Kitobni o'qish: «Над головой моей – Святой…»

Часть I

 
Добралось тело до постели,
Мозги тотчас же улетели,
Сомкнулись веки, тяжесть уст,
И вижу – предо мной Иисус.
 
 
Глаза, как небо, голубые,
Одежды лёгкие льняные.
Походка лёгкостью красива,
Идёт навстречу – просто диво.
 
 
Не смел в глаза взглянуть Мессии,
Мужик я, родом из России.
Он подошёл ко мне, он рядом,
Я разговор веду с ним взглядом,
 
 
Сиянье звёзд нам не преграда,
Я рядом с ним. И в том – награда.
Стою и глаз поднять не смею,
Боюсь, спросить я не успею.
 
 
Про жизнь и счастье, про свободу,
Как пить нам всем Святую воду,
Хочу спросить я про Иуду,
Как победить его, паскуду!
 
 
«Несёт беду в честно́й народ,
Изжить он хочет весь наш род.
Продал он вас за серебро,
Продаст весь мир, его добро.
 
 
Распятье Ваше, наша Вера,
Любовью всё озарено,
Надежда жизни Православной,
О, ты, мой Бог, всегда со мной!
 
 
Когда на свет я вновь родился,
На теле крест Ваш появился,
Висит на нити, чуть дрожа,
К нему спешит моя душа.
 
 
Душа спешит, от Вас, от Бога,
Просторна светлая дорога,
Спешит, чтоб тело обуздать,
Чтоб телу чётко дать понять:
 
 
Влетела я на целый век,
Обузой стал мне человек,
Ведь тело нужно воспитать,
Чтоб Человеком ему стать.
 
 
И вижу: вот родился я,
Народ стоит у алтаря,
Священник взял меня на руки,
И не спеша в алтарь понёс.
 
 
Душа на взводе, тело плачет,
Зачем в алтарь? Ведь я же мальчик!
Куда, мой Бог, меня несут?
Несут в алтарь, крестить несут.
 
 
В алтарь меня священник внёс,
О, Боже, мой распят Христос,
Висит распятье на кресте,
Лик отражается в воде.
 
 
«Не бойся, – говорит он мне, −
Три раза окунись в воде».
Меня священник поднимает,
В купель три раза опускает.
 
 
Затем, подняв над головой,
Сказал: «Гляди, вот твой Святой,
Распят, страдает на Кресте,
Он будет жить в твоей душе».
 
 
Я мал ещё, не понимаю,
Смотрю на Крест, слюну глотаю,
Елейный крестик на челе.
Я был седьмым в моей семье.
 
 
Брат выносил меня из храма,
О, Боже мой, какая драма,
С Крестом и Богом разлучала,
Меня крестившаяся мама.
 
 
Мой крестик в сумку убирала
На дно и чем-то накрывала,
Спасала Крестик, не шутя,
Как кровное своё дитя.
 
 
Спасла! Свинцово-оловянный,
Да будь он хоть и деревянный,
Меня им в храме окрестили,
Навек с Крестом соединили.
 
 
Мы жили скромно, небогато,
На семерых одна зарплата,
С годами я всё больше рос,
Меня не покидал Христос.
 
 
Мой Крест в комоде сохранился,
Лежал, завёрнут в лоскуток,
И мама с лаской говорила:
«Тебе храню его, сынок».
 
 
Года – вода, текут рекой!
Я в детстве был совсем худой,
Святой присматривал за мной,
В семье я был тогда седьмой.
 
 
Пора мне в школу, мне шесть лет,
Лежит в комоде амулет,
Мой крестик со Святым распятьем.
Стоял в строю я в классе пятым,
 
 
За первой партой я сидел,
Учителю в глаза глядел,
Смотрел и слушал, как учили:
Про партию всё говорили.
 
 
Спасибо партии родной
За урожай и за покой,
За ту страну, где я родился,
За интернат, где я учился.
 
 
Спасибо Сталину, Хрущёву…
Но почему же не Святому,
Что слуг народа всех создал?
Учитель дальше продолжал:
 
 
Спасибо нашему народу,
Что плюнули в святую воду,
Что церкви разом разломали,
И поминать людей не стали.
 
 
Спасибо за социализм,
Что приведёт нас в коммунизм,
Спасибо этому, тому,
Отцу, что отстоял страну.
 
 
В войне он смело воевал,
Здоровье всё своё отдал!
Учитель смотрит на меня,
И продолжается бредня.
 
 
Спасибо нашему Иуде,
Что преподнёс Христа на блюде,
Чтобы его затем распяли,
И мы чтобы его не знали.
 
 
Не знали всех своих Святых,
Не знали и своих родных,
Церквей не знали бы, законов,
Российских битв и полигонов.
 
 
Врагов народа посажённых,
Людей, от веры отлучённых,
Учёных наших заключённых,
Писателей умалишённых.
 
 
Мы бы не знали всех царей,
Князей, России сыновей,
Как Бог за нас за всех страдает…
Учитель дальше продолжает,
 
 
На небо головой кивает:
Там наш Гагарин пролетает,
Докажет всем, что Бога нет,
И выдадут ему билет.
 
 
Билет красивый, спору нет,
Он не похож на амулет,
Гагарин Юрий прилетел,
Вздохнул свободно, песню пел.
 
 
Пел про природу, про поля,
Пел, как мала наша Земля,
Похожа вся на островок,
Забыл наш Юра про шнурок.
 
 
Никита Юрия встречал,
Взгляд от шнурка не отрывал,
Готов был крикнуть: «Мать твою»,
Смотрел он вниз, как на змею,
 
 
И прошептал: «Юр, Юр: шнурок!
Не наступи, смотри, сынок!», —
Тогда пройти Никита смог,
С улыбкою простил их Бог.
 
 
Никита к Юре подбежал,
В свои объятия забрал,
Сто двадцать раз поцеловал,
Пяток наград ему вручал.
 
 
А сам всё к уху припадал,
Губами трепетно шептал:
«Скажи мне, Юра, не тая,
Как встреча с Богом у тебя?
 
 
Какой он есть, в каком обличье,
Какое там его величье,
Какую он там пищу ест,
Какой несёт над миром Крест?».
 
 
«Прости, Никита, – молвил Юра, —
Какой там Бог, что за фигура?
Вы плохо тему рассчитали,
С утра на смерть меня послали.
 
 
Сознанье потеряв в полёте,
Пришёл в себя я в самолёте,
Везут меня сюда на бал,
Шнурок чуть праздник не сорвал!»
 
 
Никита радостно сказал:
«Ведь я вас всех предупреждал,
Что Бога нет, а есть Никита,
Народу и стране защита!».
 
 
Ботинки надевает он,
Чтобы стучать вовсю в ООН!
Вскипели детские умы,
Учитель вспомнил мать Кузьмы.
 
 
Учитель дальше продолжал,
Как Герман наш Титов летал,
Как Терешкова Валентина,
После полёта говорила:
 
 
«Осталась чудом я живой,
Спасибо партии родной».
Глаза мои полны слезой,
О, Боже мой, а где Святой?
 
 
Взлетая в космос на ракете,
Забыли все на этом свете,
Что в детстве вас тайком крестили,
Иконку в руки вам вложили,
 
 
Чтоб охранял вас ваш Святой
Чтоб в вашей жизни был покой,
Чтобы светла была дорога,
Прости партийных, ради Бога…
 
 
Учитель голову поднял,
Затем немного позевал,
Тут кто-то что-то прошептал,
«Иди к доске», – он мне сказал.
 
 
И вот я у доски стою,
И тихо внятно говорю:
«Висит портрет, на нём Ильич.
Что сделал этот старый хрыч?
 
 
Царя с семьёй он расстрелял,
Историю свою предал,
Страну он в хаос погрузил,
Об этом кто его просил?
 
 
Народ от церкви отлучил,
Священников он всех убил,
Иконы старые продал,
Кто образован – всех изгнал.
 
 
Забрался он на броневик,
Упрятал нос в свой воротник,
Бесстыдно показавши люду,
Какой он, Ленин, был Иуда!».
 
 
Учитель медленно встаёт,
Указку в руку он берёт,
Заносит враз над головой,
И тут оказия, Святой.
 
 
Спустился, чтоб меня спасти,
Указку в щепки разнести.
Учитель в гневе закричал:
«Дневник на стол и вон, сказал!».
 
 
Подал дневник я и шепчу:
«Что не хватало Ильичу,
Разбил под старость паралич,
Договорился наш Ильич.
 
 
Лежит теперь он не в земле,
На Красной площади, в тюрьме,
Тюрьму назвали мавзолей,
Теперь там выставлен злодей,
 
 
Или его набор костей,
Чем привлекает он людей?».
Был изгнан я на десять дней
Из школы, родины своей.
 
 
Бреду домой, не понимаю,
За что все так меня ругают,
Ведь я же правду преподнёс,
А в правде Бог, Иисус Христос.
 
 
Зашёл домой, а дома мама
Кричит, не выдержала срама:
«За что тебя, сыночек, так!
Учитель ваш совсем простак,
 
 
Такому будет не зазорно
Читать собакам подзаборным!
Не накажу тебя, сынок,
Лежит в комоде лоскуток».
 
 
Я маму поблагодарил,
Пошёл комод наш приоткрыл,
Ищу глазами лоскуток, —
Да вот он, спрятан в уголок.
 
 
Лежит и светится, сияет,
Иисуса жертву прославляет.
И вдруг мой звонкий голосок,
Сказал при всех: «Прости, мой Бог».
 
 
Отец под вечер появился:
«Ну, что, сыночек, отличился?
Считаешь всех за дураков?
У самого-то нет мозгов!».
 
 
Одной рукой ремень снимает,
Другой – штаны с меня спускает,
Ремень над попою занёс,
Тут вспомнил про меня Христос.
 
 
Ремень папаши – стальной трос,
Но спас меня дверной откос,
Ремень за доску зацепился,
Папаша на меня свалился.
 
 
Лежим мы на полу вдвоём,
Ремень попал в дверной проём,
Отец мой страшно разозлился,
И долго-долго матерился.
 
 
Пришла с работы моя мама,
Пришла с ночной, сильно устала,
Поднявши на меня глаза,
Всё сразу мама поняла.
 
 
«Ты что творишь, каков наглец,
Ведь ты ему родной отец,
Ты руку поднял на ребёнка,
Паршивая твоя душонка.
 
 
Учитель зол на малыша,
Больна сейчас его душа.
За что? И в чём его вина?», —
Спросила мама у отца.
 
 
«Язык не держит за зубами,
Гуляет с вредными друзьями,
Намедни этот обормот
Рассказывал всем анекдот:
 
 
Никита, лысый идиот,
Сидит в Крыму, ареста ждёт,
К нему туда никто не едет,
Закрылся в туалете, бредит!
 
 
Вчера у дома на скамейку
Приклеил с кнопками наклейку,
Сидел в кустах и ждал развязку,
Кто сядет на его замазку.
 
 
Сел на неё наш дед Игнат,
А он совсем не акробат,
Исполнил он тройной кульбит,
Пузырь с водярой был разбит.
 
 
А тут соседскому коту,
Жестянки привязал к хвосту,
Без остановки бегал кот,
Пугал в округе весь народ.
 
 
Из уст ребёнка – всё про Бога!
В тюрьму ведёт его дорога,
Он, не стесняясь, всем гласит,
Что есть Святой, над ним парит».
 
 
С порога мать отцу кричит:
«Ты что, чёрт лысый, говоришь!
За что ты так его хулишь?
Хороший наш растёт малыш.
 
 
Лежит дорога его в храм.
Безбожникам – позор и срам,
Народу сколько потравили!
Или мозги твои забыли?
 
 
Давай-ка, вспомни ту беду,
Когда пошёл ты на войну,
Подбит был танк твой на ходу,
Ты, весь в крови, лежал в бреду.
 
 
Стонал ты сильно, звал на помощь,
Бог увидал с небес ту немощь,
Твой хриплый голос произнёс:
«Приди, спаси меня Христос».
 
 
Спасли тебя и подлечили,
На инвалидность посадили,
От всех работ освободили,
В подарок костыли вручили.
 
 
Ты вспомни своего отца,
Кем он служил в те времена?
Служил священником он, Богу.
Кто перешёл ему дорогу?
 
 
Кто отдавал такой приказ
Ломать наш Храм всем напоказ?
Кто его святость расстрелял,
И без вины земле предал?
 
 
Лежит в могиле возле храма.
Без времени ушла и мама,
Любила, верила в отца,
Хранила верность до конца.
 
 
Так за кого ты воевал?
За тех, кто веру убивал?
За тех, кто церкви разломал?
Народ свой сотнями стрелял?».
 
 
«Нет, – говорит тогда отец, —
Я не предатель, я боец.
Я воевал, чтоб наш юнец
Красавец был и молодец».
 
 
В мозги мои вселился Бог.
Прослушав этот диалог,
Я стал немного понимать,
Что для ребёнка значит мать.
 
 
И вылез я из-под кровати:
«Прости, папаня, Христа ради,
Ведь ты у нас войны герой,
Неважно, что совсем хромой.
 
 
Родители твои святые
На жизнь тебя благословили,
На фронте, пап, ты смелым слыл,
Никто про это не забыл.
 
 
Отцовский глаз слезу родил:
«Сынок, меня ты огорчил.
За вас я кровь свою пролил,
Чтоб ты, сынок, счастливым был».
 
 
Отбыл я наказанья срок,
Пришёл на первый свой урок,
В класс я к ребятам захожу,
И к первой парте подхожу.
 
 
Учитель смотрит на меня:
«Садись подальше у окна,
Меня ты сильно оскорбил,
Ведь мой отец в ЧК служил.
 
 
Он многих ваших посадил,
Кого-то просто пристрелил,
Врагов народа не жалел,
И очень рано заболел».
 
 
«Огонь всю душу выжигал,
Господь его и наказал», —
Сказал, не разомкнув уста,
Я, грустно глядя в небеса.
 
 
«Теперь уже вы октябрята,
Вы все примерные ребята.
Со звездочки, что так горит,
Ильич, ваш дедушка, глядит».
 
 
Меня не взяли в октябрята,
Не все – примерные ребята!
Звездой меня не наградили,
И с первой парты попросили.
 
 
Учитель дальше продолжает,
Матроса Сашу вспоминает
И тот проклятый гололёд,
Что откатил его на дот.
 
 
Учитель Зою вспоминает,
Что заживо коней сжигает,
Убитый горем наш народ,
Ведет её на эшафот.
 
 
Он вспомнил, что молодогвардейцы,
Как настоящие индейцы,
На почте ночью втихомолку,
Открыли не свою посылку.
 
 
Курили немцев табачок,
Цигарку завернув в стручок,
Посылка дорого им встала,
Индейцев поутру не стало.
 
 
«Ты, – говорит учитель мой, —
Не знаешь Родины родной,
Не знаешь ты своих вождей,
Что в светлый путь ведут людей.
 
 
Не знаешь ты звезды с Володей,
Что выдали всем на заводе,
Завод – «Заветы Ильича»,
Звезда – кусочек кумача.
 
 
Кумач, наш стяг, висит в Кремле,
Пропитан кровью всех людей,
Всех россиян, что расстреляли,
Без времени земле предали».
 
 
Учитель что-то вновь сказал,
Но тут звонок его прервал.
Урок окончен. Перемена.
С учителем опять проблема.
 
 
«Останься, – говорит он мне, —
Поговорим наедине,
Ребята не должны нас слушать,
Пусть яблоки идут все кушать».
 
 
Остался я, стою напротив,
Поговорить совсем не против,
Дышу учителю в пупок,
И с нетерпеньем жду звонок.
 
 
Учитель сверху произнёс
Всего один простой вопрос:
«Ты всё зовешь и славишь Бога,
К Кресту ведёт его дорога.
 
 
А где тот Крест, где амулет,
Людей счастливых всех завет?».
Подняв глаза свои на свет,
Учителю шепчу в ответ:
 
 
«Любовь и Вера наш завет,
Распятье Бога амулет,
Все люди есть творенье Бога,
А Крест с распятьем их дорога.
 
 
Дорога эта, не секрет,
Ведёт туда, где амулет,
Людей дорога в Храм лежит», —
Я слышу, что звонок звенит.
 
 
Учитель тихо говорит:
«Не знаю, что и где лежит,
Я вот всю жизнь свою учу,
Но многое понять хочу».
 
 
Врагов он вспомнил и врачей,
Негодных никуда людей,
Художников-авангардистов,
Не то поющих нам артистов.
 
 
Он вспомнил красный уголок,
Атеистический кружок,
Писателей с кривым пером,
Короче, в общем, ни о чём.
 
 
Седьмое вспомнил ноября,
Красивый день календаря,
Когда толпою весь народ
На демонстрацию идёт.
 
 
Учитель ладно говорит,
И взор свой на меня косит,
Он громко больше не кричит,
Душа его о нас болит.
 
 
Урок начался. Тут как раз
Вернулись октябрята в класс.
Учитель вдруг им говорит:
«Какой красивый храм стоит!».
 
 
Ученики насторожились,
За дневники свои схватились:
Какой красивый? Что за храм?
В окне мы видим старый хлам.
 
 
Весь перекошен, весь помят,
А на дверях табличка «Склад».
Где красоту он увидал?
Наверно, чёрт его достал!
 
 
Учителя вдруг понесло,
Велел всем встать, смотреть в окно.
«Вон люди по́ полю гуляют,
И Бога с храмом прославляют.
 
 
Какой над ним красивый Крест!
Весь в золоте осенний лес,
Трезвон колоколов стоит,
Кадило на цепи дымит.
 
 
Красивый, умный там народ,
Не то, что мы – какой-то сброд!
Любовь и Веру прославляют,
Все чинно парами гуляют.
 
 
А дети там – пчелиный рой,
Играют шумною гурьбой,
И весь народ спешит туда,
Святая там течёт вода.
 
 
Детей в ту воду окунают,
С крестом пелёнкой обтирают,
Священник крестит всех детей,
Во славу Родины моей.
 
 
И под приятный благовест,
На шею надевают Крест,
Святой на нём распят Христос.
И запах ладана, и роз…».
 
 
Ты, Русь моя, моя отрада,
Моя любовь, моя награда!
Спасибо тебе, Господь Бог,
Что Родину ты уберёг.
 
 
От Ленина и от Хрущёва,
От Сталина и Горбачева,
От революции, от смуты,
От перестройки пресловутой.
 
 
От хитроумных иудеев,
От олигархов и злодеев,
И сохрани нас, Господь Бог,
От всех глупцов и дураков,
 
 
От голубых и педофилов,
И от чиновников строптивых,
От всех убийц, от воровства,
От блуда и от колдовства.
 
 
Прости, что мы Тебя не чтили,
Почти на век Тебя забыли,
Кресты с церквей все посбивали,
И колокольни разломали.
 
 
Прости, что в церкви не стояли,
Святым свечей не зажигали,
Прости, что в Пасху весь народ,
Спешит к себе на огород.
 
 
Прости, что всех родных забыли,
Погост в помойку превратили,
Что на могиле без Креста
Стоит гранитная плита.
 
 
Учитель наш в окно смотрел,
И октябрятам всё дудел,
Надуло в голову ему,
Опять он вспоминал войну.
 
 
«Товарищ Сталин спас народ!
За Сталина он в бой идёт!
Враги народа – генералы,
Позиции напрасно сдали.
 
 
В НКВД их расстреляли,
Тихонько тайно закопали,
Про все их черные дела,
Никто не вспомнит никогда.
 
 
Наш Берия, стратег великий,
Собрал учёных знаменитых,
В шарашку всех определил,
Один раз в день гулять водил.
 
 
Опять учитель про Никиту,
И про дружка его, Броз Тито,
И про китайцев, и про Мао,
Собак сожравших чао-чао.
 
 
Опять он вспомнил заключённых,
Врагов народа истощённых,
Что строили водоканал.
Никита всем свободу дал!
 
 
Глаза наполнились слезой:
Какой учитель наш тупой!
А, может, он душой больной?
«Прости его», – сказал Святой.
 
 
Учитель снова посмотрел
В ту сторону, где я сидел.
«Вон − враг народа!», – он сказал
И пальцем чётко указал.
 
 
«Давай, вставай, иди к доске», —
Недобро говорит он мне.
Смотрю на класс, душа дрожит,
От красных звёзд в глазах рябит.
 
 
«Лечить врагов таких нам нужно,
Ребята, бейте его дружно!», —
Учитель первым подлетел,
Дал оплеуху! Я присел.
 
 
Затем все разом подскочили,
Лицом на пол меня свалили.
И били, били меня впрок,
Пока не зазвенел звонок.
 
 
Я долго на полу лежал,
Не помню, кое-как я встал,
От боли сильно спотыкался,
До дома всё-таки добрался.
 
 
Вон храм разрушенный стоит,
Над ним советский флаг висит,
Спина и ноет, и болит.
Святой с небес мне говорит:
 
 
«Прости, прости ты всех ребят,
Зла не держи. Пусть говорят!
Ты видишь этот старый храм,
Советской власти стыд и срам?
 
 
Настанет срок, и восстановят,
Грязь наносную перемоют,
Придут и те, кто разрушал,
И те, кто Крест в душе держал.
 
 
Придут все в храм. По одному.
Свечу поставят лишь одну.
Одну свечу – за Отца Бога,
Одну свечу – за Сына Бога,
 
 
Одну свечу – духу Святому,
Одну свечу – Храму родному,
Одну – за всех, всех убиенных,
Одну – за всех непогребенных,
 
 
Одну – за здравие людей,
Одну – за Святость всех мощей.
Свечу поставят за свой срам,
Придёт прощенье тогда к вам.
 
 
Ребята весело шагают,
Поют, Володю прославляют,
Куда идут и что поют,
Ребята сами не поймут.
 
 
Ходили мы рядами, пели,
Три года разом пролетели,
Тела немного подросли,
И мы в четвёртый класс пошли.
 
 
Меня отец, герой войны,
Поставил в первые ряды,
Учителя были так рады,
Пиджак отца был весь в наградах.
 
 
Директор школы-интерната,
Ребёнок пролетариата,
Сквозь строй детей к отцу бежит,
И громко, громко говорит:
 
 
«Смотрите, дети, на героя!»
Все аплодировали, стоя.
«За вас достойно воевал,
Чтоб каждый человеком стал!
 
 
Чтоб родину свою любили,
Чтоб ветеранов не забыли,
Историю чтоб каждый чтил,
Страну советскую любил.
 
 
Вы били немцев вдалеке!
Держите микрофон в руке,
Скажите пару слов ребятам,
Надежде нашей, октябрятам.
 
 
Отец мой микрофончик взял,
Трусцою к центру похромал.
И взглядом ищет, где же я?
Да вон, во льдине полынья.
 
 
«Стоят со звёздами ребята,
Его не взяли в октябрята,
Сказали все, что сын плохой,
Всем говорит – над ним Святой».
 
 
Смотрю на папу в тот момент,
Спасибо вам за комплимент!
Отец негромко говорит,
А микрофон в руке дрожит.
 
 
«Она Иисуса нам рожала,
К груди ребёнком прижимала,
Руси Покровом она стала,
От бед, ненастья нас спасала.
 
 
Да если б не Святая мать,
Москвы б сегодня не видать,
Кто научил нас воевать?
Конечно же, Святая мать.
 
 
Не даст в окопах замерзать
Родная нам Святая мать,
От ран не даст нам умирать,
Нас вылечит Святая мать.
 
 
Товарищ Сталин в трудный час,
Икону нашу, Божью Мать,
В киоте в самолёт поставил,
И против ворога направил.
 
 
Победный час тогда пробил,
Народ наш вскоре победил,
Вы, наши дети, нам под стать,
Пребудет с вами Божья Мать».
 
 
Директор смотрит на отца:
«А что супруга не пришла?
Она такая же, как Вы,
С медалями, герой войны».
 
 
Отец смутился, покраснел,
Ответить сразу же сумел:
«Да, есть в семье у нас гордыня,
Моя супруга, героиня.
 
 
Работает как на износ,
Побереги её Христос,
На фронте Вера воевала,
За всех детей кровь проливала».
 
 
Отец – директора, вставая,
Спросил: «Что грудь твоя пустая?
С кем бился ты, с кем воевал,
Иль на фронтах ты не бывал?».
 
 
Директор густо покраснел,
Промямлил: «Я же заболел,
Когда пришла война в наш дом.
Меня устроили в райком.
 
 
Победу я в райкоме встретил,
Счастливым стал на белом свете,
Болезнь покинула меня,
Теперь стою здесь у руля».
 
 
«Да, – говорит ему отец, —
Тяжёлый ты пронёс венец.
В войну девчата воевали,
А вы в райкомах всё болтали.
 
 
Болезнь вы там свою лечили
И орденов не заслужили.
Райком для вас передовая,
Отсюда грудь ваша – пустая».
 
 
Стоял директор, одинок,
Спасение его – звонок!
Пошли все дети на урок,
С отцом беседа была впрок.
 
 
Мы вновь заходим в класс наш светлый,
Стоит учитель неприметный,
Всем он кивает головой,
Глядит, а надо мной Святой.
 
 
Учитель сходу поперхнулся,
Со стула чуть не навернулся,
Он воду из графина пьёт,
Ногою ножку стула бьёт.
 
 
Хрипит он, кашляет, вздыхает,
К портрету руки воздымает.
Ильич с портрета, Боже мой,
Прости скорей его, Святой.
 
 
Ильич на Божеском суде
Поверил Бога правоте,
Горят в аду его останки,
Лишь в мавзолее две болванки.
 
 
Учитель тут в себя приходит,
И разговор с детьми заводит:
«Все отдохнули, посвежели,
Дни лета быстро пролетели.
 
 
Скажите, как вы отдыхали,
Какой музей вы посещали,
Какие книги вы прочли,
Кому из взрослых помогли?».
 
 
Встает косматая девчонка:
«Мала, – кричит, – была избёнка,
Из сена, не из кирпича,
В разливе, там, у Ильича».
 
 
Другая девочка встаёт
И говорит, что наш поход
Партсъезду посвящённый был,
Никто об этом не забыл.
 
 
А хорошист наш с первой парты,
Раскрыл учителю все карты:
«Я урожай помог собрать,
Пшена с полей, охапок пять».
 
 
Друг друга все перебивали,
Рассказ о лете начинали:
Я бурую доил корову,
В ночном я слушал дядю Вову,
 
 
Я – в лагере, а я – в Артеке,
Я – на рыбалке, я – в балете,
Я – в мавзолей, а я – в музей
Бескрайней Родины моей.
 
 
Один кричит, что он с лопатой,
Сажал картошку бабе старой,
Другой кричал, что он босой,
Скосил траву чужой косой.
 
 
Учитель разом всех прервал:
«А ты как летом отдыхал?
И что ты сделал для страны?
Скорее классу расскажи».
 
 
Я из-за парты поднимаюсь,
Смотрю в окно и удивляюсь,
Разбитый храм ещё стоит,
Душа о нём всегда болит.
 
 
«Всё лето я не отдыхал,
Отцу в болезни помогал,
С утра куплю ему чекушку,
Ржаного хлеба четвертушку.
 
 
Схожу за пачкой папирос
И всё поставлю на откос,
Отца к откосу посажу,
Сам далеко не отхожу.
 
 
Откос у нашего подъезда,
Был знаменит. Со дня приезда
Он был скамейкой и столом,
Кутить к нему ходил весь дом.
 
 
Я по двору хожу, гуляю,
С качели папу наблюдаю,
Сидит на лавке, водку пьёт,
На разговор жильцов зовёт.
 
 
Придут к нему наши соседи,
Начнут житейские беседы,
Когда кто умер, кто родился,
Кто вовремя на ком женился.
 
 
Кому достался отворот,
Расскажут тихо анекдот,