Kitobni o'qish: «Про Максима и Гелю, или Счастлив по принуждению», sahifa 3
«Руслана – то почему вытаскивали?» – поинтересовался Макс.
«А он же высокий, – отвечал Вовка. – Когда петарды начали взрываться, он так испугался, что первый рванул на выход. Да не рассчитал, что дверь в гараж маловата. Так приложился к косяку, что мы его еле вытащили вместе с его магнитофоном. Когда приехали пожарные, тушить было уже почти нечего».
«Надо пойти к Андрею», – решительно сказал Макс.
«Зачем?» – удивленно спросил Вовка.
«Хочу поддержать его в такую сложную минуту».
«Это тебе тогда на аэродром надо ехать», – сказал Вовка. «Зачем на аэродром?»
«Андрюха уже, наверное, где-то за Уральским хребтом. Он как подумал, что с ним его отец сделает, когда узнает, что он гараж спалил. Сразу рванул на Ж/Д вокзал. Сказал, что ему терять нечего, попрощался со всеми. Занял немного денег на первое время – и был таков. Его отец по всему городу бегает, расспрашивает про сына. Пытается найти его след. Наверное, для того чтобы потом публично повесить во дворе на нашей яблоне. Так сказать, в назидание потомкам», – продолжал Вовка.
«А я… дурак, думал………..», – не договорив до конца, остановился на полуслове Максим.
«Что? Что ты думал?»
«Да так, ничего такого. Я про себя сказал… Вот зачем он бежал за мной. Я ведь не знал, что его гараж сгорел, а сын пропал. А он, наверное, думал, что я что-то знаю. А не из-за того, что я фарцовщик. В любом случае, уже ничего не поделать, – сказал вслух Максим. – Где же мы теперь будем записывать наш альбом?»
«Думаю, – сказал Вовка, – надо идти к Руслану домой. Соберемся, а там что-нибудь придумаем. Я пошёл за пацанами, а ты иди сразу к Руслану».
Через час мы всей бандой погорельцев были у Руслана. У Руслана мама была учитель истории в нашей школе. А папа – начальник порта. Дома никого не было, они оба были на работе, и по этой причине вся квартира была предоставлена в наше распоряжение. Ребята, пытаясь подколоть Максима, настойчиво выспрашивали о том, где это ему удалось в столь короткие сроки достать кассету.
«Колись, – говорили они, – где взял? Небось, Геля постаралась? Отобрала у какого – нибудь барыги».
И все ребята громко смеялись над сказанной Колей шуткой.
«Да нет, ни у какого барыги мы ничего не отнимали. Точнее, Геля вообще здесь не при чем. Я сам ее достал. А где? Это не ваше дело», – гордо отвечал Максим.
«Ладно врать, мы же все понимаем», – с ехидством продолжал Коля.
И все ребята повинуясь, хихикали, поощряя его стеб.
«Ну, хорошо, – сказал Максим с ухмылкой на лице. – Я сейчас позвоню Геле, и попрошу ее прийти сюда и подтвердить мои слова».
«Да ты чего, – испуганно запричитали ребята. – Мы же так, просто пошутили». Им явно не очень хотелось, чтобы Геля пришла к Руслану домой. И уж тем более, они не хотели, чтобы Геля знала, что они говорили про неё, за ее спиной.
«Ладно, ладно, – сказал Максим с улыбкой. – Я тоже пошутил. Никто же из нас не хочет испортить себе вечер, включая меня», – и все ребята засмеялись, понимая, о чем идет речь.
«Ладно, – сказал Руслан. – Скоро придут родители, а мы еще ничего не сделали. Давайте уже, наконец, запишем эту кассету».
Все ребята с ним согласились и уже через пару минут, дружно обсуждая порядок песен, приступили к созданию шедевра. Руслан пару раз ходил на кухню, заваривал чай и кофе, приносил с вкусными печенюшками, которые ему в изобилии дарили благодарные коллеги по работе. И вот, спустя каких-то три часа, наша дискотека обрела свое музыкальное оформление.
«Слушай Руслан, – сказал Коля, подойдя к его магнитофону. – А какая у него мощность?»
Руслан покачал головой и ответил: « Не знаю, но на колонках написано 200 Ватт».
«Да не может быть, – подхватили все ребята. – Ты что, не представляешь, какая громкость должна быть тогда у магнитофона, если он выдает 200 Ватт?»
«Нет, – ответил Руслан. – Я никогда не включал его на полную мощность. Не было на это причин и желания».
«Да ты обалдел? – сказал Коля с нескрываемым удивлением. – Это же интересно. Да и производителя надо проверить. А вдруг это какая-нибудь подделка голимая? Будет стыдно потом, когда попросят включить на полную мощность, а оттуда только жалобный стон».
«Этот стон у них песней зовется», – поддакнул ему Вовка, и засмеялся своей находчивости.
«А как ты хочешь проверить?» – поинтересовался Руслан у Коли.
«А давайте вставим туда нашу кассету и врубим на полную мощность?»
«Нет, не пойдет», – сказал Максим.
«Это почему?» – возмутился Коля.
«Да потому, – отвечал ему Максим, – представь себе, если там действительно 200 Ватт».
«И что?» – спросил его Коля.
«Да тот, кто будет рядом с магнитофоном, в это время – может оглохнуть!»
«Круууууто» – сказал Коля.
«Я лично, глохнуть не хочу, – сказал Руслан. – А если оглохнет Макс, то мы автоматически и оглохнем, и ослепнем. Геля это нам точно устроит! А вот если оглохнет Коля, то ничего страшного».
«Это почему?» – возмутился Коля.
Да потому, что все учителя говорят, что он итак глухой. Поэтому проблем не будет.
«Нет, так не пойдет. Никто не оглохнет, – сказал Макс. – Мы с вами выкрутим пробки в электрическом щите, а потом включим магнитофон на полную мощность».
Коля засмеялся и сказал: «Вот ты дуралей, а как будет работать магнитофон, без электричества?»
«Сам ты дуралей, – ответил Макс. – В том – то и фишка. Мы все отойдем подальше, а потом вкрутим пробку обратно. Тогда никто не оглохнет. И также его вырубим после испытания».
«Гениально!» – восторженно закричал Вовка и хлопнул Макса по плечу.
Руслан на правах хозяина квартиры показал Максиму, где находится электрический щиток с пробками. Максим в свою очередь, на всякий случай, попросил у Руслана мамину резиновую перчатку для мытья полов. Надев перчатку, Макс осторожно выкрутил пробку, и в коридоре погасла лампочка.
«Отлично, – сказал он.– Попробуйте просто включить магнитофон, проверим, есть ли ток».
Включать магнитофон послали Колю. Коля осторожно, зажимая при этом уши, нажал на тумблер «Вкл» и зажмурился от страха. Ничего не произошло, и, открыв глаза, Коля повернул головку громкости на полную мощность. Когда он возвращался к ребятам, он увидел Руслана в меховой ушанке на голове.
«А это еще зачем?» – поинтересовался он.
«В кино всегда что-то идет не по плану. Нужна перестраховка», – сказал Руслан, и натянул шапку поглубже.
Выждав несколько минут, ребята посмотрели на Макса и дружно сказали: «Давай!»
Макс повернул пробку в гнезде и резко закрутил до отказа. Под окнами квартиры прогуливались две пожилые пары, когда на них с высоты седьмого этажа, на котором жил Руслан, посыпались битые стекла и штукатурка фасада. Обе пары в свое время познакомились, и в дальнейшем поженились в далеком 1943 году. Дойдя до Берлина и обратно, они испытали все ужасы войны. И именно по этой причине в их организмах запустился какой-то скрытый механизм.
Один из пожилых мужчин с криком: «Мессеры, ложись!!!» – кинулся на свою спутницу, увлекая ее на холодный, февральский асфальт.
Вторая пара, повинуясь приказу и инстинктам самосохранения, последовала за первой. Обе пары не сговариваясь, поползли темпом, несвойственным для их возраста к ближайшей канаве, где их и нашли сотрудники скорой помощи. Окна квартиры Руслана были разбиты вдребезги. Да что там Руслана, на всем этаже и парочкой ниже, также окна зияли чернеющей пустотой.
«Нам полный Ахтунг и Гитлер Капут, – с грустью констатировал Руслан, глядя на масштабы разрушений. – Даже если бы у меня были деньги, я всё равно ничего не успею исправить».
Руслана, конечно, выпороли знатно. Но его отец при этом ни капельки не рассердился, а скорее сделал это просто для профилактики воспитания. Отец вставил всем пострадавшим окна за свой счет. И в обязательном порядке съездил с сыном в больницу, куда на «скорой» доставили четырех пенсионеров. Там Руслана заставили извиняться лично перед каждым из пожилых ветеранов. Отец пообещал, что оплатит им после лечения санаторий для поправки здоровья, и на этом инцидент был исчерпан. Правда один из стариков так и остался на войне. От каждого громкого звука он пригибался, а при очень сильном звуке – и того больше. Падал ничком на землю и кричал остальным, чтоб ложились, иначе фрицы их убьют. К сожалению, война, закончившаяся для него почти сорок лет назад, вспыхнула вновь с неистовой силой. На Руслана это событие произвело неизгладимое впечатление, и, чувствуя свою вину за случившееся, он еще долгие годы навещал пожилого ветерана. И старался всячески помогать ему по хозяйству.
А у нас, в отличие от Руслана, мысли были заняты в тот момент совсем другим. У нас на носу была школьная дискотека, танцы и конечно, девочки. Все ребята в предвкушении предстоявших романтических медленных танцев и сумасшедших рок-н-ролов, каждый вечер собирались в актовом зале под видом проверки оборудования. И, включая забористые композиции «Aerosmith», начинали неистово танцевать и трясти своими головами, пытаясь подражать кумирам того времени.
Раньше Максим стеснялся ходить на танцы. Ему казалось, что он неуклюж и долговяз. Зато теперь, стеснение у него так и осталось, но вот выбора – идти или нет, у него не было. Геля приглашала его на каждый медленный танец, подчеркивая тем самым его безысходность и страсть к предмету своего обожания. Правда, в этот момент, кроме Гели и Максима, в зале никто не танцевал. Со стороны это было похоже на свадебный танец молодых. Когда Вовка Пеньков сказал об этом своему другому Вовке Маренникову, того чуть не вывернуло прямо на танцпол от такой перспективы, даже если дело касалось друга. Танцевать рядом с Гелей, опасались все. Просто некоторые мальчики, даже старшеклассники, побаивались ненароком толкнуть Гелю или наступить (не дай Бог!) ей на ногу. Список таких смельчаков закончился на Серёже Колосове, который в школьном буфете попытался подойти к окошку с продавщицей, впереди Гели, и случайно наступил ей на сандаль. Перед тем, как выписаться из больницы, учителя сами попросили его родителей перевестись в другую школу, и не портить им статистику по несчастным случаям.
Несмотря на свою неприкасаемость, Максим не мог себя чувствовать в безопасности даже в школьном мужском туалете, куда Геля имела неограниченный доступ, невзирая на свой пол. Даже во сне Максим стал всё реже теперь летать в космос, опасаясь мщения со стороны Гели за несанкционированные действия. А если и летал, то обещал вернуться к обеду и приготовить ей вкусную запеканку. Жизнь Максима стала похожа на службу в армии. Он ждал приказа, беспрекословно их выполнял и понимал, что от его желания ничего не зависит. Но танцы! Танцы другое дело. В танцах Максим мог показать Геле, что он мужчина. Геля сама ему как-то сказала об этом, когда они дома пытались пробовать танцевать медленный танец.
«Ты же мужчина, – сказала она ему, – вот и веди меня».
Максим, втайне от Гели, разучил несколько потрясающих, на его взгляд, движений, предполагая поразить ими не только Гелю, но и Олю Овчинникову, которая очень ему нравилась.
Знаете, почему Гелю всегда приглашали на все дискотеки? Нет? Так я вам расскажу. Просто у нас, да и вообще в то время, было принято, что на дискотеках все девчонки стояли с одной стороны танцпола. Все мальчики стояли на противоположной. Со стороны было похоже, что это сходка авторитетов. И вот-вот начнется разборка, стенка на стенку. Никто не хотел делать первый шаг и выйти танцевать. Тут-то Геля и была незаменима. Эта девочка, с начесом на голове, на который по виду ушло как минимум десять баллончиков с лаком, смело выходила в центр зала, таща за собой упирающегося Максима. Как будто давала отмашку всем желающим, что можно танцевать. И толпа ребят с обеих сторон устремлялась навстречу «Аэроклуб, КарМен, Modern Talking». А если в зале отсутствовали учителя, то и «Metallica, Whitesnake и ABBA». Очень интересно было наблюдать за тем, когда неожиданно включали медленную композицию. Все ребята как по команде разбегались в разные стороны. Девочки – как и положено налево, а мальчики – направо. Мальчики, начинали глазами искать девочек, которым симпатизировали, для того, чтобы набравшись смелости, подойти и пригласить на танец. На танцполе становилось пусто, и только Геля и Максим никуда не уходили. А зачем, собственно говоря? Максиму выбор делать было не надо. За него уже все решили. И они продолжали танцевать, как Магомед со своей горой. Создавая вокруг себя ареол неприступности.
Кстати, об учителях. Наблюдать за всей этой вакханалией в нашей школе постоянно вызывались, как правило, одни и те же. Географичка, обычно стояла на стороне
девочек. А на противоположной, со стороны мальчиков, за ней жадно наблюдали два ее воздыхателя. И неизменные соперники в споре за ее руку и сердце – трудовик и физрук. К середине вечера, когда было уже понятно, что все идет по плану, они начинали по очереди приглашать географичку на медленные танцы, увлекая ее своими разговорами о спортивных достижениях со стороны физрука, и о трудовых победах – со стороны трудовика. А заканчивалось все как обычно одинаково. Географичка гордая и одинокая уходила домой. А трудовик и физрук пили горькую и спорили о том, с кем ей будет хорошо, и кто из них двоих лучше всего ей подходит. Всегда, но не в этот раз.
Нет, не переживайте, в этот раз обошлось без драк, приезда милиции и скорой помощи. И даже Геля никому ничего не сломала. Просто в этот день трудовик, который в жизни не держал после школы в руках ни одной книжки, совершенно случайно, пока ехал на работу в городском автобусе подсмотрел, как одна дамочка читает газету. И, пристроившись сверху, над ее плечом, вычитал в ней следующее, – что по гороскопу ему сегодня предстоит романтическое знакомство, и удача в делах амурных. Он расценил это как знак свыше, хотя от природы и был атеистом. И придя в школу, использовал любую возможность, чтобы оказать знак внимания географичке. Но та оставалась холодна к его ухаживаниям на протяжении всего дня. Трудовик уже было отчаялся, но на дискотеке понял, что это его шанс.
«Сейчас, или никогда», – сказал он сам себе.
И чтобы хоть как-то себя взбодрить и придать храбрости своим поступкам, решил сбегать к себе в кабинет и хлопнуть пару рюмашек беленькой. Дискотека подошла к своему концу, ребята стали расходиться. И, пользуясь отсутствием своего противника, физрук осмелился предложить географичке проводить ее до дома. А та, не будь дурой, вопреки своему обычному «НЕТ», ответила физруку «Да». Вбежавший в зал трудовик застал их как раз за тем, что физрук помогал географичке надеть зимнее пальто с меховым воротником, и что-то ей щебетал при этом на ушко. Не знаю уж, сочла ли географичка его шутки смешными, или он просто своими усами щекотал ей ухо, но только смеялась она очень громко и заразительно. У трудовика от увиденной картины глаза налились кровью.
Он считал, что физрук поступил непорядочно по отношению к их дружбе, предложив географичке проводить ее. Хотя, то же самое, намеревался сделать сам. Также он знал, что в открытом бою ему не победить физрука. Поэтому решил поступить хитрее. Он неотрывно следовал за физруком и географичкой до самого ее дома на безопасном расстоянии. Тем самым, не давая им остаться наедине. А после того, как физрук остался один, трудовик предложил ему разобраться по-мужски. Сатисфакция состоялась в кабинете трудовика. Кода они зашли в кабинет, трудовик сразу вспомнил какой-то отрывок из исторического романа и попытался придать благородство себе и ситуации.
«Сударь, – сказал он. – Я хоть и довольно нищий, но благородных кровей, – физрук прыснул слюной от смеха. – Вы нанесли мне нестерпимое оскорбление, – продолжил трудовик. – И смыть это оскорбление может только кровь. Как благородный человек, и как человек, бросивший вызов, я предоставляю Вам право выбора оружия».
Прозвучавший монолог был настолько комичным, насколько полным пафоса и благородства. Физрук молча достал из кармана пачку Беломора, сложил одну папиросу и сунул ее себе в уголок рта. Затем он протянул пачку трудовику, предлагая ему взять себе папиросу.
Но в ответ услышал: «Мерсис, но я предпочитаю выкурить после дуэли».
Физрук пожал плечами, как бы говоря, что – «воля ваша». Положил папиросы в карман, и ничуть не стесняясь трудовика, залез в его тумбочку и достал две бутылки водки. Трудовик, сохраняя спокойствие, с достоинством и гордостью осмотрел извлеченные из недр тумбочки его же бутылки.
И произнес: «Заметьте, не я предложил это оружие».
И подойдя стремительной походкой к верстаку, расстелил на нем газету, которую достал из кармана. Положил на нее два огурца, четвертину нарезанного черного хлеба, и банку кильки в томатном соусе.
«К барьеру!» – крикнул трудовик физруку, решительно показывая ему место напротив него.
Наутро, уборщица тетя Зоя, обнаружила в кабинете труда два почти бездыханных тела.
Трудовик и физрук сидели обнявшись, и один говорил другому: «Полагаю сударь, что у нас ничья».
А потом физрук взял пустую бутылку водки и со словами: «Так не доставайся же ты никому!» – разбил ее об пол.
За что и получил по башке черенком швабры от тети Зои, разъярённой этим событием. А нет, обманул я вас. Всё-таки скорая понадобилась. Физруку наложили-таки пару швов на голову. Но он этого не помнит, потому что был в полной отключке. А географичка так и осталась, пока что, бесконечно недосягаема для обоих воздыхателей. И их противостоянию за ее руку и сердце, еще суждено было продлиться на неопределенный срок.
Геля и Балет
Глава
III
Жизнь, заставляет нас вертеться, Балет здесь вовсе не причём.
Лишь паутинкою морщины, Тебе расскажут, что по чем.
С чем обычно ассоциируется СССР? Наверное, с черной икрой, матрешкой, может с медведями, сильными морозами и конечно, с балетом. Хоть балет не исконно русский вид искусства. Но, тем не менее, весь мир с замиранием сердца смотрит на балерин и балерунов из нашей великой, не побоюсь этого слова, страны. «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Жизель», – вот далеко не полный список того, что заставляет нас плакать как детей от переполнения чувств в наших ранимых сердцах. И это, несмотря на вероисповедание, принадлежность к государству, цвет кожи и наличие образования. В нашей стране к балету особое, трепетное отношение. Отношение, заложенное многолетней практикой, бередящей инстинкты. Когда, прибегая домой после школы, или садясь в удобное кресло после трудового дня, ты включаешь телевизор и видишь на его черном экране танцующих в трико мужчин. Если после переключения программы смысл картинки не меняется, то наш человек интуитивно начинает понимать, что в стране грядут перемены. Что в очередной раз умер Генеральный Секретарь ЦК КПСС. Или случился переворот, как это было в августе 1991года. Вся страна надевала траурные черные одежды, шла в одном строю к месту поклонения
и отдачи последних почестей великому и неповторимому вождю. Искренне считая, что страна понесла большую утрату и никто и никогда не сможет заменить великого вождя на его почетном месте. И уже на следующий день находился новый вождь, которому рукоплескали не менее, чем старому.
А страна продолжала идти выбранным коммунистической партией путем, к обозримой, но не достижимой цели, – «всеобщему коммунизму». Максиму, кстати, тоже довелось принять участие в подобном мероприятии 10 ноября 1982 года. Когда умер Владимир Ильич Брежнев. Максима, как и других его одноклассников, обязали нести почетный караул у портрета великого вождя, перевязанного черной, траурной лентой, и обложенного со всех сторон похоронными венками от администрации школы, родительского комитета, и учащихся всех классов. Мальчикам и девочкам надлежало прийти в школу в отутюженной, чистой, школьной форме. Девочки – с черными бантами на голове. Стояли у портрета попарно, – мальчик и девочка. Смена происходила каждые полчаса, с тем, чтобы дать возможность постоять у портрета вождя всем желающим. Ребятам начальных классов, конечно, вся эта катавасия, – ехала, болела. Им бы лучше в футбол дали поиграть. Но, неусыпно бдящие за ними учителя, строго на них поглядывали, не разрешая даже почесаться в заднице, когда этого так хотелось.
Геля тоже хотела встать в почетный караул у портрета. И очень сильно настаивала, чтобы ее поставили вместе с Максимом. Она даже ради этого заставила маму купить ей новый, белоснежный передник к школьной форме. Но директор школы ей не разрешил, мотивировав свой отказ тем, что если она встанет рядом с Максимом, то перекроет почти весь проход по итак узкому коридору. Ей в лицо он, конечно, такое побоялся сказать и попросил классного руководителя, учителя математики, придумать что-нибудь. Тогда Ирина Александровна, придумала для Гели ответственное задание, которое она могла поручить только ей, и никому другому. Геле надлежало встать у входа в школьную столовую, и никого, подчеркиваю – никого, так ей объясняла математичка, не пропускать в столовую, до особого распоряжения директора, соблюдая при этом дисциплину и тишину, в этот траурный для всей страны день. Об этом Геля и объявила Максиму с грустным, но в тоже время гордым от важности порученного дела видом.
«Извини, Любовь моя, – произнесла Гелечка, и чмокнула Максима в нос. – Не смогу сегодня быть с тобой. Мне поручено архиважное дело».
Максим понимающе, с напускной грустью в глазах помотал головой и произнес тихо, как будто про себя:
«Печаль-то какая».
Геля, уходя, не расслышала, что он сказал и, обернувшись, попросила его повторить. И тогда Максим погромче произнес: «Буду скучать!»
А когда она скрылась за поворотом, победно выдохнул и даже повеселел.
На входе в помещение школьной столовой скопилась толпа жаждущих не только умственной и духовной пищи, но и тех, кто просто хочет жрать. Впереди стояли первоклашки, которых специально, для того чтобы они были первыми и их не вытолкнули из очереди старшеклассники, отпускали с урока пораньше. За ними уже толпились все остальные. Шум недовольства нарастал с каждой секундой. Учителя начальных классов с негодование просили Гелю пропустить хотя бы малышей. Но Геля, преисполненная своей ответственности, стояла на своем.
Без специальной команды директора школы никто в столовую не пройдет. Дело принимало серьезный оборот.
Директор школы даже и не зал о том, что он отдал такое распоряжение. А классный руководитель Гели, который все это придумал, не мог убедить ее в том, что директор разрешил запускать в столовую.
«Только с личного разрешения директора школы!» – стояла на своем Геля.
Да хрен бы с ним, ведь нетрудно же попросить директора, чтобы он подошел к Геле и отдал ей распоряжение. Так думала Ирина Александровна. Но директор школы, как на зло, уехал в отдел образования города. А мобильных телефонов тогда не было.
«Гелечка, – умоляла ее Классуха, – ну пожалуйста, впусти всех поесть. У нас образовательный процесс ломается».
Но невозмутимый вид Гели говорил Классухе о том, что она совершила ошибку, поручив Геле это задание.
«Благими намерениями выстлана дорога в Ад», – сказала Классуха географичке.
«А у врат этого Ада, стоит на страже Геля», – отвечала та ей в ответ.
В массах начали гулять слухи разного толка. Кто-то запустил слух, что кормить сегодня вообще не будут. Дескать, в школьной столовой найден труп дворника, и Гелю попросили никого не впускать до приезда следственной группы. Его голову в чане с борщом нашла повариха тётя Маша, которая его и зарезала. А из самого дворника сварила суп и нажарила для детей котлеты.
«Да нет, какой дворник, ничего вы не знаете», – говорил уже кто-то с другого конца очереди.
Столовую закрыли на спецобслуживание. Сейчас ждем высоких гостей, может даже первый секретарь обкома КПСС приедет. Наверное, деликатесы завезли. И уже через двадцать минут вся очередь гудела, что для младших классов мажут бутерброды с красной икрой, а для старшеклассников – с черной. Просто не успели намазать, вот и задерживают обед.
Встревоженный этими слухами трудовик, протиснулся сквозь очередь к физруку и, толкнув его в плечо сказал: «Слышал? Нам черную икру привезли».
«Ага, – отвечал ему тот, – мажут на бутерброды. – А ты слышал, что по такому поводу и коньяк нальют?»
«Да иди ты, – с нескрываемой радостью и удивлением отвечал ему физрук. – Ну, там еще не точно говорят».
«Может, коньяк только для руководства школы, а для простых учителей – водка. Надо на собрании вопрос поставить, почему это простым учителям водка, а руководству, как всегда, коньяк?» – сказал трудовик, возмущённо обращаясь к своему товарищу.
Все слухи были развеяны, после того как директор школы был экстренно вызван обратно по телефону. Прибыв в школу, всю ситуацию ему объяснила учитель математики.
Казимир Владленович лично подошел к Геле, и заговорщическим шепотом сказал ей на ухо: «Геля, спасибо за службу, можешь пускать всех в столовую».
Влетевшие в столовую школьники и учителя, просто смели все тарелки с борщом и макаронами с котлетой, которые к тому времени были уже еле теплыми. И, уплетая все это, сидя за столами, возмущались, что им не дали черной икры.
Директор наклонился к математичке и тихо спросил:
«Нам что, в столовую икру привезли?»
А услышавший это трудовик, в свою очередь, наклонившись к директору сообщил, что завезли не только икру, но и коньяк с водкой. И об этом, он хотел бы поговорить с ним, так сказать, с глазу на глаз. Вскоре вся ситуация благополучно разрешилась. Но директор школы на всякий случай пригласил сотрудников милиции, чтобы те поговорили с поварихой. Дворник – то и вправду, не вышел на работу. И в дальнейшем отсутствовал три дня. А когда в милиции завели дело, и он всё-таки явился после длительного запоя, так что ему самому впаяли по просьбе директора школы пятнадцать суток. Чтоб знал, как людей пугать. А дети в школе еще долго заглядывали в супы, ища там остатки убитых поварихой людей. И рассказывали друг другу по вечерам страшные истории про убийство в столовой школы №……..
Но, – не будем отвлекаться. К чему я начал было этот разговор – про похороны Брежнева и балет? Да вот к чему. Я забыл вам рассказать о том, что у Гели как ни странно, кроме поедания всего, что может быть употреблено в пищу, была и еще одна страсть. Геля просто безумно обожала балет. Эта её страсть протянется тонкой, ну очень тонкой нитью по сравнению с едой, через всю Гелину жизнь.
«Откуда у Гели такая страсть к прекрасному?» – спросите вы.
А я вам незамедлительно отвечу. У Гелиных родителей была электрическая шашлычница, в которой мясо, нанизанное на шампур и вставленное в этот чудо прибор, вращалось в вертикальном положении вокруг своей оси. Ну вот, вы уже начинаете догадываться и потихоньку посмеиваться. Все верно. Родители Гели решили побаловать ее домашним шашлыком, нанизав мясо на шампуры и установив их в электрошашлычницу. Началось таинство процесса. Геля, как завороженная, сидела перед чудо прибором и смотрела, как сок стекает по мясу в специальные чашечки. Она ждала окончания процесса, чтобы взять здоровый ломоть черного хлеба, и налив на него содержимое
этих самых чашечек, которое надо сказать, пахнет умопомрачительно, съесть все это, заморив червячка перед самим ужином. В это время по телевизору, который находился в поле зрения Гели, передавали балет «Лебединое Озеро». Геля увидела, как прима балерина на большом черно-белом экране начала крутить свое фуэте. Зачарованно глядя на крутящуюся балерину, она перевела взгляд на шашлык, подернувшийся к тому времени хрустящей и румяной корочкой. Потом обратно на балерину и снова на шашлык. Геля провела параллель, понятную ею одной, между шашлыком и балетом, и громогласно оповестила родителей о том, что непременно хочет стать балериной. Я уже как-то говорил, что с Гелей никто не спорил в её семье. В этот раз также решили не делать исключения из правил, посчитав, что если ей откажут в балетной школе, то это будет уже их проблема. В конце концов, преподавать балет можно и со сломанной рукой или ногой. И даже не побоюсь этого слова, – с инвалидной коляски.
Решено, сделано. На следующий день Геля с родителями отправилась в балетную школу, которая была одна единственная на всю округу, учитывая размеры города, в котором проживала Геля. Войдя в белоснежное здание богини Терпсихоры, с неизменным атрибутом в руках в виде бутерброда с ветчиной, Геля принялась с любопытством рассматривать портреты великих балерин и балерунов, висевшие на стенах этого заведения. Её горящие восторгом глаза, и падающие изо рта крошки бутерброда, вселили в родителей других детей животный ужас. Папа наклонился к уху мамы Гели и тихонько, чтобы Геля не дай Бог не услышала, произнес: «Надо вызывать три бригады скорой помощи, а не одну, как обычно».
Мама с удивление посмотрела на папу и спросила:
«Почему?»
Тот робко и довольно нервозно ответил: «Все пострадавшие в одну машину не влезут, это тебе не поход в зоомагазин с рыбками».
Мама понимающе кивнула и сказала: «Звони доктору Звереву. Он не будет переспрашивать и задавать глупые вопросы. Он знает, чем это все грозит».
И отец Гели быстрым шагом засеменил к выходу в поисках ближайшего телефон-автомата. Пока папа бегал вызывать бригады скорой помощи, всех детей с родителями пригласили на просмотр. Максим уже ждал ее на скамейке перед залом для просмотра, уныло повесив свою голову от безвыходности своего положения, так как Геля приказала и ему, быть на просмотре. Ведь она предполагала, что в дальнейшем именно Максим будет ее партнёром по танцам. Он еще втайне надеялся, что ни его, ни Гелю не возьмут в это очаровательное заведение, ради себя самого и ради будущего балетной школы города, в котором они проживали.
Сидя перед аудиторией, все присутствующие с недоумением посматривали на крупную девочку, пришедшею с очень взволнованными родителями, отец которой, спешно убежал в неизвестном направлении. На очень, очень крупную девочку! Одна задавака, в накрахмаленном белом, как первый снег платье, решила посмеяться над Гелей вслух, и сказала ей в лицо, подойдя почти вплотную, что она толстовата, чтобы быть балериной. Жаль. Очень жаль, что Советский балет так и не узнал имя этой прекрасной девочки. Потому что Геля, вставая со своего стула, случайно, подчеркиваю – совершенно случайно, наступила девочке на ногу. Это уже потом рентген показал множественные оскольчатые переломы всех пальцев левой стопы. А пока Геля никак не могла понять, почему эта красивая девочка, которая ведет себя так некрасиво, орет как сумасшедшая, хотя Геля ничего еще не сделала и даже ничего не успела ей сказать.
Пока первая бригада скорой помощи, которая уже к этому моменту подъехала, оказывала помощь первой пострадавшей от искусства, из дверей аудитории показалась голова худой, как смерть, женщины, с широкой улыбкой на лице.
