Kitobni o'qish: «Чекистами не рождаются»

Shrift:

* * *

1

Летом 1918 года агент разведки красных Лев, он же «Студент», он же «гражданин Чижиков», был заброшен в белогвардейский тыл. Впрочем, агент – это, конечно, звучит слишком громко. Его подготовка заняла всего около пары недель.

– Ну чему, скажите на милость, можно научить за столь короткое время? – искренне сокрушался занимавшийся непосредственной работой с будущими «рыцарями плаща и кинжала» латыш Карл Бауэр.

– Не тужи, товарищ, – утешал его начальник контрразведки 1-й Красной армии Семенов. – Раз нет возможности готовить тщательно, то будем брать валом. Да, многие из твоих подопечных провалятся. Но кто-то же и уцелеет. И принесет хоть толику информации…

Подготовка и впрямь была самой минимальной. Азы маскировки и конспирации, приемы французской и американской борьбы, тренировка памяти. Основным преимуществом «Студента», по мнению Бауэра, была внешность, выгодно отличавшая его от простоватых крестьянских парней и слесарей-пролетариев с мозолистыми руками. Лев действительно обучался в университете, однако не окончил его, отнюдь не по своей воле очутившись в числе сотен и тысяч других таких же прапорщиков военного времени. На фронте же новоявленному «защитнику Отечества» довелось побыть совсем немного, поскольку после Февральской революции начался все ускоряющийся развал прежней императорской армии. Точку в военной карьере Льва поставил Октябрьский переворот. Затем буйные ветры новой революции занесли его в ряды Красной гвардии. И вот теперь приходилось становиться разведчиком.

К лету 1918 года власть большевиков переживала далеко не лучшие времена. Вслед за первоначальной эйфорией, когда едва ли ни в каждом более или менее крупном городе стихийно возникал свой совдеп, начался обратный процесс. Зашевелилось казачество, начала формироваться белая Добровольческая армия. Однако, пожалуй, самую большую угрозу для новорожденной советской власти представлял мятеж Чехословацкого корпуса в Сибири. Вот на фронт борьбы с белочехами и двинули снабженного подлинными документами на имя «гражданина Чижикова» Льва.

5 июля, раздобыв кое-какие сведения, он направлялся к расположенному неподалеку от Бугульмы разъезду Шелашниково, с намерением перейти на свою сторону. Война, в тот период в основном разворачивалась вдоль линий железных дорог, отчего и получила меткое название «эшелонной». Да и обстановка менялась стремительно. Никто не мог дать гарантии, что бывшая вчера под белыми станция наутро не окажется занятой красными. И наоборот. Так что ухо приходилось держать постоянно востро. И не зря. Тем более что обойтись без неожиданностей все равно не удалось.

Перейдя мост через реку Кинель и углубившись в тайгу на пару верст, Лев вовремя заметил впереди стоящую подводу, в которой сидел обычный с виду мужичок. Рядом, на обочине, под присмотром солдата с винтовкой за плечом, переступали с ноги на ногу три лошади. Ещё одного коня держал под уздцы офицер, нетерпеливо постукивавший себя стеком по голенищу сапога. Он то и дело понукал двух других солдат, занимавшихся обшариванием вещей раздетой почти донага и застывшей, словно статуя, девушки.

«Насиловать они её, что ли, собрались?» – мелькнуло в голове у Льва, а потом он обо всем догадался.

Судя по погонам на гимнастерках, все четверо военных были белогвардейцами. Девушка же, похоже, являлась такой же недоученной разведчицей, как и сам Лев. Помимо мужчин Семенов широко привлекал к агентурным мероприятиям и многочисленных работниц с фабрик, заводов и железнодорожных мастерских. Сознательных, конечно. Ну и неумелых, чего уж греха таить. Об опасности разоблачения многие из них попросту не думали.

Для «Студента» представилась идеальная возможность, пока белые заняты своим черным делом, проскочить лесом мимо опасного места. Однако он уже принял иное решение.

– Что здесь происходит? – приближаясь быстрым шагом, резко выкрикнул он и, не давая опомниться, добавил: – Контрразведка!

Левой рукой он вытащил из нагрудного кармана свое удостоверение. Разумеется, оно было выдано красными. Но суть здесь заключалась в ином. Одновременно Лев выхватил из бокового кармана компактный армейский пистолет «Маузер М1914» и первым же выстрелом уложил офицера. Вторая пуля досталась коноводу, третья – одному из обыскивающих девушку солдат. Четвертый белогвардеец, бросив все, кинулся к росшим неподалеку деревьям. Тщательно прицелившись, Лев угодил ему точно между лопаток. Словно наткнувшись на невидимую преграду, солдат рухнул на землю. Дальше молодой разведчик действовал уже автоматически. Обойдя всех четверых, он всадил в каждого ещё по одной пуле. В мозгу при этом бездумно пульсировала одна-единственная мысль: «Что бы подумала мама, увидев сейчас своего доброго, ласкового Левушку? Вот что война с нами делает!»

– Свят, свят, свят! – истово перекрестился продолжавший сидеть в телеге мужичок, а девушка из просто бледной превратилась в фарфорово-белую. По-видимому, она пребывала в глубоком шоке.

За неимением коньяка и иного спиртного от подобного состояния у «Студента» нашлось лишь одно лекарство. Подойдя вплотную, он пару раз от души заехал ладонью девчонке по щекам. Кровь моментально прилила у той к лицу. Придя в себя, незадачливая разведчица кинулась на шею своему невольному спасителю и тотчас разрыдалась.

– Ну, все, все, – гладя её по голове, приговаривал Лев. – Свой я, свой.

– Я думала, меня расстреляют! – захлебываясь слезами, причитала та.

– Успокойся, милая. Все уже кончилось. А теперь давай – одевайся. Нам ещё в Шелашниково пробираться надо.

Сидевший все это время безучастно возница счел за лучшее уточнить:

– Местный я. Иваном Дмитриевичем звать. Подрядился вот её на разъезд отвезти. А тут эти, вон, верхами прискакали и давай лютовать. Все бумаги какие-то искали. Чуть меня самого к большевикам не причислили!

– Вот что, отец, – постарался сразу пресечь на корню эти словоизлияния Лев. – Сам видишь, что здесь произошло. Если новые нагрянут, то и тебе мало не покажется.

– А ить правда! Что же мне, бедному, робыть?

– А ничего. Довези нас до Шелашниково – и разбежимся по-быстрому. Словно ничего друг о друге и не знали!

– Верно гутаришь, паря! Залазьте!

Перед самым разъездом Лев отпустил возницу и, наскоро осмотревшись, принялся инструктировать свою попутчицу.

– Так, слушай. Тебя, кстати, как зовут?

– Настя, – робко протянула девушка.

– Очень приятно. А меня – Лева. Так вот, Настя, видишь, на путях санитарная летучка стоит? Ну, поезд госпитальный.

– Вижу.

– Это нам только на руку. Скажем всем, что ты моя невеста. Мол, испугалась сильно, когда стрелять поблизости начали. А на тебе и впрямь до сих пор лица нет. Вот врача и ищем. А там постараемся в поезд устроиться и в Бугульму проскочить. Шелашниково вроде ещё недавно нашим было. Но за последнее время я ручаться не могу…

На разъезде между тем кипела бойкая торговля. Пассажиры (и пациенты) проходящих поездов меняли у окрестных крестьян самые различные предметы роскоши на продукты питания. Чего здесь только не было! Часы, туфли, нательное белье, одежда – с одной стороны, и жареные гуси, куры, сало, яйца, молоко – с другой. Словом, на первый взгляд сплошная тишь да гладь. И все же Лев сразу отметил в этой благостной картине некий фальшивый диссонанс, моментально его настороживший. Слишком много среди базарных торговцев толклось крепких молодых людей, вроде и одевших крестьянские рубахи, но позабывших снять свои армейские шаровары и сапоги. Лениво лузгая семечки, они то и дело цепко посматривали по сторонам.

«Эге, ребятки, да вы здесь неспроста! – мелькнуло в голове у Льва. – Сильно смахивает на белогвардейскую разведку. Того и гляди, весь разъезд под свой контроль поставят. Что же предпринять?»

И тут ему и Насте просто невероятно повезло. На разъезде оказался ещё один агент красных – Вячеслав Тимофеев. Тот тоже почуял неладное и принялся за дело. Сначала попытался отправить срочную телеграмму в Бугульму и Симбирск. Однако начальник разъезда отказался её принять, мотивируя это тем, что за ним уже следят белые. Тогда Тимофеев бросился к главврачу санитарного поезда в надежде уговорить того немедленно отправиться в путь, пока ещё не поздно. Но доктор никакой опасности в смене властей не усмотрел. Поезд ведь подпадает под юрисдикцию Международного Красного Креста, не так ли?

Плюнув с досады, советский разведчик отстал от него. Теперь очередь оставалась за машинистом. Тот неспешно прихлебывал чай из сделанной из консервной банки кружки. На предложение как можно скорее выйти на перегон, да ещё и без путевки, он лишь удивленно поднял глаза:

– За пятнадцать лет впервой слышу, чтобы ехать без путевки. А если из Клявлина встречный? Линия-то однопутная, да и туман ещё не рассеялся. Столкновением может окончиться эта затея!

Тем не менее локомотивная бригада всерьез задумалась над словами Тимофеева. В отличие от доктора попасть в руки белых им совсем не улыбалось. Наконец, посовещавшись с помощником и кочегаром, машинист решил рискнуть. Поезд тронулся с разъезда тихо, без привычного гудка. Ходивший за кипятком Лев еле успел запрыгнуть на подножку последнего вагона. По счастью, так до конца и не пришедшую в себя Настю он устроил в госпиталь ещё раньше.

Шелашниково покинули благополучно. По крайней мере, никто вслед эшелону стрелять не стал. Следующий разъезд – Клявлино – пока находился в руках красных. Там Тимофеев, наконец, смог связаться с Бугульмой, откуда поступил срочный приказ отправлять летучку дальше безо всякой очереди. Обстановка, впрочем, менялась стремительно. Как и всегда, во времена «эшелонной войны».

Вечером 4 июля захватившим внезапным ударом следующую станцию Дымка белочехам удалось заманить в засаду и практически полностью уничтожить прибывший туда на «блиндированной» площадке отряд красных партизан из отряда Орла. Сдавшихся в плен, в обмен на обещание жизни, и то расстреляли. Уцелеть удалось лишь двоим – раненым Сергею Назаренко и Николаю Ковальчуку. Когда первые тревожные вести об этом достигли Бугульмы, то к Дымке сразу же устремились два красных бронепоезда. Сначала – № 1 «Ленин», а затем и «Свобода или смерть». Но и белые сопротивлялись отчаянно, то и дело переходя в контратаки.

В самый разгар сражения со стороны Клявлино к Дымке подошла и санитарная летучка, столь счастливо вырвавшаяся с разъезда Шелашниково. Заслышав отдаленные выстрелы, машинист тотчас остановил паровоз. Узнав, в чем дело, доселе сидевший у постели Насти Лев немедленно выскочил наружу, хотя девушка и пыталась удержать его, крепко обхватив запястье. Спрыгнув на насыпь, «Студент» вытащил свой пистолет и осмотрелся.

Судьба боя, словно на весах, клонилась то в одну, то в другую сторону. Поначалу белогвардейцам удалось подорвать гранатами переднюю площадку бронепоезда № 1. Довершить дело они спешили при помощи полевой артиллерии. Тем более что застывший на месте стальной колосс представлял собой превосходную цель. И ещё неизвестно, как бы все закончилось, если бы к станции не подошел укомплектованный исключительно матросами бронепоезд «Свобода или смерть». Подлетев к Дымке, он с ходу открыл огонь, прикрывая своего поврежденного собрата. Окончательно сломила сопротивление белочехов удачная штыковая атака матросов Полупанова с фланга. Вместе с «братишками» поучаствовал в ней и Лев, расстрелявший пару обойм из своего «маузера». Закончился же бой, как и положено – митингом. Ещё одну голову гидре контрреволюции срубили!

2

Когда Лев наконец добрался до Бугульмы, то подвергся там нешуточному разносу.

– Тебя для чего в тыл белым посылали?! Информацию собирать или перестрелки устраивать? – гневно потрясал кулаками в воздухе начальник местной контрразведки. – Тоже мне, ковбой нашелся! Пистолет откуда у тебя? Мы же запрещали агентам перед выходом на маршрут брать с собой оружие! А если под обыск попадешь?

– Ну и что? Я же, по легенде, коммерсанта изображал. А время сейчас, сами знаете, какое. Разве коммерсант не может приобрести «наган» или «маузер» для защиты своей жизни и имущества?

– Да, тут ты, Лева, прав на все сто. Я как-то об этом не подумал. Оружие разведчику действительно не помешает. Но только в самом крайнем случае!

– Ну не мог я пройти мимо! Что ж я, идол бесчувственный?!

– Ладно-ладно, не кипятись. Молодец, что вмешался. И девушку спас, и беляков положил. Вот только легенду свою ты, что называется, засветил. Больше тебе появляться в наших местах не рекомендовано.

– Почему? Свидетелей же не осталось.

– Ты в этом уверен? А возница где?

– Не знаю. Мы с ним перед самым разъездом попрощались.

– Вот видишь! А ты говорил.

– А вы считаете, что надо было и его? Я бы не смог! Одно дело – белочехи, а совсем другое – наш трудовой брат-крестьянин! Причем ни в чем не повинный!

– Вот только не стоит из меня откровенного упыря делать! Возницу я для примера вспомнил. А бой за Дымку? Там тоже свидетелей предостаточно было. Нет, дорогой «гражданин Чижиков». Лучше тебе отсюда уехать. Куда-нибудь, не очень далеко. Например – под Екатеринбург…

В окрестностях столицы Урала хаос оказался не меньшим, чем под Бугульмой. Чехословаки напирали неотвратимо. Подняла голову и местная контрреволюция, до того сидевшая словно мыши по норам. «Стоило ехать так далеко, чтобы и здесь застать такой же бардак»! – невольно думал про себя молодой разведчик. 11 июля по старому стилю, или 24 – по новому, он, вместе с отступающими эшелонами красных, очутился на разъезде с весьма примечательным названием Хохотун. После него единственным препятствием на пути к Екатеринбургу оставался только мост через реку Исеть. Там командование красных и решило сделать засаду в надежде хоть немного задержать наступающие чехословацкие части и тем самым выиграть время для эвакуации города. Но требовался опытный проводник, хорошо знавший окрестные места. На эту роль отлично подошел комиссар близлежащего села Решёты. В округе он слыл за умного и рачительного хозяина. Да и был к тому же ещё и бывшим фронтовиком. Кандидатура, в общем, со всех сторон положительная.

Кроме того, решётского комиссара предполагалось использовать и в качестве связного для Льва, которому предстояло изображать в белом тылу очередного коммерсанта, занимавшегося доставкой всякой мелочевки из Екатеринбурга. Тот только пожал плечами. Раз надо – значит, надо. Указал он и подходящее место для засады в районе Палкинского разъезда. Как раз в том месте, где линия железной дороги проходит сквозь густой лес, подступающий к полотну с обеих сторон. Там арьергард красных и занял позиции поздним вечером 24 июля.

Передовой чешский эшелон подошел туда вскоре после полуночи. Ошибиться было невозможно. Над головным паровозом, вместо привычного красного, трепетало множество бело-зеленых флажков. Едва грянули первые выстрелы, как он сразу же замедлил ход. Сражение, впрочем, развивалось вяло. Артиллерии у красных не было, зато чехи тотчас сноровисто скатили с платформы два тяжелых орудия. Пока передовая партия чехословаков дожидалась у своих вагонов рассвета, остальные их эшелоны сдали задним ходом обратно на разъезд Хохотун. В общем, задачу по сдерживанию неприятеля отряд красных выполнил. Был среди его бойцов и «Студент» со своим непременным «маузером». В душе, конечно, он предпочитал явную войну тайной и никогда не упускал подвернувшейся возможности схватиться с врагом в открытую.

Екатеринбург же пал вечером 25 июля в результате прямого предательства. Или диверсии. Это уже с какой стороны посмотреть. Затаившиеся в городе белогвардейцы выдали себя за подкрепление, отправленное к оборонявшим вокзал красным, а потом ударили тем в спину. Лишь после в Екатеринбург вступили казаки. Кстати, чуть раньше, во время эвакуации, большевики намеревались серьезно разграбить город, однако им не позволил этого сделать отряд анархиста Жебунёва. Вернее, братишки согласились беспрепятственно пропустить красных по направлению к Тюмени и Нижнему Тагилу лишь в том случае, если Екатеринбург не пострадает.

Все эти подробности Лев услышал уже после перехода на нелегальное положение. Но и здесь у него дело не заладилось. Числа двадцать шестого выбранный в качестве курьера комиссар села Решёты был убит по дороге в Екатеринбург. Несчастного застрелили метким выстрелом в затылок, когда тот ехал на подводе на базар. С убитого сняли сапоги, похитили предназначенные для продажи крынки с молоком и сметаной, однако лошадь с телегой не тронули. Как выяснилось, то была не единственная жертва. Ещё 24 июля исчез слуга-чех, носивший продукты из города для укрывавшихся на заимке Маргаритино бывших «буржуев». Рано утром он закупил в Екатеринбурге провизию и отправился в обратный путь. И пропал. Тело чеха обнаружили в густом кустарнике, верстах в трех от Маргаритино, на следующий день после убийства комиссара. Тоже застрелен. Бывшие при нем продукты исчезли.

«Так, так, так, – принялся напряженно размышлять Лев. – Какая-то нечисть тут завелась! Скорее всего, действует в одиночку, поскольку нападает только на одиноких путников. Если бы работала шайка, то наверняка забрала бы и лошадь с телегой. Да и местным крестьянам подвода бы явно не помешала. Значит – не они. О каких-либо политических убеждениях говорить тоже не приходится. В одном случае убили комиссара, в другом – барского слугу. Обыкновенный бандитизм. Надо попробовать с этим разобраться!»

Легко сказать – разобраться! Но как? Облаву устраивать? Так никто за ним не пойдет. Кому охота в лесу на пулю нарваться? Ведь неведомый душегуб, похоже, не только вооружен, но и готов на всё. После долгих раздумий Лев решил остановиться на варианте ловли «на живца». Причем в качестве наживки использовать самого себя. Ну и при условии сведения риска до приемлемого минимума. Вариант идти пешком однозначно отпадал. Здесь не угадаешь, когда и откуда может прилететь пуля. То же относилось и к езде в телеге. Не будешь же от каждого куста шарахаться! Слишком подозрительно выйдет. И на подстраховку никого не возьмешь. Злодей только на одиночек нападает.

Думал Лев, думал и придумал. В один из ближайших дней он отправился с группой крестьян в Екатеринбург. Дорога туда, как он и ожидал, прошла спокойно. В городе же новоиспеченный коммерсант раздобыл легкую бричку с откидным кожаным верхом. Самое то для господина, занимающегося разъездной мелкооптовой торговлей. Ну, не на телеге же ездить! Вот только в бричке, перед отъездом в обратный путь, Лев сделал кое-какие изменения. Откинув верх, он прорезал с двух сторон в кожаном пологе два аккуратных отверстия, особо не видимых снаружи. Теперь изнутри можно было наблюдать за окрестностями, самому оставаясь скрытым от посторонних глаз. На этом и строился весь расчет. А в том, что убийца непременно клюнет на наживку, Лев нисколечко не сомневался. Он же будет изображать одинокого господина. Да ещё и коммерсанта в придачу! А значит, там будет чем поживиться. К тому же любой хищник от безнаказанности наглеет. И поневоле теряет осторожность.

Едва бричка, покинув городские окраины, неспешно въехала в тайгу, как Лев тотчас утроил бдительность. Верный «маузер», заряженный и снятый с предохранителя, лежал удобно под рукой. И все же, как он ни готовился к этому моменту, хриплый голос, откуда-то справа, прозвучал подобно раскату внезапного грома:

– Ваше благородие, погодь маленько!

Приникнув к своей «смотровой щели», Лев увидел стоявшего у обочины мужика в картузе, до самых глаз заросшего черной клочковатой бородой. В руках у того мелькнул обрез от винтовки. Однако Лев опередил незнакомца. Не став выглядывать из-за полога, на что, очевидно, и рассчитывал убийца, он вскинул пистолет и выстрелил прямо сквозь отверстие. Душегуб рухнул навзничь и захрипел. Пуля угодила ему прямо в лоб. Второго выстрела не потребовалось. Убедившись, что здесь все кончено, «коммерсант» взмахнул вожжами и покатил дальше. Кем был убытий – дезертиром, каторжником или простым бандитом, его абсолютно не интересовало. Главное, что тот получил по заслугам.

3

После того как фронт откатился далеко на запад, Лев остался во вражеском тылу совершенно один. Комиссара-курьера убили, а иными явками его в царившей перед падением Екатеринбурга неразберихе попросту не успели снабдить. Приходилось надеяться только на собственные силы. Благо позволяла удачно выбранная личина коммерсанта. И все же, повинуясь некоему шестому чувству, по пути к своим Лев старался держаться подальше от людных мест, предпочитая кочевать по глухим деревням. Мало ли что. Где большой город, там и властей много. Вместе с сопутствующими службами. В том числе – и контрразведывательными. А попадать в подвалы белогвардейской чрезвычайки тоже не хотелось. Слухи о ней ходили почище, чем о ЧК!

Меж тем молва о решительном «гражданине Чижикове», в два счета ликвидировавшем вооруженного бандита-дезертира, разлетелась далеко вперед. И вот однажды, когда Лев приехал в один из отдаленных хуторов, к нему, на ходу ломая шапку, заспешил один из мужиков.

– Ваше благородие, нижайше просим посодействовать!

– В чем дело?

– Помогите на «товарищей» управу найти!

– Каких «товарищей»? – внутренне насторожившись, переспросил Лев. – Большевиков, что ли?

– Не. Шут его знает, как они обзываются. Те, за свободу которые.

– Анархисты?

– Да, да! Нархисты. Пришли намедни на хутор. Мы, мол, за вас кровь проливаем, так что давайте сало, самогон. Ну и золотишко у кого какое завалялось.

– И вы, хочешь сказать, послушались?

– Не совсем. Золотишко пока придерживаем, а выпивкой и закуской обеспечили. Да и как иначе? Их же человек шесть, с бонбами да леворвертами. Волосья до плеч – ужасть!

– Так здесь же, в округе, оружия небось валом припрятано! И у вас на хуторе винтовки, чай, имеются. Что ж вы отпор не дали? А ещё мужики!

– И не говори, ваше благородие! Чего с нас взять? Мы народ темный. Один скажет: «Трогай»! – и все за ним. А без вожака на такое дело никого и не подымешь. Боятся мужички.

«Действительно – стадо!» – про себя подумал Лев, а мужик, комкая шапку в руках, продолжил:

– Да и мы, если честно, миром думали разойтись. Мол, попьют, погулеванят, да и дальше тронутся. Ан нет! Они же ещё вон что удумали! Жен обобществлять будут!

– Что?!

– А вот полюбуйся, мил-человек!

И мужичок вытащил из-за пазухи скомканный и уже порядком потрепанный лист бумаги. Лев развернул его и сразу все понял. Это был печально знаменитый «Декрет об отмене частного владения женщинами» в конце февраля 1918 года, изданный якобы от имени Самарской федерации анархистов. В нем декларировалось, что с 1 мая все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из «частной собственности» и становятся «достоянием народа». А значит, с этого момента каждый мужчина имеет право пользоваться любой из них, но «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». За бывшими мужьями, впрочем, сохранялся внеочередной доступ «к телу». Распределением же «очередности», согласно документу, должен был заниматься местный клуб анархистов. Ну и тому подобный порнографический бред.

Как выяснилось впоследствии, листовку эту состряпал некий Михаил Уваров. Взбешенные анархисты немедленно убили его, однако фальшивка уже зажила собственной жизнью. Её, выдавая за подлинный декрет советской власти, сразу приняли на вооружение всевозможные пропагандистские бюро Белого движения. Вот так и получилось, что история с обобществлением женщин сильнее ударила не по анархистам, а именно по большевикам, которые в пресловутой листовке и вовсе не упоминались. Не преминули воспользоваться «Декретом» и различные уголовные элементы, получившие возможность творить всякие бесчинства как бы под официальным прикрытием. К их числу, видимо, и относился отряд анархистов, вторгшийся на глухой уральский хутор.

Поразмыслив, Лев решил помочь крестьянам. Тем более что эти бандиты своими действиями невольно дискредитировали саму идею советской власти.

– Вот что, отец, – сказал он. – Кстати, как тебя зовут?

– Никифор.

– Хорошо. Так вот, Никифор, где эти ироды сейчас? В самом хуторе?

– Нет. На заимке, поблизости.

– Уже лучше! Сможем подготовиться основательнее. Давай, собирай мужиков. Только смотри, чтоб все с оружием были. Да пускай не стесняются! Я вам не урядник! Отбирать не буду…

Минут через тридцать – сорок ополчение прибыло. Как и предполагал Лев, оружия на хуторе оказалось предостаточно. Чего здесь только не было! И обрезы, и целые «трехлинейки», и «наганы», и даже пара гранат-лимонок.

«Твою мать! – в сердцах выругался про себя агент. – Да с таким арсеналом крепость можно штурмовать, а они все сигнала ждут!»

Отобрав несколько фронтовиков, Лев вместе с ними и Никифором отправился на разведку. Заимка, где засели анархисты, представляла собой обычную избу, стоявшую посреди свободного от леса выгона.

– Умно, – пробравшись сквозь заросли кустарника, констатировал «коммерсант». – Незамеченным не подойдешь. Часового они ставят?

– Раньше ставили, теперь – нет.

– Понятно. От безнаказанности обнаглели.

– Похоже на то. Дверь только на запоре держат.

– А вы откуда знаете?

– Так это… Мы же им провизию носим.

– Сами?! Добровольно?!

– А как иначе? Не ждать же, пока анчихристы в хутор нагрянут! Нам и первого раза за глаза хватило! Не только по погребам, но и по избам не ровен час шарится начнут! А то и баб с девками уводить станут. Во исполнение «Декрета»!

– Ну вы даете! Ладно. Лирику оставим. Не для того мы сюда пришли. Последний вопрос. Дверь в избе куда открывается?

– Вовнутрь.

– Плохо. Снаружи не подопрешь.

Облазив опушку, Лев наметил удобные позиции и расставил там мужиков с винтовками.

– Вот что, ребята. Валите всех, кто из окон выскакивать станет. Паспорта и фамилии спрашивать не будем!

Сам он, в компании с Никифором, решительно направился к двери избушки. Никто, похоже, их появления не заметил. Анархистам, очевидно, было не до того. Изнутри доносился глухой гомон голосов, то и дело прерываемый матом и пьяными выкриками. Подобравшись к порогу, Лев приготовил пистолет и сделал знак Никифору. Тот робко постучал в дверь.

– Кто? – раздался в ответ хриплый пропитой голос.

– Не пужайтесь, товарищи. Это я – Никифор. Огурчиков принес да молочка. Ну и бутылочку, само собой! Куда ж без неё!

– Щас открою. Погоди!

Раздался грохот отодвигаемого засова – и на пороге показался взъерошенный верзила в кожаной куртке. Решительно отпихнув Никифора в сторону, Лев уложил анархиста одним выстрелом, а затем, швырнув внутрь избы, одну за другой, обе лимонки, вновь захлопнул дверь. После чего с криком «Ложись!» кинулся на землю. Рядом, обхватив голову руками, плюхнулся на живот Никифор. В избе тем временем ахнули два оглушительных взрыва. Тотчас вскочив, Лев ударом ноги распахнул дверь и ворвался внутрь. Там, в ещё не успевших рассеяться клубах порохового и табачного дыма, царила картина полного разгрома. Перевернутый стол и лавки, истекающие кровью и хрипящие люди. Перемещаясь от одного к другому, Лев хладнокровно достреливал раненых. Под подошвами сапог хрустели осколки разбитых четвертей самогона, стаканов, крынок, мисок, вареные и ещё не очищенные от скорлупы яйца, соленые огурцы, квашеная капуста.

Когда все было кончено, он украдкой выглянул из дверного проема и позвал:

– Никифор, а Никифор.

– Чего, ваше благородие?

– Ступай, своих предупреди, что опасность миновала. А то ещё не ровен час меня на радостях положат.

– Слушаюсь!

Пока Никифор бегал за мужиками, Лев внимательно осмотрел оставшееся после анархистов оружие. Тут тоже попадались серьезные машинки. Вплоть до угловатых «маузеров» модели C96 с пристегивающейся деревянной кобурой. Не чета его карманному пистолету! Но и разведчику таскать подобную бандуру явно не с руки. С сожалением отложив трофеи в сторону, Лев вышел на свежий воздух. У порога уже переминались с ноги на ногу давешние мужики.

– Ваше благородие, а оружие ты куда девать будешь? С собой заберешь?

– На черта оно мне сдалось! Что я им, торговать буду? Можете забирать. Только, чур, баш на баш! Я вам «маузеры» и «наганы», а вы мне продукты! Ну и деньжат, если подкинете, неплохо будет. Но не керенки!

– Обижаете, господин хороший! Полновесные червонцы! Для хорошего человека ничего не жалко!