Kitobni o'qish: «Про Россию»

«Посадил гортензии у себя в саду…»

 
Посадил гортензии у себя в саду,
И сегодня вечером к ним гулять пойду,
Я к щеке бутоны нежные прижму,
Ох, Россию-матушку больше всех люблю.
 
 
Все, что есть на свете, я бы ей отдал,
Именем России я бы мир назвал,
Жизнь – Святой России, Богу посвятил,
И все двери Храмов для людей открыл.
 
 
Есть в России Вера, Русскою зовется,
С ней народ ложится, с нею и проснется,
С нею всех встречают, с нею провожают,
Русь свою от ворога ею защищают.
 
 
Ворог тот не знает матушку-Россию,
Он пришел с войной к нам, ублажить гордыню,
Наш народ за Веру встанет, как один,
Убежит от Веры немощный кретин.
 
 
А когда ненастье в дом отчий постучится,
В Церкви рядом встанем Матушке молиться,
Отведет несчастье от угодий наших,
Весь народ спасет наш – и младых, и старших.
 
 
Кто голову свою за Россию сложит,
В рай пройти к Христу с Верою он сможет,
Славою покроет Русскую страну,
Все в России с Верой, как было в старину.
 
 
Мы героев подвиг запомним навсегда,
Пусть проходят годы, пусть пройдут века,
Всех помянем павших в войнах на фронтах,
Мы зажжем все свечи в Храмах и Церквях.
 

«Нам не видать чужих оков…»

 
Нам не видать чужих оков,
Мы слышим звон колоколов,
С небес Господь для нас играет,
Всем Русским душу освящает.
 
 
Год олимпийский наступил,
Набат от партии пробил,
Осуществить секретный план,
Ввести войска в Афганистан.
 
 
Мы видим все одну картину,
Войска идут по серпантину,
Вертушки с неба прикрывают,
С земли по ним враги стреляют.
 
 
Что мы на той земле забыли?
Зачем чужую дверь открыли?
Афганцы нас не пожалеют,
«Груз 200» – марочку наклеят.
 
 
Афганцы дом свой защищают,
Из всех ущелий в нас стреляют,
Лежат убитые юнцы,
Зачем России мертвецы?
 
 
Гроб с парнем нашим в цинк заварят,
Домой к родителям отправят,
Единственный у них сынок,
Теперь родитель одинок.
 
 
Народ наш дружный и сплоченный,
Идем за гробом всей колонной,
Мать и отца под руки держим,
Людей своих в беде поддержим.
 
 
С небес от Бога жуткий гром:
«Зачем зашли в чужой вам дом?
Зачем в афганцев вы стреляли?
Зачем людей там убивали?
 
 
Они с войной к вам не пришли,
Хватает им своей земли,
У них обычаи лихие,
Для них мы варвары, чужие.
 
 
Они не могут смерть простить,
За честь убийцу им убить
Родных из собственных семей, –
Месть за убитых всех важней.
 
 
Победы вы там не найдете,
Детей погибель обретете,
Осиротеет Русь Святая,
Кому нужна земля чужая?
 
 
Я Русские вам дал просторы,
Поля, леса, моря и горы,
Вам Веру дал, Святую Мать,
Я не могу никак понять,
 
 
Чего вам только не хватает?»
Детей своих страна теряет,
Пошли по головам метели,
Отец и мать вмиг поседели.
 
 
Кто сына им в семью вернет?
Невесту в дом, кто позовет?
Как внуков им услышать плач?
Кто на Руси Святой палач?
 
 
Чем парни на Руси моложе,
Они становятся дороже,
Зачем чужбина вам нужна?
Россия есть, она одна.
 
 
Зашли бойцы в Афганистан
И тут же вляпались в капкан,
Над ними вороны кружили,
С небес о смерти говорили.
 
 
Тот ворон парню смерть накаркал,
Отец от Бога слов заплакал,
Его округа утешает,
Как дальше жить ему, не знает.
 
 
Опять с небес вещает Бог,
«Продолжу Я свой монолог,
В России-матушке родились,
А ведь ни разу не крестились,
 
 
Людей церковных убивали,
Иконы в клочья разметали,
Святые Храмы посносили
И мир кощунством удивили.
 
 
В ухабах вся ваша дорога,
Шестой десяток вы без Бога,
Вам коммунизм всего важней,
Взасос вы любите вождей.
 
 
А им на вас, на всех плевать,
У них отдельная кровать,
Они вам Бога заменили,
Грехи земные всем простили.
 
 
У них своя патриархия,
Там, в мавзолее, их мессия,
Все ждут, что встанет и пойдет,
А он в гробу своем гниет.
 
 
А сколько трупов за спиной,
Оставил он в стране родной,
Никто не может подсчитать,
Смерть для него – родная мать.
 
 
Теперь они в России знать,
«Нам нужно больше убивать», –
Писал хранитель мавзолея,
Ни стар, ни млада не жалея.
 
 
Вы здравый смысл в себе убили,
В крови Россию утопили,
Кровавый флаг вам эталон,
Вам черти бьют земной поклон.
 
 
Вся ваша власть – «дом престарелых»,
Вождю поддакивать умелых,
Всем по девятому десятку,
У них давным-давно всё всмятку.
 
 
С поста лишь смерть его столкнет,
Прах в урне место обретет,
В стене Кремлевской колумбарий,
Для власти всей один сценарий.
 
 
Всю жизнь ходили за вождем,
За мавзолеем теперь дом,
Что смерть владыкам изменила:
Вождь и лакейская могила».
 
 
Услышав Бога речь, страдание,
Отец впал разумом в отчаянье,
«Зачем рожали мы детей?
Для наших старческих вождей?
 
 
Они на грудь свою медали,
А нам детей в цинк запаяли,
Они браваду себе, честь,
Вожди не знают слова «месть».
 
 
Ребят на смерть, войну послали,
Причину розни не сказали,
Приказ вперед, назад ни шагу –
Стране вы отдали присягу.
 
 
Отец и мать идут за гробом,
Как сына проводить нам с Богом?
Как в Храме воина отпеть?
В рай пусть отправит его смерть».
 
 
А Храмов нет, они разбиты,
И кровью паствы все залиты,
А вместо купола с Крестом,
Флаг черта с молотом, серпом.
 
 
Страна советов сиротеет,
Детей, как раньше, не имеет,
Зачем маманям их рожать?
Режим их станет убивать.
 
 
Убьют за Маркса «Капитал»,
Всю жизнь который он писал,
Убьют за Ленина идеи,
Россию предали «евреи?»
 
 
Убьют за Сталина, Хрущева,
Убьют за Брежнева, любого,
Они – вожди в стране «святые»,
Их дети – отпрыски крутые.
 
 
На смерть отцы их не пошлют,
Им дом родной, очаг, уют,
Пылинки с плечика сдувают,
Как могут, их оберегают.
 
 
Вождям «груз 200» незнаком,
Наполнен радостью их дом,
Там пьянки, танцы и пирушки,
Блестят их лысые макушки.
 
 
Пока элита пьет, танцует,
Могильщик в яму гроб пакует,
Отец в слезах и мать обнялись,
Навеки с сыном попрощались.
 
 
Землицы горсть на крышку гроба,
«Прими сынка, – просили Бога, –
Все, что имели, потеряли,
Где наши Русские морали?»
 

«В стране советов вновь покой…»

 
В стране советов вновь покой,
Так называемый застой,
Спортивный праздник на дворе,
Огонь зажегся на горе.
 
 
Огонь тот в факелы забрали,
По многим странам с ним бежали,
Бежать с огнем – большая честь,
С ним нужно вовремя успеть.
 
 
А стадион стоит в Москве,
Поклоны бьет своей горе,
Все носит имя Ильича,
Гора и стадион родня.
 
 
Куда ни плюнь, везде Ильич,
Генсек наш – тоже, старый хрыч,
Он отчество не выбирал,
Отец ту метку сроду дал.
 
 
Наш дорогой весьма Ильич
В стране советов бросил клич:
«В союз бредет Олимпиада,
Для нас лишь золото награда,
 
 
Другой металл стране не нужен,
В войне я с немцем был контужен,
Теперь другие времена:
Олимпиада – как война.
 
 
Должны мы за медали биться,
К вершине спорта все стремиться,
Футбол пусть будет, состязание,
У нас одно для вас желание:
 
 
Мы первыми должны все стать,
Нам на Америку наср.ть,
Заткнуть за пояс нужно всех,
В страну тогда придет успех».
 
 
У нас всё, как в том анекдоте,
Не знал Ильич наш о бойкоте,
Не знал о сговоре всех стран,
Попал наш Лёня в свой капкан.
 
 
Мы долго строили проспекты,
Вдоль них спортивные объекты,
Придет к нам скоро праздник спорта,
Нам стадион важней курорта.
 
 
Политбюро, как старый хрыч,
Всех охватил в нем паралич,
Когда узнали о бойкоте,
Да, редкий случай в нашем спорте.
 
 
«Политика и спорт – две силы,
Они никак несовместимы!» –
Кричал генсек с любой трибуны.
Погост, «груз 200», вновь могилы…
 
 
Война нас сделала изгоем,
И занавес мы не откроем,
Его из стали нам отлили
И внешний мир отгородили.
 
 
Олимпиаду очень ждем.
В Афгане в бой за что идем?
Я к теме спорта здесь вернусь,
Простит читатель меня пусть.
 
 
На кладбищах – аллеи славы
Героев Родины, державы,
Могилы быстро заполняют:
Детей в Афгане убивают.
 
 
Так появились уклонисты,
Под стать хорошие артисты,
Больных талантливо играют,
Зачем служить там, где стреляют!
 
 
Ребят я этих понимаю,
Ни в чем я их не обвиняю,
Зачем в чужой стране стрелять?
За блажь вождя им умирать?
 
 
Но пропаганда вещь гнилая,
Она не Русская, чужая,
Нам в уши льют со всех сторон,
Война нам – верный бастион.
 
 
По телевизору вещают:
«Враги в Афгане в нас стреляют,
Бандитов всех мы уничтожим,
Путь в коммунизм мы им предложим».
 
 
В стране есть власть, политбюро,
У них есть ум, а там свое,
По свету всем из уст пророчим:
«Весь мир крестьянам и рабочим».
 
 
Я, слава Богу, отслужил,
В комод билет свой положил,
Не нужно нарушать приказа,
Служить сверхсрочно нам два раза.
 

«Я в типографию вернулся…»

 
Я в типографию вернулся,
Начальник мило улыбнулся:
«Тебя судьба к нам привела,
Теперь у нас ты навсегда».
 
 
Прошел я гоголем по цеху,
Приветы всем вещаю сверху,
Поклоны в ноги до земли,
Мне отвечали, как могли.
 
 
И вновь на прежней я работе,
Наш комсомол всегда в заботе,
Печется все о молодых,
О сильных, смелых, холостых.
 
 
Комсорг – девчонка так себе,
Два метра ростом, не по мне
Таскать с собою табуретку,
Так лучше целовать соседку.
 
 
Со мною у неё прокол,
Меня все тащит в комсомол,
Ей говорю: «Ваш труд напрасный,
Для комсомола я ужасный».
 
 
Она со всех меня сторон,
Визит комсорга страшный сон,
В цеху её не избежать,
Прости меня, Святая мать.
 
 
Приходит каждый день раз пять,
Я ей: «Привет, пришла опять
Мне душу рвать за комсомол,
У вас, мадам, опять прокол».
 
 
Работники в цеху с усмешкой:
«К тебе спешит она с пробежкой,
У нас один ты холостой,
Она к тебе со всей душой».
 
 
Коллегам я тогда сказал:
«Она не есть мой идеал,
Вы посмотрите под рубашку,
Душа её вся нараспашку.
 
 
А на груди значок висит,
Владимир Ленин, флаг блестит,
На душу смотрит, бедолага,
Слюну глотает наш бедняга.
 
 
Душа её всем напоказ,
Ей Вова дал такой указ:
«Комсоргом дольше чтоб ходить,
Должна меня ты ублажить».
 
 
Она к нам ходит, ублажает,
Грудь нараспашку, удивляет,
А молодежь ей потакает,
Вся разом в комсомол вступает.
 
 
Меня душа та не прельщает,
Нет той струны, что гимн играет,
Нет в ней звезды, что вдаль зовет.
Что парня в ней с ума сведет?
 
 
К нам в цех когда она заходит,
Напрасный разговор заводит,
Всем душу снова напоказ,
Я не смотрю, не порчу глаз.
 
 
Коллеги надо мной смеются,
Улыбки с лиц их просто льются:
«Верста опять твоя идет,
Смеется, песенку поет».
 
 
«Верста, так это не моя,
Пусть держит путь в свои края,
С собой пусть душу забирает,
Пускай с другим в любовь играет».
 
 
Своим коллегам отвечал:
«Она, увы, не мой причал,
Комсорг пусть смотрит вдаль уныло,
Паром мой проплывает мимо».
 
 
Но, нужно знать наш комсомол,
Хоть провались пред ней под пол,
Она и там тебя достанет,
«Иди ко мне», – из горла грянет.
 
 
На зависть всем её напор,
Возьму версту я на измор,
Пускай в любовь свою играет,
Что ждет её, она не знает.
 

«Мой день рабочий завершился…»

 
Мой день рабочий завершился,
Спустился в душ и там отмылся,
В руках моих блестит расческа,
На голове пробор, прическа.
 
 
Иду, благодарю природу,
Метро «Арбатское» по ходу,
Пятак я за проезд плачу,
По лесенке вперед лечу.
 
 
Мой поезд подкатил к платформе,
Стоит девчонка в красной форме,
Она командует посадкой,
Народ заходит в дверь украдкой.
 
 
Знак машинисту подает,
Наш поезд покатил вперед,
Я у дверей расположился,
Устал чуть-чуть, на миг забылся.
 
 
Протяжный голос в микрофон,
Мужчина, нежный баритон,
Платформу объявляет он,
Народ покинул наш вагон.
 
 
А я с усталостью борюсь,
Заснуть здесь у дверей боюсь,
Меня немножко укачало,
Я завтра день начну сначала.
 
 
Я вижу станцию родную,
Каркас стеклянный, проходную,
Зеркальный вижу пруд с водой,
Дорожку, что ведет домой.
 
 
Вагон к платформе подошел,
Народ толкучкою сошел,
Я так же был там, только с краю,
Иду и во весь рот зеваю.
 
 
Бегу домой родной тропинкой,
Гора мне кажется пылинкой,
Деревья, что растут у пруда,
Им не страшна зимой простуда.
 
 
Закалкой с детства мы гордились,
Мы, как тростинка, не сломились,
Вода в пруду – Святой источник,
Зайдешь, так сводит позвоночник.
 
 
Дошел до отчего двора,
В нем хороводит детвора,
Стоят огромные качели,
Поодаль с ними карусели.
 
 
В песочнице так рой детишек,
Девчонок мелких и парнишек,
Там замки строят из песка,
Меня в тиски берет тоска.
 
 
Как годы быстро пролетают!
Снежинки так в ладони тают,
Еще сознание не созрело,
Стрелою детство улетело.
 
 
Еще вчера ты здесь играл,
И с горки вниз по льду бежал,
Летели вверх мои качели,
Девчонки рядом песни пели.
 
 
Зашел в беседку, в ней присел,
За мною мяч под стол влетел,
Я слышу: «Мяч подайте, дядя,
Ногами бьем его, не глядя».
 
 
Мои мозги тут удивились:
«К кому детишки обратились,
В беседке я один сижу,
На двор, на свой родной гляжу».
 
 
Я мяч достал, ногой ударил,
Детишкам радость тем доставил,
«Спасибо, дядя», – мне кричали,
Рассудок мой уже в печали.
 
 
Мне, что я дядя – невдомек,
Двор наш мне преподал урок,
Ты планку в двадцать лет прошел
И зрелость в юности нашел.
 
 
Во сне мне лишь могло присниться,
Но с этим нужно всем смириться,
Вчера ты парень молодой,
Сегодня – дядя, Бог с тобой.
 
 
Домой иду я из беседки,
Со мной приветливы соседки,
Я также им земной поклон,
У нас приветствие – закон.
 
 
Язык ты словом не сломаешь,
Лишь уважение узнаешь,
Спасет тебя от разных бед,
Ты скажешь: «Здравствуй, мой сосед».
 
 
Лечу по лестнице стрелой,
Маманя ждет меня домой,
Дверь наша, как всегда, открыта,
Скатерка на столе накрыта.
 
 
Я раздеваюсь, умываюсь,
Затем мамане представляюсь,
Покушать мне совсем не лень,
Я отработал целый день.
 
 
Маманя борщ мне наливает,
Корзинку с хлебом подвигает,
Я на неё любя смотрю,
Спасибо маме говорю.
 
 
Она все так же: «Как, сыночек,
Провел ты день, мой голубочек?»
Я ей в ответ: «Мам, как обычно,
С утра работать мне привычно.
 
 
Я на работе не устал,
Мне двадцать два, я профи стал,
Спасибо, Бог, за наставление,
Поклоны докам за учение.
 
 
Всех стариков я поразил,
Разряд я пятый получил.
«Да, как же так, пацан сопливый! –
Кричал еврей в цеху строптивый. –
 
 
Нам в сорок лет, в стране родной
Разряд труда очередной,
А здесь сопливому юнцу
Все привилегии к лицу.
 
 
Весь цех наш должен возмутиться,
Не дать младому возгордиться,
В зарплате будет перекос», –
Вещал строптивый ортодокс.
 
 
Весь цех ответил за меня:
«Мы на работе, как семья,
Ты что, Абрамыч, нам доносишь,
Зачем ты юношу поносишь?
 
 
Ты тяжесть ручки лишь познал,
Юнец полиграфистом стал,
На всех ты пасквили писал,
Юнец работал, не читал.
 
 
Он с детства на страну пахал,
Доносы ты на всех писал,
Он Православный, Бога раб,
Ты здесь, в цеху, для нас сатрап.
 
 
Для нас в цеху он всем родной,
Ты ирод и для нас чужой,
В России парень наш родился,
А ты откуда появился?»
 
 
«Чуть нос я свой наверх задрал, –
Я маме сказ свой продолжал, –
Но приземлился в тот же миг,
Зачем расстраивать своих».
 
 
А мама смотрит на меня,
И говорит, меня любя:
«В работе ты, сын, преуспел,
Бог дал тебе такой удел,
 
 
Тебе повысили разряд,
И месячный большой оклад.
Коллеги рады за тебя,
У них, у старших, ты дитя,
 
 
Тебе всем цехом помогали,
Ошибки были, все прощали.
Ты для коллег уже родной,
В пожар и в воду с головой,
 
 
У вас Абрамыч просто гнус,
Он по натуре в жизни трус,
Ты спец, разряды получаешь,
Ты ночью спать ему мешаешь.
 
 
У вас он старый баламут,
Все кошки душу ему рвут,
Тебе начальство похвалу,
Он на тебя в народ хулу.
 
 
Ты рано двери в жизнь открыл,
Тебя Абрамыч невзлюбил,
Тебя как прежде будет славить,
В твои колеса палки ставить.
 
 
Ты ешь, сынок, меня не слушай,
Картошку вот возьми, покушай.
Куда ты вечером пойдешь,
С кем этот вечер проведешь?»
 
 
«Я, мам, пока еще не знаю,
Есть вечер, им располагаю,
К Марату, может быть, схожу,
Как жизнь проходит, расспрошу».
 
 
Тебе, сыночек, я скажу,
Быть аккуратным попрошу,
Грядет в стране Олимпиада,
Кому-то мед, кому преграда.
 
 
Есть люди пьют, есть балагурят,
Есть тунеядцы, травку курят,
С законом, люди есть, не дружат,
Есть люди, что в психушке тужат.
 
 
Власть всем поставила отметку,
Взяла людей тех на заметку,
Готовит к высылке народ,
В верхах их называют «сброд».
 
 
Их за сто первую версту,
В угоду высшему посту,
Начнут насильно высылать,
В тот список можно всем попасть».
 
 
«Я буду осторожен, мама,
В семье мы не допустим срама,
Мы в список тот не попадем,
Людей своих не подведем».
 
 
Набросив курточку на плечи,
Я ждал с Маратом долго встречи,
Двор провожал меня в наш парк.
Висит афиша с Жанной д’Арк,
 
 
В кино реклама приглашает,
Купить билеты предлагает,
Я знаю, многие пойдут,
Там пиво с бутербродом пьют.
 
 
Меня буфет тот не прельщает,
Марат получше угощает,
Я через парк спешу к нему,
Его я встречу, обниму.
 

«Принял наш Храм весенний облик…»

 
Принял наш Храм весенний облик,
Пред ним скамейки, Святой дворик,
Власть удосужилась поставить,
Кто мог её тогда заставить?
 
 
Да, на носу Олимпиада,
А для казны турист – награда,
Не приведи Господь дойдет,
Так Храм его с ума сведет.
 
 
Развален, сгорбившись стоит,
А на дверях замок висит,
И паперть мхом вся заросла,
Не видно купола, Креста.
 
 
Турист тогда народ наш спросит:
«Кто Храмы Божьи у вас сносит?»
И что ему нам отвечать?
Приказ от власти всем молчать.
 
 
Ну, слава Богу, сколотили
Скамейки, рядом разместили,
Смешнее нет карикатуры,
Для власти Храм – очаг культуры.
 
 
Я Храмом Божьим дорожу,
Благоговея захожу,
Я верю, время подойдет,
Крест с купола огонь зажжет.
 
 
И воссияет вся округа,
Мы станем целовать друг друга,
Польется колокольный звон,
Вновь будет царствовать закон.
 
 
Народ наш в Церковь устремится,
Вновь станут Богу все молиться,
Детей с рождения крестить,
И ближнего всегда любить.
 
 
И коммунисты приползут,
Лоб свой в лепешку разобьют,
Заплачут громко: «Нас крестите,
За злодеяния простите.
 
 
Мы, как и все, хотим молиться,
У Бога лучшему учиться,
Всем Храмам до земли поклоны,
В дом Православный наш иконы.
 
 
У нас не будет больше лени,
Мы встанем в Храме на колени,
Молитвы по бумажке петь,
Народ мы будем слушать впредь.
 
 
Зачем вождей нам идеалы,
У нас есть Храмы, в них причалы,
Мы в них родимся, в них умрем,
Жизнь свою с Богом проведем.
 
 
Все Храмы, что мы разломали,
Нас приведут к Святой морали,
Их с Божьей помощью построим,
Все восстановим и намолим.
 
 
Зачем в России нам советы?
Зачем бесстыжие декреты?
Зачем ячейки нам активы?
Зачем бездарные призывы?
 
 
Зачем война в Афганистане?
Зачем билет носить в кармане?
Зачем нам в партию стремиться?
Зачем нам, нехристям, учиться?
 
 
Страну Россией вновь назвать,
На серп и молот наплевать,
Народ наш Русский в Крестный ход,
На трон Царя с поклоном ждет.
 
 
И вспомним гимн «Боже Царя»,
Поет народ его не зря,
В атаку с ним всегда ходили,
Врагов России с Богом били.
 
 
Отмолим мы грехи сполна,
Россия Богом нам дана,
Народ наш Русский все поймет,
К нам Вера вновь в народ придет.
 
 
Мы каждый день её хулили,
Святыни образ позабыли,
Нам выбивали из голов,
«Храм служит лишь для дураков».
 
 
Чем можно Веру выбивать?
А тех, кто верит, убивать,
За Веру могут посадить,
Не нужно партию смешить.
 
 
У коммунистов нету Веры,
Маркс, Энгельс, Ленин – люциферы,
Народы мира баламутят,
А из людей веревки крутят.
 
 
Для них, кто верит, те бандиты,
Все двери тюрем им открыты,
Ты верить в Бога захотел?
На десять лет в тюрьму присел.
 
 
Мы миллионам жизнь сломали,
Сажали в тюрьмы, убивали,
Нам нужно Бога всем бояться,
За упокой к гробам склоняться.
 
 
Гробов преклонных пол страны,
Погибли все от сатаны,
Погосты полные могил,
Их Бог заочно всех крестил.
 
 
Каким же нужно быть паскудой,
В народе Русском стать Иудой,
Отца на сына натравить,
В себе Святое все убить.
 
 
Как будет жить отец без сына,
В музее есть пример, картина,
Царь Грозный плачет, сын убит,
Отец всю жизнь себя хулит.
 
 
Для коммуниста грех за славу,
Убить соседа им в забаву,
Раскаянье-то не для них,
Чужой всегда среди своих».
 
 
Сидел на лавке, замечтался,
Я в этом сам себе признался,
Храм предо мной родной стоит,
Закрыт, разграблен и разбит.
 
 
Все люди, мимо что идут,
К подножью Храма подойдут,
К стенам родным все прикоснутся,
Как нам всем в прошлое вернуться.
 
 
Разлука с Храмом стала дольше,
Людей у Храма стало больше,
Все начинают понимать:
Россию нужно возвращать.
 
 
На паперть вновь скрипач пришел,
Меня узнал он, подошел,
Поклоны мне свои отбил,
«Храни вас Бог, – мне говорил. –
 
 
Мы ходим с вами здесь по краю,
Для вас я полонез сыграю».
Рука за гриф тогда взялась,
И скрипка нежно разлилась.
 
 
И Боже он Царя играл,
Народ тихонько подпевал,
Нам строчки не забыть родные,
Мы помним гимн, слова простые.
 
 
Припев все пели в унисон,
«Храни Царя» со всех сторон,
Все громче, громче был куплет,
В хор превратился наш дуэт.
 
 
Скрипач Царя гимн завершил,
Народ, как мог, благодарил,
Я целый рубль ему отдал,
«Спасибо, брат», – ему сказал.
 
 
Он рубль увидел, удивился,
В душе своей перекрестился,
«Спаси вас Бог, – он мне сказал, –
Для вас я гимн Царю играл».
 
 
Ему я низко поклонился,
Дал всем понять, что с ним простился,
К воротам Храма подошел,
Здесь смысл жизни свой нашел.
 
 
Вратам я тихо говорю:
«Дождались, гимн поем Царю,
Народу много, помнят Бога,
Не зарастет к тебе дорога.
 
 
Народ, что в парк гулять идет,
Он мимо Храма не пройдет,
Приходит Храму поклониться,
И Богу нашему молиться.
 
 
А партбилет не нужен в Храме,
Оставь его ядреной маме,
Ты над гордыней поднимись,
Приди и стенам поклонись.
 
 
Когда ты Крест свой отобьешь,
Тогда лишь только ты поймешь,
В России Веру мы убили,
Детей рожденных не крестили.
 
 
Нас пролетарская рука,
От Бога, Храма отвела:
Три поколения рожденных,
По Вере в Храме не крещеных.
 
 
Живем сегодня мы в крамоле,
У всех в семье иконка в доме,
Вот только место ей в чулане,
Внизу, с вещами, в чемодане.
 
 
На праздник шторы все завесим,
Иконку на стену повесим,
Зажжем под ней в лампадке свечку,
Тепло и радостно сердечку.
 
 
Добром жилье все озарится,
Перед иконою молиться
Начнем, всех вспомним и родных,
Бабуль, дедуль и молодых.
 
 
Ну вот и все, пора прощаться,
Есть время, нужно расставаться,
Я все прекрасно понимаю,
Врата твои я обнимаю».
 
 
Душою здесь я отдыхаю,
Наверх молитвы посылаю,
Прошу за всех своих родных,
Далеких, близких и чужих.
 
 
Сошел на паперть от ворот,
Лицом вновь к Храму разворот,
Три раза Богу помолился,
Всем людям в ноги поклонился.
 
 
На лавках старички судачат,
Вопросы старых озадачат,
Мне молвят старички: «Родной,
Поклон тебе от нас земной,
 
 
Вам нужно к Богу торопиться,
Должна Россия возродиться».
Вернется к нам Святая Русь,
Я вами, старики горжусь.
 
 
Из Храма вышел на дорогу,
Поклон опять Святому Богу,
Он в мире этом всех ведет,
Благословенье раздает.