Kitobni o'qish: «С особой жестокостью»

…Я убежден из процесса и из всего, и из подлой защиты Александрова, который замечательный здесь негодяй- «адвокат нанятая совесть».

Федор Достоевский. Из письма кО. А. Новиковой по поводу защиты адвоката Петра Александрова в Кутаисском деле (дело Сары Модебадзе), 1879 год

ГЛАВА 1

Бежать! Бежать отсюда со всех ног!

Вот первое, что пришло в голову Роману.

Но подруга его лежала на песке без сознания, а в реке…

Труп покачивался на волнах, его ноги запутались в прибрежных водорослях. Лица утопленника видно не было, темные волосы ерошило течение реки, белые кисти рук всплыли и были раскинуты в стороны. Роман смог рассмотреть черную куртку, спортивные штаны и кроссовки… Это был мужчина.

Парнем овладел неудержимый страх. Казалось, что желудок сжался и подтянулся к груди, а ноги немели и подкашивались.

«Вот это сходил на свидание… Влип. Теперь начнется волокита с ми л ицией: будут вызывать, расспрашивать, что к чему. Еще и Юлька от испуга вырубилась. Утащить ее, что ли, отсюда подальше, – а когда придет в себя, взять клятву не рассказывать об увиденном… Нет. Не выйдет. Я ее просто не унесу… Да и следы на песке…»

Хаотические мысли роились в голове у парня и не давали сосредоточиться. «Зачем мы вообще сюда пошли?! Романтики захотелось, наедине побыть… Побыли? Сидели бы в кафе, мороженое ели… Что делать? Что же делать?»

Через несколько минут паника немного отступила. Роман трясущимися руками достал из кармана телефон и набрал «102». Сбиваясь, выкрикнул о трупе в реке. Деловой голос дежурного мента вернул Романа к нормальному состоянию, и он кое-как пояснил, где находится. Потом, взглянув на Юлю, которая все не приходила в себя, Роман набрал «103» и вызвал скорую.

Спустя 20 минут на просеке засверкали фары, и к реке подкатили две машины с опергруппой. Ребята в форме тут же взяли Романа под руки, усадили в машину, а милицейский старлей стал составлять протокол о том, как Роман обнаружил труп. Процедура оказалась вполне будничной и нестрашной, но юноша понимал, что на него первого падает подозрение в убийстве. Хорошо, что он догадался не подходить к телу и не доставать его из воды. А значит, следов на песке не оставил. Впрочем, на алиби это никак не тянуло.

Юлька уже сидела, привалившись к дереву, рыдая и мотая головой, и Роман, как мог, из машины порывался унять ее истерику. Вскоре по вызову оперов прибыли водолазы и достали из реки тело молодого парня. Уже во время поверхностного осмотра на нем обнаружили более двадцати ножевыхранений.

* * *

Это случилось в уютном западно-украинском городе Любартово весной 2006 года. Прошло много времени, однако и сейчас историю с утопленником пересказывают каждому вновь приехавшему. Как менты ни старались скрыть убийство за завесой секретности, слухи о нем мигом облетели весь город и нагнали страху на местных жителей.

Учитывая серьезность преступления и резонанс среди горожан, который оно вызвало, дело взял под личный контроль прокурор области.

У погибшего не было при себе никаких документов, и это затрудняло расследование. Их не нашли ни возле трупа, ни выше по течению, хотя тщательно осмотрели не менее сотни метров дна. Прошли сутки, двое, трое суток – однако личность убитого никак не удавалось установить. Можно было только утверждать, что это был молодой парень, не старше 20 лет. Одежда – джинсы и черная куртка-«дутик» – были слишком распространены, чтобы пытаться определить по нимхотя бы социальную принадлежность мертвеца.

По одной из версий, убитый был беспризорником, бомжом. Увы! Между людьми, потерянными обществом, нередко случались жестокие потасовки…

Чтобы отработать эту версию, в городское отделение милиции свезли всех бомжей, которых только смогли найти – по подвалам, заброшенным домам, на мусорных свалках… Тошнотворный запах грязной одежды, пота и перегара пропитал все помещения, от первого этажа до четвертого. Эту вонь не могли перебить никакие дезодоранты. Но, как ни странно, она имела и своеобразный плюс. В отделении резко уменьшилось число надоедливых заявителей и жалобщиков…

С задержанными никто особо не нянчился. Допросы были жесткими, зато, как оказалось, эффективными – за два дня удалось раскрыть ряд мелких краж, грабежей, найти злостных неплательщиков алиментов и запугать местных хулиганов, которые уже не рисковали лишний раз высовываться, чтобы не попасть под горячую руку милиционеров.

Но потом кто-то из оперов догадался, что погибший в джинсах и кроссовках «адидас» явно не может быть бомжом, и эту версию отбросили. Забулдыги вернулись в свои места обитания, только из коридоров отделения милиции еще долго выветривался их запах.

А тем временем в Любартово распространялась паника. Напуганные люди боялись выпускать де-тейнаулицу; неутомимое «народноерадио», оноже «агентство ОБС» («одна баба сказала»), подливало масла в огонь, выдумывая все новые кошмарные подробности. Появились слухи о деятельности банды, которая-де давно орудовала в соседних городах, а теперь и до них добралась. Общество требовало немедленной поимки и наказания виновных. Людей старались успокоить…

Следаки работали круглосуточно, отрабатывая все возможные версии. Однако ни убийцу, ни свидетелей, ни даже каких-то зацепок найти не смогли.

Наконец, случилось то, начто больше всего рассчитывали разыскники. В отделение пришла женщина и заявила об исчезновении сына. Ее отвезли в морг, показали тело погибшего; сквозь слезы женщина сообщила, что это и есть ее Владик, Владислав Ленько, семнадцатилет. Напротяжениитрехднейоннепояв-лялся ни дома, ни на автомойке, где работал.

«Дохлое» дело сдвинулось с места! Теперь, зная имя убитого, дознаватели взялись отрабатывать круг его общения. Начали, разумеется, с соседей, друзей и товарищей по работе. И уже на второй день – совершенно невероятная удача! Один из бывших соучеников Лень-ко по школе, Антон Михальчук, когда его доставили в отделение и немного «обработали», сознался в этом убийстве. На него не было совершенно никаких подозрений, он был один из сотни, но вдруг расплакался, выложил подробности убийства, да еще в присутствии городского прокурора!

Это признание вместо протокола допроса оформили как явку с повинной. По закону, допрашивать несовершеннолетнего без адвоката следователи не имели права, однако им не терпелось еще до прихода защитника узнать правду, «расколоть» клиента. После небольшой психологической обработки, подкрепленной парой ударов по печени и обещаниями прокурора скостить срок за «чистосердечное», парнишка рассказал, что давно знал Владислава Л енько-они учились в одной школе, пока тот не бросил занятия и не пошел работать на автомойку. Убил он его из корыстных побуждений, а орудие преступления-отцовский охотничий нож – выбросил с моста в реку.

Учитывая тяжесть преступления и юный возраст подозреваемого, следователь областной прокуратуры Сергей Степанович Монец, который вел дело, назначил Антону Михальчуку государственного защитника, как этого требовал закон. Председатель городской коллегии адвокатов отдал защиту Николаю Сверчуку – именно на него в этот раз выпалжребий.

ГЛАВА 2

Николая Владимировича Сверчука в прокуратуре знали хорошо, он часто вел сложные уголовные дела. Это был высоченный, добродушный с виду здоровяк весом около ста сорока килограммов; в нем чувствовались уверенность и надежность. Сверчуку недавно исполнилось тридцать лет, но выглядел он старше. Неуклюжий, всегда без галстука, в простом пиджаке и джинсах, он не производил впечатления опытного адвоката, – но, какчасто бывает, внешность обманывала…

Перед входом в прокуратуру Николай Владимирович встретил заплаканную, совершенно обессиленную женщину. Когда он поравнялся с ней, она еле слышно спросила, не он ли, случайно, адвокат ее сына – Антона Михальчука.

«Наверное, она обращалась с этим к каждому, кто заходил в прокуратуру», – подумал Сверчук, а вслух сказал:

– Да, я буду вести дело вашего сына.

Его ответ словно вернул женщину к жизни: в ее глазах появился блеск, голос мигом окреп.

– Вы должны ему помочь, я вас умоляю! Поверьте, он невиновен. Мой Антон – хороший мальчик, он никого не мог обидеть… Ради Бога, поверьте!

Неожиданно крепко женщина вцепилась в лацканы пиджака адвоката, он с трудом отвел ее руки. Николай Михайлович заметил и наскоро заколотые волосы, и то, что из-под плаща матери выглядывал домашний халат. Безусловно, она собиралась наспех, и меньше всего думала о том, какой у нее будет вид.

– Они его забрали в машину. Меня не взяли. Я бежала за ними, бежала… Атеперь вот – не пускают кнему. Вы должны… вы просто обязаны! Он… он не такой! – Попытавшись успокоиться, прижав руку к груди, она продолжала:

– Антон еще школьник. Это тот… убитый… школу бросил, пошел работать, – а Антоша хочет учиться! Знаете, какой он умный? Всегда побеждал на олимпиадах… Надо его побыстрее забрать оттуда! Слышите? Ему же завтра в школу. Он даже не успел пообедать. Он голодный… Он так хорошо разбирается в компьютере. Я… я заплачу вам, столько, сколько скажете. Только спасите! Я вам руки будуцеловать…

Речь женщины стала бессвязной. Судя по всему, она была готова потерять сознание. Николаю Владимировичу пришлось ввести мать Антона в вестибюль, усадить на стул и попросить охранника вызвать «скорую». Сам же он, с мрачным лицом, пошел вверх по лестнице.

Вообще-то Сверчуклюбил сложные дела – и делал все возможное, чтобы доискаться истины. Но подобные встречи действовали на него тяжело. Не дай Бог, выяснится, что этот Михальчук действительно пойдет по четыре-сто пятнадцать¹… что тогда будет с несчастной матерью?..

Но он не любил показывать людям свою слабость- и потому, войдя в кабинет следователя, с улыбкой подал руку и уверенно поздоровался.

В кабинете следователя Монца находились, кроме него, еще и прокурор, один опер и сам подозреваемый Михальчук на стуле посреди кабинета. Он, как и большинство попавших в руки правосудия, имел весьма жалкий вид. Судя по всему, был разгар допроса, и Сверчукхмыкнул: воти первое нарушение-допрос без адвоката – о котором он непременно подаст протест. Это весомое основание объявить все полученные ранее показания липой.

Николай протянул руку за папкой с документами дела. Получив и пролистав их, Сверчукпопросил разрешения пообщаться с подзащитным наедине. Это было законное требование, которое, впрочем, всегда следствием выполнялось с большим скрипом.

– Послушай, Николай, не гони лошадей, – раздраженно бросил Монец. – Мы только разговорились с парнем. Пойди погуляй. Дай нам немного пообщаться!

– Сергей Степанович, – официальным тоном ответил Сверчук, – вы прекрасно знаете закон. Давайте не будем с первых минут нарушать его! Мне надо поговорить с моим подопечным. Оставьте нас вдвоем!

И прокурор, и следователь понимали: запрет адвокату свидания с клиентом может принести им изрядные неприятности. Адвокат тут же накатает на них жалобу. Атам и дело может рассыпаться из-за неправомерных действий следствия. Поэтому пристегнутого наручниками Михальчука оставили в кабинете один на один с защитником.

ГЛАВА З

– Вы курите?

Антон не ответил на стандартный вопрос. Рассеянно смотрел в пол – и никак не реагировал на то, что происходило вокруг.

– Меня зовут Николай Владимирович Сверчук. Я адвокат. Меня назначили вашим защитником. Вы подозреваетесь в умышленном убийстве, и моя задача, как адвоката, защищать ваши права во время следствия и в суде.

Михальчук продолжал молчать, а защитник – внимательно его рассматривать. В общем, ничего особенного, тем более, зловещего: на вид – лет пятнадцать, хотя на самом деле парень постарше; худенький, светловолосый, лицо с мелкими, невыразительными чертами. Сложно было представить, что такой шибздик, явный ботан совершил жестокое убийство. К тому же, Николай Владимирович хорошо знал, как работники уголовного розыска умеют выбивать нужные признания – в свое время сам работал в прокуратуре. Там Сверчук вдоволь насмотрелся на «методы» и «навыки» оперов. А потому – весьма скептично относился к «чистосердечному признанию» своего подзащитного.

– Как вас зовут?

Паренекне реагировал. Видно было, что он в глубоком шоке, в ступоре, и все, что происходило вокруг, его не интересовало. Он просто не слышал адвоката.

* * *

Это была почти стандартная реакция на попадание под арест. Но у Сверчука был свой прием, чтобы вывести парня из ступора.

– А вы бы хотели поговорить с мамой?

Честно говоря, согласись Антон, – адвокат вряд ли смог бы это организовать. Но Сверчук знал: такой вопрос помогает раскрепостить самого замкнутого подзащитного. И на сей раз тоже не ошибся.

– Нет, не надо… пока. Я не хочу, чтобы она меня здесь видела, – хмуро откликнулся Антон.

Это было немного, но Николай Владимирович отметил про себя: «Есть контакт!» И продолжал, для большей доверительности обращаясь к пареньку на «ты»:

– Ну, это тебе решать. А покачто знай гл авное: всё, о чем мы с тобой тут будем говорить, – это полная тайна! Ни тебя, ни адвоката никто не имеет права расспрашивать о содержании разговора. Так что можешь спокойно рассказывать всю правду. Договорились?

Антон кивнул.

– Да, я знаю, читал детективы… смотрел по телевизору. Но…

Тут в дверь громко постучали – и, не спрашивая разрешения, вошел следователь Монец.

– Ну, как идет беседа? – спросил он с наигранной легкостью. Ответ адвоката был достаточно резким:

– Беседа идет нормально, но я требую, чтобы вы немедленно вышли. Защитник имеет право на конфиденциальную встречу с клиентом без ограничения еедлительности. Вы не хуже меня знаете требования закона. Не мешайте мне работать, Сергей Степанович!

Сверчук прекрасно понимал, что не стоит нарываться на конфликт, ведь это может навредить сотрудничеству.

* * *

И, соответственно, лишить некоторых внепроцессуальных поблажек и привилегий. Однако все равно не мог сдержать своих эмоций.

Враждебно глянув на адвоката, Монец не промолвил ни слова и вышел.

Антон внимательно следил за резкой перепалкой между адвокатом и следователем. Эта короткая стычка совсем не испугала его, а наоборот – придала уверенности и подняла в его глазах авторитет защитника.

«Паскудно получилось. Надо было бы ласковее со следователем. Но хоть какая-то польза от этого есть», – подумал Сверчук.

Знаком возникшего доверия к адвокату стало то, что Антон взял сигарету из пачки, положенной на стол Николаем Владимировичем. Держать ее в наручниках было неудобно, и Сверчук дал подзащитному прикурить. А потом спросил обязательное:

– Тебе объяснили, что такое право на защиту и какие ты имеешь права во время следствия?

– Да, мне дали прочитать бумагу со статьями, я ее подписал. Мне, значит, можно давать свидетельства, иметь переводчика, предоставлять доказательства, отвечать на вопросы, подавать жалобы…

– Много запомнил, – улыбнулся адвокат и тоже потянулся за сигаретой. – Запомни главное: ты имеешь право не давать показания на самого себя! Не отвечать на вопросы о своей виновности! Имеешь право ни в чем не признаваться! Любое твое слово, любое признание может быть использовано против тебя!

Дальше, в табачном дыму, разговор складывался легче – и продлился более двадцати минут. Речь вели об условиях предварительного заключения в СИЗО, о том, как нужно себя вести во время следствия и о многом другом. Михальчук даже написал записку отцу и попросил адвоката передать ее. Отношения вроде налаживались.

Однако, едва Николай Владимирович начинал расспросы о том, как все-таки произошло убийство, – подзащитный умолкал. О самом деле адвокату не удалось вытянуть из него ни слова. А его интересовали две основные вещи: мотивы убийства и конкретные обстоятельства.

– Антон, какой смысл молчать со мной о деле, ведь ты уже все рассказал следователю?

Но тот только морщился и мотал головой. Было похоже, что он слишком в лоб воспринял совет адвоката ничего не рассказывать по делу, и боялся ляпнуть лишнее даже ему.

– Антон, я в деле не вижу протокола твоего признания. Его вообще кто-то писал? Ты его подписывал?

Парень пожимал плечами.

«Понятно, – подумал Сверчук. – Следователь «колол» парнишку, да не «доколол». Признание-то выбил, а деталей не знает. Я помешал. То-то он был такой злой!»

В конце концов Сверчук предложил:

– Вот что я хочу тебе сказать, Антон. Ты должен заявить следователю, что отказываешься давать показания. Вообще. Это необходимо для того, чтобы я успел как следует разобраться в деле и тщательно подготовить тебя к допросам. К защите нам обоим нужно отнестись серьезно. Понял?

Парень утвердительно кивнул головой, хотя на самом дел е удивился такому требованию: зачем теперь отказываться, ведь он уже все рассказал следователям?

– Не бойся отказываться давать показания, ты имеешь на это законное право. Поверь, это тебе не навредит. При таких обстоятельствах немного дополнительного времени может тебе помочь, – неспешно объяснял адвокат. – Сегодня тебя доставят в изолятор временного содержания. А завтра-послезавтра суд рассмотрит ходатайство следователя о взятии подозреваемого, то есть тебя, под стражу. Я, конечно, тоже буду в суде и попытаюсь добиться избрания иных мер пресечения. Например, взятие на поруки или под залог.

Услышав последние слова Сверчука о поручительстве и залоге, паренек встрепенулся. Он даже и не думал, что в такой ситуации есть возможность вернуться домой. Но, заметив реакцию подзащитного, Николай Владимирович предупредил:

– Если откровенно, на это особо рассчитывать не стоит. Сам понимаешь, преступление тяжелое. Так что, скорее всего, суд таки вынесет решение о содержании под стражей. После этого тебя переведут в СИЗО². Но как твой адвокат я смогу навещать тебя столько, сколько будет нужно. Все понял?

Антон кивнул.

– Теперь скажи, только честно: тебя бил кто-то из милиционеров? Откуда ссадины на твоей щеке?

– Бил только дядя, который первым поздоровался с вами за руку. Тот, который в очках и синем пиджаке.

– Вот это дела! Теперь понятно, почему они все как на пружинах. Выходит, руки распускал сам прокурор города! Сильно бил? Куда?

* * *

– В грудь, по почкам, по лицу немного. Пугали, кричали…

– Ты признался в убийстве именно после такой «подготовки»? Даже не знаю, как в этой ситуации лучше действовать. Однозначно ты имеешь право подать жалобу, и я помогу ее составить. Ну, пора уже нам закругляться. Помни: ты отказываешься давать показания.

Пока длился разговор, Антон жадно смолотил два бутерброда, которые нашлись в адвокатском портфеле. Жена Сверчука предусмотрительно положила их еще сутра, когда поняла, что муж не успевает позавтракать, торопясь в офис. За весь день съесть их так и не нашлось возможности, а именно сейчас они оказались очень кстати.