Kitobni o'qish: «Пару штрихов тому назад»

Shrift:

Между двух гроз

I

Человеческая память – странная штука. Свидетельства событий относительно недавних дошли до нас частью отрывочно, часть вовсе лишь в общих чертах, а о том, что было еще каких-то восемьсот или девятьсот лет назад, мы знаем во многом благодаря устным рассказам, передающимся из поколения в поколения. Рассказы эти от столетия к столетию изменялись, каждый стремился запомнить их из дедовских уст, а затем передать своим внукам. То ли память подводила рассказчиков, то ли времена были такие сказочные, но от раза к разу история обрастала деталями, подробностями, и догадки от вымысла и существенное от второстепенного в таких рассказах, дошедших до нас, отличить становилось все сложнее и сложнее.

Рассказывают, что на месте маленького озера, что расположилось на окраине города, раньше было кладбище. История этого кладбища туманна, как туманна и загадочна история любого мало-мальски старого кладбища, которое наверняка отыщется в любом уголке Русского Севера. Хотя нет, ошибаюсь. Ходит молва о том, что когда-то давно в деревушку, что была километрах в двадцати отсюда, пришли чужаки по последнему насту, перебили чухонцев прямо в их приземистых избушках и остановились на ночлег невдалеке. Наутро пришли крестьяне из соседней деревни – их привели те, кому удалось вырваться и убежать в лес, – дали отпор завоевателям, гнали их к болотам. Весеннее солнце нещадно слепило глаза, растапливало снег, пробуждало природу. И природа не пощадила тех, кто пришел с копьем. Чем дальше шли они в болота, тем выше было солнце, тем глубже и глубже вязли ноги в холодной весенней чавкающей трясине. Вскоре убийцы были настигнуты и перебиты на насте, который к вечеру становился толстой коркой вновь. Спросите у любой старушки из этой местности – она вам так и расскажет. А еще поведает, что на сходе было решено засыпать тела землей и песком, который брали из ближайшего оврага. Так образовалась большая яма, которая вешними водами быстро была заполнена, а на краю этой ямы возник едва заметный теперь холм. Так и появилось наше озеро.

Маленькое, круглое, словно блюдце, с песчаным дном и высоким берегом с одной стороны и небольшим болотцем с другой. Много лет прошло с тех пор, царь Петр с войском проходил мимо озера и, по рассказам, разбил тут лагерь на день для отдыха. Верить этим рассказам или нет – дело каждого. Только место это всегда слыло нехорошим. В озере местные не купались, вокруг него не селились. На одном из берегов веке в XVII возникло кладбище, чуть вдалеке вознеслись в небо купола двух церквушек.

Только ходит в народе из пары окрестных деревень и поселков слух о том, что время от времени по ночам над озером видны огни, из озерной водной глади выглядывают наконечники копий и слышны голоса. Да и лет тридцать тому назад мальчишки из городских кварталов, подступивших почти вплотную к берегам озера и кладбищу, нашли под слоем песка короткий ржавый меч с обрывком почти истлевшего за столетия кожаного ремня. Вот и все, что я знаю о нашем озере. Может и еще что-то смогу припомнить, но не сейчас, а когда-нибудь потом, когда будет возможность неторопливо перелистать назад страницы собственной памяти.

II

Конечно, я слышал эту историю. Она произошла пару лет назад. Был в нашей школе парень – я уже забыл, как его звали. Хотя нет, вру – никогда и не знал. Он не играл в приставку, не менялся картриджами, не ходил с нами на велотрек, не катался по вечерам во дворе на старом зеленом «Москвиче» отца Мишки из моего класса. Наверное, это потому, что он был младше – точно, учился в пятом, когда мы были уже в седьмом. Как-то вечером чем-то он задел каких-то старшеклассников, которые курили за школьным корпусом. Дальше никто не знает толком, что произошло. Да и старшеклассников этих не нашли. Только видел кто-то, как поздно вечером двое бежали за ним по песчаному берегу озера, что-то кричали вслед. А утром дворник с кладбища нашел парня мертвым в озере в том месте, где старая кладбищенская ограда спускается с пригорка прямо в воду. Рядом с ним был плот, наспех сооруженный из двух автомобильных покрышек, пластиковых бутылок и проволоки. Все решили тогда, что он утонул, хотя лицо у парня было разбито.

Да и к чему я сейчас все это вспоминаю? Передо мной – пакет крекера и стакан чая. Меня давно уже ждут друзья, мы собирались идти в соседний двор. Там живет Руслан – Мишка говорит, он классно танцует на руках. Не забыть бы только переписать кассету – Мишка обещал «Prodigy» дать до завтра. Вот, надо торопиться. Уже звонят в дверь.

– Саня, ну скоро ты там? – Мишка смотрел в дверной глазок со стороны лестницы, его лицо смешно исказилось, он чем-то стал похож на героев фильмов с Чарли Чаплином, неудачников, которых Чарли бьет и пинает. Мне тоже захотелось пнуть Мишку. Если бы люди только знали, как нелепо они выглядят, если на них смотреть через дверной глазок!

– Давай быстрее – мы внизу подождем, – сказал через дверь Мишка, было слышно, как хлопнули двери лифта, и в подъезде воцарилась гулкая и тревожная тишина.

Всегда поражаюсь, как Мишка все успевает. Уроки закончились часа полтора назад. Мне только-только хватило времени, чтобы дойти до дома, поесть, посмотреть телевизор. А у Мишки, я уверен, уже и готова химия на завтра и сочинение написано, и пообедал он как следует, не то что я – сосиски и чай с крекером. Конечно, немного расторопности мне – и я тоже буду все успевать вовремя, и, может, даже учиться стану лучше, чем порадую родителей. Впрочем, отцу все равно, он смотрит на это сквозь пальцы. А вот мама… За две тройки в полугодии мне опять не видать ни кроссовок, ни денег на кассеты. Ничего, у меня еще осталась почти тысяча с лета, когда для нас с Мишкой его отец организовал работу на овощном складе. Терпеть не могу эту свеклу в сетках, и без сеток тоже. Хотя заработали мы тогда в этой грязище за два месяца большие деньги.

На тумбочке громко отмерял секунды большой старый будильник. Половина седьмого. А дома нужно быть к десяти. В конце сентября всегда уже темнеет рано. Как будто и не было лета, белых ночей, когда почти не ощущаешь эту вроде бы и вполне очевидную границу между днем и вечером, вечером и ночью. Заведу-ка я будильник. А то опять остановится. Будильник давно не звонит и не будит никого по утрам. Что-то сломалось в нем, а чинить дороже, чем купить новый. Вот теперь он и стоит в прихожей и служит нам часами.

Закрываю дверь, нажимаю кнопку вызова лифта, спускаюсь вниз. И точно, как и обещали – ждут. На скамейке у парадной Мишка и еще двое из нашего класса. Не знаю, зачем Мишка вечно таскает их с собой.

– Привет, чувак, – Мишка кивнул в сторону двух парней, – они пойдут с нами к Руслану. Пусть тоже учатся.

– Да нет проблем, – ответил я, а сам, конечно, подумал совсем иначе. И хотел было сказать это, да зацепился рукавом кенгурухи за кусты. Все громко заржали. Ладно, чего уж тут возражать – тащим этих двоих зануд с собой.

Мы прошли вдоль дома, свернули к школе, к школьному стадиону. И зачем нашей школе стадион, если на нем никто ни во что не играет? И даже физрук водит нас бегать, а зимой кататься на лыжах на небольшой пустырь около озера. Стадион превратился мало-помалу в плацдарм для выгула собак, минное поле, по которому, не поскользнувшись, могли пройти только сами собачники. Пока мы шли, на середину поля вышла хромая толстая тетка с черной овчаркой на поводке. Овчарка покрутилась на одном месте, привычно выгнула хвост – и началось.

– Эй, старая дура, кто говно за твоей клячей убирать будет? – Мишка поднял с обочины пивную бутылку, замахнулся и бросил в сторону собаки. Бутылка, конечно, не долетела, шлепнулась на гравий и разлетелась на куски.

– Ты, мразь, я тебе сейчас такую дуру покажу! – заорала тетка так, что по двору прокатилось гулкое эхо. Я почувствовал, что это эхо прозвучало громче обычного. Мелькнула даже мысль, что такого раскатистого эха в городских кварталах не бывает вообще.

В самом углу двора, на детской площадке у мусорных бачков случилось оживление. Бритый высоченный парень поднялся со скамейки, отставил бутылку пива. Четверо сидящих на соседней скамейке тоже перестали тянуть пиво – и замерли в ожидании, держа бутылки перед собой.

– Олежка, не вмешивайся, я сама разберусь с этими, – крикнула тетка этому бритому, когда он уже сделал несколько шагов вперед, направляясь к нам. Два парня, которых Мишка позвал с нами идти к Руслану, попятились назад и побежали что есть силы обратно мимо стадиона за соседний длинный панельный дом.

– Идиоты, – вырвалось у меня.

Среди сидящей на скамейке четверки послышался смех, потом донеслась громкая отрыжка. Бритый сунул руку под потертую джинсовую куртку и достал кусок металлической арматуры. Мы с Мишкой ускорили шаг, насколько это было позволительно в этой ситуации – не хотелось бы, чтобы это выглядело так, как будто мы струсили и уносим свои жалкие шкуры.

Четверка на скамейке встала – только один сразу присел, приложился к бутылке, очевидно не желая из-за таких, как мы, терять заветные глотки «девятки».

– Скины, тикай, – сказал мне Мишка, – и мы побежали. Сзади был слышен топот, они не переговаривались между собой, они просто бежали за нами. Школьный стадион, тропинка, дальше за угол, мимо ларька. Прохожие недоуменно смотрели на нас. Чтобы не сбить какую-то старушенцию, пришлось сделать шаг влево с дорожки на траву. В этот момент я почувствовал, насколько неудобно мне бежать. Кроссовки тянули куда-то вниз, словно кандалы, что-то ужасно сдавливало и терло пальцы, ноги как-то странно чувствовали себя в широких штанах, как будто ног совсем не было – и в их отсутствие я пытался куда-то ползти. Но мы бежали. Вот еще двор, здесь направо, мимо разбитой и брошенной машины. Позади слышался все тот же мерный топот – они были метрах в двадцати от нас. Выпитое пиво нисколько не мешало им бежать. Тот, что был с куском арматуры, держался чуть позади. Только сейчас я заметил, что гнались за нами всего трое, а не пятеро, как сначала казалось. Вот и тротуар, проспект. Мы мчались прямо под машины, визжали тормоза, нам сигналили – а мы все равно бежали. Секунд через пять – семь позади снова послышался визг тормозов – они от нас не отставали.

– Давай разделимся, – бросил я Мишке, он сразу свернул туда, где тропинка заворачивала на пустырь за деревьями. Бежать, даже если нет сил, бежать. Вот деревья, небольшой парк. Бежать вниз, через кусты. Вот тропинка, которая ведет к озеру. Остановиться надо, хотя бы немного передохнуть. Кажется, отстали.

– Ну что, придурок, – передо мной стояли двое и тяжело дышали, – вот теперь тебе не поздоровится.

Только в этот момент я понял, что они перебежали проспект и сразу свернули вправо, к озеру, куда я в конце концов и добежал. Озеро было в нескольких шагах. Уже темнело, но пробивавшееся сквозь облака солнце отражалось в воде, и все вокруг было заметно светлее. Я споткнулся – наступил на штанину и инстинктивно сделал шаг к озеру, чтобы не упасть.

– Ты куда? Не уйдешь, – сказал тот, что был пониже, и ударил ногой мне в лицо.

Как больно. Куда деться? Ну вот, еще удар. Сколько они меня будут бить? Я уже лежал на песке, ноги чувствовали воду. Озеро было совсем близко. Я открыл глаза. Озеро, я никогда не видел наше озеро таким. Чьи-то голоса раздались совсем неподалеку. Я почувствовал еще удар. Смех. Я закрыл глаза.

– Эй, вы там его еще не добили?

– Я открыл глаза и увидел, как бритый пробирался через кусты. Здесь я рванул, резко встал, побежал по воде. Болела спина, ноги, нос не дышал, в нем хлюпало что-то густое и соленое на вкус. Как же болит спина! Еще несколько шагов – вода была уже мне по пояс. Удивительно теплая вода – надо будет тут летом как-нибудь искупаться. Наверное, теперь можно открыть глаза. Что это за голоса? Рядом стоял бритый.

– Сколько можно бегать, ты уже не жилец, тебе надо было сдохнуть еще во дворе, но ты решил все испортить. – Чувствовалось, что бритый и сам жалеет, что столько пришлось бежать, а главное – бросить недопитое пиво из-за каких-то недоносков, таких как мы с Мишкой. – Ладно, я тебя прощаю. – Бритый сплюнул в озеро и посмотрел на кусок арматуры, который был в его левой руке. А потом – удар. Арматура свистнула в воздухе, как хлыст. Ноги больше не держали. – Оставьте, хватит с него, а то еще подохнет. – Бритый вышел из воды под смех двоих оставшихся на берегу. Они направились обратно, к тропинке, кустам и проспекту.

Удивительно теплая вода. И голоса – что это за голоса? Бритый обернулся. Может, это его голос мне кажется таким? Как хорошо от воды, легко. Спина больше не болит, хочется дышать полной грудью. Прислушаться надо. Бритый тоже слышит, раз смотрит в мою сторону. Но я молчу. Куда он убегает? Зачем? Здесь так хорошо. Теплая вода, закат отражается на ее поверхности, свет как будто выходит откуда-то из глубины. Бывают такие моменты, когда отвлекаешься от всего происходящего вокруг и сосредотачиваешься только на мысли о том, как хочется жить. Ради таких вот вечеров, закатов на озере, игры лучей солнца на водной глади, шума ветра в деревьях, поскрипывания кладбищенского забора. Что за голоса мешают наслаждаться всем этим? Они становятся все громче. А солнце все ярче и теплее. Ярче, еще ярче. Солнечный свет уже слепит, и все равно он все ярче и ярче.

На тумбочке в прихожей неистово звонил старый сломанный будильник.

III

– Неужели уже утро? – Олег потянулся к будильнику и ударил по кнопке сверху. Накануне вернулся домой поздно вечером. Мать ждала его. Ужин, еще теплый, стоял на столе, заботливо прикрытый цветным кухонным полотенцем. Собака – черная овчарка – приветливо виляла хвостом, встречая в дверях. Все было как обычно, если не считать того, что из головы не выходил чей-то голос, скорее шепот. Что там были за слова? Вспомнить бы…

– Олежа, что с тобой случилось? Что-то из-за этих мерзавцев вчера? Просила же тебя, не надо было тебе вмешиваться. Хотя расспрашивать Олега было бесполезно в таких ситуациях, но мать все таки попыталась.

– Мама, я сказал, не лезь. – Олег стоял перед зеркалом и смотрел на себя, говорил сам себе под нос: «Что я наделал? Кто это шептал, пока эта падаль корчилась в воде?» – Я не пойду сегодня в школу, и вообще она меня уже достала. Зачем мне учиться, скажи? Тратить время? Я в автосервисе могу работать пару дней в неделю и зарабатывать столько, сколько ты за месяц. В армию меня теперь уже не заберут.

Мать Олега, Людмила, была еще молодой женщиной. Ее старили полнота и хроническая усталость, от которой как ни избавляйся, она все равно проявит себя – в манере одеваться, сидеть за столом, вести беседу. Радостью в жизни были Олег и овчарка Тома, которую завели пару лет назад, сразу после того, как отец Олега куда-то бесследно исчез, прихватив с собой последние сбережения.

Олег был еще совсем маленьким, когда его отец ударился в бизнес. Все складывалось на редкость удачно – и ларьки, и небольшой автосервис. В семье завелись деньги, как потом оказалось, шальные. Людмила заметила, что муж сильно изменился и продолжает изменяться день ото дня. Он стал пропадать где-то вечерами, приносить гроши, несмотря на отсутствие проблем на работе. Как-то раз вечером по дороге домой от подруги Людмила, проходя возле метро, случайно бросила взгляд за яркую, светившуюся разноцветными огнями витрину ночного клуба. Между серыми, давно не мытыми полосками жалюзи она увидела то, чего боялась увидеть больше всего на свете. На высоком барном стуле за игровым автоматом сидел ее муж. Рядом на столе стоял небольшой стакан. Привычным движением, словно он повторял эту манипуляцию сотни и тысячи раз, муж достал купюру и вставил ее в приемник автомата. Людмила прислонилась к витрине. Муж сделал несколько глотков из стакана и дернул ручку автомата. Замигали какие-то лампочки. Муж снова отглотнул из стакана и достал еще одну купюру.

Сзади послышались шаги. Людмила обернулась. Навстречу ей шел мужчина в черных наглаженных брюках и форменной светло-бежевой рубашке. «Охранник», – догадалась Людмила и отошла от витрины. В ее голове крутились мысли, одна мысль перебивала другую, все это складывалось в одну большую тревогу, неуверенность в себе. Людмила стояла на середине тротуара, прохожие шли рядом, не обращая на нее ровным счетом никакого внимания и не подозревая, что творится у нее на душе, что в этот самый момент рушится все, что было в ее жизни раньше, еще каких-то пять минут назад.

Людмила вернулась домой, тихо открыла дверь и, не зажигая свет, села на стул в прихожей. Так она просидела час или чуть больше. Пришел с прогулки Олег. Он почувствовал что-то и не стал ничего спрашивать. Они вдвоем молча ужинали на маленькой кухне. Муж в тот день не пришел вообще.

На следующий день утром в квартире раздался телефонный звонок. Людмила взяла трубку. Спросили мужа. «Его нет, и я не знаю, где он, затрудняюсь даже сказать, когда будет», – бросила Людмила в ответ. Спокойный мужской голос на том конце провода объяснил, что муж Людмилы, Евгений Вячеславович, задолжал крупную сумму своим приятелям, что прошли уже все сроки, что если он не вернет деньги, то в первую очередь пострадает семья, так как сумма крупная и ее надо непременно вернуть. «Я понимаю, я все понимаю», – ответила Людмила и повесила трубку, хотя в этот момент она не понимала ровным счетом ничего. Особенно того, как жизнь может вот так, всего за один день рухнуть, как может счастье уйти безвозвратно, убежать, улететь, умчаться.

Людмила накинула пальто, вышла на лестничную клетку, спустилась на нижний этаж и позвонила в первую от лифта дверь, обитую коричневым дерматином. На звонок вышел тучный мужчина в тельняшке и поношенных домашних тапочках на босу ногу.

– Сережа, здравствуй, – начала быстро и уверенно говорить Людмила, как будто ничего и не произошло, – у меня к тебе просьба. Я давно собиралась поставить в квартиру новую дверь. Помнишь, ты мне предлагал? Я хочу поставить два замка. Сделай, пожалуйста, как лучше. Совсем дверь покосилась, еле закрывается. Я убегаю на работу. Держи. Людмила сунула ему в руку свернутые купюры и ключи от квартиры.

Если счастье можно измерить исправно работающими замками и дверями, то, вернувшись с работы, Людмила должна была быть абсолютно счастлива. В подъезде стоял стойкий запах, какой бывает от проведенных наспех сварочных работ. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, Людмила позвонила в обитую дверь соседа. Дверь приоткрылась, показалась голова Сергея, протянулась его пухлая рука с огромной связкой ключей.

– Короткий – от верхнего замка, длинный – от нижнего. Если что – звони или приходи. – Сергей улыбнулся, буквально всучил ключи Людмиле и захлопнул дверь.

Поднявшись на свой этаж, Людмила на месте своей старой двери с глазком, отвалившейся ручкой и покосившимися наличниками увидела металлическое нечто: сваренные неизвестно из чего наличники, саму металлическую дверь темно-коричневого цвета, большие металлические петли, новую блестящую ручку, аккуратно врезанный глазок и две замочные скважины. «Короткий – от верхнего, длинный – от нижнего», – Людмила вспомнила слова Сергея, вставила и повернула один ключ, потом другой. Дверь на удивление легко открылась.

Сердце бешено колотилось. Людмила быстро закрыла за собой дверь, прокрутив ручки верхнего и нижнего замков. Все снова легко поддалось. Людмила присела на стул, но в этот момент в дверь раздался звонок.

– Еще чего, теперь я тебя не пущу точно, – подумала Людмила, но дверь открыла, увидев в глазок, что на лестничной клетке стоит сын.

– Мама, что это? – Олег не мог скрыть удивления. – А как же папа домой попадет?

– Олег, я тебе хочу вот что сказать – твой папа нам больше не папа, – Людмила с трудом подбирала слова, – он здесь больше не живет, он же второй день не приходит домой.

– Ты же не знаешь, вдруг с ним что-нибудь случилось? – Олег не понял, к чему клонит мать, ведь отец к нему относился хорошо, хотя за последний год он изменился настолько, что потерял к Олегу всякий интерес.

– Нет, Олежа, это с нами, с тобой случилось! Пойми, посмотри, как мы живем! Я стараюсь что-то заработать. Отец зарабатывает много. Но ты знаешь, что он играет в автоматы? Ты знаешь, сколько он проигрывает? Ты знаешь, что он назанимал денег и не хочет их отдавать? И эти проклятые деньги требуют с нас с тобой, не с него, с нас! – Людмила уже не сдерживала слезы, но глубоко вдохнула и взяла себя в руки.

Перемены в жизни страшны тем, что никогда не знаешь наверняка, что за этими переменами последует. Конечно, все ждут перемен к лучшему, но где-то в глубине души тешат надежду на то, что у них действительно все получится сделать, провернуть, выкрутиться, что перемены к лучшему настанут сами собой, без каких бы то ни было усилий. Хотя, наверное, не все такие идеалисты на свете. Совсем не такая и Людмила.

Вечером за чашкой чая на кухне она приняла решение уволиться из библиотеки, где получала смешные деньги, на которые им с Олегом вдвоем вряд ли удастся прожить. Хотя тут же она поняла, что последние несколько месяцев им это удавалось, ведь муж почти денег не давал, но как-то концы с концами сводили. Сегодня она сделала то, на что не могла решиться довольно давно, но по другим причинам. Ее дом – ее крепость. Маленькая двухкомнатная квартира, доставшаяся ей от бабушки, теперь с дверью, крепкой, надежной, устрашающей. Он не сможет сюда прийти. Его вещи собраны – два больших пакета в прихожей. Удивительно, за столько лет – а всего два пакета. Сейчас главное – Олег. Он уже спал, но все понял – Людмила была в этом уверена. Он поддержит ее.

Ночью в дверь раздался стук. Послышались дикие крики. Людмила встала. Снова стук. Она подошла к двери и, набравшись смелости, посмотрела в глазок. На лестничной клетке стоял ее муж. По всему было видно, что он сильно пьян. У него хватало сил только стучать ногами в дверь – до кнопки звонка было не дотянуться. Через глазок Людмила разглядела оторванный воротник на рубашке, трехдневную щетину, царапины под глазами и на щеке.

– Олег, Олег, проснись, – Людмила трясла сына за плечи, – ты должен мне помочь. Посмотри в глазок, только свет не зажигай.

Олег пододвинул к двери стул, встал на него, прислонился к пахнущей свежей краской и машинным маслом двери, осторожно заглянул в глазок – и тут же отпрянул от него.

– Видел? – Людмила тяжело дышала, пытаясь сообразить, что же делать ей дальше. Однако о будущем было рано думать. Решение созрело само собой. – Олежа, видишь те два пакета – неси их сюда. Давай сделаем так: я приоткрою дверь, буду ее держать, а ты просунешь папе эти пакеты, и пусть он катится куда хочет, туда, где он проводил последние дни. Он предал нас, пойми это наконец. – Людмила поймала себя на мысли, что говорит слишком громко, и замолчала.

Олег подтащил пакеты к двери. Людмила посмотрела в глазок. Муж стоял у противоположной стены, прислонившись к ней, тер себя по щеке и что-то бормотал под нос.

– Давай! – скомандовала Людмила, бесшумно повернув ручку верхнего замка и хватаясь за нижнюю. – Готов?

Олег закивал, не думая о том, что в темноте, при выключенном свете, мать его почти не видит. Щелчок, дверь послушно открылась, неяркий свет с лестничной клетки ворвался в прихожую, в нос ударил запах перегара, пота и еще непонятно чего. Олег быстро толкнул за дверь один пакет, потом другой. Людмила тут же начала закрывать дверь, чувствуя, как он уцепился за ручку с другой стороны. Слегка скрипнул замок – Людмиле удалось потянуть дверь на себя и повернуть сначала верхнюю, затем нижнюю ручку. Все, это конец. Раздался крик, он еще раз ударил ногой в дверь. И все стихло.

Через неделю жизнь уже шла своим чередом, как будто все так и было в течение многих лет, успело сложиться и полностью всех устраивало. Людмила уже работала в небольшой фирме диспетчером, принимала заказы, подавала кофе директору, вела документацию. Ею были довольны, так как предыдущая сотрудница, по рассказам, была безграмотной и грубой, а в конце концов стала прогуливать, поэтому Людмилу с ее аккуратностью и высшим образованием приняли как подарок судьбы. Олег ходил в школу, в пятый класс, и об отце вспоминал редко.

Примерно через полгода субботним вечером в дверь позвонили – уже знакомый спокойный мужской голос за дверью сообщил, что им срочно нужен Евгений Вячеславович. Людмила посмотрела в глазок – на нее смотрел молодой человек, аккуратно одетый, кого-то он ей сильно напоминал… Может, кто-то из посетителей библиотеки? Очень может быть. Собираясь с мыслями, Людмила открыла дверь.

– Его нет, он здесь больше не живет, – сказала она, пытаясь опередить ненужные вопросы.

– А где он, вы знаете?

– Понятия не имею – где-нибудь бомжует. Ищите его сами. Что до меня, то у меня брать нечего. – Людмила распахнула металлическую дверь пошире, затем сделала шаг назад, приоткрыв рукой дверь в комнату, и остановилась на ее пороге.

Незнакомец, не заходя, издалека оглядел комнату, застиранные шторы с большими вышитыми цветками, старый диван в углу, несколько стульев, видавший виды шкаф, трюмо, почему-то стоявшее в прихожей и встречавшее гостей своей застарелой неприглядностью. Сама Людмила была в некогда модном вельветовом брючном костюме, теперь превратившемся в просто костюм – хотя совсем скоро это и одеждой будет назвать сложно.

Гость повернулся, опустил глаза и ушел, бросив с порога: «Извините». Людмила закрыла дверь – новая глава ее жизни начиналась трудно, но могло быть и хуже. Жизнь без эгоиста мужа – отца Олега – была в целом размеренной и тихой, но, как оказалось, сильно отразилась на сыне. Хотя что именно отразилось и сыграло свою роль – вопрос спорный и на него вряд ли кто сумеет ответить, даже если умолять и предлагать большие деньги. Да и имеет ли это уже какой-то смысл?