Kitobni o'qish: «Беззаконие», sahifa 5
Мигуев взял младенца и быстро зашагал назад.
«Пускай говорят, что хотят, – думал он. – Пойду сейчас, стану на коленки и скажу: „Анна Филипповна!“ Она баба добрая, поймет… И будем мы воспитывать… Ежели он мальчик, то назовем – Владимир, а ежели он девочка, то Анной… По крайности в старости будет утешение…»
И он сделал так, как решил. Плача, замирая от страха и стыда, полный надежд и неопределенного восторга, он вошел в свою дачу, направился к жене и стал перед ней на колени…
– Анна Филипповна! – сказал он, всхлипывая и кладя младенца на пол. – Не вели казнить, вели слово вымолвить… Грешен! Это мое дитя… Ты Агнюшку помнишь, так вот… нечистый попутал…
И не помня себя от стыда и страха, не дожидаясь ответа, он вскочил и, как высеченный, побежал на чистый воздух…
«Буду здесь на дворе, пока она не позовет меня, – думал он. – Дам ей прийти в чувство и одуматься…»
Дворник Ермолай с балалайкой прошел мимо, взглянул на него и пожал плечами… Через минуту он опять прошел мимо и опять пожал плечами.
– Вот история, скажи на милость, – пробормотал он усмехаясь. – Приходила сейчас, Семен Эрастыч, сюда баба, прачка Аксинья. Положила, дура, своего ребенка на крыльце, на улице, и покуда тут у меня сидела, кто-то взял да и унес ребенка… Вот оказия!
– Что? Что ты говоришь? – крикнул во всё горло Мигуев.
Ермолай, по-своему объяснивший гнев барина, почесал затылок и вздохнул.
– Извините, Семен Эрастыч, – сказал он, – но таперича время дачное… без эстого нельзя… без бабы, то есть…
И, взглянув на вытаращенные, злобно удивленные глаза барина, он виновато крякнул и продолжал:
