Kitobni o'qish: «Привал с выдернутой чекой»
© Гончар А., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Глава 1
Вертолет падал. Его крутило и бросало в воздухе, как раскрученную на нитке марионетку.
Ледяной страх, в первую секунду ударивший под дых кулаком тупого ужаса, истаял под горячечным языком беспомощной неизбежности. Провести последние секунды жизни в тисках страха, сжавшего тело в трепещущий комок, слишком стыдно. Тело кинуло в жар. Я посильнее ухватился за скамью, скользнул взглядом по лицам бойцов. Каменные маски с застывшей мимикой. Застывший серый мрамор. Лишь у Чебурекова губы нервно подергиваются и по щекам беспрестанно бегут молчаливые слезы. Открыл рот, чтобы подбодрить, и понял: у меня ничего не получится – горло сжало сухим спазмом. Трепать языком глупо, все всё поняли. Сколько осталось? Две секунды? Три? Чуть больше? Мы так долго валимся вниз. Уж лучше бы скорее! Иначе хватит ли сил выдержать и не сорваться в истерику? А мы все падаем. Наверное, можно оттолкнуться от скамьи и зависнуть в воздухе. Может, есть надежда? Не строй иллюзий! Я не чувствую своего веса, уши закладывает от перепада давления. То, что мы действительно стремительно падаем, перестало быть тайной и для самого последнего идиота. Три тысячи метров – достаточная высота, чтобы набрать приличествующее ускорение. Удар о землю, мгновенная боль – последняя проводница через мембрану грани и… и что потом? Блаженная тишина? Что там, за гранью? Дано ли нам ощутить? Может, я встречусь с отцом? Скорей бы! Что-то слишком долго, или это действительно правда – про последние мгновения, которые тянутся до бесконечности?
В круге иллюминатора померк свет, но этого не может быть, сейчас полдень, от страха помутилось зрение? Но внутри борта цвета не изменились. Игры разума. Потерять сознание и очнуться, когда все?! Очнуться… Смешно. Как не хочется верить в ничто. «…Я б хотел навеки так уснуть, чтоб в груди дремали жизни силы, чтоб дыша вздымалась тихо грудь…» – вроде так писал Михаил Лермонтов? Он тоже мечтал.
Удар слишком мягок, чтобы поверить в столкновение с землей, но достаточно жесткий для человеческого тела, которое пронзает боль. Кажется, я застонал и вновь на миллионную долю мгновения провалился в небытие. В следующую секунду послышался треск ломающихся деревьев и скрежет раздираемой обшивки. Нас кинуло на правую сторону, чей-то автомат с силой ударил меня в скулу, но боли я почти не почувствовал. Нас снова завертело, вертолет вывалился на поляну и, пару раз крутанувшись в воздухе, коснулся земли и заскользил по наклонной плоскости. Еще удар, стоны, ругань, чей-то отчаянный крик… и наш «МИ-8» замер.
– Земля? – настороженно поинтересовался невесть как оказавшийся подле меня борттехник.
– Это у тебя надо спросить! – буркнул я, едва сумев разжать сведенные челюсти. Сказал, скользнул взглядом по бойцам, машинально пересчитывая, будто кто-то из них мог взять и растаять в воздухе, и облегченно перевел дух: помяты, но вроде бы относительно целы. Вздохнул, выдохнул, потрогал пальцами насквозь пропитанный потом рукав куртки. По спине и вовсе стекали целые потоки.
– Десантируемся, живо! – Первым в себя пришел командир группы, то есть я. – Летчики целы? – спросил, пропуская вперед бойцов. О том, кто каким покидает борт, забыто начисто. Ну и ладно, кто-то тупит, банально еще не придя в себя; кто-то слегка пришиблен психологически, помят физически и потому запаздывает.
– Что нам сделается?! – донесся добродушный бас то ли командира судна, то ли штурмана (у меня в голове все перепуталось, и к тому же в своей летной форме они на одно лицо).
– Почему сверзились? – невольно вырвалось у меня. – Вроде над своей территорией шли.
– А хрен его знает… – буркнул вертолетчик. – И двигатели работали нормально, и не стрелял вроде по нам никто. Потом бац – и…
– Кончайте болтать! – одернул его борттехник старший прапорщик Загоруйко Кузьма Иванович (так он, во всяком случае, при встрече представился). – Давайте выбираться поживее, топливо подтекает, а то как бы… – Кузьма Иванович не договорил, в салоне явственно запахло гарью.
– Живее! – Я потянул застывшего в ступоре Прокофьева за руку, пихнул к выходу, дождался борттехника и скакнул в отверстие сам.
За спиной все еще громыхали лопасти разбившегося вертолета, давно уже остановиться должны были, а нате вам, вращаются. Мы стояли на широкой просеке, изрытой колесами тяжелой техники, и пялились в металлическую табличку с замысловатой арабской вязью.
– У всех все цело?
– Нормально все, командир! – за всех ответил мой заместитель старший сержант Илья Болотников (широкоплечий крепыш тридцати пяти лет от роду). – Помяло некоторых немного, синяки есть, но кости целы.
– Синяк, – вспомнив по ассоциации, позвал я усевшегося на траву младшего сержанта Синюшникова – нашего группного радиста, – что со связью?
– Не отвечают.
– А ты, случайно, мля, радиостанцию не разбил?
– Целая она, товарищ старший лейтенант. Работает. Не принимает нас никто.
– Слышь, командир, – обратился ко мне один из вертолетчиков, – фигня какая-то.
– Что случилось? – Я, как говорится, не понял сути обращения.
– Да вот, говорю, фигня получается, – он мне сунул под нос карту (у меня почти точно такая же, только масштаб разный), – не должно быть тут леса.
Ага, это штурман ко мне подошел, понятно.
– Мы вот здесь летели, – продолжал он, – а тут за сто верст леса нет.
А ведь он прав. Я тоже наш маршрут глядел, когда на задачу собирался. Не было там никаких лесов. Быстро вытащил из разгрузки карту – точно нет тут зеленки! Да-а-а, есть от чего почесать лоб.
– Может, карта старая?
Взглянул на дату типографского выпуска – год этот. М-да, и как не заругаться? Опять картографы со старых карт перепечатку сделали, суки. Выпуск этого года, а съемки, надо понимать, тысяча девятьсот… надцатого какого-то. А то и раньше. Как же я задолбался по таким картам на задачи ходить! На карте поле – а там лес, на карте лес – а там стройка.
– Да свежая карта! – возразил штурман. – Съемки только прошлой осенью делали.
– Да и не помню я такого! – К нам подошел командир экипажа, и я вспомнил, что он представился как майор Дружинин. – Пустыня под нами была. Точно помню! Да и когда падали, пока сознание не потерял, песок один до горизонта лежал, барханы точно помню. Куда и как нас забросило – ума не приложу. Но я скажу, блин, повезло! Если бы не эти деревья, – он показал взглядом на срубленные падающим вертолетом верхушки и поломанные громадные ветви, – сейчас бы нас вороны из железа выклевывали.
– Ага, это точно! – Трудно было не согласиться. – А не могло нас в сторону оттащить? – Я показал пальцем на один-единственный посреди этой местности оазис, расположенный километрах в пятидесяти от нашего маршрута.
– Полста километров? – хмыкнул с нехорошим намеком командир вертолетчиков.
– Да сам понимаю, что фигня полная. Но, может, все же отклонились, прибор там или что отказал?
– Но местность-то я все равно отслеживаю! – Штурман, похоже, даже обиделся. – Не могли мы так отклониться!
– Ты лучше свой «ГЛОНАС» посмотри! – посоветовал Дружинин.
И правда, что-то я про него забыл.
– Сейчас гляну. – Полез за навигатором. Достал, включил, жду. Долго он обычно соображает, а тут сразу координаты выдал и маршрут нарисовал. Верно вертолетчики говорят, не отклонялись они. И упали мы правильно, в смысле, где и должны были – согласно курсу. Но леса то на карте тут нет! Да и черт с ним!
– Мужики, теперь уже без разницы: был лес – нет леса! – Я взглянул на так, слава богу, и не загоревшийся вертолет. (А он, оказывается, не так уж сильно и помялся.) – Делать-то что будем? Обратно потопаем?
– Ты что, смеешься? – Штурман крутанул палец у виска. – Мы час летели!
– Ну и? – спросил я, хотя и понял, что сморозил глупость. Сценарий поведения напрашивался сам.
– Здесь ждать будем! – как командир корабля принял решение Дружинин. – Территория под Асадом, боевиков нет. Сейчас нас хватятся и прилетят. Уже давно хватились. Курс прямой, сразу найдут. Час-полтора, может, максимум два.
– Тогда будем ждать. – Глупо было не согласиться. Оставаться на месте крушения действительно самое верное. – Только на всякий случай в лесок отойдем, мало ли какая зараза поедет, зачем лишний раз на дороге рисоваться?
Я обернулся к своему заместителю:
– Илья, давай всех в лес, круговую оборону и наблюдателей на фланги.
– Все слышали? Семен, Олег – наблюдатели. Остальные за мной! – Болотников подхватил с земли свой десятилитровый рюкзачок (большие рюкзаки мы на это однодневное задание не брали) и зашагал к лесочку. Группа потянулась следом. Вертолетчики тоже. Я остался стоять один. Мышцы еще чувствовали слабость от пережитого напряжения. Левое веко изредка дергалось нервным тиком. Но душа пела. Я жив! Поразительно: я жив и могу сколько хочу вдыхать этот жаркий воздух, глядеть вдаль, ходить, бегать, чувствовать на коже легкий, дующий с юга ветер. Вот сейчас за нами прилетят, и мы полетим на базу. Сомнительно, что после подобного падения от нас потребуют продолжение выполнения задачи. Тем более что и задача так себе – облет, обход освобожденной территории. Работа для дураков, как сказал, отправляя нас на задачу, наш ротный – майор Белов. А и плевать! Пойти, что ли, в тенек завалиться и поспать?
Я так и сделал. Но только-только начал придремывать, как «запищала» радиостанция.
– Командир, – донесся до меня голос выставленного на правый фланг наблюдателя, – машины какие-то…
Сказал и замолчал. Ну, рожай, что ли?
– Игиловцы!
Вот, теперь орет как резаный, можно и потише. И вообще, что за бред? Мы этих игиловцев (Исламское государство Ирака и Леванта) отсюда два месяца назад вышибли. За семьдесят километров отшвырнули. Американцы с этой стороны плотной линией торчат. А тут на машинах… Откуда? Бред!
– Уверен? – Я разлепил глаза.
– Командир! – Нет, Литовцева, старшего снайпера нашей группы, паникером при всем желании не назовешь, надо вставать и пацанов поднимать.
– К бою! – не слишком громко скомандовал я, но меня услышали, и все пришло в движение.
– Разворачиваемся, фронт – дорога. – Отдав указание, я нашел удобное для наблюдения место, достал бинокль и начал высматривать разлюбезных наших, понимаешь ли, агрюш. Агрюшами мы через раз игиловских боевиков называли. С чьей-то легкой руки их вначале «игрюшами» величать стали, а потом довольно быстро на «агрюш» перефразировали – название прижилось, точнее, быстро приживалось, постепенно вытесняя ранее распространенное «игиловец». Я продолжал наблюдать. А вот и они катят, как на параде, ничё не боятся! Решили летчиков тепленькими взять! А группу спецназа на закуску не хотите, суки? Сейчас мы вам! Только много их, сволочей, – десять машин. А нас всего пятнадцать, если летчиков не считать. А что их считать? Летуны – они и в Африке летуны. Автоматы «АКС» старенькие, по четыре магазина на брата – и все. Даже гранат нет! А на что им в вертолете граната – подорваться, что ли? А твари все ближе, безбашенные, даже разведдозор не выслали. Сейчас они об этом пожалеют! Смотрю в бинокль. Итак, что мы видим: пять грузовиков, пять джипов, на тех джипах крупнокалиберные пулеметы. Серьезно! Если, не дай бог, издалека засекут – тут нам и могилка.
– Парни, не высовываться! – Компактные радиостанции внутригрупповой связи у каждого, ни орать, ни бегать не приходится. Хорошие такие радиостанции! Американцы подогнали. Союзнички, блин! Как в атаку идти – их нет, а как на освобожденную территорию оккупационные войска ввести – это всегда пожалуйста! Хотя и то хлеб – мы на передке воюем, они периметр держат. Хотя и там, говорят, иногда жарко бывает. Людей американцы и впрямь жалеют, а вот технически неплохо помогают. Да и разведка у них хорошо поставлена. Сколько здесь наземная операция идет? Четыре месяца, двадцать два дня и сколько-то часов. Я со своей группой с первого дня здесь. Уже замена скоро.
– Командир! – вновь донесся голос Литовцева. Это он мне про один из грузовичков намекнуть хочет – остановился тот в поле. Самый хитрый? Или поломался? На нашу шею ведь, гад, остановился. Не к добру, ох, не к добру это! Чует моя задница, доставит он еще неприятностей!
– Вижу, – упреждаю я своего наблюдателя. Действительно вижу, что мне намекать? Местность ровная, поднял бинокль – и гляди. А ведь, суки, точно ничего не боятся, вон как один флагом размахивает!
– Бубликов, Панас, ваши грузовики. Понятно?
– Знаем, – бурчит вечно недовольный Бубликов. Они с Панасом – Артуром Опанасенко – наши внештатные гранатометчики. Бурчит он, зараза… Ну-ну, вот только промажьте мне по грузовикам, сам потом урекаю! Так, кому еще задачи не поставлены?
– Снайпера, вам пулеметчиков отработать! – Можно бы и не говорить, у нас и без моих понуканий все «на поток» поставлено, все свои обязанности знают. Вон саперы за полминуты мины установили, и команды не потребовалось, но для порядка что-то кому-то напомнить надо. Командир я или не командир? Вот то-то. А агрюши все ближе. Лишь бы не заметили. Не должны. Мы в пустыне и то маскироваться научились, а уж в лесу и сам бог велел. Он тут, конечно, не ахти какой (в смысле, не Бог, а лес), но пару вершин, сломанных винтами, притащили, веток наломали – и порядок. Главное – движением себя не выдать.
– Приготовились! – скомандовал, мысленно про себя отсчитал: «Один, два, три». Счет – это так, по привычке. И чтобы самого себя контролировать, не по счету ориентируюсь – по движению, сейчас машины в зоне действия мин окажутся и… рявкнул:
– Подрыв!
Все, понеслось! Взрыв девяностой «МОН» снес впереди идущий «Хаммер» и опрокинул следующую за ним легковушку. Второму «Хаммеру» повезло больше…
– Чебурек! Прижми «Хаммер», видишь? – Снайпера не успевали поражать все цели – в кузовке машины суетился за крупнокалиберным пулеметом чернобородый игиловец.
Наш пулеметчик ефрейтор Чебуреков не отозвался – вместо ответа по указанной машине зашлепали бронебойно-зажигательные пули. Из-под капота потянуло дымом. Водитель ткнулся носом в руль, джип повело в сторону и опрокинуло на бок. Нормальный ход. А что там, на левом фланге? Спешиваются, твари! И тот грузовик… он, сволочь, десант высаживает! Не могли ноги сделать, твари! Видно же, что колонна в засаду попала. И они бы целы остались, и у нас проблем меньше. Хотя им-то что, они все к гуриям торопятся, мля!
– Ка-ма-ндир! – Вопль Федотова растянулся и во времени, и в пространстве – целившегося в меня снайпера я увидел сам. Даже как винтовка дернулась, увидел, вот только когда пригнуться успел – так и не понял. Пуля лишь панаму сбила. Ну, тварь! А я ведь еще и не стрелял! Стрелять – дело дурацкое, стрелять просто, это боем себя руководить заставлять надо, а стрелять запросто. Так что действовал быстро. Приклад автомата уже у плеча. В коллиматор цель поймать – доля секунды. Только не хочет она ловиться: то ли снайпер вражеский слишком шустрый, то ли у меня руки дрожат. Вот ведь как: казалось, после такого падения сам черт будет не страшен, а ни фига, страшно. Еще как! Нет, третьей очередью я его все же достал. Лежит, сволочь, живой – мертвый, хрен его знает, мне не до того, чтобы его разглядывать. Те, что с дальнего грузовика, спешились и в обход пошли. И ведь обойдут, если меры не принять!
– Илья! – пытаюсь я достучаться до своего зама.
– На приеме. – Взволнованное дыхание Болотникова слышится совершенно отчетливо. Ага, не я один адреналином полон!
– Добивание колонны на тебе, я с головняком на левый фланг пошел.
– Понял! – отзывается он, с легкостью принимая на себя командование почти всей группой. На левом фланге сейчас, конечно, тяжко будет, но и «добивание» – слишком мягко сказано. Тут еще бой по полной идет и неизвестно, во что еще выльется.
– Ко́зел! – назвал я позывной сержанта Козлова (он сам выбрал – именно так, с ударением на первую гласную). – Слышал?
– Так точно! – отозвался старший головного разведывательного дозора. А ничего так, бодренько голосок звучит!
– Давай за мной. Пригнувшись. Пошли, пошли! – Сам подорвался1 и бегом, пригнувшись, на левый фланг «полетел». Пули так над головой и засвистели! Ощущение такое, будто по позвоночнику бьют и на рикошет отскакивают. Признаться, мерзкое ощущение. Козлов рядом бежит, аж рожу скривил. Не мне одному мерещится. Глюки те еще! Но все же лучше так ощущать, чем всерьез пулю в спину получить.
– Ложись! – Сам падаю, бойцы за спиной как кегли сыплются, и тут же рядом разрыв (гранатометчик, тварь позорная, едва не накрыл).
– Вперед! – Бегу дальше. Быстрее надо, а то эти говнюки все ближе подходят. Если бы догадались и на фланг машиной заехали, не успели бы мы точно. Может, граников испугались? А с другой стороны, и рассредоточиваться им труднее было бы. А так расползлись по сторонам – и перебежечками, перебежечками. Наши тоже сложа руки не сидят, вторая тройка ядра изогнулась и нашим и вашим работает: и колонну долбит, и тех, что слева, хоть иногда, но взбадривает. Бегут агрюши в нашу сторону, кричат что-то. Но им до нас еще далеко. Здесь пространства открытые, не то что на Кавказе (был я там пару раз, приходилось). Так вот, тут по большей части равнина (к югу горы, но в здешних горах никто почему-то укрепляться не хочет, все к населенникам жмутся): либо поля бывшие, либо пустыня, и если не населенный пункт, то видимость – стреляй не хочу. Вот мы и стреляем. До наступающих метров пятьсот, а им ребята уже укорот дают. Но сложно на таком расстоянии в двигающегося человека попасть даже с коллиматором, хотя они у нас и неплохие – удобные и в руках у нормального стрелка как снайпера бьют. Игиловцы тоже в долгу не остаются, вон как ветки на деревьях рубят. На голову труха сыплется. А я уже давно ползу. Сейчас позицию поудобнее выбрать, и пойдет потеха.
– Жека! – Это я Ко́зела по имени назвал. – Не стрелять пока, еще на сотню метров подпустим, тогда огонь.
– Принял. Все слышали? – на всякий случай спросил он своих орлов. Что они ему ответили, я не уловил. Лежим, наблюдаем, все-таки полкилометра – это перебор. Все патроны пожжем. Это игиловцы себе позволить могут в белый свет как в копеечку палить, у них там в кузовах поди боеприпасов понакидано не перестрелять, а у нас «все свое ношу с собой». Два БК2 – и хабсдец. Но нам хватить должно, с нашим-то везением. И живы остались, и бой вот уже минут пять идет – и ни одного доклада по раненым. И это при такой плотности огня. Тьфу, тьфу, тьфу. Чтобы не сглазить. Везет нам сегодня. Определенно везет.
– Огонь! – Ну, понеслась!
Ах, как пулемет Чебурека заработал, любо-дорого, хорошо разогнал лядей, двое точно лежат. Я вроде тоже попал, уж больно мой урод за бугорок странно падал, будто споткнувшись. И не стреляет. Может, переползает куда? Надо и мне переползти. Сейчас еще одну очередь дам. Вот скотина – глаза землей запорошило. Прямо перед мордой попал. Снайпер, что ли, бьет? Надо бойцам сообщить. И очки надеть, зря, что ли, с собой таскаю?
– Особо не высовываться, снайпер! – без лишних слов предупредил я ребят. А где же он, сука, засел? Так вот же он, тварь, – на крыше грузовика без всякого стеснения примостился, гнида. Сколько тут метров? Пятьсот пятьдесят? Можно бы и самому, но вряд ли сразу попаду, промажу, только спугну наверняка гада. Нажал кнопку тангенты.
– Семен, – позвал я нашего снайпера, – дальний грузовик видишь? – Вопрос риторический и ответа не требует. – На крыше твой «конкурент», сними.
– Минуточку, – попросил тихий, шелестяще спокойный голос. Я снайперов в глубину обороны посадил, подальше от основного… чуть было не сказал события, а это неверно, событие-то как раз мимо них и не проходит, вот пуль рядом свистеть поменьше должно, и это правильно. Снайпер в спокойной обстановке работать должен. По возможности, само собой.
Выстрела я, естественно, не расслышал, у самого автомат стучал не переставая, а вражеский снайпер с крыши свалился. Туда ему и дорога, сво́лочу.
– Мочи козлов! – это Козлов кричит, прикалывается так, зараза. Ну-ну. Я бы тоже чем себя подбодрил, только ничего бодрого в голову не идет. Половину БК уже расстрелял, а наступающих никак задержать не получается – в кузове их больше, чем можно было предположить, оказалось – как в хорошо набитом автобусе. Стоймя стояли. Сотня не сотня, а десятков семь точно. И у Болотникова пока дожать тоже ничего не выходит. Да и немудрено – если у нас в грузовике столько, значит, и в остальных не меньше было. Гранатометчики наши неплохо отработали, но едва ли всех гробанули. Если хотя бы процентов двадцать уцелело и очухалось, то еще неизвестно, как оно все обернется. Может, и зря я сам на фланг поперся, надо было заместителя отправлять. Да что теперь… некогда рокировками заниматься. Как есть.
– Федот, слева отсекай, слева! – Вот гады, слева там барханчик небольшой начинается, влезут на него сверху и прижать нас могут.
– Серега! – проорал я уже Чебурекову. – К бархану не подпускай, не подпускай к бархану, лять! Жека, ты центр жми! – Конечно, Козел – кликуха неплохая, но в бою как ни кричи все козел получается, уж лучше так, пока не разозлит, а разозлит – сам виноват, тогда уже, конечно, только по кликухе.
Выстрелил, переполз, перекатился. Пули летят как из мясорубки, только цокать успевают, одни фонтанчики кругом, все глаза песком засыпало. Вот твари, сильно прижали-то! Как не убили до сих пор – непонятно. И очки куда-то свои дел. Пулеметная очередь совсем рядом прошла. С колена бьет. Ничё не боится… не боялся. Зря я, что ли, снайперов месяцами гонял? Кто его, интересно? Семен или Олег? Если Олег, то зачем он в эту сторону косится? У него сейчас в другом месте работы хватать должно.
– Бах, бах, бабах, – три взрыва одновременно. По ушам как молотом. Гудит все.
– Мать, мать, мать, – Как же мы гранатометчиков позявали? Трое сразу. И положили как – рядом совсем. Мои-то все живы? Живы, удивительно, вон Чебурек уже из «ПКМ» мочит. Я тоже стреляю. Вроде попал несколько раз. Да что вроде? Попал без вопросов, агрюшек заметно поубавилось. Вот только и расстояние подсократилось. Часть игиловцев уже на бархан полезла.
Не справляемся, придется тыл подтягивать. Только к кнопке тангенты потянулся, как прямо в центре наступающих гриб вспух, черный, огромный такой разрыв. Агрюш так по сторонам и разметало. Даже нам по ушам досталось, осколки где-то рядом свистнули, и снова песок в глаза прилетел. Что за непонятки? Из моих никто подобного сотворить не мог – у нас такой мощности боеприпасов нет. Летчики, что ли, приперли? Да ну, нафик! Фугас? Откуда он тут? И тут еще один взрыв. И на этот раз я понял, что помощь пришла с неба. Следом за взрывом над нами с воем пронеслись два красавца истребителя-бомбардировщика – наших, не каких-то коалиционных, а НАШИХ, с большой буквы. Ну наконец-то!
На второй заход самолеты не пошли. Зачем? На фланге агрюшей не осталось, а основная колонна слишком близко к нашим позициям находится, даже если в пятикопеечную монету попадут – нас тоже накроет. Так до горизонта «СУ» по прямой и потянули.
– Оттягиваемся! – скомандовал я и первым побежал на свою прежнюю позицию. Добить игиловцев у Болотникова пока не получалось. Слишком многим после первого огневого шквала выжить удалось. Оклемались, сволочи. Их что-то действительно слишком много тут. И патронов у тварей немерено. Пулями вокруг сыпят, как рожь рассевают. Последние метры нам на пузе ползти пришлось. Доползли – и разу в бой вступили. Лежу, вокруг завалы из веток. Весь лес порубили, сволочи! «Гринписа» на них нет. А агрюши уже до того освоились, что в атаку пошли. Совсем офанарели – у нас позиция не в пример лучше, покрошим же всех (если патронов хватит). Но я их понимаю, ох как понимаю. Если они в начале в атаку рвались – летчиков взять в плен хотели, то теперь у них и другого пути нет, иначе как к нам, как к родной жене, прижиматься. А еще лучше все же летчиков захватить и ими от нашей авиации и прикрыться. Да уж хрен вам да ни копейки! А летуны-то, кстати, наши где? А вот же они – отстреливаются. Только у двоих уже патроны кончились.
– Уходите отсюда на фиг! – ору я на них, а сам краем глаза подглядываю. Вот ведь, заразы, головами мотают. Что, не понимают, на фига они нам тут? Бинты разве расходовать. Только подумал про бинты, и тут же другая мысль мелькнула: удивительное дело – целы все трое пока. Пока – это ключевое слово. Сейчас их кто-нибудь из агрюш нащупает. Да и черт с ними! Была бы честь предложена. Не хотят отходить, и что мне их, отсюда пинками гнать? Я что им, нянька? Попадут в кого-то из них, значит, моим пацанам меньше пуль достанется. А агрюши нас уже совсем подперли.
– Гранаты к бою! – Взрыв десятка гранат одновременно – штука сильная, особенно если «Фк». А у нас «Фк» и есть. «РГД» старшина не получил. Ящики перепутал. Не бегать же на склад по второму разу?! Я две «Фк» приготовил.
– Гранатами огонь!
Разрывы как очередь из «АГС». Осколки: фьюу, фьюу, во все стороны. И сразу же из автомата – получите, гады… Получите!
За стрельбой я их и не услышал. Только когда над головой промелькнули и шелестящий рокот донесся, понял: «вертушки» наши. Две. «Ми-28».
– Дымы! – И, блин, где у меня этот авиатор? Кидаю дым. Слава богу, нужная радиостанция на месте.
– Часовщик Охотнику, Часовщик Охотнику, Часовщик Охотнику, прием.
– Часовщик ты как, держишься? – слышу обеспокоенный голос вертолетчика.
– Охотник, это Стриж, – встрял в разговор командир нашего вертолета и не дал мне ответить. Да и не очень хотелось: влез – пусть сам и разговаривает, у меня пока своих дело́в полно, но разговор мне слышен.
– Причесать сможешь?
– А то! – легко отозвался Охотник. – Подсвети мне себя! – попросил он, имея в виду обозначить себя дымами. И тут же: – Ага, вижу… – И уже то ли всерьез, то ли в шутку: – Пригнитесь!
Хотя какая к чертям шутка, бить-то будут куда? Чуть ли не в упор. Агрюши – вот они, руку протяни – достанешь.
– Ложись, воздух! – Едва успел кнопку тангенты прижать и команду отдать – нос первой вертушки всполохами заблестел. По голове как кувалдами застучало. Но вроде хорошо прошелся. Второй, блин, гад «НУРСами» ударил, а «НУРСы» – это тебе не пушка, «НУРСы» и промахнуться могут. А может, это у меня такое устаревшее понятие о них осталось? Ударили точно. То, что еще от машин оставалось, загорелось. Агрюшам наверняка не понравилось, те немногие, что уцелели, врассыпную бросились. Как цыплята от коршуна. Правильная тактика. Только снарядов в «вертушках» и на них хватило. Мы тоже, что греха таить, слегка оторвались. Может, и не слишком красиво по «терпящим бедствие» стрелять, но совесть почему-то не мучает. Так что когда появились более тихоходные транспортники, все было кончено. Первым выплыл «МИ-26», хотя нет, наверное какая-то его более новая модификация – больше, гораздо больше. Я думал – он за нами, а он к сбитому «МИ-8» поплыл. Именно поплыл: плавно, неторопливо, с какой-то невероятной грацией. И практически бесшумно – казалось бы, винты не вспарывают воздух, а перетекают по кругу. А может, это мне после недавнего глушняка так показалось? А транспортник завис над упавшей «вертушкой», крюки какие-то вниз на тросах выкинул, зацепил «МИ-8» и потащил. Никогда в вертолетах не падал (и дай бог, никогда больше не буду), никогда при подобной транспортировке не присутствовал, а оно вот как у них все тут организовано: вертолет не успел упасть, а его уже утягивают. Здо́рово! Только летчики наши почему-то стоят, глаза выпучив. Что не так-то?
– Стриж-2 Часовщику, обозначь площадку, – попросили с подлетающего «МИ-8».
А что ее обозначать? Садись на дорогу, а дымы… так вокруг и без этого все дымится. Аж нос гарью забило. Так я ему и сказал.
– На дорогу садись. Видишь?
– Вижу, – тотчас отозвался вертолетчик. – Добро. В темпе только, Абхаз передал, еще одна колонна с агрюшами на подходе.
– Принял, тянуть не будем, – пообещал я. А у самого что-то в душе екнуло. Непонятки какие-то. Абхаз – это позывной командира беспилотников. Понятно, информацию он скинул, верная, даже без сомнений, но колонна? На подходе? Ничего не понял. Они что, тут как у себя дома ходят, то есть ездят? Я вообще-то твердо уверен был, что это наш район. Неужели опять американцев выбили (были такие прецеденты), и когда успели-то? И почему я не в курсе? И на базе ничего слышно не было. Обычно о таких вещах сразу молва идет. А тут еще такой район… все шуметь должно. А тишина.
– Командир, – я дернул за рукав приползшего ко мне вертолетчика, – с каких пор этот район агрюшам отдали?
– Да хрен его знает, не в курсе я! – сознался тот. – Наш он должен быть. Может, у американцев где-то линию обороны прорвали?
– Да наверняка… – И я тоже самое только что подумал. А ведь действительно, «у американцев линию» – это запросто. У них так и есть линия, это у нас фронт. Прорвали и куда-то передислоцируются, а район как был под коалицией, так и остается.
– Командир, с трофейным оружием что? – Старший сержант Болотников подрулил. И действительно, трофеи собрать бы надо.
– Часовщик Стрижу: сколько у нас времени? – спросил я и пояснил: – Оружие трофейное собрать не успели.
– Мужики, какое, к бесу, оружие? – разнервничался тот. – У нас каждая секунда дорога. Говорю же, колонна большая на подходе, а большие колонны без «Стингеров» не ходят.
«“Стингеры”? Это что-то новенькое».
– Откуда у них «Стингеры»? – Вопрос буквально сам с языка сорвался.
– Ты что, с луны свалился? – вертолет уже вышел из-за леса, а мы еще не бежали к площадке, и вертолетчик, похоже, злился. – Или прикалываешься?
И что ему ответить? По-любому получусь дурак, вот только почему?
– Проехали! – отмахнулся я от вопроса, и уже своим (по внутригрупповой): – Вперед, парни! Не задерживаемся! – и на ухватившего вражеский гранатомет Федотова рыкнуть успел: – Да брось ты его к черту! Сказали – сматываемся. Не разводи суеты. Давай в темпе. Карета подана.
А вертолет уже садился. Борттехник опустил лестницу. Но в «вертушку» никто лезть не спешит. Ни у меня одного летная боязнь появилась.
Ух, Боже поможе!
– Пошел, по порядку! – ору. И дело двинулось.
Уф, вот я и внутри. Да нормально все будет. Снаряд в воронку дважды не падает.
– Парни, не дрейфь! Снаряд дважды в одну воронку не падает! Нормально все будет, – то ли бойцов, то ли самого себя убеждаю я. Все, полетели. Резко мужики пошли. Аж уши заложило. Вверх и сразу в сторону. Сглотнуть надо, вот только в горле все пересохло. Жарко, а воды нет. Без больших же рюкзаков летели. С собой малые рюкзачки и мародерники, а в них только боеприпасы, и больше мы ничего с собой не брали. Смысла не было. Нам ведь туда и обратно. Забрать и вернуться. Ротный же говорил: работа для дураков. А оно вон как вышло. Я поглядел в иллюминатор. Странно: вертолет как над лесом поднялся, так на этой высоте и полетел. Давно я так не летал. Обычно «вертушки» всегда высоту набирали, да так и шли до места высадки. А этот над землей идет. Так, говорят, в Афгане летать стали, когда там «ПЗРК»3 появились. Неужели летун правду про «Стингеры» сказал? Но откуда здесь «Стингеры»? Максимум, что тут раньше встречалось, – это старенькая китайская модификация наших «Стрел». Да и то, когда китайцы у себя канал утечки со складов НЗ4 перекрыли, все «ПЗРК» сразу и закончились. Сейчас их днем с огнем не сыщешь. И вдруг «Стингеры». С другой стороны, мы-то упали, может, нас как раз «Стингером» и сбили?