Kitobni o'qish: «Сказки Баюна: Цена свободы»

Андрей Фролов, Илья Максименко

Shrift:

По мотивам видеоигры

The Tales of Bayun

Пролог
Слова на ветер

Баюн потянулся, зевнул и ловко спрыгнул со здоровенного пня. Разбросанные по земле ветки и кости захрустели под мощными лапами. Светало, первые лучи восходящего солнца готовились разогнать сизый мрак вековых сосен. Кот раздраженно взглянул на костер – хилое пламя едва трепыхалось на остывающих углях. Он огонь развел? Развел. Песни сладкие пел? Пел. Но за всю ночь так никто и не пришел! В животе тоскливо заурчало. «Эх, сейчас бы доброго молодца пожевать. Или девицу молоденькую!» – Баюн прошелся по полянке, с мрачным удовлетворением ломая обглоданные до блеска черепушки. Еще недавно людишки сами приходили в его логово, восторженно внимали чарующим историям и получали свое… Кто-то – помощь в беде и ответы на все вопросы, а кто-то – смерть от когтей. Таков непреложный закон жизни! Внезапно из кустов послышался тихий шорох, и Баюн тут же насторожился. Глаза его, видевшие в полутьме так же прекрасно, как и при ярком дневном свете, не заметили ничего подозрительного: кусты как кусты, за ними – дерево поваленное, чуть поодаль – тропа человеческая.

Но неприятное ощущение опасности и не думало исчезать. Скользкое, липкое, будто взгляд матерого охотника на загривке ничего не подозревающей жертвы. «Ладно попробуем по-старинке!»

– Подойди, путник, погрейся у костра, не бойся! Поди замерз, устал с дороги. А коли тайны какие узнать хочешь, спроси, не стесняйся. О цене договоримся, – хитро щурясь, промурлыкал котяра.

Тишина. Даже проснувшиеся птицы не удостоили сказителя ответом. Баюн разочарованно свернулся клубком: «Ладно. Завтра будет новый день. Деревенские рано или поздно отправятся в лес по грибы да ягоды, тогда и попируем…» Внезапно на кота набросили тяжелую сеть сразу с двух сторон! Мохнатый вскочил на лапы и рванул вперед, рассекая веревки острыми когтями, но диковинное плетение поддавалось с трудом. Запахло горелой шерстью, а на любимой иссиня-черной шкурке появились подпалины. «Колдовство!»

Точно, колдовство, любую другую сеть Баюн порвал бы в два счета. «Но кто посмел?! Черти какие? Анчутка? Леший? Нет, у тех ни сил, ни смелости не хватит… Яга! Ух, старая кошелка! Знал же, что не стоит с ней связываться, ввек с колдуньей не договоришься! Приходит без приглашения, гостей своих водит, еще и требует невозможного…»

– Тяни, Михайло, – прогремел из-за дерева зычный голос. «Богатырь?!»

Переплетенные хитрым узлом веревки стремительно сжималась, впиваясь в гибкое кошачье тело. Баюн вертелся и рвал их когтями, освободил одну лапу и почти что вырвался сам. Но подбежавший незнакомец накинул поверх первой сети вторую. «Неужели простой человек?! Да как он посмел!» – в глазах кота полыхнула ярость.

– Одежонка плохонькая, волосы седеют… Может, помочь тебе чем? Рассказать, где богатство хранится? Чтобы ты к деткам своим да к женушке ненаглядной не с пустыми руками вернулся?

– Не слушай его! – вновь прокричал скрывающийся в тенях незнакомец.

Седой потянул веревки на себя, но медленно, нерешительно. «Надо же, залепил уши воском! Точно карга подсказала…» Мерзавка покусилась на главное сокровище Баюна – его кошачью свободу. Надо было выбираться…

– Честный ты человек, добрый. Люблю я таких. На богатства не заришься. Правильно. А молодость хочешь вернуть?

Незнакомец замер как вкопанный. В его глазах читалось огромное желание и робкая надежда. То, что нужно.

– Сторона-то большая. Город в ней есть, Китеж-град называется. В нем жизни колодец запрятан. Люди думают – сказка. Но я там бывал, дорогу знаю. Подойди, и тебе подскажу!

Старик сделал робкий шаг вперед. Затем еще один и еще. Пожалуй, достаточно.

– Михайло, нет! – из-за дерева метнулась здоровенная тень, но было уже слишком поздно.

Просунув лапу меж сетей, Баюн быстрым и точным ударом вспорол горло человека от уха до уха. Мужчина захрипел и удивленно шлепнулся на землю, будто ребенок.

– Михайло! Нет! Ах ты, тварь! – к костру подбежал второй нападавший, гораздо больше первого.

«Вот это был богатырь настоящий. Мышцы – что тугие канаты, плечи – широченные, взгляд… Взгляд человека, который твердо знает, зачем пришел. Разве что веет от него чем-то. Неужели предназначение свое исполнил и увядать начал? Или вовсе от него отказался?» Впрочем, времени на раздумья не было! Баюн вложил все оставшиеся силы в последний призыв:

– Герой Стороны, отпусти меня. Взамен тайну открою великую, как силы вовек не лишиться!

Но богатырь, пропустив коварные слова мимо ушей, склонился над умирающим другом и изо всех сил пытался остановить кровотечение. Раненый старик стремительно бледнел и даже перестал стонать. Не помогли ни тайный заговор, ни зелье целебное. Баюн почувствовал легкий холодок на коже, перебивший даже жжение от колдовских веревок. Он всегда чувствовал этот зябкий то ли ветерок, то ли туман, ненадолго окутывающий разум, когда рядом кто-то умирал. «Еще один в Навь пожаловал!» Богатырь медленно поднялся с земли. Лицо его перекосило от ярости лютой, граничащей с помешательством. Он подошел к коту, с ненавистью взглянул на него, и со всей силы ударил ногой по голове. Баюн зашипел, оскалил клыки, но нападавший схватил его за подшерсток прямо сквозь сетку и приложил об дерево. «Силен, ой силен!»

Когда сознание прояснилось, а окружающий мир перестала застилать мутная пелена, кошак увидел перед собой нападавшего с горящими гневом глазами:

– Ты. Убил. Моего. Друга, – сдерживать ярость получалось плохо, казалось, она вот-вот она хлынет через край.

– Вы первыми напали, – парировал Баюн, – Званы не были, нечего и приходить было!

– Других ты, видимо, по приглашениям пожирал, а?! – богатырь схватил с земли первый попавшийся человеческий череп и сунул коту прямо в морду.

– Я позвал. Они пришли. У каждого был выбор.

– Выбор… Выбор… Хорошо. Даю тебе выбор. Говори, где Хозяйка Медной горы! И золото где!

– Золото? Золота в мире вон сколько, ищи да бери. А Хозяйка…

– Не юли, убивец блохастый! Я спрашиваю про то самое золото. Говори, коли жизнь дорога!

Для пущей убедительности богатырь потряс здоровенной булавой, размером аккурат с череп Баюна. Но котяра уже взял себя в руки: он явно был нужен живым. Это хорошо. Покуда жив, можно выпутаться из любой неприятности. Главное – подобрать правильные слова.

– Тогда, богатырь, слушай внимательно. По доброте душевной да из уважения к подвигам былым расскажу тебе историю… О Хозяйке, враге ее заклятом, да детях безродных… Слушай, да не перебивай – в истории той и ответы на все вопросы.

Баюн

Глава первая
Брат и сестра

– Ждан! Ждан! – с надрывом взывал хриплый мужской голос. В нем слышались и раздражение, и усталость, и закипающая с каждым новым криком ярость. – Ждан, черт тебя дери!

Последняя фраза прервалась на полуслове и переросла в жуткий клокочущий кашель. За ним последовал тяжелый глухой стук, будто кто-то бил кулаком или поленом по бревенчатой стене. Бум-бум-бум… Стук сменился постепенно затихающим грохотом, словно что-то тяжелое ударилось о землю и лениво по ней покатилось. Затем наступила тишина. Тишина – это хорошо. Не будут искать. По крайней мере, сейчас.

Ждан открыл глаза. Он лежал на груде соломы в пристроенной к избе собачьей конуре.

Раньше здесь жил Черныш. Здоровенный черный пес с разорванным ухом и скверным нравом. К домашним потомок волков относился снисходительно, за живностью присматривал, а вот соседей недолюбливал. Как-то раз Демьян напился до чертиков и передразнил предупреждающий лай Черныша – бежал потом до самого леса с покусанным гузном! Визгов и ору было – не счесть, но пса отец отстоял. Знатно выпорол хворостиной, посадил на смоляную веревку, но отстоял. С тех пор четырехлапый сторож стал аккуратней в поведении, но к людям симпатии не питал. За исключением Ждана. Мальчонке прощалось все, чем тот охотно и пользовался: тягал пса за уши, катался на нем по двору и залезал в будку, чтобы подремать, уткнувшись в теплый собачий бок, или даже делился припасенной краюхой хлеба с другом.

Два месяца назад Черныш пропал. «В лес убежал, – угрюмо сказали родители. – Может, еще вернется». Но будку зачем-то заколотили. Впрочем, о тайном лазе под кустом крапивы они не догадывались. Будка была старой и покосившейся, в сильный дождь худая крыша протекала, старая солома была жестче сухой глины. Зато сюда никогда не заглядывали, а стойкий запах псины успокаивал мальчика в трудные минуты. Если закрыть глаза и немного полежать, можно было даже почувствовать теплое дыхание Черныша и…

Ждан осторожно потянулся и перевернулся на бок. Под ребрами неприятно заныло. Вернувшись в исходное положение на спине, он медленно и глубоко вдохнул. Вроде не болит. Хорошо. Заживет.

– Ждан!!! – еще один мощный возглас сотряс посеревшие от времени бревна.

Мальчишка замер. Даже дышать перестал. К счастью, внезапный порыв сил закончился, и лишь ворох неразборчивых проклятий долетел из-за стенки. Ждан закусил губу, но крупные слезы предательски покатились по щекам. Не от боли, нет. От обиды. Он избу подмел? Подмел. Воды из колодца набрал? Набрал. Поленья из поленницы принес? Принес. А вышло, что этим самым бревном его и поколотили! Из-за старого вшивого сухаря… Не для себя ведь взял, а для Рады…

– Ревешь?

Тихий голос снаружи прервал невеселые размышления.

– Рада, ты что ль?

– Много людей с собачьими будками разговаривают?

Ждан промолчал. Стараясь не шуметь, он втянул сопли и медленно уткнулся лицом в солому.

– Я войду? – терпеливо поинтересовались снаружи.

Мальчишка задумался. Никто, кроме Рады, о тайном убежище не знал и знать не мог. В этом он был абсолютно уверен. С другой стороны, нечисть всякая людей за версту чует…

– Слово скажи. Секретное.

– Ты серьезно?

– Серьезно.

Снаружи замолчали. Тишина, да и только. Даже кузнечики стрекотать перестали. Точно, нечисть, а притворяется-то как ловко… Ждан тихонько потянулся к припрятанной у стены палке – хорошей, крепкой, еще и с острым сучком на конце…

– Горькая редька.

Мальчик облегченно выдохнул и аккуратно положил свое импровизированное оружие на место.

– Входи.

Секунда, и из большой норы в углу показалась черноволосая голова, острые плечи, а затем и вся Рада целиком. Девчушка резво отряхнулась, аккуратно повернулась, стараясь не задеть грубые шершавые доски, и посмотрела на Ждана. Она была стройной, скорее даже худоватой. Бледный цвет лица, слегка впалые щеки, угловатая шея. И руки… мозолистые руки в ссадинах и порезах. Такие руки должны быть у стариков или взрослых, но никак не у детей.

Будто прочитав мысли брата, Рада уперлась руками в солому, подвинулась к Ждану и спросила его прямо в лицо:

– Плакал, что ли? Опять?

Мальчишка отпрянул назад и выпалил:

– С чего ты взяла?!

Глаза цвета чистого малахита смотрели на него пристально и внимательно. В последнее время все чаще блеклые и едва зеленоватые, но в моменты общения со Жданом – всегда сияющие любовью и теплом.

– Ну, давай посмотрим… Ведро с водой дома стоит, дрова в подпечке, отец спит, но дверь открыта, обувка валяется как попало, а два полена аж в сенях на полу лежат.

– Целых два? – с нескрываемым ужасом прошептал мальчик.

– Целых два. Ну и, наконец, – мой брат в собачьей конуре. Лежишь на спине, хотя спать предпочитаешь на боку. Волосы взъерошены. И глаза красные…

– Это я уснул и в солому уткнулся, – оправдание вышло робким и неубедительным.

– Вывод? За сухарь перепало. Верно?

Ждан обескураженно молчал. Несмотря на обиду и слезы, он твердо намеревался унести тайну своего позорного бегства в могилу и не рассказывать об этом сестре. Но от Рады, как обычно, ничего не скроешь. Пристыженный кивок означал полное и безоговорочное поражение перед девичьим чутьем.

– Но и это не все. Я тебе что на поле сказала?

– Отнести сухарь обратно.

– Что еще?

– Положить там, где взял.

– И ты положил?

– Не успел! – внезапно вспылив, мальчик отвернулся от сестры, несколько раз рассерженно вздохнул и продолжил. – Я к печке подошел, а отец проснулся! Глаза красные-красные, злые-злые! Я рванул от печки, а он – как змея! Схватил меня за руку, глядь за печь, а сухаря-то и нет! Он как полено схватил, как замахнулся и орет!

Вновь переживая не самые приятные события, Ждан повернулся к сестре. Девчушка смотрела на него с такой горечью и жалостью во взгляде, что мальчишка осекся и замолчал.

– Ну он полено о пол как кинул… Страшно стало. Я вырвался и убежал. Отсиделся в орешнике и назад. Не идти же в дом? Залез в конуру.

– Больно?

– Да не бил он меня…

Ждан огрызнулся и вновь отвернулся к стене, притворившись, что рассматривает искусную работу не самого умелого мастера хлевов и конур. Справа медленно выплыло лицо Рады.

– Ждан…

– Ну что?!

– А сухарь-то где?

Мальчонка старательно игнорировал вопрос, продолжая размышлять об устройстве конуры: «Нет, в работах деревянного зодчества определенно что-то есть. Доски, может быть, и не самые хорошие, да и зазор вечно пляшет, но…».

– Ждан…

– Съел я его, съел! Чего мне, просто так получать, что ли?!

– То есть били тебя, да?

– Да нет же, все не так…

Опять воцарилась неловкая тишина. В голове каждого из детей роились собственные думы. Мысли Рады были чуть серьезней и обстоятельней мыслей брата, но на то она и старшая.

– Вкусный хоть сухарь?

Поняв, что сестра не планирует ругаться, Ждан развернулся к ней с сияющим лицом и воодушевленно ответил:

– Вкусно! Но не как яблоко вкусно, не как малина… хрустящий такой, аж язык чешется, но на вкус… даже описать сложно. Я и тебе оставил!

Мальчик потянулся в карман за пазухой, достал оттуда заботливо припрятанную половину сухаря и протянул сестре.

– Попробуй!

Засмеявшись, Рада откусила маленький кусочек и протянула оставшуюся часть Ждану.

– Вкусно. Доедай и пошли в избу мириться. А то надо еще дров наколоть да сарай подправить, скоро набекрень завалится.

– А как же отец?! А сухарь? – в глазах ребенка мелькнула паника.

– За печкой лежит. Скажу, уронила, когда убиралась.

– Попадет тебе, Рад…

– Чай не сахарная, не растаю.

– А сухарь-то откуда?

– У Орлика обменяла.

– На что?

– Да там разве упомнишь… Идем.

Рада приподнялась, отряхнулась, на этот раз от соломы, и вместе с братом полезла через собачью нору в мир гораздо больший, но значительно менее уютный, чем эта старая покосившаяся конура.

Деревня была небольшой, но живописной. Два десятка дворов теснились на крученом берегу резвой речушки, с трех сторон опоясанные дремучим лесом. Внизу по течению раскинулись пахотные поля, где вовсю трудились местные жители. С другой стороны, почти у самого горизонта, виднелись горные вершины, рыжевато-золотистые, будто посыпанные медной крошкой. По словам старосты, под горой чернь да хмарь бродит, путников неосторожных ловит и живьем съедает, поэтому детям да дуралеям молодым (равно как и великовозрастным) в сосновый лес за холмами путь заказан. Да и кому он нужен, когда вокруг столько всего интересного?!

– Айда лягушек ловить! – Ждан схватил сестру за руку и ринулся к речке. Просидев полдня в конуре, мальчик жаждал озорных приключений, и робкие возражения сестры, естественно, не принимались во внимание.

Обычно Нестерка была быстрой и полноводной. Каких-то четыре десятка шагов в ширину, однако речушка легко сбивала зашедшего по пояс мужика с ног и несла до следующей излучины, а то и дальше до самого озера Глубокого. Но жаркое лето и знойное солнце на радость местной детворе обнажили заваленный рогозом глинистый берег. Летом, когда течение было медленным и спокойным, мальчишки и девчонки днями напролет ловили разноцветных лягушек, соревнуясь в размере и узоре пойманной добычи. При большом везении мог попасться и маленький ужик, но к змеям в деревне относились с почтением и без особой надобности не трогали.

Пока Рада спускалась по витиеватой тропинке неподалеку (не пачкать же платье, карабкаясь по грязище), Ждан успел ловко съехать вниз прямо по склону, найти палку подходящей длины и ткнуть ей в пожелтевший куст осоки. Деревяшка вошла в ил только на два пальца, с протестующим треском изогнулась коромыслом и остановилась. Сухо. Лягушек не наловишь – попрятались в темных заболоченных местах или вовсе на глубине засели. Впрочем, и от самой речки остался тоненький вялотекущий ручеек, из такого даже воды не наберешь.

– Пусто? – оглядывая высохшие охотничьи угодья, спросила подошедшая Рада. В руках девочка крутила свежесорванную ветку полыни. Хитро, с таким оружием и злобные оводы были не страшны!

Ждан молча прыгнул на пару шагов вперед и руками раздвинул куст осоки. Пусто.

– Ну а чего ты хотел? Видишь, как печет? Даже плакун-трава засохла! – сестра кивнула на тонкие коричневые нити с сухими темно-фиолетовыми цветками чуть поодаль.

Но мальчик не сдавался: «Чтобы поймать лягушку, нужно думать как лягушка…» Еще прыжок! Увы, в соседних зарослях тоже никого не было.

– На поле и вовсе целого колоса не найдешь. Что посохло, что хмарь пожрала, – не унималась Рада.

Рогоз повыше, чем осока. Растет не так густо, конечно, но и тень от него длиннее… Прыжок. И снова неудача.

– Пойдем лучше на полянку, а? Там тихо, спокойно. Я тебе сказку расскажу.

– Не хочу сказок, – мальчик пригнулся, словно охотничий пес, и пристально осмотрелся по сторонам, пытаясь уловить малейшие колебания травы или водной глади. – Ты в прошлый раз про Ратко рассказала, так я потом две ночи уснуть не мог!

– Про Ратко я придумала, не боись…

– Я и не боюсь! Просто не спалось…

Рада вздохнула и растерла в ладонях пару листьев полыни. Горьковатый травянистый запах наполнил воздух. «Зря, конечно, ту историю придумала. Про мальчонку, который у соседей еду выпрашивал, а в итоге в печь к старухе угодил. Саму потом кошмары мучили…», – пронесло в голове и девочки.

– Ну, пойдем уже, нет сегодня лягушек!

Длинная ободранная коряга у самой кромки воды. Рядом с ней можно и на сушу выбраться без лишнего внимания, и в тени отдохнуть, и даже на солнце подремать.

Молниеносный рывок, быстрый взмах детских ручек, и деревяшка отправилась в полет, а мальчишка от неожиданности шлепнулся на землю.

– Ждан!

Лишенная укрытия на свет показалась вовсе не лягушка. То была иссиня-черная змея с узорчатыми золотыми кольцами. Свившись в клубок, она то ли тихо дремала, то ли тоже ждала появления какого-то аппетитного лакомства. Но, потревоженная внезапным визитом, сразу же зашипела и угрожающе изогнулась.

Ждан замер. Даже дышать перестал. Змея казалась ему огромной и пугающей, но ее бездонные черные глаза словно манили ребенка. Хотелось протянуть руку вперед и…

– Ждан! – Рада рывком подскочила к брату и замахнулась оброненной мальчиком палкой. – Пошла прочь!

Быстро взвесив возможный исход, рассерженное пресмыкающееся развернулось и в мгновение ока скрылось среди пожелтевших речных зарослей.

– Ты в порядке?! Живой? Испугался?

Мальчик очнулся от оцепенения и взглянул на сестру. Трудно сказать, кто испугался больше – лицо Рады казалось белее первого снега, вены на висках пульсировали, а худощавые пальцы были готовы вот-вот переломить схваченную палку.

– В порядке, Рад… – Ждан поднялся на ноги и отряхнулся. Чуть подумав, добавил, – прости.

Конечно, девочка ему не поверила. Лишь тщательно осмотрев брата со всех сторон, заставив несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, очистив от остатков пыли и внимательно взглянув в глаза, Рада слегка успокоилась и выкинула палку в реку.

– Зря, хорошая пырялка была, – возмутился было Ждан, но почувствовав тяжелый сестринский взгляд, замолчал.

– Идем, – хмуро буркнула девушка, ведя брата за собой.

– На полянку? На полянку ведь, да?

– Домой, – стальные нотки прорезались в голосе Рады. Затем, словно извиняясь за минутную резкость, добавила, – дел много.

– Угу…

– И никаких больше лягушек.

– Но…

– И никаких больше «но!»

* * *

Несмотря на увещевания сестры, Ждан не спешил заходить в дом – первой отправилась девчушка. Послышавшиеся было сердитые возгласы отца быстро сошли на нет. Видимо, Рада «отыскала» завалившийся за печь сухарь и исправно подстроила его возвращение. Через несколько минут сестра зашелестела прутьями старого веника. Помогать с уборкой мальчик не хотел, но и бесцельно слоняться по двору – не дело. Засучив рукава, Ждан быстро перетащил пяток березовых чурбаков к массивной деревянной колоде. Испещренная многочисленными порезами и сколами, она явно видала лучшие времена, но разваливаться пока не спешила: витиеватые сучки прочно удерживали древесные волокна вместе. Раздобыв в сарае потертый тяжелый колун, мальчонка представил себя могучим лесорубом и с размаху ударил по чурбану. Дерево захрустело, но не поддалось, а мощная отдача чуть было не выбила инструмент из рук. «Обидно… Но ведь у Рады-то получается, а она девчонка! Может, есть какой-то секрет?» Внимательно осмотрев чурбан со всех сторон, Ждан занервничал. Обычный такой чурбан, не хуже и не лучше остальных. «Ударить, что ли, посильнее?» Сказано – сделано. Ноги шире, замах сильнее, удар… Трещины в полене стали чуть больше, но колун окончательно вырвался из хилых детских ручонок, выписал замысловатый пируэт и шмякнулся где-то позади.

Тяжелый вздох оторвал Ждана от созерцания покрасневших ладоней. Отец стоял на крыльце и хмурым взглядом смотрел прямо на него. Мальчик оцепенел. Покачав головой, мужчина двинулся вперед. Хотелось бежать, но ноги не слушались… Отец поднял колун с земли и подошел к сыну в упор.

– Смотри.

Встав перед колодой, мужчина покрутил чурбак и нашел подходящее положение. Взял колун двумя руками ближе к концу рукояти, занес над головой и обрушил быстрый точный удар ровно посередине. С громким треском дерево надломилось и две аккуратные половинки упали на землю.

– Понял?

Ждан молча кивнул. Страх понемногу отступил, сменившись восхищением.

– Ставь ровно. Бей четко. Дыши глубоко.

Всего несколько слов, но ребенок был искренне счастлив. Отец не сердился. Или, по крайней мере, не показывал виду. Удар, и еще удар, и еще. Ровные и красивые поленья с приятным приглушенным стуком падали оземь.

– Неси в дом, – отец отправился к сараю за новой порцией чурбаков.

Собрав поленья в кучу, мальчик ринулся к избе. Рада уже вовсю хлопотала у печи: судя по запаху, готовила кашу. «Хоть бы не из коры, сил уже нет жевать!» – вздохнул Ждан.

– Отец дрова колет, – выпалил ребенок, зайдя внутрь. – Ловко колет, только щепки летят! Одним ударом прям! Ставит ровно, бьет четко, дышит… дышит глубоко, во!

– Угу, – кивнула сестрица, не отрываясь от своих дел.

– Он мне показал, как надо, Рад! Скоро и я смогу также дрова колоть, вот увидишь! И тебе полегче будет…

– Смотри себе по ноге не ударь, дурачок, – усмехнулась девушка, перемешав ложкой варево в горшочке и отправляя его обратно в печь.

– Никуда я себе не ударю…

Быстро засунув поленья в подпечек, Ждан ринулся на улицу и в дверях чуть не столкнулся с матерью, моментально заключив ее в крепкие детские объятья.

– Здравствуй, матушка!

Худощавая черноволосая женщина улыбнулась одним лишь краем губ и потрепала мальчика по голове. Она была красивой – ярко-зеленые глаза, густые угольные брови, каштановые волосы, от которых едва уловимо пахло полем и чем-то цветочным… купальницей, быть может? Но тяжелая жизнь оставила свои шрамы: скулы заострились, кожа обветрилась, руки огрубели. И с каждым днем добрая искренняя улыбка, так часто озарявшая лицо мамы раньше, появлялась все реже и реже.

Впрочем, думать об этом было некогда – отец вновь заработал колуном, нужно было помогать. Ждан не собирался попадать в немилость второй раз за день и стрелой выскочил во двор.

– Здравствуй, мама, – Рада вежливо кивнула и слегка поклонилась.

– Здравствуй, дочь, – женщина подошла к девочке и легким движением руки провела по ее волосам. – Отдохни, я закончу с готовкой.

– Не стоит, матушка, ты и так целый день в поле…

– За Жданом лучше пригляди, ишь как носится, – женщина с готовностью заняла место у печи. – Упадет ведь и снова все коленки расшибет.

Довод был весомый – братец носился со двора в сени и обратно как угорелый, таская новые и новые поленья. Того и гляди не впишется в очередной поворот или споткнется и лбом землю расцелует.

– Хорошо, я недолго. Если что-то вдруг понадобится – зовите.

Аккуратно сложив полотенце, Рада вновь кивнула матери и отправилась во двор, где вовсю кипела работа. Отец лихо орудовал топором, щепки летели во все стороны, дровишки одна за другой падали на землю, Ждан только и успевал подносить новые чурбачки да готовые поленья оттаскивать, при этом не забывая кидать восторженные взгляды на настоящего мужчину за работой.

Покачав головой, девочка выгнала из хлева заспанного петуха и заперла помещение на засов. Раньше здесь ночевал здоровый пузатый хряк, вечный соперник длинноногого забияки. На своенравных и суетливых домашних птиц свин не обращал никакого внимания, но петуха это мало заботило. Для него все живые существа делились на два типа: прекрасные рябые куры, которых требовалось защищать любой ценой, и отвратительные наглые вторженцы, которых необходимо было держать в ежовых рукавицах. Такая вот незамысловатая работа. И выполнял он ее прекрасно! Стоило засмотреться на одну из куриц, как словно из ниоткуда появлялся пернатый надзиратель и громким возмущенным клекотом просил удалиться подобру-поздорову.

Если нарушитель личных границ не желал подчиняться, в ход пускалось все грозное оружие разом: застилающий глаза пух, крепкий клюв и острые шпоры. Доставалось всем – и равнодушному хряку, и Чернышу, и родителям, и Раде… Но больше всех петух ненавидел Ждана. Детское желание исследовать окружающий мир может соперничать лишь с непревзойденным умением детей влипать в глупые, но порой весьма опасные ситуации. Захотелось мальчонке взять на руки курочку, что в этом плохого? Для взрослого и рассудительного человека, наверное, ничего. Но для бравого защитника куриного племени – страшное преступление, которое должно быть наказано. Ор стоял на всю деревню, а родители лишь при помощи соседей смогли загнать бешеного зверя (а иначе и не скажешь) обратно в курятник. С тех пор Ждан к петуху и близко не подходил. Впрочем, как только куры закончились, петушок потерял всякий интерес к жизни и теперь целыми днями бесцельно сновал по двору. Наверное, и он бы отправился в похлебку, если бы не остался единственным петухом в окрестностях.

Животины в деревне толком и нынче не было – пара курей у Вятко, корова Рябинка у Крива, да старуха Рогнеда козу без имени держала. Остальные были проданы по дешевке купцам заезжим, либо зачахли без еды и воды. Людям с горем пополам хватало, но соседи уже недобро друг на друга поглядывали, за спинами шептались. Говорили, что надо бы в другие места перебираться, да только нажитое честным трудом бросать никто не хотел.

– Ужин стынет, идемте к столу! – матушка стояла на крыльце, устало вытирая полотенцем руки.

Отец смахнул капли пота со лба и довольно взглянул на разбросанные по земле поленья – не зачахла еще силушка в руках! Подхватив большую охапку дров, он решительно направился к дому. Счастливый и довольный Ждан схватил полено и побежал следом. Рада бросила горсть гусиной травы петуху и зашла в дом последней.

Вся семья собралась за накрытым столом: несколько кусков серого хлеба и горшок с кашей, часть которой была разложена по тарелкам. Не густо, но наличие даже самой простой еды в последнее время – достойный повод для радости.

– Ого, вкусно! – удивленно воскликнул Ждан, опасливо попробовав варево, но сразу принялся активней работать ложкой.

Не припоминая за братом любви к древесной коре, Рада с интересом зачерпнула горсть рассыпчатой крупы из тарелки и тут же удивленно вскинула брови.

– Добавила полбы и овса, – улыбнулась мама.

Отец тоже одобрительно хмыкнул и потянулся к горшку за добавкой.

– Вкусно… Сегодня праздник какой-то? – девочка нахмурилась. Как бы не пришлось завтра обойтись и вовсе без пищи.

– Нет. Просто скоро все наладится, – женщина вновь едва заметно улыбнулась и впервые за день посмотрела прямо на дочь. Даже в полумраке избы ее глаза блестели от радости и возбуждения.

– Наладится?

– Все наладится. Река водой наполнится, колос вырастет сильным и крепким, звери в лес вернутся. И все будет как раньше.

– Правда?! – радостно воскликнул Ждан, соскребая остатки каши с тарелки. Рада с готовностью подвинула мальчику свою порцию, съеденную лишь на треть.

– Конечно. Я говорила намедни со старостой. Он уверен, что все несчастья закончатся совсем скоро, буквально со дня на день.

– Он и в прошлый раз так говорил, – недовольно пробурчал отец семейства, отложив в сторону пустую тарелку и придвинув к себе порцию жены.

– В прошлый раз все было не так! Неправильно! – женщина привстала из-за стола от возмущения. Дышала она тяжело, едва сдерживая накатившую из ниоткуда злость. – Я говорила! Хотен с Забавой ни на что не годятся, только и могут, что скулить да рыдать… и вообще…

Хозяин дома с размаху ударил кулаком по столу. Пустые тарелки и ложки разлетелись по полу. Глиняный горшок упал на бок, но вниз не скатился. Женщина испуганно затихла, а Ждан задрожал и прижался к сестре.

– Довольно. Стол – место для еды и питья. Не для глупых разговоров. Принеси лучше пойла.

Жена послушно отправилась за бутылкой, а Ждан тихонько всхлипнул. Рада тоже поднялась из-за скамьи.

– Отец, мама, спасибо за еду. Уже сонно, мы пойдем спать.

– Спасибо, – пролепетал мальчик и тоже выскочил из-за стола.

– Ложитесь у печки!

– Сегодня жарко, поспим в сенях. Доброй вам ночи.

Мать хотела было возразить и что-то добавить, но отец махнул детям рукой и сосредоточил все свое внимание на принесенной бутыли. Ребята быстро перебрались в сени и легли в углу на небольшой скамье из грубых досок. Свободного места в комнате почти не было: все заставлено инструментами, ящиками, горшками и другим повседневным скарбом. Под потолком висели высушенные травы, в углу ютились оструганные шесты, лопата, грабли и сушились добротные палки из орешника. В замкнутом и забитом вещами помещении приходило ощущение безопасности и спокойствия. В тесноте, да не в обиде, как говорится.

Ждан постепенно успокоился и теперь тихонько ворочался на скамье, пытаясь выбрать наиболее удобное положение для сна. Задача непростая: сбитые на скорую руку деревяшки были узкими и неровными, вдвоем дети едва помещались. Но спать один мальчишка отказывался – становилось нервно и одиноко.

– Слышала, Рад? Мама сказала, что скоро все наладится!

– Угу, – девушка кивнула и чуть подвинулась, чтобы брат наконец улегся. – Наладится – это хорошо. Да только откуда такая уверенность?