Kitobni o'qish: «Зверский детектив. Когти гнева»

Издательство «Абрикобукс» благодарит литературное агентство «Банке, Гумен и Смирнова» за содействие в приобретении прав на публикацию

Творческие лаборатории в мастерской Старобинец: starobinets.ru

Литературно-художественное издание для младшего и среднего школьного возраста

Все права зарегистрированы. Никакая часть этого издания не может воспроизводиться, храниться в информационно-поисковых системах или передаваться в любой форме и любыми средствами, электронными, механическими, фотокопировальными, записывающими или иными, без предварительного письменного разрешения издателя. Письменные инструкции, фотографии, рисунки, узоры и проекты из этого издания предназначены только для личного пользования читателя и могут воспроизводиться только с этой целью. Любое другое применение без разрешения правообладателя, в особенности коммерческое, запрещается в соответствии с законом.

© Анна Старобинец, 2018

© Мария Муравски, 2018

© ООО «Издательство «Абрикос», 2018

© ООО «Абрикос Паблишинг», 2018

* * *

Глава 1,
в которой соприкасаются усами

– Ай! Ау! Зачем вы так больно чеш-ш-ш-шете? – Маркиза зашипела и выгнулась дугой.

– Сейчас, сейчас, моя кисонька, моя девочка. – Нина Пална в очередной раз полоснула белоснежную кошачью спинку пуходёркой. – Сейчас я тебя избавлю от этой гадости! Смотри, у тебя тут жуткие колтуны! – Она продемонстрировала Маркизе клочки свалявшейся шерсти, повисшие на металлических зубчиках.

– О, эта пытка будет длиться и длиться! – заныла Маркиза. – Когда вы рубили кур и питались мясом, вас абсолютно не волновали мои колтуны! А эти огурцы-помидоры свели вас с ума! В них явно не хватает каких-то важных для вашего мозга элементов!

– Да-да, моя кисечка, я знаю, ты это любишь! – Нина Пална очистила пуходёрку от шерсти и снова взялась за дело. – Любишь причёсываться, да, моя сладкая масечка?

– Я совершенно не люблю причёсываться! – простонала Маркиза. – Пустите меня! Зачем вы меня обижаете?

– Да-да, моей кисюлечке нравится, когда её чешет мамочка…

– Вы мне не мамочка!

– Ещё немножечко – и мамочка из тебя сделает принцессочку… А что это у нас тут? Опять колтун, что ли? Для выставки нам колтуны совсем не нужны, правда, масечка? Для выставки нам нужна красивая котечка… Сейчас мы его р-раз и… ай! Ты что, укусила мамочку?! Шипишь на мамочку?! Разве можно?

– У меня болевой ш-ш-шок! – Маркиза вырвалась из рук Нины Палны, запрыгнула на подоконник и от возмущения даже плюнула в горшок с кактусом.

– Не вздумай убегать сегодня от мамочки! – Нина Пална решительно шагнула к окну. – Мамочка ещё тебя будет стричь и купать перед выставкой!

– Ну уж нет. – Маркиза дождалась, пока Нина Пална подойдёт совсем близко, и со всей возможной грацией выпрыгнула в окно.

– Маркиза! Не смей! Был дождь! Испачкаешь лапки!

Маркиза распушила хвост и с большим достоинством пересекла двор, стараясь наступать в самую грязь – так, чтобы белоснежные штанишки стали бурыми до самого живота. Потом она начала было точить коготки о ствол любимого дуба – но вспомнила, что Нина Пална с утра их зверски остригла. Маркиза потрогала лапкой кору: достаточно рельефная, многослойная. По такой даже на обрубках когтей можно забраться на самый верх…

– Не делай этого, – раздался голос из ветвей. – Был дождь, и кора очень влажная, легко поскользнуться.

– А ты кто такой вообще? – Маркиза на всякий случай раздулась в белоснежный меховой шар. – Что ты делаешь на моём дереве на моей территории?

– Я Младший Барсук По…

– А, котик, я тебя помню! – Маркиза быстро оглядела Барсукота, сползавшего по стволу, и с облегчением сдулась. – Ты из полиции!

– Я не котик, я… Впрочем, не важно. Я тут просто проходил мимо…

– По моей территории?

– Э… да, полиция иногда патрулирует и частные территории… Так вот, я проходил мимо и…

– … И случайно залез на моё дерево?

– И пошёл дождь, и тогда я позволил себе залезть на это дерево, чтобы укрыться в кроне.

– Несмотря на то, что на этом стволе – мой запах? – Маркиза зажмурилась, слегка потёрлась щекой о дерево, а потом понюхала кору.

– Да, несмотря на запах. То есть, вернее, наоборот.

– Что наоборот?

– Наоборот, этот запах показался мне привлекательным. И я залез на дерево. Вот.

– И как я понимаю, ты прячешься на моём дереве от дождя не в первый раз. – Маркиза подошла к Барсукоту так близко, что на секунду они соприкоснулись усами. – Я чувствовала твой запах вчера, и позавчера, и позапоза…

– В последние дни дожди что-то зачастили, – прошептал Барсукот. – Что поделаешь, весна.

– Весна, да. Листочки ещё не распустились. И с дерева прекрасный обзор, не так ли? – Маркиза трижды обошла вокруг Барсукота, каждый раз слегка задевая его правое ухо своим пушистым хвостом. – С него видно всё, что происходит в доме.

Барсукот нервно дёрнул ухом:

– Да, обзор неплохой.

– Сегодня ты смотрел, как Нина Пална меня чесала. Тебе это нравилось?

– Нет. То есть да.

– Так нет или да?

– Нет, мне не нравилось, что она использует этот отвратительный инструмент…

– Пуходёрку.

– Ужасное слово. Но – да, мне нравилось наблюдать за тобой. Ты такая пушистая, белая…У нас в лесу нет таких пушистых и белых… таких красивых зверей. Ну вот, я это сказал.

– Правда? В вашем лесу нет кошек?! Ты там единственный кот?

– А я не… Впрочем… Хотя… Ну, в общем, в нашем лесу нет кошек.

– Какой кошмар. Но если нет кошек, кто же у вас тогда самый красивый зверь?

– Самый красивый… – Барсукот задумался. – Вероятно, Песец.

– Песец?! Он разве тут водится?

– В последнее время водится. Приехал откуда-то с севера в Дальний Лес.

– Пушистый?

– Весьма.

– Какого цвета?

– Белый.

– Как я?

– Нет, ты гораздо белее! – горячо заверил её Барсукот. – Особенно когда чистая.

– О, я специально залезла в грязь, – засмеялась Маркиза, – чтобы побесить Нину Палну.

– Вот ты смеёшься, а глаза у тебя печальные, – сказал Барсукот.

– Ты наблюдательный.

– Конечно. Ведь я полицейский. Эта Нина Пална… Она делает тебе больно?

– О да, – кивнула Маркиза. – И физически, и морально.

Барсукот почувствовал, как кровь прилила к ушам.

– Я с ней разберусь. Скажи мне, что она с тобой делает?

– Она вычёсывает у меня колтуны, стрижёт мне когти, даёт противные витамины для шерсти, она ужасно фамильярно себя ведёт, всё время мне тыкает, считает себя моей мамочкой…

– Так, что ещё? Пока что состава преступления я не вижу.

– Ещё она безвкусно одевается, это страшно меня травмирует. Вон, видишь, в каких ужасных сапогах она шлёпает по двору?

– Но… хм… Ты вроде сказала, она делает тебе больно?

– А это больно. Мне больно смотреть на её резиновые жёлтые сапоги.

– Маркиза-а-а! Кися-а-а-а! Кыссс-кссс-ксс-ксс-кссс!

– Смешная, правда? Она считает, что я отзываюсь на «кыссс». Как будто я какая-то уличная побирушка, а не породистая, пушистая, белоснежная персидская кошка. – Маркиза громко мяукнула, чтобы Нина Пална её заметила, потом повернулась к ней задом, задрала хвост и направилась к дыре в заборе.

– Куда ты пошла, моя кисонька, моя масенька?

– Пойду прогуляюсь по лесу, Нина Пална! – Маркиза выскочила в дыру, Барсукот следом.

– Куда ты ушла от мамочки, моя сладкая? – Голос Нины Палны по ту сторону забора горестно сорвался.

Маркиза вздохнула и закатила глаза:

– Она абсолютно не понимает нормальную речь. С тех пор как отказалась от мяса и перешла на овощи, совсем плохо соображает. Даже жалко её. Бедная Нина Пална. Она без меня – никак. Не справляется. Буквально всё на мне держится. Весь её мир, понимаешь?

– Да.

– Поэтому я никогда не смогу её бросить. Это было бы слишком жестоко. Так ты идёшь, Кот Полиции?

– Я не… Не то что… Куда иду? – Барсукот вопросительно выгнул спину.

– Как куда? Ты что, тоже вегетарианец, кот? Я же сказала – пойду прогуляюсь по лесу.

– Я не… Вообще, я действительно…

– Ты со мной или нет? У меня мало времени. Мне нужно сейчас погулять, чтобы побесить Нину Палну, но потом мне ещё купаться и стричься, у меня завтра конкурс красоты в Доме культуры.

– Ты победишь.

– Естественно. Так ты ведёшь меня в лес гулять?

– Я… Да. Конечно!

– У вас там есть хоть что-нибудь интересное?

– У нас там…

Барсукот застыл, перебирая в голове варианты. Ему казалось, от напряжения он вот-вот полиняет. Такая кошка – белоснежная, персидская, гордая, чем её поразишь? А лес – такой домашний, обыденный, повседневный. Что там показывать королеве красоты? Берёзы, ёлки, иголки, дупла, птичий помёт? Это убого. Болото с прошлогодней клюквой? В принципе, романтично. Но скучно. Что может быть скучнее, чем прошлогодняя клюква? Или вот неподалёку от полицейского участка есть большая лужа с дождевыми червями на дне. Их можно нащупывать лапой и ловить вслепую. Довольно весело. Но как-то неромантично… И вдруг он даже заурчал – осторожно, на первой громкости блаженства, – от осенившей его идеи:

– Не желаете ли сходить на вернисаж? У нас сегодня открытие подземной выставки искусства Дальнего Леса.

Глава 2,
в которой обижают художников

– … Гляньте на этот парадный костюм из змеиной кожи. – Крот-экскурсовод, сам одетый по случаю вернисажа в бархатный мешковатый пиджак, достал из кармана скомканный лопух и вытер влажный мех на лбу. – Костюм с меховой оторочкой. В прежние времена некоторые подземные звери, в том числе кроты, в таких выходили в свет, то есть наружу из норы. – Он снова промокнул лоб.

На вернисаже было действительно душновато, Барсук Старший тоже потел. То ли подземная вентиляция не справлялась с такой толпой гостей, то ли раскалились ослепительно сиявшие светляки.

– А не приглушить ли нам немножечко светляков? – предложил Барсук. – А то шпарят на полную мощность.

– Светляки не шпарят, – обиделся Крот, – а дают романтический приглушённый свет. Я их лично тут устанавливал.

– Ну, как скажете, – пожал плечами Барсук Старший. – Извините, что перебил.

– Извиняю, – кивнул Крот-экскурсовод. – Так вот, костюм из змеиной кожи с меховой…

– Не желаете ли дождёвицы? – Койот Йот врезался в толпу экскурсантов с подносом. – Освежающая дождёвица, наш фирменный сезонный напиток!

– Ну вот, опять меня перебили! – оскорбился экскурсовод. – Если никому не интересно слушать про искусство прежних времён, я могу помолчать.

– А я как вам должен напитки предлагать, молча?! – взвизгнул Йот. – Ха-ха-ха! Ну конечно, я ведь прислуга! Пусть прислуга молчит! Работает и молчит! А вы тут будете прохлаждаться и разговаривать! Ха-ха-ха-а-а! – Койот затрясся в истерике, бокалы с дождёвицей зашатались и зазвякали на подносе.

– Я, пожалуй, возьму дождёвицу, и моя спутница тоже. – Барсукот ловко подхватил два падающих бокала и протянул один Маркизе. – И Барсук Старший тоже будет. – Он на лету схватил третий. – А вы, ребята, не ссорьтесь.

– Мы не ссоримся. Я, вообще-то, тоже из простой семьи происхожу, – сообщил Крот-экскурсовод. – Так вот, возвращаясь к данному произведению. Прадед мой в прежние времена служил у одного состоятельного крота. И он рассказывал, что у того крота было таких змеиных костюмов штук семь, не меньше.

– Тысяча сычей! – завопил койот Йот. – Это же сколько несчастных змей погубили! Сколько пушных зверей пустили на оторочку! Жестокое искусство, кровавое! Ха-ха-ха! – Он сунул поднос с дождёвицей Кроту, сел на пол и зарыдал.

– Вообще-то, ни одна змея при изготовлении парадного костюма не пострадала. Использована только старая, сброшенная кожа и продукты линьки лесных зверей. Возьмите. – Крот протянул поднос в том направлении, где раньше стоял Йот, и разжал лапы. Поднос рухнул на пол, бокалы покатились по моховому ковру, дождёвица мгновенно впиталась в мох.

– Ты что, слепой? – заорал Йот.

– Слепой, конечно, – не без гордости отозвался Крот.

– Ты разлил всю дождёвицу!

– Да? Ничего страшного. Дождёвица прозрачная и не оставляет пятен, мох только чище будет.

– Но… ха-ха-ха! Что же мне теперь предлагать гостям?!

– Ничего не предлагать. Пусть довольствуются чистым искусством. Итак, перейдём к следующему произведению…

– Но если вы слепой, как же вы работаете экскурсоводом? – спросила Маркиза, и Барсукот заметил, что глаза её от изумления стали огромными и круглыми, как две волшебные жёлтые луны.

– Сам-то я электрик по образованию, – ответил Крот и вытер лоб лопухом. – В ремонтной бригаде тружусь. Но тут такое дело. В последнее время я очень тонко чую искусство. Поэтому я согласился побыть экскурсоводом. Ну, заодно и электрику на выставке сделал, светляков наладил – вместе с помощником моим, Голым Землекопом. Он тоже типа крота, только вообще без меха. Вон он, в угол забился! – (Все покосились на тощего зверя, кутавшегося в накидку с капюшоном.) – Стесняется, бедняга, без меха-то…

– Вы очень разносторонний зверь, – раздался чей-то низкий, вкрадчивый голос. Мягко ступая по ковру, из толпы вышел Песец. – И ваш трудолюбивый помощник достоин всяческого сочувствия. Но сейчас, может быть, вернёмся к искусству?

– Простите, начальник. Отвлёкся. – Крот нервно скомкал лопух.

– Какой же я вам начальник? – Песец разгладил свои густые, холёные, блестящие усы. – Я просто любитель искусства.

– Извините, начальник. Обознался. Итак, значится, продолжим. Перед нами объект современного искусства под названием «Милый дом».

– Но это же просто муравейник, – громко сказал Барсук Старший.

– Мурауэйник… – восторженным эхом отозвался неряшливый зверь с лохматым хвостом и очень длинным носом, перепачканным в чём-то буром. – Я есть Мурауэд Эд, я есть приехать из далёкий страна специяльно на эта уыстаука, смотрэть на знамэнитый мурауэйник Дальный Лэс.

– Как у вас интересно! – шепнула Маркиза Барсукоту, слегка задев своим тёплым розовым носом кисточку на кончике его уха. – Я никогда ещё не видела настоящего Муравьеда!

– У нас… э… да… – Барсукот не нашёл нужных слов и просто заурчал на четвёртой громкости блаженства.

– Разве в Дальнем Лесу знаменитые муравейники? – удивился Барсук Старший.

– Не все муравейники, – ответил Крот-экскурсовод, – а именно этот объект искусства, «Милый дом». А вон, между прочим, его автор, Дикобраз Художник. Гляньте, он просто скромно стоит в толпе. Давайте же спросим самого автора, что он хотел сказать своим произведением. Объясните нам, художник Дикобраз, как родилось ваше произведение «Милый дом»!

– О, спасибо за ваш интерес к моему творчеству! – Дикобраз слегка поклонился, тряхнув раскрашенными во все цвета радуги иглами. – Вот как всё было. Я шёл по лесу и любовался природой. Вдруг я увидел обычный, заурядный муравейник. Я присмотрелся – обычные, заурядные муравьишки вели в нём свою обычную, заурядную жизнь. И тут я подумал: «Эй, этот муравейник кажется мне неважным. Но ведь для муравьёв это родной дом, для них он исполнен красоты!» И я вдруг увидел, как вся красота леса, моего собственного дома, сосредоточилась для меня в этом муравейнике. И тогда я просто взял и создал это произведение, чтобы сказать всему миру…

– Но, позвольте, – перебил его Барсук Старший, – это ведь не вы создали муравейник. Его создали муравьи.

– О, какой несовременный, какой старомодный подход! – Дикобраз Художник встопорщил разноцветные иглы. – Муравьи создали муравейник, просто подчиняясь инстинкту. Я же создал его как произведение, как объект искусства. Дав ему название и доставив на собственных иглах на эту выставку, я совершил акт творчества.

Барсукоту вдруг стало страшно неловко за Барсука Старшего. Действительно, это был очень старомодный подход к искусству. Что подумает про его старшего друга Маркиза? Что она подумает про Полицию Дальнего Леса? Наверное, она решит, что и методы работы у них тоже несовременные, раз полицию возглавляет такой несовременный зверь? Нужно срочно продемонстрировать ей что-нибудь современное, чтобы сгладить это впечатление. Только не искусство, а что-нибудь такое… жизненное. Например, можно поймать лягушку и показать Маркизе, как работает их ква-каунт – новостная сеть, к которой он наконец-то уговорил Барсука Старшего подключиться. Это очень современно. Барсукот стал озираться в поисках лягушки, но, как назло, ни одной поблизости не было.

– А что ещё вы создали? – спросил Барсук Старший Дикобраза Художника.

– О, много всего. Я, например, создал произведение «Красное на зелёном». – Дикобраз указал на груду ягод, лежавшую на ковре из мха.

– Вы создали клюкву?! – уточнил Барсук.

– Своими вопросами вы плюёте в душу художника, – обиделся Дикобраз. – Вы топчете то, что я создал, своими грязными лапами!..

– У меня чистые лапы, – спокойно возразил Барсук. – И я не топчу клюкву.

– О да, искусство для вас – ничто! – всё больше накручивал себя Дикобраз. – Конечно, ведь вы же из полиции! Давайте, арестуйте меня!

– Но я совершенно не собирался…

– … Ворвитесь в мою мастерскую с обыском, как вы ворвались недавно к моему другу Скунсу!

– А Скунс тоже что-то создал? – удивился Барсук Старший.

– Нет, это просто невыносимо! – Дикобраз тряхнул своими разноцветными иглами и отвернулся.

– Скунс ничего не создал, – сказал Крот-экскурсовод. – Он устраивает акции и перформансы.

Барсукоту стало совсем стыдно. Ведь к Скунсу он тоже врывался, и даже не один раз. На Скунса постоянно поступали жалобы от лесных жителей Дальнего Леса. В лесу не понимали творчество Скунса и считали, что он просто воняет. Вот даже и он, Барсукот, до сих пор не знал, что Скунс – на самом деле художник. Он думал, что Скунс – хулиган. А теперь вот оно что оказалось… Как стыдно. Какой позор.

– Скунс, кстати, тоже присутствует на вернисаже, – сообщил экскурсовод. – Давайте найдём его и попросим устроить для нас акцию?

– А давайте не надо, – вмешался Песец. – Мы очень уважаем Скунса, но здесь сейчас несколько душновато, а творчество Скунса – оно такое смелое, вызывающее, всепроникающее. С таким творчеством лучше знакомиться на открытом воздухе.

– Как скажешь, начальник, – согласился Крот-экскурсовод.

– Ну какой же я начальник. – Песец передёрнул плечами, и его гладкая, белоснежная шерсть, освещённая светляками, заискрилась, как чистый снег в полнолуние. – Я такой же зверь, как все. Ну, разве что я самый белоснежный из присутствующих. Впрочем, нет. Вон та прекрасная незнакомка, – он указал на Маркизу, – ещё белее, чем я. Так что во мне нет совсем ничего особенного, кроме любви к искусству. Как вас зовут, о чудесная, подобная ангелу кошка?

– Её зовут Маркиза, и она со мной, – угрожающе сказал Барсукот. – А я работаю в полиции.

– Тысяча сычей, как жаль, что вы принадлежите другому, – вздохнул Песец. – И как жаль, что этот другой ведёт себя так невежливо.

– Я никому не принадлежу, – гордо сказала Маркиза. – Пока что. А шерсть у вас совсем чуть менее белая, чем у меня. И очень хорошего качества.

– Зачем ты ему так ответила? – зашипел Барсукот. – Ты дала ему надежду. Он что, тебе нравится? Этот надутый ком белой шерсти?! Этот недопёсок?

– Нет, он мне не нравится, – шёпотом отозвалась Маркиза. – Он слишком самовлюблённый. Но мне нравится его стрижка. Я хотела бы что-то в таком же стиле для моего завтрашнего конкурса красоты в Доме культуры… Кто делает вам стрижку и укладку? – спросила она Песца громко.

– О, меня обслуживает замечательный мастер Стриж Парикмахер, – ответил Песец. – Но к нему запись на полгода вперёд.

– Моя спутница хочет попасть к Стрижу Парикмахеру сегодня, – с вызовом сказал Барсукот. – И она попадёт к нему сегодня. Я сейчас же вызову Стрижа по ква-каунту.

– Ты собираешься воспользоваться служебным положением? – нахмурился Барсук Старший.

– Ничего подобного. Я собираюсь дать Стрижу возможность сделать причёску самой красивой кошке на свете.

Барсукот отчаянно оглянулся в поисках какой-нибудь лягушки, и – о везенье! – лягушка действительно скакала мимо. Он метнулся к ней и быстрым, точным движением накрыл её лапой и прижал к ковру.

– Как? Квак! Какой, квак, пароль?

– Маркиза будет моей, – тихо сказал Барсукот.

– Сосредоточься, сынок, – посоветовал Барсук Старший. – Тебе надо сказать лягухе пароль от ква-каунта.

– Вы… квак! подключены к… квак! ква-каунту!

– Это и есть пароль, – потупился Барсукот.

– Тысяча сычей! У Полиции Дальнего Леса пароль – «Маркиза будет моей»?!

– А что такого? – спросил Барсукот.

– Вы задали за… квак! запрос ачтотак… квак! ачтотакова, – прогундосила лягушка. – Уточ… квак!.. точните, как… квак!.. кая вам нужна инфо… квак!.. фор… квак!.. формация?

– Тебе правда непонятно, Барсукот? Нельзя смешивать работу и личную жизнь. Ты чем этот пароль придумывал, головой или хвостом?

– Между прочим, у меня в хвосте тоже есть мозг, спинной. – Барсукот отвернулся к лягушке. – Передай Стрижу Парикмахеру, чтобы немедленно летел сюда.

Лягушка квакнула, вылупила глаза и застыла.

– Устанавливает соединение с другими лягушками Дальнего Леса, – пояснил Барсукот Маркизе.

– Стриж Парик… квак!.. махер говорит, что он… квак! очень занят.

– Передай, что это – требование полиции.

– Барсукот! Так нельзя! – запротестовал Барсук Старший.

– Может быть, пока полиция решает важные рабочие вопросы, мы все не будем им мешать, а просто посмотрим на главный шедевр этой подземной выставки? – предложил Песец.

– И то верно, начальник, – согласился Крот-экскурсовод. – Гляньте все сюда. Это произведение – очень древнее и очень дорогое, оно оценивается в миллион шишей. Знаменитая «Муха в янтаре». Муха утонула в смоле ещё в доелову́ю эпоху. Шли века, и смола превратилась в янтарь. А потом мы поместили произведение в раму. Рама – современная, но на неё тоже стоит глянуть. Она создана из пчелиных сот, очень тонкая работа, которую выполнил лично…

– Муха в янтаре, – зачарованно прошептал Песец. – Настоящий шедевр. Я желаю им обладать.

– Не все желания сбываются, начальник, – сказал Крот-экскурсовод. – Так уж устроен этот лес.

– Мои обычно сбываются, – возразил Песец.

– А что это такое жужжит? – спросила Маркиза.

– Оу, да, – сказал Муравьед. – Что-то есть жужжать суэрху уочень назоуиливо!

Все посмотрели наверх. Светляки сияли так, что было больно глазам. И они жужжали – всё громче и громче. А потом они вдруг замигали – и стали лопаться, один за другим, пока не наступила полная тьма. И в этой тьме послышались удары, визг, звон, треск, скрежет, затем низкое, угрожающее гудение – и, наконец, душераздирающий вой.