Kitobni o'qish: «Влюбленный астроном»

Антуан Лорен

Shrift:

Antoine Laurain

LES CAPRICES D’UN ASTRE

Published by arrangement with Editions Flammarion

Перевод с французского Елены Головиной

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

Отзывы СМИ

Антуан Лорен – блестящий рассказчик.
Figaro

Тонкий, остроумный, трогательный… очаровательный маленький шедевр.
Huffington Post

Настоящая литературная жемчужина.
Times

Невероятные приключения, капризы судьбы, магическая сила любви. Квинтэссенция французской романтики.
Telegraph

* * *

Посвящается Гийому Лежантилю (1725–1792), неудачливому астроному и честному человеку. Настоящему герою

Солнце – это тень Бога.
Микеланджело

* * *

26 марта 1760 года Гийом Жозеф Гиацинт Жан-Батист Лежантиль де ла Галазьер, астроном Королевской академии наук, поднялся на палубу пришвартованного в Лорьяне 50-пушечного корабля «Ле Беррье», готового взять курс на Индию. Когда военное судно покидало французский порт, Лежантиль едва успел мертвой хваткой вцепиться в мачту – его лакированные туфли с серебряными пряжками так скользили по отполированным доскам палубы, что он чуть на ней не растянулся. Правой рукой он придерживал на голове черную фетровую треуголку; бретонский ветер раздувал полы его голубого сюртука и кружевное жабо его жилета. Начиналось долгое и опасное путешествие. В те времена, прощаясь с человеком, отправляющимся в путь через моря, никто не знал, удастся ли свидеться с ним снова. Для исполнения миссии, порученной Его Величеством королем Людовиком XV, Гийом Лежантиль подходил как никто иной: ему предстояло проследить за прохождением Венеры перед Солнцем и с помощью телескопов и других астрономических инструментов рассчитать расстояние – не предполагаемое, а реальное – между небесным светилом и Землей.

Небольшая планета, носящая имя богини любви, совершает прогулку перед солнечным диском с довольно необычной цикличностью: промежуток между двумя ее очередными транзитами составляет восемь лет, после чего наступает перерыв продолжительностью… 122 года. Затем снова два транзита с промежутком в восемь лет, и еще один перерыв – на 105 лет. Этот ритм: 8 – 122 – 8 – 105 – сохраняется неизменным с момента возникновения Вселенной.

Гийом Лежантиль самым тщательным образом подготовился к проведению уникальных наблюдений, которые намеревался осуществить в Пондишери 6 июня 1761 года, то есть спустя год с лишком после отбытия из Франции. Возможно, он станет первым, кто измерит точное расстояние между светилом и голубой планетой.

Все было рассчитано до мельчайших деталей. И все пошло не так.

«Вы живы.
Вы дышите.
Все хорошо.
Вы сидите. Почувствуйте вес своего тела, тяжесть своих ног и рук. Прислушайтесь к звукам вокруг себя».

В наушниках смартфона звучал знакомый успокаивающий женский голос. Он повторялся на каждом сеансе. Ксавье Лемерсье добрался до пятнадцатого, прослушивая по одному в день. Медитация называлась осознанной. Он открыл для себя эту практику в тот период, когда пытался бросить курить. Ксавье никогда не интересовался медитациями и в принципе относился со сдержанным скепсисом к подобным упражнениям, подозревая, что они основаны на всякой эзотерической ерунде с привкусом мистики в стиле нью-эйдж и грошовом шаманизме. «Вообразите, что вы лисица… Ощутите внутри себя цветок… Обратите свое сердце к вечной планете Гее, матери-кормилице всех живых существ…» Но программа, которую он скачал из интернета, не имела с этой чушью ничего общего. Просто вы в течение получаса старались замедлить сумасшедший бег неприятных мыслей, назойливых, как жужжание осы. Привычка слушать «голос», произносящий умиротворяющие фразы, стала приносить Ксавье почти такое же удовольствие, как бокал холодного аперитива на залитой солнцем террасе кафе после рабочего дня. На тридцать минут в день он почти забывал о своих проблемах, что было для него своего рода подвигом.

«Теперь ни о чем не думайте и займитесь телесным очищением».

Телесное очищение состояло в том, чтобы мысленно пройтись от пальцев ног до затылка, обращая особое внимание на точки дискомфорта. Ксавье регулярно отмечал у себя болевые ощущения в пояснице и спазмы в желудке.

В последние два месяца его не отпускало беспокойство. Дела в его агентстве недвижимости шли ни шатко ни валко. Сделок по необъяснимой причине удавалось заключить все меньше. Да, цены на жилье в Париже к 2012 году поднялись и не собирались снижаться, но число клиентов, намеренных купить или продать квартиру, таяло на глазах. Обычные показатели – уровень потребления домохозяйств, покупательная способность, ситуация на бирже – не менялись, значит, дело было не в них. Все «акторы рынка», как их нынче именуют, сходились в одном: ничего особенного не происходит. Наиболее крупные сохраняли – или делали вид, что сохраняют, – безмятежность, самые мелкие и уязвимые начинали всерьез волноваться. Агентство «Лемерсье и Брикар» существовало уже два десятка лет. Ксавье с товарищем открыли его по окончании бизнес-школы и занялись куплей-продажей недвижимости в Париже и ближайших окрестностях. К своим сорока семи годам Ксавье остался его единственным владельцем. Если клиент спрашивал «месье Брикара», Ксавье неизменно отвечал, что тот в отъезде; ему казалось, что две фамилии на вывеске придают конторе солидности и намекают на наличие дружной и компетентной команды сотрудников.

Брюно Брикар, его вечно «командированный» партнер, два года назад неожиданно решил вернуться к корням. Он устал от жизни в большом городе, от пробок и плохого воздуха и предложил другу выкупить его долю. За деньги, вырученные от продажи парижской квартиры, Брюно приобрел в Дордони огромное – восемнадцать гектаров земли! – поместье, куда перебрался с женой и двумя детьми, планируя устроить в нем гостиницу. В последние месяцы работы в агентстве Брюно убеждал Ксавье последовать его примеру, подкрепляя свои рассуждения многочисленными графиками, результатами исследований и прогнозами, согласно которым города скоро задохнутся от токсичных выбросов, потому что автомобили плодятся, как тараканы. Наверное, в словах Брюно была доля истины, но Ксавье не представлял себе жизни в деревне. К тому же у Брюно была семья – в отличие от Ксавье. После мучительного развода с Селиной он больше не женился, а с сыном – одиннадцатилетним Оливье – виделся по заранее оговоренным дням. Когда он изложил эти аргументы партнеру, тот лишь печально кивнул. «Да, – пробормотал он, – у тебя все сложнее».

Ксавье не покидало ощущение, что его жизнь покатилась не туда, хотя сказать, в какой именно момент это случилось, он не смог бы. Он все чаще чувствовал себя одиночкой без перспектив. Он продавал людям, располагавшим средствами и полным воодушевления, квартиры, в которых они заживут счастливой жизнью, для него отныне недоступной.

«На самом деле никаких трудностей нет.
То, что вы считаете проблемами, чаще всего ваши собственные мысленные построения. Вы тревожитесь на пустом месте. Это бесполезно и только мешает вам.
Избавьтесь от этих переживаний».

* * *

Никаких особых трудностей в морском путешествии нет – если не считать того, что корабль взлетает на волне высотой с дом, а потом так же стремительно падает вниз. Ну и морской болезни. И клаустрофобии. Капитан «Ле Беррье» Луи де Вокуа по просьбе герцога де ла Рийера окружил астронома всяческой заботой. Да, во время шторма лицо у Лежантиля приобретало зеленоватый оттенок, а взгляд делался пустым, и молился астроном чаще, чем матросы, но, стоило выйти солнцу, а морской глади успокоиться, он проявлял себя как прекрасный спутник. Кроме всего прочего, астроном приносил большую пользу, потому что благодаря своим измерительным инструментам добывал для капитана сведения, не отраженные ни на каких картах. Лежантиль наблюдал за движением звезд и Луны и рассчитывал маршрут, с точностью до нескольких морских миль указывая верное расстояние до континента. Огромный установленный на треножнике телескоп из меди и латуни, сияющий, как золотой, который служил астроному для наблюдений, вызывал у де Вокуа искреннее восхищение. Гийом Лежантиль предложил ему приложить глаз к небольшому круглому окошечку и направил объектив на полную Луну. У капитана перехватило дыхание: спутник Земли оказался так близко, что его кратеры виднелись так же ясно, как маяк Сен-Мало в день захода в порт. В другой раз капитан заметил в небе какую-то светящуюся полоску, которая уже полчаса как будто следовала за кораблем, о чем тут же сообщил ученому. Тот немедленно принес еще одну зрительную трубу, покороче первой, и установил ее всего на одной ноге. «Это комета», – сказал Лежантиль. Чуть прищурив глаз, он почти различал ее хвост. Всю следующую неделю он не выпускал из рук компас и гусиное перо и заполнил записями несколько тетрадей, вычисляя скорость движения кометы. Эта задачка привела его в веселое расположение духа, а благоприятная погода и приближение к мысу Доброй Надежды заставили забыть обо всех своих страхах и даже о морской болезни. Он обедал и ужинал в каюте капитана, угощаясь восхитительной жареной рыбой, какой никогда не пробовал во Франции. Однажды утром команда «Ле Беррье» даже поймала в сети кальмара размером с лошадь: его щупальца протянулись вдоль всего корабля, от носа до кормы. Матросы топорами разрубили его на куски, а кок вылил в тяжелые чугунные котелки целый бочонок вина и в этом бульоне сварил кальмара. В тот же вечер вся команда наслаждалась нежным, с привкусом йода, мясом гигантского моллюска. Этот неожиданный улов дал повод вспомнить о всевозможных морских чудовищах, изображенных на разных гравюрах, – то ли подсмотренных в природе, то ли плодах воображения их авторов. По словам матросов, в водах близ мыса Доброй Надежды, обдуваемого всеми ветрами, изредка замечали ужасного монстра Каракака. Сам капитан никогда его не видал, но хорошо представлял себе со слов других моряков. Он снял с полки толстенный том, на обложку для которого пошла кожа как минимум двух здоровых свиней, и раскрыл его на нужной странице. Гийом Лежантиль склонился над книгой: с гравюры на него смотрела гигантская, размером с «Ла Беррье», скорпена. Рыбина разевала пасть, в которой запросто поместились бы ворота раз в пять больше тех, что закрывают вход в Версальский дворец, а из головы у нее фонтаном била струя воды. Если ему доведется повстречаться в море с таким страшилищем, сказал капитан, он будет молить Господа о спасении. После чего перекрестился и с громким хлопком закрыл книгу.

Несколько дней спустя – корабль уже огибал южную оконечность Африки – Лежантиль вышел на палубу. Не успел он приблизиться к лееру, как из пучины показалась огромная серая туша; ее могучие просоленные бока играли мускулами. В тот же миг из головы создания вырвался фонтан, поднявшись метров на пятнадцать ввысь. Сердце астронома пропустило удар: у него перед глазами ожила картинка из книги. Сейчас ужасный Каракак проглотит их суденышко.

Астроном никогда не видел китов. Даже на рисунках. А теперь они кружили вокруг корабля, поливая фонтанами воды и левый борт, и правый. Матросы радостно приветствовали их и распевали воинственные песни. Это немного успокоило Гийома Лежантиля. Он достал из жилетного кармана очки в тонкой металлической оправе, изготовленные по его заказу стекольщиком Маржисье, который полировал линзы для его телескопов. Стекла очков были черными, как чернила, что позволяло смотреть в них на Солнце, не испытывая неудобства. Гийом думал о своей жене Гортензии, оставшейся в Париже. Ей придется ждать его почти полтора года. Он представил себе, как она сидит в тишине их квартиры и своими нежными ручками вышивает на салфетке какой-нибудь изысканный узор, а он в это время качается на волнах в компании кашалотов. Астроном улыбнулся. Сколько всего он расскажет ей, когда вернется в Париж! В тот же миг порывом ветра с него сорвало черную фетровую треуголку. Его головной убор опустился на спину одного из китов и тут же взлетел в воздух под напором мощной струи.

* * *

Ксавье часто думал о Селине. С ней все пошло не так. Кто мог вообразить, что чудесные минуты их первого свидания через двенадцать лет обернутся встречей в зале суда и объявлением о расторжении их брака? История старая как мир и в самой своей банальности непоправимая. Отсутствие оригинальности означало, что нет и не будет никакой лазейки, ни одной самой маленькой щелочки, в которую могла бы проникнуть случайность и неожиданно все изменить. Нет, статистика неумолима: каждый второй брак кончается разводом. Цифры безжалостны, как асфальтовый каток. Один шанс из двух. После тяжелого расставания, в последние месяцы отравленного откровенной злобой, минуло три года, но Ксавье продолжал по несколько раз в неделю о нем вспоминать. Когда голос говорил ему: «Если ваши мысли блуждают, мягко, но настойчиво переключите их на собственное дыхание» – он точно знал, куда его приведет это блуждание: в коридоры Дворца правосудия, в общество его адвоката мэтра Мюрье и адвоката Селины мэтра Геринона, а также лжесвидетелей со стороны Селины, и эти последние заявят, что Ксавье – настоящий домашний тиран, из-за которого его жена и сын живут в постоянном страхе. А еще – требование немыслимой суммы алиментов. А еще – запрет видеться с сыном весь первый год. А еще – беспрестанные попытки настроить Оливье против отца, внушая мальчику, что именно Ксавье виноват во всем. В то трудное время Брюно здорово его поддержал. Им удалось продать несколько очень дорогих квартир, и это тоже помогло ему пережить шторм. Он, конечно, изрядно вымотался, зато теперь волнение на море вроде бы улеглось, и он даже начал потихоньку восстанавливать отношения с Оливье. Ксавье решил, что никогда не станет плохо отзываться о Селине перед сыном. Эта стратегия работала на него, потому что Селина вела себя по-прежнему и без устали повторяла ребенку, какой негодяй его отец. Но в последние месяцы мальчик явно начал сомневаться в ее правоте.

Звякнул колокольчик, знаменуя завершение сеанса, и Ксавье открыл глаза. Гостиную его шестидесятиметровой квартиры заливало солнце. Профессия риелтора хоть в чем-то сослужила ему службу: он сумел очень выгодно продать их прежнюю квартиру на бульваре Османа – сто тридцать квадратных метров! – и благодаря своим связям приобрести эту, в хорошем спокойном районе. Одна спальня для него, другая – для сына, плюс просторный балкон, выходящий на обычно пустующий сквер. Разве может в этой жизни произойти что-нибудь выдающееся?

Ксавье встал с кресла и потянулся. Пора было идти в агентство.

Фредерик Шамуа, его стажер, доложил, что поступило два телефонных звонка. Клиент пожелал взглянуть на квартиру: восемьдесят квадратных метров, окна во двор, шестой этаж с лифтом. Отличный вариант, который они никак не могли продать вот уже три месяца. Еще звонили новые владельцы последней проданной агентством квартиры – как раз перед тем, как дела застопорились. Мадам Кармийон жаловалась, что предыдущие жильцы не освободили стенной шкаф в передней. Она просила агентство связаться с ними: пусть поскорее заберут свое добро, потому что ей нужен этот шкаф. У них уже заканчивается ремонт, и они вот-вот переезжают.

– Вы осматривали квартиру, Фредерик? – спросил Ксавье.

– Д… д… д… д-д-да, – ответил юноша, – но я н… н… н… не помню про полный шкаф.

– Я тоже, – кивнул Ксавье, – но это не имеет значения.

Фредерик Шамуа заикался. Интенсивность его заикания менялась в зависимости от дня недели и от погоды. Ксавье заметил, что в дождь Шамуа – он обычно звал его по фамилии – заикается меньше. Правда, делиться догадками с молодым коллегой он не стал.

Ксавье отправил сообщение. Ответа не было ни в этот день, ни на следующий. Очевидно, барахло в стенном шкафу не представляло особой ценности, так что Ксавье не удивился, что прежние владельцы квартиры не подают никаких признаков жизни. Когда люди продают жилье, они не горят желанием возвращаться на старое место – им даже говорить о нем не хочется; получили деньги и перевернули страницу. Спроси их, они и не вспомнят, как выглядел их риелтор. У Ксавье зазвонил мобильник. На экране высветилась надпись «Банк Маркандо».

– Месье Лемерсье, добрый день! – поздоровался сотрудник банка. – Скажите, месье Лемерсье, вы в Париже или за границей?

– Я в Париже, у себя в агентстве, – ответил Ксавье.

– Так я и думал, – сказал банковский служащий. – С вашего счета только что были списаны 650 евро. Ваша карта подверглась хакерской атаке из Гонконга. Я занимаюсь этой проблемой, месье Лемерсье. Я вам перезвоню.

* * *

«Пираты! Пираты! Пираты по правому борту!» Матросы бросили свои дела и задрали головы к сигнальщику, который сидел в большой корзине на марсе. Этот молодой парень, вооруженный подзорной трубой, осматривал горизонт, особое внимание обращая на флаги кораблей, идущих встречным к «Ле Беррье» курсом.

Гийом Лежантиль выбежал из каюты с телескопом под мышкой, быстро установил прибор на треногу и направил объектив на горизонт. Вскоре его взору предстало выступающее над гладью воды массивное судно – размером меньше, чем «Ле Беррье», но все же довольно крупное. Астроном поднял взгляд к вершине мачты и обнаружил развевающийся на ней флаг с черепом и двумя перекрещенными костями.

– Он поворачивает! – крикнул сигнальщик. – Он идет на нас!

Капитан встал рядом с астрономом и направил на горизонт свою подзорную трубу. Гийом Лежантиль ждал от него каких-нибудь ободряющих слов, но тот хранил молчание. Но вот он опустил подзорную трубу и скомандовал:

– Полборта право! Грот ставить!

Матросы мгновенно подхватили и передали дальше его слова, и судно начало разворот. Гийом Лежантиль закрыл глаза. Воображение живо нарисовало ему звероподобных беззубых громил, с ног до головы покрытых татуировками и шрамами. Они станут его бить, сорвут с него шелковые и бархатные одежды, выкинут в море астрономические инструменты, а потом завяжут ему глаза и под оскорбительный хохот и плевки заставят идти по перекинутой через борт доске. Доска у него под ногами закачается, и он рухнет в воду, как мешок. Плавать он не умеет, а значит, вскоре утонет обессиленный, если раньше его не разорвут на куски хищные рыбы. И все это – из-за каприза звезды, которая в виде маленького шарика через год с небольшим пройдет перед солнечным диском.

– Сейчас мы устроим этим безумцам органный концерт! Пушки на правый борт! – крикнул капитан.

– Пушки на правый борт! – подхватили матросы, и палуба покачнулась, когда они бросились дружно подкатывать к борту дека могучие орудия. Двадцать пять портов открылось одновременно, словно окна в доме, и из них высунулись наружу разогретые духотой трюма морды двадцати пяти пушечных стволов.

– Подпустим их поближе, – с сардонической улыбкой сказал капитан, достал из кармана глиняную трубку и с полнейшим спокойствием принялся ее набивать. – Аромат табака отлично сочетается с запахом пороха, – пояснил он и чиркнул красивым кованым кресалом об отполированный кремень. В чашу трубки мелким дождем посыпались искры, воспламеняя ее содержимое. Капитан несколько раз пыхнул трубкой – запахло пряностями и костром – и негромко добавил: – Месье Лежантиль, мой глубокоуважаемый пассажир, заткните, пожалуйста, уши.

* * *

Вход в дом преграждала тяжелая дубовая дверь – из тех, что открываются с характерным щелчком, стоит ввести в кодовый замок нужные цифры. За такой дверью обычно располагается похожее на коридор пространство, выходящее во двор; с правой стороны устроено что-то вроде будки для консьержа. От каменных стен коридора обычно веет холодом; здесь темно, и выключатель приходится искать на ощупь. Одним словом, так выглядит типичный подъезд дома в османовском стиле, сохранившего свои оригинальные черты.

Ксавье стоял на тротуаре возле входа, поджидая клиентов, желающих посмотреть квартиру: восемьдесят квадратных метров, окна во двор, шестой этаж с лифтом. Он следил глазами за парами, пересекающими перекресток, пытаясь вычислить чету Пишар. Пока он разговаривал с ними только по телефону. В его профессии стало обычным впервые встречаться с клиентами только для посещения конкретного объекта. Предварительные договоренности все чаще осуществляли по электронной почте. Мир как будто терял материальную основу.

В голубом небе ярко светило солнце. Ксавье прищурился и достал из кармана солнечные очки со стеклами черными, как чернила. Пары с перекрестка шагали мимо, и Ксавье почувствовал себя часовым, зачем-то охраняющим подъезд дома, в котором не живет – ни в собственной, ни даже в арендованной квартире. Он здесь, так сказать, проездом – заключит сделку, получит комиссионные, и все. Он никогда не узнает, что за люди обитают по этому адресу, как у них проходят собрания собственников, ладят ли они с соседями, радуются ли солнышку в своем дворике. На третьем этаже, если верить блестящей латунной табличке, сияющей, как золотая, живет врач-терапевт, но Ксавье никогда не увидит лица доктора Зарницкого. Он прикинул: сколько раз, явившись раньше времени на встречу, он вот так стоял у подъезда, бренча в кармане ключами от квартиры и держа в руке папку с технической документацией. Точно, как часовой. Да, сотни раз. Все-таки в его работе есть нечто странное. Чужие люди открывают ему доступ к своей частной жизни. Продажа дома или квартиры – это не пустяк. Ты как будто расстаешься с частью своей жизни, частью своих воспоминаний – а иногда и со всей жизнью целиком. Ты закрываешь за собой дверь, зная, что больше никогда не откроешь ее вновь. В те недели или месяцы, что велся поиск покупателей, владельцы квартир делились с ним личными историями, рассказывали о своих родителях, дедах и бабках, женах или мужьях. Сменяются поколения, недвижимость переходит из рук в руки, и нынешние жильцы обычно ничего не знают о предыдущих. Недавно Ксавье прочитал статью, заставившую его глубоко задуматься. В ней говорилось, что 85 процентов современных людей ничего не знают о своих предках, живших за 150 лет до них. Поначалу его поразила эта цифра, но потом он сообразил, что и сам относится к этой категории людей: он понятия не имел, кем были и чем занимались его предки в 1862 году. В семье о них никогда не упоминали, по всей видимости, из-за полнейшей неосведомленности. А что насчет тех, кто жил еще раньше?

Несколько месяцев назад он оказался по делам в дальнем квартале района и, только толкнув дверь подъезда, осознал, что уже бывал здесь, когда вел переговоры о продаже одной из первых для агентства квартир. И каких! Дом постройки 1970-х, 120 квадратных метров плюс 80 квадратных метров садика, панорамные окна во всю стену. Как ни удивительно, располагалось это чудо на втором этаже. Он отлично помнил, что продал тогда эту квартиру, но сейчас, двадцать лет спустя, ее продавали совсем не те люди, которые ее у него купили. Квартира с садиком вернулась на рынок и снова попала к нему. В садике по-прежнему росло черешневое дерево, и владелец квартиры предложил ему угоститься – в точности как предыдущий. Черешня была такой же вкусной и сладкой, как и в первый раз. Дерево продолжало спокойно цвести и плодоносить, тогда как люди рядом с ним менялись. Ксавье захотелось сказать, что это место ему уже знакомо, но он сдержался и промолчал.

– Месье Лемерсье?

Он оглянулся.