, если вы станете звать меня по имени – Ирвин. И без всякого стеснения будете обращаться с просьбами, – мягкий, мелодичный голос обволакивал, словно пуховое одеяло. – Насколько я понял, у вас нет близких людей в Орлисе.

– Это очень великодушно с вашей стороны, летт Ирвин.

– Просто Ирвин, а то я начинаю чувствовать себя дряхлым старцем.

– Тогда тоже прошу вас: не летта Лирин, а Мэй. – Собственное имя отозвалось тоской по утерянному прошлому. – До замужества Мэ́йлин Луéрр.

– Мэй, – он повторил почти правильно, немало меня удивив. Обычно гидарцы смягчали гласные до привычного им «е». – Вы из центральной части Киреи?

– Из Лиорра.

Какой светский диалог. Главное – сдержаться и не добавить, что мой родной город, столицу Киреи, сожгли стихийники Гидара, и именно эта страшная демонстрация силы позволила Огории завоевать нашу страну без единого выстрела. Пусть кто-то считает такую войну гуманной и оправдывает Гидар выполнением условий договора с империей. Я не могу с ними согласиться. Не их семья сгорела в том огне.

Ирвин почувствовал перепад моего настроения и сменил тему.

– Вы прекрасно говорите по-гидарски, Мэй. Совсем без акцента.

– У меня была большая практика, к тому же ваш язык, в отличие от нейсского, достаточно простой, – заметила я.

Он изумился:

– Неужели вы знаете нейсский?

– Моим учителем был уроженец Скело́сса, – ответила я по-нейсски.

– Увы, мой нейсский не настолько хорош, – развёл руками Ирвин. – Зато я неплохо говорю по-огорийски, – произнёс он на языке империи.

– У вас отличное произношение, – я тоже перешла на огорийский.

– Я два года жил в Северном Пределе. – В прозрачных глазах загорелся интерес. – А какие ещё языки вы знаете?

– Катизский и диалект предгорий.

– То есть, все существующие в мире? Невероятно! Вы учили языки с какой-то целью?

– Отец, – слово далось с трудом, – торговал со всеми государствами, даже с мятежными княжествами. Предполагалось, что я стану ему помогать.

– Очень дальновидно, – похвалил Ирвин и подлил морс в стакан. – Отдыхайте, Мэй, и ни о чём не беспокойтесь. Тэйт сказал, вы отлично восстанавливаетесь.

Упоминание о целителе заставило меня вздрогнуть. К счастью, Ирвин этого не заметил, солнечно улыбнулся на прощание и вышел. Я почувствовала, что устала. Доброжелательный, воспитанный, привлекательный, Ирвин Гирел всё равно невольно напомнил мне о том, что именно Гидар помог империи разрушить мою жизнь. Жизнь, о которой сохранились лишь воспоминания.

***

Внутренний садик в центре дома вечером превращался в излюбленное место отдыха для всей семьи. Посреди миниатюрного пруда из живописной горки камней бил маленький фонтан, цитрусовые деревья давали приятную полутень. За мной прислал отец, и я не ожидала застать здесь брата. Даже не знала, что Лáйден вернулся! Он вскочил и нежно поцеловал меня.

– Мэй, малышка, чудесно выглядишь!

– Спасибо, ты тоже, – я оглядела безупречно выбритое загорелое лицо. Какой всё-таки Лайд красивый! Неудивительно, что в него влюблены все мои подруги без исключения. – Поездка удалась?

– Да, всё прошло отлично… Присядь, Мэй. Нам с папой нужно с тобой серьёзно поговорить.

Нетерпеливо дёрнула плечом, но послушно присела. Неторопливо журчала струйка воды в фонтане, солнце падало сквозь листву кружевной сетью. Серьёзно поговорить – это о чём? Неужели Кэйл сдержал слово и посватался? Вот дурак! Я же шутила!