Kitobni o'qish: «Свадебное ожерелье»

Shrift:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Если вы что-то знаете, значит, вам это рассказал каар.

Поговорка

– Ты понимаешь, чем мы рискуем в случае провала? – поинтересовался маг.

– Мы рискуем, да! – ответил его собеседник. – Мы рискуем, но наша цель оправдывает все. Нам нужен кристалл. Совсем немногое отделяет нас от победы.

– Ты так уверен, что все получится? – Маг зло сверкнул глазами. – А ты не боишься, что этот план провалится? И мы вместе с ним!

– Я не доверяю случаю, – усмехнулся собеседник. – Я все делаю сам.

– Сейчас ты хочешь провернуть это дело чужими руками. – Маг с силой рассек воздух ладонью. – Моими руками!

– Не переживай. – Говорящий был спокоен. – Вот увидишь, все будет так, как я сказал.

– Ты уверен, что правильно выбрал? – не унимался маг.

– Старуха перед смертью клялась, что отдала кристалл ей. Я сейчас думаю о другом: нам нужно найти проводника. Даже среди магов такие встречаются очень редко.

– Ты веришь в пророчество? – Чародей удивленно приподнял бровь.

– Пока что все, что было в нем описано, сбылось. Я не вижу причин ему не доверять. Всего через несколько недель империя будет моей!

– Нашей, – воскликнул маг.

– Да, нашей, – ухмыльнулся его собеседник.

***

Перед глазами плыли цветные круги. Красные, белые, синие. Нала потерла слипающиеся веки, прогоняя сон подальше от маленького круга света, что давала догорающая свеча. В доме все давным-давно спали, ничто не нарушало тишину.

Можно было спокойно подумать, но спать хотелось куда больше.

Несколько дней назад из столицы вернулся дядя. Он весь светился, как начищенный чайник, даже лысина гордо блестела. Уже через несколько минут не только домочадцы, но и рабочие были оповещены о том, что он добился участия в ритуале. Целый день дядя Итен рассказывал всем, кого встречал, как было сложно упросить советника императора («Что вы, что вы, императору не пристало заниматься такими мелочами!») и сколько денег ушло на взятки, чтобы договориться о личной аудиенции. И это еще не считая увесистого мешочка с монетами, который перекочевал в руки советника при встрече.

Но такие незначительные детали Итена Дарка не интересовали. Он радовался, как ребенок, полученному праву участвовать в Рэнноле. Пусть право это и было куплено.

Ритуал ввел когда-то император Илиаль, желая развлечь своих подданных, а по истечении почти десяти веков это стало чем-то вроде традиции. Вот только (как тогда, так и сейчас) в Рэнноле могли принимать участие жители империи не ниже четвертой ступени. К слову, тех, кто занимал эти заветные строки в списках переписчиков, было не так уж и много: шесть императорских советников с семьями, восемьдесят Высоких домов, как именовала себя знать, гильдия магов и каста высших купцов. Итого не более двух тысяч семей, отмеченных в соответствующих книгах. На деле же получалось, что желающих и имеющих возможность принимать участие в этом празднике от силы ежегодно насчитывалось чуть больше пары сотен. Но находились и такие семьи, которые, не имея права участвовать в ритуале, на этот период снимали жилье в столице или переезжали в свои резиденции исключительно ради многочисленных приемов и балов, которыми славились короткие весенние деньки и теплые ночи в Иналь-Бередик, использовав перед этим связи. Вот и Итен Дарк заплатил немалые деньги, чтобы его причислили к касте высших купцов.

Восемь поколений Дарков жили в устье реки Сонэкрин, где в глубоких пещерах Северного нагорья Криннорвиль добывали полудрагоценный камень рэннол. Как и любое таинственное место, ущелье близ реки славилось своими историями. Дядя Итен в подпитии любил вспоминать семейную легенду, рассказывая ее любому, кто желал и не желал слушать. Нала знала эту историю в мельчайших подробностях, стараясь не попадаться дяде на глаза, когда он находился в нужной для рассказов кондиции.

Дарки не были торговцами камня и даже не помышляли о его добыче, пока по чистой случайности один из них не забрел в эти места и не обнаружил огромный самородок рэннола.

Происхождение самого рэннола так же было легендой, на основании которой и выдумали ритуал (или наоборот, легенду придумали ради ритуала, кто знает). Каждый рассказывал ее по-своему, но девушке нравилась версия дяди, она казалась слишком небывалой и сказочной, но от этого не менее завораживающей.

Когда-то в скалах Криннорвиль – веков эдак сорок назад! – обитали огнедышащие свирепые драконы. Они были столь кровожадны, что ни один человек по доброй воле не хотел приходить к реке Сонэкрин. В поисках сокровищ драконы огненным дождем поливали горы. Каменная порода, опаленная их дыханием, распадалась на рубиновые самоцветы. Но не эти сокровища искали ящеры, а, не находя, проливали злые слезы. И их слезы оборачивались сине-голубыми камнями и падали в реку. Острыми шпорами драконы разрезали гладь Сонэкрин, и река заполнялась прозрачными, как вода, кристаллами.

Но однажды в эти скалы, где не жил никто, кроме драконов, забрела юная девушка. Она очень боялась ящеров и не хотела идти в горы Криннорвиль, но это было единственное место в королевстве, где бы ее не стал искать отец. Девушка воспротивилась воле родителей, желавших выдать ее замуж за нелюбимого человека. Выйти же за того, кого она любила, ей не позволяли родные. Ее избранник был из более низкого по статусу рода, и подобный брак считался недопустимым.

Опечаленная этим, девушка решила, что лучше погибнуть в горах от когтей и клыков драконов, чем пойти против зова сердца. Несколько долгих и холодных осенних дней бродила она среди скал. Она так устала, что не заметила, как уснула, примостившись у корней какого-то дерева. Там-то и заметил ее один из драконов. Он очень удивился, обнаружив человека. Но тут же свирепо потребовал у девушки ответа на вопрос, как и зачем она оказалась в Криннорвиле.

Испуганная девушка расплакалась и поведала, что убежала из родительского дома. Выслушав ее сбивчивые речи, дракон вдруг заявил, что может ей помочь. Он поднялся в небо и улетел, но вскоре возвратился, держа что-то в лапах. Разжав когти, он высыпал на землю перед девушкой свою ношу. Среди комьев земли и трухи отыскалось немало крупных красных, синих и прозрачных камней, похожих на алмазы.

Дракон велел девушке взять кристаллы и возвращаться к родителям. А чтобы никто не сомневался в рассказе о встрече с ним, ящер вырвал из своего чешуйчатого панциря одну пластинку, еле помещавшуюся у девушки на ладонях.

Она вернулась домой и сказала родителям, что дракон освободил ее от брака с тем, кого она не любит, и повелел выйти за любимого ею юношу. Увидев камни и чешуйку, родители девушки не стали противиться и согласились. Камень в память о произошедшем назвали рэннол, то есть выбор.

Через несколько веков после этого драконы покинули Северное нагорье, отправившись куда-то за море. И в горах Криннорвиль стали добывать рэннол. Спустя какое-то время королевства на континенте поглотила империя Роннавел, объединив в себе множество историй и мифов всех народов. Каждый по-своему рассказывал легенду о происхождении удивительных разноцветных камушков. Нала знала по меньшей мере дюжину самых разных объяснений, и это при том, что в доме семейства Дарк, затерявшемся среди труднопроходимых гор, мало кто любил читать, отчего в библиотеке на полках пыли скопилось больше, чем книг.

После того как появился императорский ритуал, отношение к камню изменилось. Да и само предание сильно исковеркали. Теперь раз в год, весной, знать съезжалась в столицу империи, где в течение нескольких недель устраивались гуляния, пиршества и соревнования, по окончании которых и проходил обряд. Все, пожелавшие принять участие в Рэнноле, обязаны были одеться в цвета камня: красный, синий или белый. Сам ритуал был очень прост: юноша подходил к понравившейся девушке и спрашивал у нее, каков будет ее выбор. Если девушке нравился этот юноша и она была согласна выйти за него замуж, то надевала ему на шею ожерелье из рэннола, обработанного в виде небольших квадратных бусинок. После этого юноша становился женихом девушки. И никто из их родителей не мог оспорить это решение.

Каждый преследовал на празднике свои цели: богатые и знатные родители хотели счастья своим детям, семьи, не отличавшиеся особой знатностью, хотели породниться с более древними родами; обнищавшие – обзавестись богатыми родственниками. Сами же юноши и девушки зачастую уже были знакомы друг с другом, а у многих даже была некая договоренность.

Семьи ниже четвертой ступени о подобном и не помышляли, считая это все глупой забавой знати. Но Итен Дарк был не из их числа. Его тщеславие не умещалось в маленьком двухэтажном домике с прилегавшими к нему рудником и поселком рабочих. Итен верил в то, что Дарки во что бы то ни стало должны возвыситься над другими. Эта идея преследовала дядюшку уже многие годы. Для достижения желаемого он даже готов был отдать все, что у него было.

Он верил, что возможность породниться со знатным семейством у него очень велика. Не зря же его дочери, Ксана и Вилена, были просто сказочно хороши собой! А по его сыну и наследнику вздыхала каждая девушка старше двенадцати лет во всех деревеньках добытчиков в округе.

Нала, слегка хмурясь (только бы дядя не заметил), наблюдала за его хлопотами. Много, ох, как много заработанных на добыче кристалла денег уходило (будто в колодец падало!) на дядину затею. Маленький семейный рудник, кормивший Дарков и три дюжины работников, еле справлялся с подобным.

В устье и долине реки Сонэкрин насчитывалось больше десятка семей, добывавших рэннол, но ни одна другая не желала так страстно стать Высоким домом, как этого хотели Дарки.

Тетя Майя, властная женщина с вечно презрительно изогнутыми тонкими губами, злыми искорками в глубине карих глаз и зачесанными наверх черными волосами, муштровала слуг с утроенной силой, будто уже сейчас ощущая себя в роли знатной госпожи и хозяйки золоченых палат. Не забывала она покрикивать и на дочек, только силой своего голоса загоняя их в тугие корсеты.

Ксана и Вилена внешне совсем не походили на тетю Майю – слишком светловолосые, слишком высокие, они разительно отличались от нее. Ксана порой бывала высокомерной и язвительной, в то время как Вилена больше напоминала нежную садовую розу – девушка редко повышала голос даже на слуг, была мила, приветлива и добродушна. Зная рассеянность и мягкотелость Вилены, Ксана часто брала на себя бразды правления в их паре, принимая решения.

К Нале сестры относились двояко. Она все же была бедной родственницей, принятой в семью из милости. Иногда Ксана бывала жестока к девушке, но куда чаще близняшки предпочитали иметь Налу в союзниках, а не во врагах, особенно если дело касалось противостояния с Майей Дарк.

За это тетя, кажется, ненавидела Налу еще больше. Девушке почти каждый день напоминали, что в доме Дарков она живет из милости – ведь нельзя же выгнать на улицу родственницу. Тетя Майя не раз повторяла, что ее покойный брат Сен Линер специально все подстроил и погиб вместе со своей женушкой Мардж, лишь бы повесить Налу Даркам на шею. Естественно, Нала знала, что это нелепо, но испытывала жгучую боль, в очередной раз выслушивая едкие речи.

Ко всему прочему, Нала вынуждена была мириться еще и с тем, что ее внешность далека от канонов привлекательности, принятых в империи. Зато кареглазые Вилена и Ксана считались настоящим эталоном красоты. На их фоне Нала просто терялась.

Старший сын Дарков, Ольсен, был больше похож на отца – невысокий, широкоплечий, с густыми темно-русыми волосами и правильными чертами лица. Он мог бы легко затеряться в толпе, если бы не врожденное обаяние, которое он пускал в ход, когда ему было что-то нужно.

Ольсен с дворянской расточительностью тратил имеющиеся наличные деньги и, не задумываясь, влезал в долги, а потом изобретал поистине хитроумнейшие способы по выманиванию средств у Дарка-старшего.

Дядя Итен и тетя Майя души не чаяли в своих детках, одаривая их любовью с обильностью тропических дождей, проливавшихся на южных берегах континента. Но не забывали и о множестве тумаков и придирок, чтобы трое их чад помнили об уважении к старшим.

Когда восемь лет назад в семью Дарков попала Нала, Итен и Майя чуть повздыхали, но смирились с ее присутствием. Близняшки Ксана и Вилена некоторое время вели себя настороженно, ожидая, что с появлением «конкурентки» их благополучию придет конец, а когда ничего не произошло, совершенно успокоились. Ольсен же и вовсе не обратил на Налу внимания, будто та всегда жила в их доме.

Окруженная с самого рождения любовью и заботой родителей, Нала неожиданно оказалась предоставлена самой себе в огромном доме сестры своего отца. Никому не было до нее дела. Никто не следил за ее образованием, манерами, воспитанием. Привыкшая получать все, будь то новое платье или книга, Нала была вынуждена смириться с тем, что здесь, у Дарков, ничего подобного уже не будет. Она донашивала одежду за близняшками, не отличавшимися особой аккуратностью, а что касается образования… Дарки полагали, что подобное вложение совсем не окупится (а уж о собственной выгоде они знали все!).

Но Линер есть Линер! Привитое родителями не было Налой забыто. Она старалась побольше читать и с огромным удовольствием слушала рассказы чужаков. А еще Нала изо дня в день перебирала в памяти мгновения прошлого. Все воспоминания были на месте и жили глубоко в сердце.

С острой тоской Нала из года в год, весной, оплакивала гибель своих родителей. Иногда ночью девушка просыпалась в холодном поту и со слезами на глазах, все еще слыша голос, безликий и сухой, повторявший одно и тоже: «Судно, на котором плыли Сен и Мардж Линер, подверглось нападению черных осьминогов».

Линеры никогда не были богаты, но и не бедствовали. Из-за дара отца семье часто приходилось переезжать с места на место, каждый раз обживаясь заново. Сен был кааром, да еще и лучшим на Восточном берегу. Все детство Нала провела, наблюдая за родителями. Девочка не понимала, почему окружающие не похожи на них. Уже после она осознала, что каарами, особыми доверенными людьми, знающими все и вся, готовыми и способными выполнить любую прихоть, не становились просто так или по чьей-то указке. Нет, кааром нужно было родиться.

Так когда-то Сен Линер понял свое предназначение и отправился в столицу, где и получил посвящение, после чего смог узнать все, что знали другие каары. Это было их особенностью. На некоем телепатическом уровне такие люди могли черпать сведения у своих собратьев, что позволяло почти мгновенно передавать известия по всей империи, не прибегая к услугам гонцов.

Сен долгие годы своей юности прослужил при маге Эдвиле Сорке и оказался посвящен в неприятную историю семейства, произошедшую между Эдвилом и его дочерью Мардж. Ярости чародея не было предела, когда он узнал, что его младшая дочь совершенно не обладает магическими способностями, ведь подобное было недопустимо для одной из семи главных магических династий. Желая избежать позора, Сорк решил быстро и без огласки выдать дочь замуж, дабы скрыть ее связь с семьей, а когда подобное ему не удалось, он попросту выгнал девушку из дома, хотя все родственники умоляли его о снисходительности. Но маг был непреклонен.

Сен Линер оставил службу на следующий же день. Он отыскал Мардж и попросил ее выйти за него замуж. Так появилась чета Линер, которая впоследствии стала одной из самых могущественных пар кааров во всей империи Роннавел. Но продлилось это недолго…

Слушая тишину дремлющего дома и засыпая на ходу, Нала старательно нанизывала на шелковую нить увесистые кристаллы. В глазах рябило от монотонной работы. В луче света вспыхивали и гасли отблески: белые, синие и красные. Под пальцами Налы медленно оживала причудливая вязь камней – ожерелье для Ксаны. По старым традициям, украшение для предполагаемого жениха девушка обязана была сплести сама, но нынче мало кто обращал внимание на подобные мелочи. Сама Ксана, как, впрочем, и Вилена, хныкала и отодвигала от себя блюдо, полное свежеобработанного рэннола, стоило всего раз уколоть палец иглой. Тогда тетя Майя засадила за эту работу Налу. Ожерелья для близняшек должны были быть готовы через несколько дней, когда предполагалось отправиться в столицу империи Иналь-Бередик. Нала немножко надеялась, что Дарки возьмут ее с собой. Надеялась совсем чуть-чуть.

Никогда раньше девушка не была в столице и не видела Рэннол. А ей так хотелось. Участвовать в нем она, конечно, не смогла бы, но Нала мечтала хотя бы посмотреть на этот древний праздник.

Вздохнув, девушка продолжила утомительное занятие, обдумывая узор ожерелья.

***

Небольшой каменный уступ скалы, омываемой солеными водами не по-весеннему бурного моря, часто привлекал внимание местных любителей понырять и поплавать. Этот день не стал исключением. На прогретых валунах нашла свое пристанище на ближайшие несколько часов группа молодых людей. Четверо из них были необычайно похожи: одинаковые рыжие волосы, карие глаза и вздернутые носы. Парни забавлялись, тягали друг друга за мокрые брюки, дергали за носы и обменивались шуточками. Пятый же, смеявшийся над шутками наравне с остальными, был черноволос и кареглаз. Ко всему прочему, молодой человек еще и возвышался над рыжеволосыми на добрых пять дюймов, но был не таким широкоплечим. Рыжие были родными братьями, звались Виком, Стеном, Роджем и Ленсом и носили фамилию Высокого дома Сеневиль. Кстати говоря, скала, у которой собрались молодые люди, и окрестные земли также принадлежали этой семье. Несмотря на схожесть их фамилии с родовой фамилией матери черноволосого, рыжие не были его родственниками.

Пятый молодой человек охотно откликался на имя Макс, хотя родители нарекли его Максимилианом. При беглом взгляде на темноволосого парня нельзя было даже предположить, что рыжие братья Сеневиль, при всей знатности своего семейства, не годились Максу даже в подметки. Сам Максимилиан о своей семье говорить не любил, сообщая всего одну подробность: «Моего отца зовут Джорвин». Но и этого было достаточно. Любой человек в империи (если только у него не случилось внезапного помутнения памяти) знал, кто такой Джорвин. Был всего один человек, носивший это имя. Так звали императора.

Когда двадцать пять лет у императора Джорвина и императрицы Мириль родился сын, особой радости никто не испытал. Империя Роннавел уже имела двух наследников: Кристиана и Кельма. Кроме того, у новорожденного была еще и сестра, Марин.

Трон после Джорвина переходил к Кристиану по праву старшего сына. Но Кельм был не слишком согласен с этим. С имперским размахом он строил козни против брата, пытаясь очернить Кристиана в глазах отца, но пока все его усилия пропадали даром.

Макс никогда не завидовал братьям, предпочитая жить в свое удовольствие. Тем более, его наследство по линии матери (а это были земли, объединенные в княжество Сенешвиль) приносило значительный доход благодаря многочисленным виноградникам, что позволяло молодому человеку вести безбедную жизнь. Макс не чувствовал себя претендентом на трон, да и отец не относился к нему так, как к старшим братьям, исключительность которых всячески подчеркивал. Но ни Джорвин, ни Кристиан, ни Кельм не подозревали, что Максимилиан вовсе не стремится к власти и не жалеет, что он последний в семье, ведь он находил в своем положении немало выгодных моментов.

Не связанный по рукам и ногам обязанностями кронпринца, Макс свободно перемещался по империи, заглядывая погостить к друзьям или родственникам. И ни капли не огорчался по поводу пропущенных приемов в Иналь-Бередик.

Все было бы просто чудесно в жизни молодого человека, если бы не мать. Мириль являлась единственным родственником третьего принца, кто при любом удобном и неудобном случае напоминал Максимилиану о его немногочисленных обязанностях, одной из которых была женитьба. Мать из года в год заводила разговор о молодых и вовсе юных девицах, расхваливая их сыну. Макс же слишком дорожил свободой, чтобы связывать себя узами, именуемыми брачными. Но императрица не теряла надежды, что однажды ее сын соединит свою жизнь с девушкой из какого-нибудь Высокого дома или, на худой конец, с дочерью кого-нибудь из касты высших купцов.

– Что-то отец затянул с твоей женитьбой, – поддел старшего брата Ленс. Он только-только справил семнадцатилетие и теперь вовсю наслаждался своей относительной независимостью.

Вик обиделся и замолчал, прервав рассказ о времени, проведенном вместе со своей невестой. Рядом с молодым человеком на стопке его одежды мирно покоилось ожерелье из гладких бледных кристаллов. Вик осторожно погладил камешки, вспоминая, как год назад получил это украшение от единственной дочери Высокого дома Вэленжев.

– По мне, так и вовсе эта игра не стоит свеч, – приоткрыл один глаз Родж, который был на год старше Ленса. – Бесполезное занятие – женитьба.

– Я посмотрю, как ты будешь петухом летать через неделю! – рассмеялся Стен. – Первым побежишь, вприпрыжку!

– Бесполезное, – гнул свою линию Родж. – Итиль была совершенно права, когда запретила даже заикаться о какой-то свадьбе.

Итилью звали старшую сестру братьев Сеневиль. Каждый год с неизменной надеждой родители везли ее на Рэннол. И каждый год Итиль отказывала всем соискателям ее руки. А супруги Сеневиль лишь вздыхали и ожидали следующего сезона.

Макс, изредка живший в доме Сеневиль, был почти уверен в том, что сестра его друзей отличается довольно нестандартными взглядами, больше подходящими для кааров, но говорить об этом вслух не хотел (чего доброго, даже на императорскую фамилию не посмотрят, побьют, не все ж рады быть в родстве с каарами!).

– Я хотел бы жениться, – чуть мечтательно протянул Стен. – Только разве найдешь девушку, от которой хотелось бы получить ожерелье?!

– Правильно говоришь, – поддержал брата Ленс. – Совсем ведь не обязательно, что если девушка красивая, то и характер у нее распрекрасный. Вот дядя Видер женился на тете Софии, а ведь даже и не подозревал, что обзавелся подобной супругой!

Молодые люди разразились гомерическим хохотом. Каждый из них был отлично посвящен в семейные будни четы Эдьель. Дядя Видер, славный улыбчивый мужчина с рано прорезавшейся лысиной, боязливо моргал, когда тетя София открывала рот. Голос у тети был силен и низок. О силе этого, доставшегося женщине, баса знал каждый, хоть раз побывавший в семейном гнезде Эдьель. София выговаривала гостям, слугам и домочадцам об их грехах и провинностях, даже если оных не находилось. Более других страдал дядя Видер: над его головой всегда шумел огненный смерч! Но все же никакие бури и скандалы не помешали супругам произвести на свет семерых детей.

– Это неправильно, что большая часть знатных молодых людей обручается, даже хорошенько не узнав избранника или избранницу, – протянул Ленс. – Этот праздник – полная чушь!

Максимилиан громко фыркнул и глянул на молодого человека из-под полузакрытых век. Никому из Высоких семей даже в голову не могло прийти, как можно жениться не по расчету, ведь о браке договаривались родители, не оставив молодым людям выбора. Подобное встречалось лишь в семьях ниже четвертой ступени иерархии и в семье… императора.

Родившись младшим из сыновей правителя Роннавела, Макс получил право на свободную жизнь и был этому несказанно рад. Особенно понимание этого пришло к нему после замужества сестры. Принцу потребовалось все упрямство Брусвиков и Сенешвилей – похоже, всех предков! – чтобы отец согласился на союз своей дочери с тем, которого она выбрала себе сама. Джорвин не желал видеть рядом с Марин человека, род которого еле дотягивал до права числиться в гильдии. Путем нечеловеческих усилий Макс все же уговорил отца. И видя, как счастлива Марин, понимал, что не ошибся.

Поднявшись с нагретого солнцем уступа, Макс спрыгнул в воду. Море было таким мутным, что увидеть хоть что-нибудь даже на глубине нескольких ярдов было невозможно. Побеги изумрудно-масляных водорослей едва колыхались на поверхности.

Нырнув несколько раз, чтобы остудить кожу, Макс поплыл дальше от берега, широко загребая руками. Там, всего в сотне футов от скалы, вода была более прозрачной. Соль немилосердно щипала кожу.

– Макс, далеко не заплывай! – крикнул ему вдогонку Вик. – Здесь защита от черных осьминогов тонкая. Еще прорвет!

Максимилиан не обратил на его слова никакого внимания. В чем в чем, а в защите, поставленной чародейками древности, он был уверен, как в себе самом.

Вода холодила нагретое майским солнцем тело, кровь горячей лавиной скользила по венам. Набрав в легкие побольше воздуха, Макс нырнул на глубину, следуя за солнечным бликом, выхватившим кусочек песчаного дна в легком пухе жидких нитеподобных водорослей. Внизу, футах в сорока от поверхности, били холодные течения, колыхавшие стайку мелких рыбешек. Дно казалось чуть голубоватым там, куда не попадали лучи солнца.

Ощупывая ладонями песок и валуны, Макс заметил какой-то блеск. Рука наткнулась на небольшой кусочек металла. Зажав свою находку в кулаке, Максимилиан вынырнул на поверхность. Только взобравшись вновь на уступ и подставив спину солнцу, он принялся рассматривать свою находку. Это был медальон. Из золотых нитей был искусно сплетен свернувшийся дракон, а красные, синие и прозрачные камешки рэннола заменяли ящеру глаза, ноздри и чешую. Вещица чем-то напоминала монету империи.

Братья Сеневиль, заглядывая принцу через плечо, во все глаза рассматривали находку.

– Подобные штуки я видел у магов, – подал голос Вик.

– А как он попал на дно? – заинтересовался Ленс. – Так просто ведь их не выбрасывают!

– Это не знак мага. – Макс оторвал взгляд от находки и посмотрел на море – оно усмехалось над ним, растягивая пенные губы. – Я видел знаки магов. Они не похожи на этот…

Максимилиан не договорил, замолчав на полуслове. Заметив его задумчивый взгляд, братья не стали ничего спрашивать, даже любопытный Ленс не проронил ни звука.

Повертев золотой кругляш и так и эдак – блеск полоснул по глазам – Макс спрятал медальон в карман своей куртки. О том, что это и как оно попало на дно, он обязательно узнает. Макс видел подобный медальон всего один раз до этого, да и то мельком. В том, что эта вещица магическая, молодой человек не сомневался, вот только слабо себе представлял, для чего она может быть нужна. Наверное, никто другой в империи не знал этого, кроме магов и кааров.

«Да и магам, небось, об этом рассказал каар!» – подумал Макс и рассмеялся.

***

В гостинице пахло сыростью, сам воздух был каким-то затхлым. В день приезда над городом словно прорвалось тяжелое сизое небо, обрушив на Иналь-Бередик холодную стену дождя. Ливни продолжались вот уже несколько дней, грозя отложить праздник на неопределенное время.

Итен маялся, скучал, сидя в столовой с несколькими подобными себе отцами семейств, пил разбавленное хозяином вино и сетовал на судьбу. Майя, зло поглядывая на мужа, читала какую-то книгу, пытаясь отвлечь себя от мыслей об отложенном величии. Сестрички Ксана и Вилена, ничего не замечая, днями болтали с тремя прибывшими в одно время с Дарками девушками. Ольсен пропадал неизвестно где.

В обстановке гремучего накала между апатией дяди и бушующим негодованием тети Нала была рада, что ей досталась крохотная, затхлая, но все же отдельная комната. Хотя комнатой это помещение можно было назвать с большущей натяжкой: в чуланчике с единственным слепым окошком места едва хватало для узенькой кровати и стула.

От скуки или от безделья Нала плела рэннол. Ожерелье с простым рисунком – ряды белых, синих и красных камней – успокаивало и занимало руки.

– Не думаю, что когда-нибудь смогу его кому-то подарить, – сама себе призналась девушка, рассматривая блестящие камушки, и усмехнулась. – Тетя права.

Спрятав рэннол в бархатный мешочек на поясе, Нала уставилась в окно. Когда-то мама, возвращаясь домой и укладывая Налу спать, весело рассказывала о будущем. Девушка очень хорошо помнила эти выдумки.

– Вот еще несколько лет, дорогая, – Мардж улыбалась (она всегда улыбалась), – и мы с твоим отцом вывезем тебя на твой первый бал! Я совершенно уверена, что на такую красавицу тут же начнут охоту знатные молодые люди, которые захотят назвать тебя своей избранницей! Только обещай мне, милая, – на этих словах мама всегда весело подмигивала, – что не выскочишь замуж за первого встречного. Ты достойна самой лучшей партии. Я это точно знаю!

На глаза навернулись слезы.

Как же она скучала по тем веселым и сказочным выдумкам матери. Тогда, много лет назад, Нале и в самом деле чудилось, что она принцесса, красавица, всеобщая любимица. Тогда она верила, что достойна лишь дворцов, принцев, почета и славы.

– Нала! – в коридоре послышались быстрые шаги.

Девушка вынырнула из задумчивости и быстро встала, оправляя складки на платье. Через секунду в коморку влетела Вилена.

– Нала! Скорее! Мама зовет! Помоги нам собраться! Пришло послание из императорского дворца. Нас всех ждут там вечером! Думаю, тебе даже разрешат поехать с нами.

Девушка вздохнула и быстрым шагом направилась в комнаты сестер. Там уже вовсю шла подготовка: в воздухе висел резкий аромат духов, летали пылинки пудры и перышки. На небольшой тумбе стояла Ксана, красная и злая. Ее талия была утянута до невозможности, по лицу девушки было видно, что это причиняет ей боль. Но ни мать, ни служанки не обращали на это внимания, наспех зашивая прямо на девушке длинное зеленое платье.

Для Вилены уже было подготовлено другое, темно-лиловое. Нала постаралась как можно дальше отойти от тетушки, опасаясь ее язвительных замечаний. Вилена была только рада утащить ее в угол комнаты, упросив затянуть на ней корсет.

– Только осторожно, – взмолилась Вилена шепотом, – а то мама так сильно зашнуровывала Ксану, что та даже рыдала первые минуты.

Нала улыбнулась и взялась за тесемки обеими руками. Во время дороги в столицу Вилена и Ксана сильно изменились, растеряв остатки былой язвительности на весенних колдобинах. Вечером накануне Ви предпочла компанию Налы причитаниям матери и тихому злому шепоту сестры.

– Девочки мои! – сладко пропела Майя. – Сегодня вы должны выглядеть так, чтобы все лучшие женихи империи выстроились в очередь, желая заполучить вас себе в жены! Вы меня поняли?

«Девочки» нестройно закивали и переглянулись. Ксана болезненно скривилась и заплакала.

– Мама совсем помешалась на этом, – почти беззвучно посетовала Нале Вилена, пока та застегивала крючки на тяжелом и жестком, словно бумажном платье. – Только и твердит, что мы должны удачно выйти замуж. Ох, Нала, как я тебе завидую.

Последняя не поверила своим ушам, услышав эти слова из уст сестры. Как могла завидовать ей, бедной родственнице, сироте и бесприданнице, красавица Вилена?

15 590,20 s`om