Kitobni o'qish: «Мы не такие»

Холод, адский холод пробирал до костей. Пальцы уже почернели от обморожения, но мы не могли останавливаться.

Мы должны тут погибнуть и искупить свои преступления во благо города – по крайней мере так говорил нам наш глава поселения Гейнц Вольфрам.

Прошло больше трех лет с момента, как на нашу планету упала Холодная звезда. Земля сошла с орбиты, и солнце мы видим около двенадцати дней в году. В этом было ровно двенадцать. Реки вышли из русел и мороз сковал их мертвым хватом, все города были разрушены, кроме одного…

– Примос. Город – ледяная загадка, в нём не было ничего, но в тоже время в нём ощущался вкус свободы и единения. На руинах старых городов и поселений мы начали его возводить, а вместе с тем и возрождать свои жизни. Люди умирали на глазах, в какой-то момент это стало обыденностью – температура давала о себе знать. Расположились мы в горах, чтобы смертельные порывы ледяного ветра не смогли убить нас слишком быстро. Сначала нас, тех кто выжил, было человек пятьсот, считать особо было некогда, так как температура воздуха колебалась от минус восьмидесяти до минус сто двадцати по Цельсию. Некоторые умерли сразу, только успев показаться нашим обмороженным глазам. Я до сих пор не могу забыть мать, которая примерзла к своему дитя, они превратились в один ледяной ком и лежали замертво. Старики, женщины и дети были легкой добычей для нового мира. Многие погибли уже при строительстве «Сугроба».

«Сугроб» это установка по… – резкий удар в спину сбил мою мысль

– Ты что замер? Подохнуть хочешь? – прокуренный бас сзади идущего человека никак не унимался.

Я предпочитал ничего не отвечать на такие выпады и продолжал толкать по кругу деревянное полено на уровне шеи. Я должен был его толкать, как и остальные девятнадцать человек в этом огромном подвале, иначе всё заканчивалось очень быстро.

Позади меня шёл здоровяк в полтора – два раза больше меня. Грубый, неотёсанный и конфликтный. Звали его Флин. Были от него и плюсы – когда у меня заканчивались силы, я чувствовал, что толкает он за двоих, но я не подавал виду. Впереди меня еле волочил ноги мой приятель по имени Мадан. Мы вместе с ним попали в эту тюрьму. Хотели незаметно украсть рыбу у рыбака, который два дня маялся, чтобы найти место во льдах для зимней рыбалки.

– Это всё была твоя идея, – яростно, но тихо шептал себе под нос Мадан, – могли просто попросить, или как-нибудь отработать, а теперь до конца жизни нам крутить это чертово колесо холодной смерти! Яростный шёпот переходил во всхлипывания и я слышал как от холода его зубы стучат друг об друга.

Я молча понимал и принимал свою судьбу. Мне было нечего ему ответить, но я из последних сил старался его подбадривать, хотя и сам не верил своим словам:

– Мы выберемся отсюда – шепнул я ему – мы еще живы, хоть и рук уже практически не чувствую

– Если только на тот св…

Резкий свет перебил моего друга. Сверху появился мужчина, видно было только его черную тень и проглядывался кусочек неба. Свежий воздух начинал перебивать запах пота.

– Отбой на четыре часа – громко скомандовал голос сверху.

Дверь захлопнулась. Люди остановились.

В подвале была комната с самодельными спальными местами из ящиков и рваных покрывал, кроватями это, конечно, было назвать сложно, но тех, кто не терял оптимизма, называли это «комнатой отдыха». Двадцать часов работы и четыре часа отдыха – вот график наших работ до конца жизни, к которому мы были приговорены. Четыре часа отдыха были в ночное время, когда все горожане были дома, и уже, укутавшись в плед, читали обрывки книг или играли в карты. Чтобы мы могли проснуться на новую смену – нам скидывали иногда по несколько варёных рыбёшек. Вспоминаю времена, когда мы были на свободе – мы смеялись над теми, кто работает в «Сугробе», не до конца осознавая ценность их жизни и скидывали им старые объедки.

Хоть на еду и сон отводилось всего четыре часа в сутки, от холода и ужасных мыслей уснуть удавалось не всегда.

– Слушай, Брен, а что будет, если мы перестанем крутить «Сугроб»? Вот завтра, например, возьмем и перестанем? – ухмыльнулся Мадан.

В своей голове я уже не раз прокручивал разные варианты спасения, но ни в одном из них не было шанса на успех. От усталости уже сдавали нервы.

– Тебе двадцать восемь лет, как и мне, а ты всё веришь в чудеса. У нас тут разная судьба, не всех садят сюда, как нас с тобой. Остальные люди хотят выйти через год, через два или через десять лет, но выйти. Живыми! Понимаешь? – Мой шепот уже срывался в тихий визг из-за бессильной злобы. – И если мы остановимся или устроим забастовку, нам с радостью пробьют череп такие, как они – я кивнул на Флина, храп которого сотрясал и без того маленькую комнату. – Ты же знаешь, что случилось с прошлыми «отказниками»? Гейнц пообещал тем, кто их убьёт, сократить срок на год. Так тут бойня была за право их истребить. Пришлось всем срок скостить, чтобы не поубивали друг друга. Никакой романтики. Труп выкинули и дальше за работу.

– За что нам всё это? Из-за рыбы? Из-за одной чертовой рыбы… – тяжелое дыхание Мадана и его рассуждения сжимали мою грудь.

Я осознавал, что преступления против средств выживания караются в Примосе по всей строгости: нельзя красть еду, тёплые вещи или средства для рыбалки. За убийство срок был, но не пожизненный. Очень хотелось спать, а рассуждения моего друга могли продолжаться до утра.

Небо покрылось пеленой тускло-желтого цвета. Вороны сбивались в стаи и оседали на промерзших деревьях, ища себе пропитание. Этот день ничем не отличался от предыдущих: рабочие готовили свои топоры для добычи древесины и разжигания костра, рыбаки собирали снасти, теплую одежду и отправлялись на поиски тонкого льда, строители пытались возводить дома из бревен, льда, веток и снега. «Сугроб» к этому времени уже работал в полную мощность и иногда можно было ощутить теплый воздух, идущий из-под земли.

Жители шептались, что в доме Гейнца Вольфрама было настолько тепло, что иногда он ходил в одних болоньевых штанах и шерстяном свитере.

Гейнц представлял из себя седовласого мужчину сорока пяти лет, но к своему почтенному возрасту он хорошо сохранился: лицо у него было без морщин, острый взгляд и громкий командный голос. Телосложение уже теряло свою былую спортивную красоту, но он старался её поддерживать.

Его жена погибла при падении Холодной звезды, новую избранницу он уже нашел тут – в Примосе. Звали её Амалия Белус – кудрявая дева с волосами до пояса, загадочная, мимика лица никогда не позволяла себя выдать, неизвестно, какие эмоции она испытывала и испытывала ли их вообще, при любых обстоятельствах она была одинаково спокойна. Гейнц и Амалия смотрелись очень гармонично на фоне вечно уставших и замученных бедняг.

Амалия часто приходила в дом Гейнца погостить или просто погреться и поболтать, ей было комфортно, поэтому она старалась проводить там как можно больше времени, иногда давая советы по управлению поселением.

– Гейнц, доброе утро! А ты что, еще спишь? – прозвучал голос в доме.

Сонные, еле приоткрывшиеся глаза Гейнца, еще не отошедшие от сна, смотрели на Амалию.

– Просыпайся, у меня хорошие новости – люди пришли.

– Здравствуй, Амалия, – хрипло прошептал Гейнц, и в свойственной ему манере закрыл глаза, будто бы не замечая происходящего, но голос Амалии не умолкал.

– Люди! Выжившие, помимо нас, оказывается, есть еще те, кто выжил после падения звезды. Представляешь? – с восхищением и радостью в голосе продолжала Амалия, пытаясь пробудить интерес Гейнца.

– Хм, – пробурчал Гейнц, стараясь проснуться, – а сколько их?

– Больше, чем нас, около тысячи, наши жители уже пообщались с ними, нашли общий язык и будут рады принять их в поселении, а новые жители пообещали трудиться, строить себе дома на благо нашего общего будущего. На благо выживания.

Гейнц окончательно проснулся, надел на себя меховую шубу с подшитым подкладом и вышел во двор. Там его уже ожидала огромная толпа людей, они были одеты в разную одежду: от шуб до самодельных покрывал из меха и молча смотрели на главу поселения. Собравшись с мыслями, Гейнц, командным голосом крикнул толпе:

– Приветствую вас в городе Примос!

Толпа, сжавшись от холода, пыталась проявить яркие эмоции, но ветер сковывал их движения.

– Мы, жители Примоса, рады вас приветствовать в своих рядах, и если вы хотите присоединиться к нам, то есть несколько правил и законов, которыми мы за эти три с половиной года успели обзавестись. Наша цель – сделать город, способный пережить любую непогоду, любую бурю и катастрофу. Наша цель – выжить. Пока у нас есть возможность – мы создаём и созидаем. От каждого человека в нашем поселении зависит наше будущее – старался громко продолжать Гейнц, но морозный воздух уже окутывал лёгкие, он начинал кашлять и речь прекратилась, когда один человек из толпы крикнул:

– Мы чувствуем тепло из-под земли. Что происходит?

– Нам повезло, когда мы собрались, среди нас было много ученых, техников и механиков, которые работали над проектом под названием «Сугроб», он предназначался для холодных регионов нашей планеты и должен был работать на топливе. В силу обстоятельств его пришлось переработать и сейчас «Сугроб» крутят живые люди, те, кто провинился, нарушил закон, – ответил Гейнц. Он уже было утомился и замерз, как и люди, которые его слушали.

Местные жители пошли показывать новоприбывшим гостям основы добычи древесины в морозных условиях, постройки жилища, чтобы было тепло.

Гейнц уже уходил в свой дом, как его остановила Амалия.

– Постой!

– Давай поговорим в доме, тут уже давно не май месяц, – прохрипел Гейнц.

Амалия последовала за ним и явно была взволнована, на неё это не было похоже.

– Гейнц, мой принц, – с улыбкой и тревогой начала она, – ты помнишь наш разговор?

Гейнц молча посмотрел на Амалию в ожидании продолжения.

– Ну тот разговор, про рыбу… – опустила глаза Амалия, – про Мадана.

Секунды молчания казались вечностью для неё. Ответа не было, она видела, как меняется лицо Гейнца, оно стало хмурым, выступали первые морщинки. Немного поразмыслив, он ответил:

– Но он же вор, как и его друг, они получили заслуженное наказание. Когда человечество стоит на грани выживания – действовать по-другому нельзя. Это было уроком и для них, и для их последователей. Воровство еды сократилось практически до нуля, – спокойным, хриплым голосом пытался донести до Амалии свою правоту Гейнц. И вообще, почему ты так за него переживаешь? Любовник твой? – улыбнулся он.

– Нет! Что ты! – с дрожью в голосе, стараясь оправдаться, воскликнула Амалия. – Он спас мне жизнь два года назад. Когда мы пытались построить домик лесоруба недалеко отсюда, мы таскали доски строителям, которые весь день отпускали пошлые шутки в наш адрес. Когда уже стало совсем темно и пора было расходиться домой, один из лесорубов подозвал к себе, сказал, что нога примерзла ко льду и нужно помочь её достать, и, как только я к нему приблизилась, он схватил меня, – слёзы проступали на глазах Амалии, – он схватил меня за ногу и поволок к себе в дом, я пыталась кричать, но он варежкой заткнул мне рот, мы уже подходили к его дому, как сзади его пнул парень, я вырвалась, и мы убежали. На улице было уже слишком холодно для долгих разговоров. Я только узнала, как его зовут…

Гейнц вытер слёзы Амалии своим шарфом и шепнул ей на ухо:

– Ему никто и ничего не поможет. Можешь не стараться.

Взгляд Амалии приобретал огонь, в голосе чувствовалась ярость:

– Нельзя быть таким кровожадным! Какой из тебя правитель? Пособник чести и морали? Если ты наслаждаешься, когда ежедневно по двадцать человек умирают под землей.

– Они умирают за дело, Амалия! – хотел прервать диалог Гейнц.

– За дело? – удивленно спросила Амалия. – За какое дело? Эти двое за рыбу, здоровяк как туда попал? Я скажу тебе как – он случайно задел тебя плечом и не извинился и за это будет умирать пять лет, повезет, если выживет! А ещё… – повышая голос, который уже больше был похож на крик, – те пять человек, о которых ты предпочитаешь молчать, у которых ты забрал птичье мясо, а они начали возмущаться, – тоже сейчас крутятся в «Сугробе». Ты изверг, ты тиран, ты волк в овечьей …

Сильная пощечина, обжигающая боль на лице Амалии остановили её.

– Ушла отсюда! – скомандовал Гейнц, его начинало трясти от ярости, гнев в его глазах давал понять, что спокойной жизни пришел конец. – И если кому-то еще ты расскажешь эту «чушь», будешь крутить «Сугроб» вместе со своими «спасателями»!

Ночь в городе выдалась не самая спокойная, огромные толпы людей таскали камни и бревна. Трупы замёрзших людей по периметру поселения никого уже не удивляли. Не было паники. Мысли были только о тепле и еде. «Сугроб» ушел на ночной перерыв, новые поселенцы разводили костры и грелись. Иногда вдалеке слышался женский плач, на который никто не обращал внимания. У костров кто-то вспоминал богов, некоторые рассказывали о своих успехах в «прошлой жизни», до катастрофы, и строили планы на будущее. В их голосе звучал оптимизм и надежды на выживание, потому что среди новых жителей было много опытных инженеров, в прошлом работающих на ведущие державы, были и агрономы, плотники, шахтеры, сталевары, стеклодувы. Они бурно общались друг с другом, делились знаниями, тем самым согреваясь не только огнём, но и словом. И только шальной, морозный ветер изредка прекращал беседу. Близилось утро, кому-то удалось поспать и перекусить оставшимися припасами, а кто-то молча и с благодарностью в глазах встречал утро.

Жизнь в «Сугробе» шла своим чередом: тех, кто умирал от бессилия, сбрасывали в подвальную канаву и продолжали работать дальше. На их место кидали новых заключенных, уже не считая количества. В эту ночь, пока все спали, в «Сугроб» отправили еще восемь человек, несмотря на то, что умер всего один.

Брен и Мадан обсуждали несправедливость такого сурового наказания. Проклинали Гейнца и всех, кто его поддерживает. Во время работы, когда уже темнело в глазах от напряженного труда, заключенные позволяли себе общаться, чтобы окончательно не сойти с ума.