Kitobni o'qish: «Потерянный мир»
Окопная правда
– А вы что будете делать, когда война закончится?
– Первые несколько дней буду плакать от радости, а потом год молиться за упокой души всех погибших.
– Так бога же нет!..
– Ну, для кого как… Ты вот попробуй скажи это бойцам, которые под пулями каждый день ходят. Тем, кто постоянно смерти в глаза смотрит. Ты спроси, о чем они думают и какие мысли у них в голове в эти страшные моменты. Конечно, для всех бог разный и каждый его по-своему понимает, но в бою, когда на первом месте – желание выжить, в голове пролетает мысль, которая по сути своей сводится к одной фразе – это и просьба, и обращение к тому, кого вроде и нет, со словами, схожими у всех: «Спаси и сохрани».
– Как вы такое можете говорить? Вы же идеолог, вы должны с такими мыслями бороться!
– Ну, здесь ты не прав, не соглашусь с твоим высказыванием. Не с мыслями о спасении жизни я должен бороться, а с вредителями – врагами родины, с теми, кто причиняет ущерб и не хочет, чтобы мы победили. Вот с кем я должен бороться. Да и как с человеческими мыслями ты бороться собрался, как ты можешь заставить людей перестать думать о боге, как вообще можно заставить кого-то думать по-другому? Мысли – они в голове. И что ты с человеком ни делай, как его ни учи, ни переубеждай, да хоть под пытками ломай, – он тебе что хочешь скажет и напишет, а вот о том, что у него в голове в этот момент происходит, одному только ему будет известно, и о чем он думает в минуты радости или отчаяния, тоже только он один знает. И ты, и я – все мы такие без исключения, во что бы ни верили, что бы ни говорили. Никто не угадает, как мы в своей голове сами с собой общаемся. Наши мысли только нам принадлежат, и нам с ними жить. Я тебе откровенно скажу: я сам такой, сам спасения в бою просил, и не раз просил. А как не просить, когда понимаешь, что вот сейчас раз – и все, не станет тебя? Знаешь, как в этот момент жить хочется! Жизнь, как на картинках, перед глазами мгновенно пролетает. И могу точно сказать, что не один я такой, да тут у каждого поинтересуйся, просили они спасения или нет, а особенно поузнавай у тех, кто не раз уже успел смерти в глаза посмотреть, у тех, кого она рукой своей погладила, но с собой не забрала, – вот они-то так же, как и я, говорят, что у них за мгновение жизнь перед глазами пронеслась. Они, сами того не понимая, молили о спасении, а после того как в результате мольбы выживали в невероятной ситуации, взгляд у них менялся. После этого на жизнь они смотрят иначе, многое в них меняется навсегда. А теперь подумай, как ты их переубеждать будешь. Как ты им докажешь, что нет в жизни чего-то сверхъестественного и что не просьба к Всевышнему помогла им остаться в живых. И ладно бы это был единичный случай, скажем, только мой или какого-то другого человека, так ведь нет, не так это все. Я об этом от многих слышал, и люди очень уверенно и искренне говорили. Конечно, можно сказать, что это байка или плод человеческой фантазии, особенно в экстренной ситуации. Но как объяснить, что незнакомые друг другу люди рассказывают схожие вещи, такое, чего и в природе не бывает? Да, может, это и не бог, и, может, наука со временем объяснит, почему люди видят одно и то же, но пока так, и другого не дано. Много можно про это говорить, но ты меня не поймешь, если сам в бою не побываешь, если не в окопе сидеть станешь, когда личный состав в бой идет. Только тогда сможешь понять, когда вместе с бойцами спина к спине пройдешь путь от наших позиций до вражеских. Когда от прицельной стрельбы фашистского пулемета все лягут, да так лягут, что землю собою всю закроют, когда слова и угрозы не помогут их поднять, когда ты своим личным примером под пули встанешь и людей поднимешь, и люди под пули за тобой умирать пойдут, – вот когда это все проживешь, прочувствуешь, и, если жив останешься, тогда, возможно, поймешь, что я говорил, а может, и свои мысли появятся, и меня переубедишь, и, так сказать, просветишь, и дашь нужную установку и обоснование всего происходящего. И я тебе за это буду искренне благодарен. А сейчас то, о чем мы говорим и что обсуждаем, – это все пустые слова, не имеющие к делу и службе никакого отношения. Да и когда она, эта война, еще закончится? Никому этого пока не ведомо. А то, что я сказал о боге, – это был лишь ответ на твой вопрос, что я стану делать, когда война закончится. А еще я надеюсь, что после войны буду простым гражданином, займусь возрождением народного хозяйства и всего того, что война порушила. Но ты прав: дискуссий с личным составом о боге я не веду и тебя к этому не склоняю, однако и веру у людей отнимать тоже не советую – не нужно лишать их того, во что они верят, ради чего под пули готовы идти. Ну, со временем, думаю, ты и сам поймешь и решишь, как тебе жить и какими принципами на войне руководствоваться, только запомни: как ты будешь к бойцам относиться, так и они к тебе. Потому как если начнешь лютовать без причины, то в бою кто-то, затаив обиду, возьмет да и ненароком пулю тебе пустит в спину.
– Так это же преступление! Это же только враги народа могут своим в спину стрелять!
– Все верно говоришь: враги, самые настоящие враги, и таких мы должны с тобою искать, но, только когда тебе пулю в спину пустят, тебе уже будет все равно, чья это пуля – врага или друга, жизни-то твоей в этот момент конец придет. Ну что замолчал, взяли мои слова за душу?
– Да, есть что-то в том, что вы сказали, вот вроде вы и идеолог и должны в теории другие вещи говорить, а вы как-то просто излагаете, прям аж за душу берет. Заставляет о многом задуматься.
– Ну, ладно тебе, скажешь тоже. Да и не стоит сильно в раздумья уходить, со временем само все на свои места встанет. Лучше давай чаю выпьем, когда еще возможность такая появится – тихо и спокойно посидеть, поговорить?
Не успел идеолог договорить последние слова, как дверь в блиндаж отворилась и в землянку заглянул штабной писарь – рыхлый круглолицый сержант.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться!
– Обращайтесь.
– Вас это… срочно… – запыхавшись, начал говорить сержант.
– Ну? В чем дело? Отдышись и скажи нормально, что надо?
– Командир полка до себя кличут, – вытирая пилоткой взмокший лоб, доложил сержант.
– Кого? Меня?
– Вас. Сказали, чтобы через пять минут были.
– А почему на коммуникатор не поступил запрос?
– Не могу знать, я человек маленький.
– Что, проверяющий какой приехал или что?
– Не знаю, но точно не поверяющий.
– А в чем же дело?
– А бог его знает, сказали срочно найти и сообщить.
– Это все?
– Так точно. Разрешите идти?
– Иди. Ну, вот и попили чайку. Видно, сглазил я нашу тишину. Ладно, пойду, раз срочно вызывают, а ты посиди пока, отдохни, чаю попей, подумай о своем. Только сильно не обдумывай то, о чем я сказал, не трать время попусту, потом само все придет и займет нужное место в голове. Лучше после того, как чаю выпьешь, сходи познакомься с личным составом, расскажи солдатам о себе: откуда и кто ты. Пообщайся с бойцами, узнай их тяготы, выслушай просьбы. Ну и начинай выполнять возложенные на тебя родиной обязанности. Так сказать, вводный инструктаж я тебе провел, а дальше ты уже сам.
После этих слов идеолог снял с гвоздя бушлат, накинул его на плечи и, на ходу одергивая форму, направился к блиндажу командира полка, оставив лейтенанта в глубокой задумчивости.
Путь в блиндаж проходил через окопы, в которых, разбившись на кучки, сидели бойцы. При виде идеолога многие вставали и приветствовали его, на что идеолог отвечал ответным приветствием или фразой «не стоит, отдыхайте». Некоторые любезно предлагали присоединиться к ним, выпить чаю или покурить, а он отвечал таким же любезным отказом. Кое-кто из вновь принятого пополнения, после того как он проходил мимо них, спрашивал у соседа:
– А зачем ты его звал? Это же идеолог, с ними надо держать ухо востро, а то можно ненароком и статью схлопотать. Наслышан я про этого брата, он простому солдату совсем не друг.
– Ты про других можешь так говорить, а про нашего идеолога не смей – он мужик правильный и справедливый, а ежели кого и арестовал, то за дело. Вот был случай: украли козу дойную в деревне у девки с тремя детьми. Та к комбату: как так, спасители, а мародерничаете! Ну, он идеологу и поручил найти вора. Идеолог вместе с военными следователями землю рыл, искал, узнавал, что да как.
– И что, нашел?
– Нашел. Долго разбирался, во все детали вникал. Но когда разобрался, всем причастным досталось по полной программе.
– И кто это сделал?
– Да пара бойцов. У них зам по тылу начал прижимать паек, ну, они и решили сами прокорм искать. Увидели в деревне козу, ну и поживились. Так наш идеолог все детали выявил. Бойцам, конечно, досталось, и хорошо досталось за мародерство у своих. Осудили и отправили в штрафбат грех свой кровью искупать. А вот зама по тылу за то, что шельмовал с продуктами, за подрыв, так сказать, боевой готовности, за расхищение социалистического имущества как врага народа вообще к стенке поставили. Так после этого проблем с подвозом пропитания, считай, и не стало, и жалобы перестали приходить о воровстве. Да и других примеров немало.
– А можешь поподробнее рассказать, что еще он такого сотворил, кто он и что вообще делает, как с людями общается?
– Погоди, сейчас придет Семеныч, вот ты его и попроси. Он мастак байки травить, все расскажет, как будто сам видел и в следствии участие принимал. А я лучше чаю выпью да самокрутку потяну.
Пройдя окопный ряд, идеолог Виктор подошел к нужному блиндажу. Внутри горел тусклый свет от самодельной энергетической лампы, было тесно и сыро, пахло землей и сигаретным дымом. Первое, что бросилось в глаза, – это то, что на столе лежала схема обороны. Над картой склонились несколько офицеров и, покуривая, что-то неспешно обсуждали.
– Хуже и не придумаешь, чем сидеть и ждать приказа. Постоянно то один, то другой проверяющий приезжает. И всем что-то свое надо. У каждого свой таракан в голове. Как по написанному: то окопы слишком узкие, то окопы слишком широкие, то брустверы низкие, то брустверы высокие. И как им всем угодить, а? Что ты на это скажешь?
– А где твой полковой инженер, почему он не занимается проверкой и поддержанием всех требований? Зачем ты сам во все лезешь? У тебя что, других дел нету?
– Да был инженер. Прислали молодого, необстрелянного. Так он в первом бою галопом по передовой в составе роты решил пробежать. Ему было сказано заниматься своими делами и на передовую не лезть, но он решил погеройствовать, никому ни черта толком не сказал, прямо из окопа ринулся в бой. В том бою осколком голову его инженерную и снесло. И теперь нет у меня инженера. Просил в дивизии прислать, обещали. Но сам знаешь: сейчас ротации, передвижения, все заняты. Потому сам и бегаю. Некому доверить. За это каждый раз по башке и получаю.
Прервав разговор офицеров, Виктор доложил:
– Товарищ полковник, старший лейтенант Ваганов по вашему приказанию прибыл.
– Проходите, Виктор Васильевич, как раз вас ждем, – ответил полковник, наклонился и свернул карты, чтобы не было видно содержимого. – Виктор Васильевич, познакомьтесь: начальник особого отдела армии полковник Грабовский, начальник планирования диверсионного и разведывательного отдела армии полковник Родионов.
– Очень приятно, товарищи, старший лейтенант Ваганов Виктор Васильевич.
– Так вот, для чего мы вас позвали, Виктор Васильевич? Учитывая ваши знания и заслуги, командование решило направить вас на обучение в специальный учебный центр. После обучения вам будет доверено участие в диверсионно-разведывательной деятельности в составе групп особого назначения. Как вам такое предложение? Готовы к выполнению новых боевых задач?
– Предложение, конечно, неожиданное, но хотел бы четко все понять. Во-первых, как к данному распределению относится мое непосредственное руководство?
– Не переживай, нами все согласовано и дано положительное заключение относительно твоей кандидатуры, – сказал скрытый от света и незаметно сидевший в углу блиндажа полковой идеолог. – В рамках последней директивы из ставки Верховного главнокомандующего принято решение о переформировании всей нашей службы. Так что тебе оказана честь выполнить новое, не менее важное поручение родины.
– Хорошо, а как быть с существующими делами и когда я должен приступить к выполнению новых задач? И третий, не менее важный вопрос: кому мне передавать дела?
– Ну, я так понимаю, Виктор Васильевич, что ты согласен, и, зная тебя не первый день, понимаю твои вопросы и желание сразу все разложить по местам. Убыть в учебный центр нужно будет сегодня, дела примет лейтенант, с которым вы, думаю, уже успели пообщаться. Зная, как у вас все устроено, уверен, что времени на передачу дел вам потребуется немного. Да и я ведь остаюсь здесь, если что, помогу ему во всем разобраться.
– В таком случае еще раз спрашиваю: готовы принять наше предложение? – повторил свой вопрос командир полка.
– Так точно, готов, – не сильно раздумывая, ответил Виктор.
– Ну и отлично. Значит, слушайте задачу: сегодня до пятнадцати часов тридцати минут передаете дела и собираете вещи. Далее в шестнадцать ноль-ноль вы поступите в распоряжение капитана Хильчука, после чего вместе с ним направитесь к новому месту службы. Капитан назначается старшим группы, его приказы выполнять безоговорочно. Подробности своих новых задач получите по прибытии. Вопросы есть?
– Никак нет.
– Ну, тогда приказываю приступить к выполнению поставленной задачи.
– Разрешите идти?
– Идите.
Вернувшись в блиндаж, Виктор Васильевич застал нового лейтенанта за просмотром документов.
– Ну что, разбираешься понемногу?
– Так точно.
– Ну и отлично. Тогда слушай новую задачу: приказано передать тебе все дела.
– Как так, почему? Что случилось?
– Переводят меня в другую часть, приказ командования.
– А куда, если не секрет?
– Да пока и сам не знаю, завтра с утра в штабе выдадут предписание.
– И сколько дней дали мне на прием дел?
– Хм-м дней… часов – до пятнадцати ноль-ноль нам времени на все про все. Так что давай не будем его терять и приступим к приему и передаче.
– А что так мало?
– Молод ты еще, вроде уже лейтенант, а не усвоил главного: в армии приказы не обсуждаются.
– Да я просто…
– Отставить мычание, садись за стол, и я начну тебе объяснять, что к чему.
– Есть отставить мычание и приступить к приему дел!
Следующие несколько часов они провели, обсуждая текущие распоряжения и директивы.
– Ну что, времени нам, конечно, дали мало, но основное я тебе объяснил, так что, думаю, справишься, парень ты, смотрю, башковитый. Мой тебе совет: особо на рожон не лезь, но и клювом не щелкай, будь хитрым, обходительным, изворотливым, в общем, действуй так, как я тебе раньше изложил.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, запомню все ваши советы.
– Ну что ж, долго прощаться не будем, бог даст, может, и свидимся когда-нибудь… Встретимся после войны и помянем всех, кто погиб ради нашей победы.
После этого идеолог встал из-за стола и покинул блиндаж. Собрав свой нехитрый скарб, он явился в 15:50 на место сбора. Там уже стояла полуторка и несколько человек. Подойдя, Виктор отрапортовал:
– Товарищ полковник, старший лейтенант Ваганов для убытия к новому месту службы явился.
Полковник ответил:
– Вольно! Ну что же, Виктор Васильевич, как бы я не хотел тебя отпускать, но командование решило, что твои знания и умения больше пригодятся в другом месте. От себя хочу сказать, что желаю успехов и благодарю за службу.
– Служу Объединенному Союзу и свободному народу!
– Вот еще что, Виктор Васильевич, возьми мои часы на память о нашей совместной службе.
– Но, товарищ полковник, это же очень дорогой подарок! Это же ваши наградные часы, я не могу их взять.
– Можешь не отказываться, дарю от чистого сердца, заслужил.
– Спасибо, товарищ полковник, век буду вас помнить и подарок ваш сберегу.
– Ну, надеюсь, еще свидимся.
– Обязательно свидимся! Вот война закончится – все вместе на Красной площади встретимся и, как когда-то наши прадеды, отметим победу, а потом я вас к себе в гости на Урал позову, вы знаете, как у нас там красиво!
– Да знаю, не раз уже слышал от тебя. Ну что ж, пора прощаться, время вышло.
– До встречи, товарищ полковник.
После этих слов идеолог подошел к грузовику и сказал сидевшим в кузове офицерам:
– Товарищи, примите вещмешок.
– Да, конечно, – ответил ближний к краю офицер.
Виктор ловким движением запрыгнул в кузов. Лица офицеров были незнакомы. Сев на свободное место и положив вещмешок под ноги, идеолог поприветствовал попутчиков, а затем еще раз помахал рукой провожавшим.
– Ну что, Иван Михайлович, все собрались? – спросил водитель стоявшего рядом капитана Хильчука. – А то ехать надо. Вон, видите, как тучи хмурятся, как бы дорогу не развезло.
– Да, всех собрали, этот был последний. Давай, гони теперь на точку сбора.
– Слушаюсь, товарищ капитан, – ответил водитель и быстро запрыгнул в кабину.
Повидавший уже не одно десятилетие и снятый с долгой консервации грузовик тронулся, оставляя за собой расположение части. Провожавшие, как только машина поехала, махнули еще раз на прощание и пошли по своим делам. Дорога быстро опустела. За спиной оставались многие из тех, с кем Виктор служил практически с первых дней войны. В кузове повисло молчание, которое становилось все более напряженным. Грузовик не успел далеко отъехать, как начался артиллерийский обстрел и долго не прекращался. Ехали не спеша. По той же дороге, только в противоположном направлении, шли молодые бойцы из вновь сформированных частей. Вчерашние школьники, они направлялись в неизвестность. На лицах солдат читался страх: им предстоял первый в их жизни, а может, и последний, бой. Они изредка тревожно переговаривались и поглядывали то вверх, то назад, ожидая налета немецкой авиации. Где-то вдали шел бой, и они понимали, что в любой момент немецкие самолеты могут появиться из-за туч и, украшенные крестами и свастикой, начать небольшими группами пикировать на людей, обрушивая град свинцовых пуль и бросая бомбы.
Путь до нового места службы выдался непростым. Как и предвещал водитель, начался дождь, и грунтовая дорога быстро превратилась в поплывшую массу грязи. Грузовик кидало из стороны в сторону, колеса со свистом прокручивались в вязкой жиже. У водителя от напряжения на лбу выступила испарина.
– Эх, говорил я вам, товарищ капитан, раньше надо было выезжать. Видите, вон оно как дорогу-то размыло. И эта зараза, видимо, не хочет прекращать лить. Главное, чтобы не обложной, а то зарядит на сутки, и останемся тут куковать.
– Федорыч, не переживай, я знаю, ты справишься, не из таких болот нас вывозил, – ответил сидевший рядом капитан.
Машина несколько раз застревала, но Федорычу удавалось вырывать свой грузовик из цепких лап грязи. И все бы было хорошо, но на одной из луж машина провалилась в ямку, которую невозможно было заметить из-за заполнившей ее воды. Понажимав на газ какое-то время, Федорыч сказал:
– Ну, все, товарищ капитан, приехали. Сели знатно, надо толкать, сама не вылезет. И кто только решил на эту рухлядь нас посадить?! Есть же новые машины, а не этот колесный пережиток времени. Хорошо хоть двигатель современный поставили, а то хотели бензиновый всучить, с ним бы еще раньше застряли.
– Ну ты и ворчун, вечно тебе что-то не так.
– А что тут может быть хорошего?! И кто только решает, что нужно выдавать эту рухлядь с консервации? И где они ее откопать-то смогли? Я думал, такие только в музее теперь увидеть можно. Я думаю, на этой машине еще мой прадед ездил. И что вы предложите, как теперь из грязи вылезать будем?
– Ну, первое – это не нам с тобой решать, на чем ездить. Значит, так было нужно и новая техника в другом месте нужнее. А ты не переживай, раз надо, значит, будем толкать. А по поводу того, как вылезать, так вон у нас сколько людей в кузове сидит, глядишь, чего-нибудь да сможем сделать, – сказал капитан и, открыв дверь, выпрыгнул в образовавшуюся рядом с кабиной лужу. Подойдя к заднему борту, капитан постучал. – Просыпаемся, товарищи офицеры, приехали.
Виктор, до этого спавший, отодвинул тент и спросил:
– Что случилось, товарищ капитан?
– Вылезайте, машина застряла, дальше ехать не может, нужно толкать.
– Ну, толкать так толкать, – сказал Виктор и, повторив команду капитана, разбудил других: – На выход, товарищи офицеры, надо машину толкать.
Офицеры нехотя открывали глаза, зевали, но при этом быстро покинули борт и встали рядом с машиной.
– Капитан! – прокричал Федорыч. – Давай, пробуй помаленьку, а мы подтолкнем.
Федорыч плавно отпустил сцепление и прибавил газу. Колеса заелозили по грязи, но машина осталась на месте.
– А ну, давай, навались, – сказал капитан и уперся руками в борт.
Его примеру последовали другие. Грязь и вода, вылетавшие из-под колес, добротно обдавали людей, выталкивавших машину.
– Стой, Федорыч, не газуй, грузовик еще сильнее садится! – крикнул капитан.
Виктор вытер лицо от грязи и обошел машину.
– Да уж, дела, знатно засели. Ну, ничего… Федорыч, у тебя топорик есть? – спросил Виктор водителя.
– Есть. А что, машину хочешь порубать на дрова?
– Да ты шутник. Нет, пойду нарублю валежника, накидаем под колеса, глядишь, и выберемся.
– Хорошая идея, – сказал Федорыч и, достав из-за спинки сиденья топор, вылез из кабины. – Тогда и я с вами пойду, а то затек уже весь сидеть сиднем, разомнусь маленечко.
Помимо нарубленного и накиданного под колеса валежника, офицеры смастерили себе длинные рычаги из срубленных березок и подставили их под борт.
– Ну что, давай, Федорыч, пробуй, – сказал капитан и, взяв бревнышко, уперся им в борт.
Федорыч снова плавно отпустил сцепление и начал прибавлять газу. Машина взревела, двигатель истошно завыл, колеса прокручивались в грязи.
– Братцы, навались! – крикнул Виктор. – Товарищ капитан, подкидывайте валежник под колеса, товарищи, кто-нибудь с другой стороны тоже бросайте валежник, а остальные – навались!
Машина еще немного посопротивлялась, но все же нехотя вылезла из сковавшей ее грязи. Умывшись водой из соседней лужи и обтерев одежду мокрой листвой, Виктор залез вместе с другими офицерами в кузов, и движение продолжилось. Под монотонное качание и гул колес Виктор снова погрузился в сон. Ему снилось, что он возвращается домой: его встречала любимая жена и повзрослевшие дети, а он развязывал рюкзак и пытался достать гостинцы. Вдруг сон прервался криком капитана: «Воздух!» Машина резко остановилась. Стали слышны выстрелы пролетавшего беспилотника. Выпрыгнув из кузова, Виктор отскочил в сторону и, перекатившись, укрылся в овраге под тенью куста. Остальные офицеры последовали его примеру и тоже укрылись справа и слева от грузовика в близлежащих кустах. Капитан почему-то не побежал прятаться, а, обогнув кабину, открыл дверцу и попытался вытащить водителя.
– Потерпи, Федорыч, я сейчас помогу тебе выбраться.
Только он открыл дверь, как в тот же момент на второй круг зашел вражеский беспилотный аппарат. Очередная очередь прошлась прямо по кабине и кузову автомобиля. Капитан выпал из кабины, держа в руках Федорыча. Попытавшись встать, капитан резко вскрикнул и снова упал, потеряв сознание. Виктор выскочил из-за своего укрытия, подбежал и, схватив капитана, оттащил его от машины. За ним тянулся кровавый след. Дотащив капитана до приямка, он заметил, что у того глубокая рана на ноге. Последовав примеру идеолога, кто-то оттащил Федорыча. Разорвав штанину, Виктор увидел, что нога капитана сильно посечена осколком – до такой степени, что стало видно кость. В этот момент вражеский беспилотный аппарат, явно не хотевший успокаиваться, развернувшись в небе и выбрав повторный курс, зашел на третий круг. Но вдруг сзади него из-за облаков появился наш истребитель с поддержкой двух беспилотных аппаратов. Короткая очередь – и вражеский беспилотник, забыв о намеченной цели, отвернул от курса и начал набирать высоту. В небе завязался воздушный бой. Виктор в этот момент продолжал осматривать ногу капитана и думать, что делать с раной. Неожиданно за его спиной раздался голос:
– Ну, что замер? Надо срочно наложить жгут. Я врач, вот, держи мой ремень, затягивай максимально сильно, насколько сможешь, вот в этом месте.
Виктор, не раздумывая, начал выполнять указания. В тот момент, когда он затягивал ремень, очнулся капитан и вскрикнул от боли.
– Потерпите, нужно остановить кровь, – сказал Виктор.
Когда все было сделано, доктор спросил:
– Сколько сейчас времени, только точно?
– Семь тридцать четыре.
– Хорошо, вот, держи листок, положи под жгут, чтобы мы знали, во сколько перетянули ногу. Есть спирт или водка?
– Есть немного спирта.
– Тогда промой рану и продезинфицируй спиртом, а потом сразу перебинтуй. Нужно быстрее остановить кровь. Справишься?
– Да, справлюсь.
– Хорошо, тогда я посмотрю, что с Федорычем. Если капитан будет кричать, дай ему выпить спирта, только немного, и пусть он зажмет зубами какую-нибудь палку. Не стой, делай, что я сказал, время дорого!
Виктор снял с пояса фляжку и потихоньку начал промывать рану. Капитан взвыл от боли.
– Да что же ты творишь?! Черт, как больно!
– Потерпите, нужно разрезать штанину и обработать рану. Вот, выпейте, станет немного полегче.
Капитан приподнял голову, глотнул из фляжки и снова упал на траву. Виктор отломил от дерева ветку потолще и, очистив ее от листвы и немного укоротив, протянул капитану.
– Держите. Как станет слишком больно, сжимайте ее зубами, легче будет терпеть.
Капитан взял палку, плотно сжал ее зубами, и снова его голова упала на траву. Он отвернулся в сторону леса, чтобы не видеть, что делает Виктор. Тот не стал терять времени и продолжил промывать рану. Капитан выл от боли. Зубы сжимали палку как тиски, а руки впивались в землю, загоняя под ногти грязь и мусор. Закончив, Виктор разорвал перевязочный пакет и как мог забинтовал ногу. После этого он встал и, положив под голову капитана свернутый бушлат, сказал:
– Полежите пока. Я пойду посмотрю, что там с Федорычем.
– Хорошо, идите, – сказал капитан. Откинув голову, он стал всматриваться в небо. По его щеке скатывалась маленькая слезинка, блестя в лучах солнца.
Встав и оглядевшись, Виктор заметил, что несколько человек склонились над Федорычем и что-то обсуждают.
– Ну что, товарищи, как он?
– Плохо, – ответил доктор. – Проникающее ранение грудной клетки. Без хирургической помощи долго не протянет. Его и капитана надо срочно доставить в госпиталь.
– А кто-нибудь знает, в какой стороне госпиталь или куда двигаться, чтобы достичь пункта сбора?
– Капитан знает и Федорыч.
– А что с машиной, кто-нибудь смотрел?
– Да, смотрели, пробит двигатель. Машина дальше ехать не сможет.
– Что ж, значит, давайте сооружать носилки, а я пока попробую узнать, куда нам идти.
Виктор подошел к капитану.
– Ну что, как вы тут?
– Да как-то не очень, ногу не чувствую, и жар по всему телу, не считая невыносимой боли.
– Товарищ капитан, машина сломана, Федорыч тяжело ранен. Скажите, в каком направлении нам двигаться.
– Откройте мой планшет, там карта.
Виктор открыл планшет и активировал карту.
– Вот точка, где мы сейчас, а вот точка сбора. До места примерно 15 километров. Там нас должен ждать самолет. Вам все понятно, товарищ идеолог?
– Да, все понятно.
– Тогда приказываю собрать всю группу около меня.
– Есть собрать группу!
Через пять минут все сгрудились около капитана.
Капитан, приподнявшись немного над землей и оперевшись о ствол дерева, произнес:
– Товарищи офицеры, ввиду моего ранения временное командование группой до прибытия на точку сбора поручаю старшему лейтенанту Ваганову Виктору Васильевичу. Виктор Васильевич, организуйте выдвижение группы, в ходе движения быть предельно внимательными, возможна работа диверсионных отрядов. В случае нападения уничтожить все документы, которые находятся у меня. Товарищ лейтенант, вам понятен приказ?
– Да!
– Тогда приказываю взять командование на себя и выдвинуться в точку сбора.
– Есть взять командование на себя. Товарищи офицеры, приказываю собрать носилки и подготовиться к выдвижению!
Через пятнадцать минут были собраны походные носилки, на которых уложили капитана и Федорыча. Путь занял около семи часов. Когда прибыли, Виктор подозвал врача:
– Как там капитан и Федорыч?
– Плохо обоим, срочно нужна операция. Причем Федорычу она нужна была уже давно, боюсь, ему осталось совсем мало времени. В его возрасте сердце может не выдержать.
– А капитан?
– Капитану тоже нужна операция как можно скорее.
– Ясно, спасибо за информацию.
Виктор направился к импровизированному КПП.
– Стой! Кто идет? – прокричал часовой.
– Старший лейтенант Ваганов и группа для убытия в учебный центр.
– Оставайтесь на месте.
Через несколько минут подошел офицер в сопровождении двух часовых.
– Ваши документы. Кто такие, цель прибытия?
Идеолог протянул документы.
– Направляемся в учебный центр.
– Предъявите мобилизационное предписание.
– У меня его нет. Все документы у капитана Хильчука, но он ранен, ему требуется срочная медицинская помощь.
– Что за капитан, где он?
– Товарищи, поднесите, пожалуйста, капитана! – прокричал идеолог. – У нас еще раненый водитель, он тоже в критическом состоянии. Мы подверглись налету вражеской авиации.
– Разберемся.
Поднесли капитана. Капитан приподнял голову и произнес:
– Береза.
Дежурный офицер ответил:
– Ольха.
Капитан снова опрокинул голову на носилки, прошептав при этом:
– Старший лейтенант, достань из планшета пакет, там все документы.
Идеолог достал пакет и передал дежурному офицеру. Тот сверил бумаги.
– Все в порядке, проходите. Давно вас ждем.
– Нужно поторопиться. У вас есть врач?
– Врача нет, есть медикаменты.
– Доктор, вы можете оказать помощь капитану или старшине, исходя из тех лекарств, что здесь есть? – спросил Виктор.
– Надо посмотреть. Федорычу точно в полевых условиях я не смогу сделать операцию, а капитану, возможно, помогу.
– Тогда не теряйте времени!
Доктор убежал, а идеолог отдал распоряжение нести раненых на территорию пункта сбора. Это был небольшой полевой аэродром, в прилеске стоял замаскированный ветками самолет, вокруг которого уже начали суетиться техники. Вернулся доктор и сказал:
– Да, думаю, что капитану смогу оказать помощь.
– Сколько вам нужно будет времени?
– Где-то час, может, полтора.
Идеолог направился к дежурному офицеру.
– Товарищ майор, старший лейтенант Ваганов, разрешите обратиться.
– Обращайтесь.
– Капитану Хильчуку нужна экстренная медпомощь, сколько по времени нам лететь?
– Полет составит три часа.
– Мы можем задержать вылет для проведения операции?
– К сожалению, нет, и так отстаем на восемь часов. Вы сами видите, что авиация противника активизировалась. Не могу рисковать. Я уже доложил в центр о подготовке к вылету.
