Kitobni o'qish: «Утверждение абсолютизма в России»

ВВЕДЕНИЕ

Наиболее актуальными для социальных наук XX в. оказались проблемы политической власти, природы правящего слоя, который реально ею обладает, и, наконец, механизмов осуществления этой власти. Власть – это такая форма организации общественных отношений, которая при определенных условиях позволяет одному социальному элементу влиять на поведение другого. Важнейшим ее видом является политическая власть, представляющая собой способность класса, группы или индивида проводить свою волю за счет контроля над основными институтами государственного управления. В свою очередь, социальный слой, оказывающий непосредственное влияние на принятие важнейших решений – правящая элита, – не является неизменным. Занимая привилегированное положение в обществе и контролируя основные рычаги власти, этот слой, несмотря на всю его закрытость, вынужден приспосабливаться к меняющимся условиям социального развития, средством чего служат его периодические структурные перестройки, перегруппировки сил, социальная мобильность. Особенно важными представляются его отношения с бюрократией, т. е. администрацией, непосредственно реализующей функции управления. Положение бюрократии явилось результатом длительной исторической эволюции, зависит от характера общественной системы в целом и неодинаково в политических системах разного типа. При изучении этих социальных явлений большое значение имеет их социологическая интерпретация. Существует, несомненно, объективное различие между историческим и чисто логическим подходом в научных исследованиях. Для историка главной проблемой становится вопрос о том, как проходит развитие данного явления во времени. Но возможен и другой подход к тому же явлению, состоящий в попытке раскрыть механизм его функционирования. При таком подходе центральным оказывается вопрос о том, почему данное явление вообще существует, работает так, а не иначе. Политическая социология позволяет, таким образом, перейти от описания исторических явлений к их анализу. Данный подход положен в основу этой книги.

Особенно интересно обратиться к анализу переломных эпох, когда происходят быстрые и радикальные изменения социально-политических структур. Именно таковой является эпоха Петра Великого и создания Российской империи. В это время происходили крупные изменения политической власти и ее институтов, шла острая борьба за власть, заметно менялся состав стоящих у власти групп и лиц, осуществлялись реформы административных учреждений и институтов. Новизна этой книги состоит в том, что предметом ее изучения является собственно политический процесс, т. е. та сфера общественной жизни, которая, несмотря на свою значимость, мало изучена, традиционно окутана завесой тайны и менее всего объяснена с точки зрения закономерностей своего функционирования. Ее предметом является, по существу, центральная проблема политической социологии – взаимоотношение между обществом и государством, между социальным строем и политическими институтами на стадии их резкого изменения. В соответствии с таким подходом в центре внимания оказываются социальная стратификация, социальный конфликт, механизм власти и управления в период утверждения абсолютизма в России.

При таком подходе необходимо выяснить, в какой мере изучаемые явления закономерны или случайны, типичны или уникальны, существовали однократно или повторялись периодически. Это в свою очередь требует фактического материала не только по России, но и по другим странам (единовременные горизонтальные срезы и стадиальные сравнения). Необходимо, далее, проведение целого ряда сопоставлений: во- первых, петровские реформы должны рассматриваться в сравнении с предшествующим и последующим состоянием русского общества; во-вторых, они сравниваются с крупнейшими реформами того же времени в других абсолютистских государствах, и, наконец, в- третьих, сравнение ведется по стадиальному признаку (когда выявляются однотипные фазы крупных реформ, вне зависимости от времени и места их проявления).

Применение сравнительно-исторического метода всегда ставило исследователей перед необходимостью решить три принципиальных проблемы: что сравнивать; как сравнивать и как найти сопоставимые данные? Эти вопросы решены в книге следующим образом: объектом сравнения стали абсолютистские режимы Европы и Азии нового времени как такие политические системы, в которых государственная власть достигает значительного (в тенденции – абсолютного) контроля над обществом, охватывая своим влиянием социально значимые (а иногда практически все) стороны жизни индивида. Главная трудность при постановке сравнительных исследований состоит, однако, в ответе на второй вопрос – выборе ключевых параметров сопоставления. Ими являются в данном случае – политическая власть (система политических институтов), правящий класс (способ регулирования его статуса, престижа и благосостояния) и бюрократия (количественный рост, социальная и имущественная дифференциация, место в иерархии власти). Третьей проблемой становится получение сопоставимых данных об изучаемых явлениях. Они должны удовлетворять следующим условиям: быть достаточно обобщенными, иметь высокий уровень сопоставимости (по периодам и по странам), обладать доказательностью. Данное исследование опирается поэтому на три основных типа источников. Это – законодательство России и ряда стран Европы (сопоставимые юридические нормы), делопроизводственные документы государственных учреждений России накануне и в период проведения петровских реформ, а также последующего времени (прежде всего статистика), свидетельства современников, как русских, так и иностранных (политические сочинения).

Подход и метод определили структуру книги. Прежде всего в ней рассматривается, каким образом мировая наука прошлого и современности подходит к проблеме абсолютизма вообще и русского в частности. В центре внимания находятся отношения общества и государства, природа неограниченной власти, причины ее возникновения и последствия для общества (глава I). В книге определено место петровских реформ в перспективе развития русской государственности предшествующего и последующего времени, а также в мировом историческом процессе (глава II). Это позволяет показать реформы Петра Великого в контексте перехода от традиционной организации управления к рациональной и создания нового типа государственности. Особое внимание при этом уделяется личности самого преобразователя – Петра Великого, который рассматривается в ряду других харизматических вождей и реформаторов нового времени. Интерпретируя абсолютистское государство как фундамент и первый шаг на пути формирования современной тоталитарной системы, книга показывает его социальные и экономические основания, механизм функционирования сословного строя и политической власти (глава III), освещает процесс перегруппировки правящего класса в период утверждения абсолютизма в России и Европе (глава IV), соотношение правящей элиты (глава V) и бюрократии (глава VI) в период реформ. Проведенное впервые с точки зрения политической социологии и сравнительно-исторического метода, исследование утверждения абсолютизма в России позволяет лучше понять истоки и характер отношений общества и государства в России.

ГЛАВА I
АБСОЛЮТИЗМ КАК ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Проблемы отношения общества и государства, политическая власть, абсолютизм как теоретическая проблема и историческая реальность издавна стали предметом исследований в мировой науке. Большое внимание этим проблемам уделяли ученые главного научного направления русской исторической мысли второй половины XIX века – государственной школы.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ШКОЛА

Государственная школа – научное течение русской исторической мысли второй половины XIX в., во многом определившее последующее развитие исторической науки. Она имеет ярко выраженные признаки самостоятельного научного направления: специфический предмет и метод исследования, наличие длительной традиции. Предметом ее изучения являлся главным образом русский исторический процесс, методом – философия немецкого идеализма, а традиция представлена рядом поколений историков, философов и юристов¹. Сформулированная государственной школой концепция русского исторического процесса является высшим достижением историографии своего времени, представляет собой, по существу, социологическую концепцию, адекватно объясняющую факты и не утратившую эвристического значения до настоящего времени.

Философско-правовые взгляды государственной школы определили ее подход к русскому историческому процессу, роли государства в нем. В качестве основной проблемы выдвигалось соотношение общества и государства в русской истории, на отдельных ее этапах². В трудах историков государственной школы – С. М. Соловьева, Б. Н.Чичерина, КД. Кавелина, В. О.Ключевского, А. Д.Градовского, В. И. Cepгеевича, М. Ф. Владимирского-Буданова, А. А. Кизеветтера, П.H. Милюкова, а также историков государственного права – H.M. Коркунова, П. И. Новгородцева, А. Н. Филиппова, В. Н. Латкина рассматривались основные теоретические вопросы изучения русского исторического процесса, была дана его цельная концепция, проведено конкретно-историческое исследование.

Развитие исторической мысли в середине XIX в. настоятельно требовало концептуального осмысления русского исторического процесса. Теория рассматривалась ведущими представителями государственной школы не как извне навязанная интерпретирующая схема, но как отыскание внутренней закономерности, саморазвития процесса русской истории, ее внутреннего смысла: «теория русской истории, – писал К. Д. Кавелин, – есть обнаружение законов, которые определили ее развитие»³. Этот поиск теоретического подхода обуславливался не только потребностями собственно исторической науки, накопившей к этому времени значительный запас фактических данных, но и общественным движением эпохи реформ, когда «русская история становится предметом общего любопытства и деятельного изучения». Важнейшее значение приобретал подход к истории общества как развитию целостного, взаимосвязанного социального организма, взятого во всей его сложности и единстве. Раскрывая общую идею главного труда своей жизни, С.M. Соловьев писал: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию»⁴. Новизна рассматриваемой исторической концепции состояла в последовательном изучении соотношения общества и государства в их историческом развитии; выявлении объективных условий, в которых протекал русский исторический процесс; анализе состояния общества; характеристике роли государства в русском историческом процессе. Эта триединая задача реализовалась в исторической концепции, объяснявшей географический фактор, колонизацию страны, формирование сословно- государственного строя. В соответствии с этим мы и рассмотрим воззрения государственной школы на русский исторический процесс.

Само обращение к проблеме влияния природных условий на жизнь общества явилось новым и плодотворным направлением в исторических исследованиях, далеко опередившим свое время. О ее плодотворности говорит, в частности, тот факт, что создатель современной экологической теории В. И. Вернадский несомненно находился под влиянием идей государственной школы по этой проблеме⁵. Ряд современных направлений западной исторической науки, как, например, школа «Анналов» и «евразийская теория» Г. В. Вернадского, обнаруживают определенную преемственность по отношению к этим идеям, разрабатывавшимся государственной школой впервые на русском материале. Уже С. М. Соловьев придавал географическому фактору решающее значение, подчеркивая, что в русской истории «ход событий постоянно подчиняется природным условиям». Он выделяет, в частности, такие особенности природных условий страны, как обширность и равнинность русской государственной области, роль рек как важнейшего условия освоения земель и складывания социально-экономических взаимосвязей между регионами. Он подчеркивает далее, что Россия как «ворота из Азии в Европу» породила специфический тип цивилизации. Сильной стороной такого подхода явилось взаимосвязанное рассмотрение естественно-географических и социально-политических, демографических процессов развития общества. Именно в этом состоит научная ценность синтезирующего (на междисциплинарном уровне) понятия «колонизация», на что в нашей литературе не обращалось должного внимания.

Колонизация предстает решающим фактором русской истории, обусловившим в конечном счете характерные черты социального и государственного развития. Известный тезис В. О. Ключевского, а впоследствии М. К. Любавского о том, что «история России есть история страны, которая колонизуется»⁶, представляет собой конкретизацию концепции Соловьева. Важно, однако, обратить внимание на то, что концепция Соловьева была во многом шире и более монистична, чем его последователей. Дело в том, что влияние географического фактора и колонизации на общественное развитие рассматривалось не непосредственно, но в связи с таким фактором, как отношение собственности на землю, то есть выступало в качестве материальной, экономической основы. Традиционный тезис о географическом факторе и роли колонизации у А. Д. Градовского обогащается новой чертой – им подчеркнута неоднозначность взаимодействия (не только сотрудничество, но и конфликт) между государством и колонизацией. Интересно, что решающая роль в процессе колонизации отводится именно народу, а не государству. Процесс вольной колонизации («народное движение») рассматривается как первичный и противопоставляется вторичному – колонизации государственной («правительство едва успевало следовать за этим народным движением»)⁷. В трактовке географического фактора и колонизации Н. М. Коркуновым имеется определенная специфика: особенности русской колонизации выявляются им в сравнительной перспективе⁸. Если западные государства приобретали колонии прежде всего в целях экономической их эксплуатации (решение метрополиями проблем избытка населения, рост обрабатывающей промышленности, получение удобных рынков сбыта товаров), то русская колонизация, считает он, носила прежде всего политический характер, в частности для обеспечения границ государства. В то же время он обращает внимание на специфику развития демографических процессов на Западе и в России.

Представители государственной школы позднего периода придали интерпретации географического фактора несколько иной смысл, связав его более тесно с процессом закрепощения крестьян, развитием производственных и вообще социальных отношений на Руси. Географический фактор изучался, например, Г. В. Вернадским в связи с особенностями развития русского феодализма вширь⁹. Постоянная борьба леса со степью в русской истории определила ход формирования социальных отношений и государственности.

В русле этой общей концепции предметом специального внимания ученого стало освоение Сибири. В работе на эту тему был сформулирован вывод о том, что вся сибирская колонизация – промышленное предприятие, цель которого – добыча драгоценных мехов, а орудие для этого – служилые люди. Подобную социально-экономическую трактовку географического фактора находим и у других историков, например, А. А. Корнилова. Интерес к роли географического фактора прослеживается в трудах и в рукописных материалах П. Н.Милюкова¹⁰. Так в «Лекциях по исторической этнографии» 1888 г. со всей определенностью подчеркивается «значение географии для русской истории», первостепенное влияние ее как на «процессы историко-этнографические», так и на «процессы колонизации страны», определившее движение славянского племени, его направление и способствовавшее в конечном счете «созданию народности»¹¹. В то же время географический фактор все более тесно связывается с экономической, хозяйственной историей страны, эволюцией социальных отношений и сословного строя¹².

Новым подходом в историографии явилось рассмотрение общества и государства в их противоречии, диалектическом развитии. Если для Н. М. Карамзина сами понятия общества и государства были тождественны, то уже само их разграничение, постановка вопроса об их отношениях и противоречиях у государственной школы открывали новые возможности исторического исследования. При рассмотрении данной проблематики в качестве определяющей идеи была взята идея государственного управления. Как известно, социальное управление есть воздействие на общество с целью его упорядочения, сохранения качественной специфики, совершенствования и развития. Была сконструирована своеобразная модель процесса становления и эволюции социальных структур и их значимости в процессе государственного управления. Эта модель, основанная на всей известной совокупности правовых источников, содержала рациональный принцип объяснения сословной структуры, ее специфики и связи с государственным управлением. При таком подходе каждый социальный слой рассматривался прежде всего с точки зрения его места в обществе и функционального назначения в нем. Общие основы такого подхода были заложены С. М. Соловьевым, К. Д. Кавелиным, Б. Н. Чичериным; в последующее время они стали модифицироваться от абстрактно- юридической к социологической их трактовке. Одной из характерных черт рассматриваемой концепции явилось сопоставление истории сословий в Европе и России, причем с выявлением специфики последней.

Специфика социальных процессов в России, в отличие от Западной Европы, виделась в особенностях ее геополитической ситуации: на Западе из-за отсутствия свободных пространств и высокой плотности населения фактор колонизации не играл такой значительной роли, как в России. В результате социальные противоречия не снимались, а наоборот, приобретали острый характер, решались путем борьбы. Это, как считал, например, Коркунов, вело к постепенному складыванию населения «в определенные, резко обособленные сословия», которые объективно противостояли государственной власти и ограничивали ее, добивались от нее гарантий сословных и личных прав подданных. Совершенно иной представлялась ситуация в России, где широкий простор земли, степи окружающих ее окраин давали возможность недовольным элементам общества избегать борьбы с властью за счет освоения все новых земель. В результате «недовольные у нас не брались за оружие, а разбегались». Это развитие «вширь» приводило к снятию конфликтных ситуаций, отсутствию выраженных социальных противоречий, что в свою очередь вело к запаздыванию по сравнению с Западной Европой развития социальных отношений, формирования сословной организации общества. «Отсутствие скученности и простой оседлости населения делало невозможным и образование сколько- нибудь организованных сословий»¹³. Сословные различия при этом предстают как результат деятельности государственной власти, а не ее ограничение. В соответствии с этим и задачи самого государства в России были специфичны: они состояли не в утверждении светской власти для борьбы с враждебными сословными притязаниями, а в чисто хозяйственной функции – «чтобы собрать полуоседлое население и как-нибудь устроить его». Из противопоставления Европы и России исходил и Градовский. Если в Европе, считал он, феодальный строй объективно вел к формированию сословий как больших корпораций с определенными социально-экономическими интересами и выраженной самостоятельностью по отношению к государственной власти, то в России, где не было феодализма (в западном смысле), процесс этот шел совершенно по- другому, иначе¹⁴. Градовский, исходя из роли географического фактора и колонизации при объяснении процесса образования сословий, их закрепощения, решающую роль отводит государственному принуждению – тяглу. «Действительно, – считает он, – повинность, тягло создали и поддерживали у нас существование сословий; с постепенным освобождением от тягла, крепости, сословное деление теряет свой смысл, и старый земский дух с неудержимой силой пробивается вперед»¹⁵. Все сословия предстают как «продукт государственной деятельности, последствие разнообразных тягл, положенных на общество». Большой интерес в связи с этим представляет решение центральной проблемы – о крепостном праве в России и закономерности его возникновения. В этом процессе Градовский различает две стороны – экономическую (организацию налогообложения) и социальную (организацию службы и специального служилого сословия). Размышляя над судьбами крепостного права в России, ученый приходит к выводу о его объективно прогрессивном значении. Прикрепление крестьян к земле ограничивало начавшийся процесс их полного обезземеливания, превращения в холопов, переход всех земель в руки служилого сословия. В длительной исторической перспективе, подчеркивал Градовский, это делало возможным освобождение крестьян с землей. Городское сословие также рассматривается как продукт деятельности государственной власти, направленной на обеспечение ее финансовых нужд, тягла. В том же русле функционального подхода анализируется дворянство. Ограничение его прав собственности в рамках поместной системы выступает как инструмент обеспечения его военной и служилой функции.

Сама направленность исследований определилась интересом к государственно-правовой тематике. Попытка разрешить вопрос о генезисе русской государственности привела к анализу раннего периода истории, когда, по Эверсу, складывались родовые отношения, «когда начальники отдельных племен, возникшие из патриархального быта семейств, начинают основывать государства, – времени, на которое мы везде должны обращать внимание, чтобы уразуметь древнее право»¹⁶. C этих позиций подходил Б. Н. Чичерин к разработке концепции русского исторического процесса. Определяющую роль в ней играло «государственное начало»¹⁷. C ним прежде всего связывалась история общественных отношений древнего и нового времени: возникла «родовая теория» и связанная с ней теория «закрепощения сословий государством»¹⁸. Строительство государства потребовало создания специального военно-служилого сословия, а его материальное обеспечение сделало необходимым закрепление других сословий: «Все подданные укреплены таким образом к местам жительства или к службе, все имеют своим назначением служение обществу. И над всем этим господствует правительство с неограниченной властью»¹⁹. Как подчеркивал К. Д. Кавелин, «в Европе все делалось снизу, а у нас сверху»²⁰.

Специфику русского сословного строя государственники видели прежде всего в положении и судьбах крестьянства. Обосновывая концепцию закрепощения и раскрепощения сословий государством, С. М. Соловьев делал упор на объективном характере и исторической обусловленности этих мер: «Прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении»²¹. Необходимо подчеркнуть связь исторических взглядов представителей государственной школы и тех вопросов, которые ставило время. Все они – Кавелин, Чичерин, Соловьев, а позднее Ключевский, Градовский и другие – были связаны с общественной и публицистической деятельностью, преподаванием в университетах. Концепция закрепощения сословий государством выступала в условиях преобразований в качестве исторического обоснования необходимости проведения крестьянской реформы. В концепции государственной школы подчеркивалось, что закрепощение сословий, бывшее исторически обусловленным и необходимым в предшествующий период, затем, начиная с петровского времени и в течение XVIII в., сменяется постепенным раскрепощением сословий, прежде всего дворянства. Освобождение крестьян должно было завершить цикл освобождения сословий, открывавший новые основы гражданственности русского общества. В преддверии реформ это положение означало призыв правительства к решительным действиям²². Рост интереса к реформам Петра также следует рассматривать в этой исторической ретроспективе.

Обращает на себя внимание, каким образом государственная школа подходила к разграничению понятий «класс» и «сословие». Анализ взглядов ведущих ее представителей по этому вопросу позволяет констатировать, что если первое понималось как органически выросшее социальное образование, то второе – как государственно-правовое. Центральной проблемой при этом является вопрос об объективной связи отношений собственности с их правовым закреплением. В этой перспективе представляется актуальным по-новому взглянуть на «родовую теорию» С. М. Соловьева. Обычно, говоря о теории Соловьева, в качестве ее основного положения выдвигают концепцию родового быта, родовых отношений (откуда и сама теория получила свое название). Однако суть теории не ограничивается, на наш взгляд, этим подходом: ее основу составляет диалектика трех основных компонентов – рода, семьи и государства (согласно тому, как они представлены в гегелевской философии права), причем важно подчеркнуть, что каждой из этих форм общежития соответствует определенный тип собственности на землю. Именно эти отношения собственности и их постепенная эволюция в истории (под влиянием главным образом географических условий) составляют ее содержание. Теория Соловьева есть, следовательно, экономико-правовая модель возникновения государственности на Руси. Из такого понимания вытекает логика развития этой теории. Образование государственности, говорит Соловьев уже в первой (магистерской) своей диссертации, могло произойти только тогда, «когда понятия собственности, наследственности владения начали господствовать над понятиями семейными, когда родовые отношения князей заменились отношениями их как правителей к своим подданным, когда земля, область, город привязали к себе князя тесными узами собственности, сделали его оседлым»²³. Выступая против традиционного в науке того времени положения о господстве удельного строя в Древней Руси и считая возможным говорить лишь о родовом строе в этот период, Соловьев аргументирует эту свою позицию тем, что характерные для удела отношения собственности – владения еще не имели места и можно говорить только о собственности определенного рода²⁴. Последующая эпоха раздробленности также выводится ученым из господства своеобразных отношений собственности. Соловьев прослеживает, как постепенно, с разложением родовых отношений (и, следовательно, родовой, неделимой собственности) возникают отношения семейные (которым свойственно представление об индивидуальной собственности и отдельном собственнике) и как, наконец, через их посредство формируются отношения государственные (при которых князь или государь становится единственным собственником всей земли государства). Отношения и противоречия двух форм собственности – родовой и государственной становятся стержневой идеей объяснения Соловьевым всего русского исторического процесса. Родовые отношения, охватывающие экономический быт городов, княжеско-боярской аристократии, других категорий населения (в рамках права перехода) и обеспечивающая их форма собственности – объективно сменяются государственными (с новой формой собственности). В этом историк видит, в частности, суть конфликта эпохи Грозного, «когда оба порядка вещей, родовой и государственный, дали друг другу последнюю отчаянную битву». В этом в значительной степени объяснение Смуты, которая оказалась своеобразной проверкой на прочность нового государства со стороны традиционных антигосударственных сил, представляющих родовое начало (боярство и казачество). Наконец, здесь причина последующей прочности боярской аристократии, отношений местничества вплоть до его отмены, а также той борьбы между дворянством и боярством, которая шла в петровскую эпоху и пронизывает собой весь XVIII в. К. Д. Кавелин, принимая рассмотренную периодизацию в целом, отмечал, однако, что в концепции Соловьева переход от родовых начал (родовая собственность, основанная на личных отношениях князей) к государственным не нашел достаточного обоснования, откуда взялись государственные начала он не объясняет. Вклад Кавелина состоял в том, что он выделил в качестве особого, самостоятельного – вотчинный период. В его триаде родовой этап переходит в вотчинный, а с начала XVIII в. – в государственный, когда Московское царство стало политическим целым. Несомненный интерес представляет попытка Кавелина связать проблему власти и земельной собственности: удельное право предстает как семейное, частное право, разрушающее постепенно общее родовое владение княжеского рода. Б. Н. Чичерин, в свою очередь, применительно к истории русского государства и права выделяет три эпохи: XVI в. – установление общественных повинностей (земское начало); XVII в. – правительственное начало; эпоха Петра открывает третий этап, когда «весь организм получил правильное, систематическое устройство».

Поиск внутреннего смысла и связи различных периодов народной жизни выдвигается как главный принцип исторического исследования. «Только предыдущие периоды жизни народа раскрывают нам смысл последующих», – подчеркивает Чичерин²⁵.