Kitobni o'qish: «Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен»

© Андреев А., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Зачем написана эта книга?

Книга написана затем, чтобы помочь людям изменить свою жизнь к лучшему уже сегодня. Помочь этому способно осознание двух вещей:

1) у нас есть право на будущее, но счастливое будущее нам никто не гарантировал;

2) выбор счастливого будущего зависит от каждого из нас, и каждый день мы подтверждаем или не подтверждаем наш выбор.

Книга написана в поддержку антропологического проекта под названием наше прекрасное будущее, которое мы вполне способны построить, опираясь на наши реальные возможности.

У человека есть потенциал, способный обеспечить ему счастливую жизнь, и потенциал этот кроется в возможностях сознания: это главный тезис моей книги.

Чтобы развернуто и аргументированно ответить на вопрос, зачем написана предлагаемая вниманию читателей книга, автору придется начать не издалека, как может показаться, но именно с начала: придется сосредоточиться на вопросе кому адресована книга «Зачем нужны умные люди?».

Почему – придется?

Потому что сложные вопросы распадаются на несколько блоков и для ответа на глобальный вопрос требуется собрать воедино ответы на вопросы, составляющие глобальность проблемы.

Комплексный вопрос, вопрос-пазл, требует комплексного ответа.

Кстати, принцип комплексности мы постараемся выдерживать на протяжении всей книги. Не ищите в книге мыслей, которые существуют сами по себе, автономно и вне контекста; автор постарался связать все мысли в единое целое. Зачем, с какой целью?

Собранные в единое целое отдельные мысли обретают качество идей, а на основании идей принимаются решения.

Меня интересуют решения, меняющие реальную жизнь, а не бесконечный мыслительный процесс.

Итак, кому адресована книга?

Людям вообще? Определенной целевой аудитории? Или, как это часто бывает, самому себе (маскируясь под посыл «всем вам»)?

Книга, вне всякого сомнения, адресована определенной целевой аудитории, однако проблемы, затрагиваемые нами, формулируются и решаются в интересах всех людей, что, безусловно, делает книгу приятной и полезной для самого себя. И для каждого.

Я вовсе не пытаюсь уйти от ответа; я стараюсь его конкретизировать.

Книга адресована пытливым умам, которые в силу своих возможностей пытаются разобраться со сложными проблемами, возникающими в жизни умного человека на каждом шагу. Часто непонятно, с чего следует начинать вот эту умственную работу, которая завершается обычно более-менее упорядоченной картиной мира, состоящей из убеждений и мировоззренческих матриц; они могут вести как к глубоким прозрениям, так и к не менее глубоким заблуждениям. Мировоззрение человека «конструируется», выстраивается, развивается – хочется думать, прогрессирует и совершенствуется. Оно является результатом приложенных усилий, оно не появляется само по себе и неизвестно откуда.

При этом, в конечном счете, человек сам является творцом своего мировоззрения. Именно он отвечает за ту систему ценностей, которая становится для него руководством к действию.

Можно «вложить в голову» (человек при этом рассматривается как пассивный субъект, как точка приложения внешней «смысловой агрессии»), а можно «до всего дойти своим умом» (человек рассматривается как активный субъект, принимающий только осмысленную картину мира). Я делаю ставку на второе.

Поэтому я не ставлю себе целью «влезать в голову» каждому и навязывать свое видение мира или систему ценностей; у меня нет намерений демонстрировать неотразимую силу аргументов, повергающих всех тех, кто со мной не согласен; мне кажется важным предоставить возможность получить толчок в развитии тем, кому это по разным причинам необходимо.

Мировоззрение – забота общества; но созидается оно персональными усилиями.

Над тем, что есть истина, думаем вместе; но что есть истина – каждый решает сам.

Так мы видим взаимоотношение мировоззрения (в котором много идеологии) и человека.

Ведь чем хороша ситуация, когда никто не знает, «что есть истина»?

Она хороша тем, что у каждого есть возможность по-своему взглянуть на эту ситуацию. Она хороша тем, что каждый обречен на поиски истины, используя при этом опыт других. Например, мой.

Она хороша тем, что каждый получает свой шанс.

Как я представляю себе своих читателей? Каков их социальный и ментальный портрет?

Я вижу их такими. Они не безумные и не безнадежные эгоцентристы. Что совершенно точно, так это то, что они сформированы рыночной, капиталистической, конкурентно насыщенной средой. Они не попрошайки, не иждивенцы. Они, скорее, умеют постоять за себя. И они склонны к самостоятельному мышлению. Следовательно, не боятся ответственности за принятие решений.

Они являются носителями уникального социального опыта. Мы, люди, активно вступаем в цифровую эпоху. Общество 4.0 наша реальность, Общество 5.0 – наше ближайшее будущее, Общество 6.0 уже в чем-то определяет контуры Общества 5.0 «Цифра» – это возможность быстро, очень быстро получать информацию и обмениваться ею. Мы начинаем пользоваться этой возможностью.

В результате мы видим, что во всем мире назревают одни и те же проблемы: качество управления социальной жизнью на всех уровнях отвратительное; богатые богатеют, бедные беднеют, средний класс исчезает; социальная справедливость как категория испаряется на наших глазах, превращаясь в миф; что делать – никто толком не знает.

Качество управления социальной жизнью – не приоритет: вот что мы видим. Приоритетом становится – уже стало! – что-то иное. Люди перестают интересовать тех, от кого зависит благополучие людей.

Им на нас наплевать, вот что происходит.

Социальное напряжение увеличивается. Нарастает ежедневно. Даже не стану приводить примеры – настолько это очевидно.

И уже кажется, что насилие становится практически неизбежным: это нашептывает коллективное бессознательное, которое испытывает страх перед будущим. Или революция, или война: вот что коллективное бессознательное безнадежно считает топ-повесткой. (Мы говорим сейчас об общественных настроениях, об ожиданиях, а не о реальной политике, которая камуфлируется под «миролюбие».)

А между тем энергичных, образованных, умных, нацеленных на результат людей в мире становится все больше – потому что образование и информация становятся более доступными, мы знаем это благодаря интернету; однако возможности для этих людей реализовать себя сокращаются. Социальные лифты работают плохо. Те, кто более всего необходим людям, не в почете у сильных мира сего. Их отлучают от формирования социальной повестки.

Антропологический (в первую очередь социальный) ресурс используется вызывающе нерационально. Это вызывает раздражение, готовое перейти в гнев, а там и до протеста рукой подать.

Кроме того, задето чувство справедливости. Для умных людей – это весьма чувствительная зона. Земля – одна на всех, а хозяева здесь – непонятно кто и неясно, по какому праву.

Все это увеличивает напряжение.

Сильные мира сего (в руках у которых сосредоточены богатство + власть + контроль над ресурсами, в том числе ментальными, что в сумме = контролю над завтрашним днем, но не над будущим) видят в цифровой эпохе шанс закрепить свои позиции, осуществить некую «перезагрузку» – сделать общества тоталитарными и, следовательно, легко управляемыми. Революцию и, если потребуется, войну они воспринимают как шанс усилить свои позиции, которые не несут людям ничего хорошего.

Война – это средство. Что тут такого?

Люди – тоже средство. Зачем делать из людей проблему?

Обделенные мира сего (понимающие больше, чем сильные мира сего, но не имеющие возможности влиять на решения сильных) видят в цифровой эпохе шанс раз и навсегда избавиться от диктата неразумной силы и попытаться идеи социальной справедливости в том или ином виде воплотить в жизнь. Грядущие изменения и, не дай бог, войну они воспринимают как шанс закрепить свои позиции, которые направлены на улучшение жизни людей.

Если значительные средства вкладывать в качественное образование, то ситуация «образование + цифра» приведет к тому, что количество обделенных будет увеличиваться. Это крайне невыгодно сильным мира сего. Если средства на образование и цифровизацию (в том числе образования) будут сокращаться, это приведет к тому, что позиции обделенных будут ослабевать.

Конфликт неизбежен.

Между сильными и обделенными, но умными, – все остальные. Собственно, люди.

Мне кажется, в обозначенном треугольнике и пульсирует социальный нерв нашей тревожной, инфицированной страхом эпохи.

Мои читатели – обделенные мира сего, плоть от плоти людей. Не важно, либералы они или консерваторы, сильные мира сего или слабые. Важно, что они умные. Готовые реально нести ответственность за свое мировоззрение. А умные люди должны прожить счастливую жизнь.

Моя книга – про счастье. Про счастье как продукт ума. Поэтому она для всех тех, кто пытается осмыслить собственную жизнь.

Часть обделенных можно купить и превратить в сильных. Что и происходит ежедневно в режиме non-stop.

Но оставшуюся часть не купишь. Они не продаются.

Интересы обделенных (умных) и людей во многом совпадают. Что потенциально превращает союз интересов в социальную силу, ибо такой союз обладает серьезной энергией идеалов.

Мои читатели видят: их возможности, талант и опыт не востребованы и не будут востребованы никогда при существующем порядке вещей. Никогда. При существующих условиях и правилах игры. Они видят, что часто могут предложить решения (технологические, социальные, педагогические, образовательные, градостроительные – любые управленческие решения), которые могут быть гораздо более эффективны, нежели те, что навязываются сильными-пресильными мира сего. Но решения более подготовленных (обделенных) раз за разом отвергаются, к их мнению не прислушиваются, с их опытом и человеческим ресурсом не считаются.

В результате многие творчески одаренные люди живут в напряжении и страхе, в атмосфере неуверенности в завтрашнем дне.

Где образ будущего?

Его нет. Нет как повестки дня. Нет даже как идеала. Будущее есть только как пугающая перспектива. Как угроза существованию рода человеческого.

Такой мир хочется поменять. Но людям, которые в силу своей одаренности, работоспособности и воли к переменам выдвигаются на позиции социальных лидеров, не дают менять мир в лучшую сторону. Кто не дает?

Сильные мира сего.

Кому выгоден такой расклад сил? Людям? Обделенным?

Нет, выгодно тем, кому невыгодно, чтобы людям было выгодно, а именно: сильным мира сего.

Социальная энергия (энергия идеалов и связанные с ней информационные технологии) не используется должным образом – и это большая социальная проблема. Страны, которые успешно экономят электрическую и тепловую энергию, легкомысленно разбазаривают энергию идеалов. Они просто не видят залежей этой энергии. Энергию ветра и солнца видят, а энергию идеалов – в упор не замечают.

Мои читатели это остро чувствуют и уже начинают осознавать.

Такими я вижу своих читателей как социальную категорию. Расовые, национальные, религиозные, политические и цивилизационные границы мне представляются не столь существенными.

Мои читатели – это продукт глобальной повестки.

Ибо моя книга тоже продукт глобальной повестки.

Где живут мои читатели?

От Лиссабона до Владивостока, от Лондона до Нью-Йорка, от Пекина до Оттавы, от Дели до Рио-де-Жанейро. От Москвы – до самых до окраин. Далее – везде. Они живут во всем мире – развитом и развивающемся, находящемся в движении, вступившем в эпоху перемен; я бы сказал, они живут в эпоху тектонических сдвигов. Они живут в Великую эпоху. Так я себе это представляю.

Каков возраст моих читателей?

Полагаю, это уже состоявшиеся люди, обладающие разноплановым социальным опытом. Они сумели стать социальными лидерами в окружающей их реальности, в той или иной степени ощутили вкус и бремя лидерства; однако они не в состоянии раскрыть весь потенциал своего лидерства, потому что сильными мира сего не востребован эффективный социальный менеджмент, который неизбежно ведет к перераспределению власти и, не исключено, к переустройству мира. Возраст – где-то от 35 лет, верхней границы для умных людей не существует.

Кстати, был бы очень рад ошибиться с возрастом. Был бы почти счастлив. Во всяком случае, я с удовольствием приглашаю к разговору всех молодых, да ранних. Склонных к самостоятельному мышлению и принятию самостоятельных решений, реально меняющих жизнь. Социальному напряжению все возрасты покорны.

Капитализм в фазе Индустрия 4.0 и Индустрия 5.0 породил противоречия, с которыми, по всей видимости, не может справиться. Это не повод для злорадства, конечно, это констатация факта. Сам факт того, что существуют чудовищно богатые люди, которые не являются нравственной элитой человечества, от которых за версту веет не умом и благородством, а самодовольством и нарциссизмом, которые нагло и цинично намерены использовать свое богатство в узко корыстных целях, глубоко наплевав на общество и на людей, – сам этот факт для умных и думающих людей становится серьезной личной проблемой. Миллиардеры и триллионеры (или как их – триллионщики? триллиардеры?) как каста и элита становятся социальным тормозом. Социальным злом. Олицетворением зла (несправедливости). Источником бед. Объектом ненависти, увы.

Деньги и сила сами по себе становятся злом, если не превращаются в средство для борьбы со злом.

Но меня не крах капитализма волнует и не пафос борьбы с социальным злом; я писал свою книгу не ради победы над капитализмом. Маркс и Ленин не мои герои (хотя врагами я их ни в коей мере не считаю). Моя книга не про войну.

Меня интересуют возможности человека (внутренние и социальные резервы), которые в сочетании с возможностями цифры могут привести к прорыву в жизни людей. Меня не социальный протест как таковой интересует, не смена правительств, не степень демократичности властей, я не собираюсь щекотать нервы бедным или обделенным вечно романтическим образом баррикад; все это из репертуара популизма, и выгодно это, в конечном счете, сильным мира сего. Я не буду играть в их игру. Романтика революции проистекает от беспомощности и неумения мыслить.

Революции – это способ смены элит, способ замены «старой» элиты на «новую». Или еще проще: смена вывески.

Революции – это идеальный способ ничего не менять в социальном устройстве мира. Революции воплощают в себе социальный парадокс: это инструменты перемен во имя стабильности мироустройства. Сильным мира сего, не желающим ничего менять, выгодно быть спонсором революций и «перезагрузок». Сильные предпочитают инвестировать в силовой контроль.

Меня интересуют информационные возможности человека: правильно осознанные и оцененные, они неизбежно приведут к глубоким, грандиозным социальным изменениям. Высокие духовные технологии – от индивида к личности – могут стать тем звеном в цепи, которое окажется ключевым для смены социальных приоритетов.

Следующий вопрос, ответ на который входит в ответ на вопрос зачем написана книга, для меня звучит так: каковы мотивации автора этой книги.

Скажи мне, каковы мотивы автора, и я скажу, зачем написана книга.

Мои мотивы можно представить в виде «матрешки мотивов». Среди них есть главные, вбирающие в себя более мелкие.

Один из главных мотивов таков. Поскольку я уверен, что без гуманитарных наук у человечества нет будущего, а у гуманитарных наук незавидное настоящее, мне бы хотелось представить гуманитарные знания в научном формате и поставить их на службу будущему. С целью улучшить жизнь человека. И людей.

Какова рыба – такова и сеть. Мы пока толком не можем объяснить, что такое «рыба» (гуманитарные знания) и что такое «сеть» (научный формат гуманитарных знаний). Мне бы хотелось достаточно внятно описать и «рыбу», и «сеть».

Как я себе это представляю?

Во избежание недоразумений сразу же отметем подозрения в ангажированности автора «чистой наукой»: меня волнует не собственная правота или уязвимость позиций философов, отважившихся предложить социальные модели будущего для человечества, сделавших попытку заглянуть за горизонт. Иными словами, чистые и бескорыстные поиски истины, волшебного философского камня, бескорыстная огранка идей, сверкающих своим великолепием, словно груды изумруда, – это не мой предмет. «Чистая наука» как «чистый процесс познания», не связанный с реальностью и практикой, – это не мое.

«Чистое наставничество», тяготеющее к жанру философской афористики, – это также не то, к чему я стремлюсь. Делиться идеальными советами, то есть вести разговор с вечностью с позиции мудрости, нисколько не заботясь о том, нужна ли кому-нибудь твоя мудрость, – это не про мою книгу. Я профессор, но в данном случае я не собираюсь кого-то учить, поучать, набиваться в наставники. Более того, само соотношение позиций «Я, умудренный жизнью и наукой деятель, говорю с вами, не вкусившими еще от древа познания как следует» представляется мне если не безнадежно архаичным, то определенно устаревшим и оттого забавным.

Жанр поучений и проповедей перестал быть актуальным, если угодно. Почему?

Потому что проповеди и поучения идеальны, они плохо контактируют с реальностью, с реальными проблемами реальных людей.

Я не гуру. Мне интересно вовсе не это. Изречь истину, оформленную и отточенную до степени внятного принципа, – это прекрасно. Но это не меняет жизнь. Озвучить истину и озвучить истину, которая меняет жизнь, – это разные вещи.

«Истина» и «истина, способная изменить жизнь», – это разные истины.

«Истина вообще» и «истина, которую можно сформулировать, донести, воспринять и принять как руководство к действию», – это разные специализации гуманитарных знаний.

Если честно, быть гуру еще и непедагогично. Такой тип учительства заставляет видеть в учениках людей, призванных быть похожими на учителя, на человека из прошлого, на проповедника. На искателя «истины вообще». Лепить по своему образу и подобию – значит, не очень интересоваться будущим; возможно, вообще не иметь образа будущего. Истина есть, а образа будущего нет: в наше время этого уже недостаточно.

Истины сами по себе перестали работать. Их необходимо стыковать с реальной жизнью.

Я не собираюсь вербовать сторонников, обличая при этом оппонентов. Идеологические (идейные) баттлы и стенка на стенку без малейшей перспективы на победу – это также из арсенала войны, из арсенала прошлого, из арсенала бессознательного. Культ войны как перманентного и бесконечного процесса – это не мой поворот темы.

Короче говоря, я не собираюсь делиться своей, добытой в трудах праведных истиной или, хуже того, сражаться за истину, – хотя бы из тех простых соображений, что я не знаю, что есть «истина как таковая». И что немаловажно, я не верю тем, кто утверждает, будто они являются счастливыми обладателями «универсальной истины», которая покоится у них в потаенном кармане, ожидая часа Х, чтобы явиться миру во всем блеске и, опять же, сразить всех наповал.

Зачем ошарашивать истиной, кстати? Разве истина – инструмент введения в шок, в ступор? Сомневаюсь. Кроме денег или большой дыры (то есть полного отсутствия денег), в потаенных карманах, как правило, ничего больше нет. Большие деньги, равно как и большие дыры в карманах, ведут к революции. Революционерам я не верю.

Меня волнует другое.

Моя главная мотивация состоит в том, чтобы средствами гуманитарной науки помочь людям сформировать облик своего будущего и добиться того, чтобы будущее обрело черты проекта.

Хотелось бы идеи поставить на службу жизни.

Это означает: я собираюсь предложить людям черновую работу вместо яркой революции, не так ли? Нудные будни вместо мечты, пусть и оторванной от реальности?

Не совсем так. Я собираюсь предложить романтику черновой работы. Такую мечту, которая вырастает из реальности и продолжает ее.

Это лучше романтики революции. Ровно в сто раз.

Хорошо, в десять. Как минимум.

Глупо отрицать, что мои мотивации вполне экзистенциальны. Человечество, будущее, истина, справедливость – все это меня волнует, конечно. Но я бы не взялся за книгу, если бы у меня не было четкого представления о том, как следует вести разговор о будущем. Какова сеть? Каким языком следует вести разговор о будущем, чтобы заинтересовать тех, кто реально способен изменить нашу жизнь? Каким?

С миром надо говорить на его языке: это знают многие. Но вот каким должен быть язык в том реальном мире, в котором мы живем здесь и сейчас, – это знают немногие.

Разговоры «про рыбу» непременно актуализируют разговоры «про сеть».

Мне кажется, что научный дискурс сегодня практически исчез из области гуманитарных наук. Сами науки явочным порядком, без каких бы то ни было санкций со стороны научного сообщества, скорее, под давлением общественного мнения все более превращаются в идеологизированные «гуманитарные знания» или в не менее идеологизированные «дисциплины». В суммы смыслов, которые никак не превращаются, не перерабатываются в идеи и далее в системы идей.

Смыслы (мысли, знания, дисциплины) отдельно, наука (идеи) отдельно, реальность отдельно. Поясним, почему это так.

Чем отличаются мысли-смыслы от идей?

Идеи – это структурированные (систематизированные) смыслы в контексте четко обозначенного принципа познания мира. Идеи – это собранный из мыслей иерархически организованный паззл (объект познания), где каждая отдельно взятая мысль занимает свое, строго отведенное ей место.

Мысли, в отличие от идей, – это не привязанные к принципу познания смыслы, которые, словно кошка, гуляют сами по себе и никак не хотят складываться в пазл, в систему. Мысли можно применить к любому принципу познания – потому что они живут вне контекста.

За идеи, за которыми стоит претензия на объективное отражение мира, то есть наука, приходится нести культурную ответственность; за взлет мысли, за томления и прозрения «духа», за субъективный взгляд на вещи никто не несет культурной ответственности (мыслить – значит, «не ведать, что творишь»).

Идеи ценятся за объективность, вольные мысли за оригинальность.

За оригинальные мысли и смыслы легко спрятаться (мыслители, малые сии, не ведают, что творят); идеи же разоблачают мыслителя донага, до фигового листочка.

От произвольно собранных в кучу смыслов веет «свободой мысли»; от выстроенных идей за версту «несет законом», то есть ограничением свободы.

Наконец, самое главное. На основании идей принимаются решения, способные изменить реальность, а мысли могут только критиковать решения, но не готовить их.

Те, кто принимает решения, всегда виноваты, а те, кто критикует, – всегда правы.

Поэтому мысли и мыслителей люди любят, ибо «малые сии» дарят иллюзии (они «добрые»); идеи и тех, кто их вынашивает, ненавидят, ибо они безжалостно отбирают иллюзии (они «злые»).

Гуманитарные науки, разжалованные в «дисциплины», – это очевидное понижение статуса гуманитаристики. Научный дискурс не исчерпал себя, конечно, он в принципе не может себя исчерпать, однако он перестал быть тем языком, с помощью которого можно общаться с заинтересованной аудиторией. Гуманитарных проблем накопилось хоть отбавляй, интерес к ним увеличивается стремительно – при этом сам способ передачи гуманитарных «знаний» («сеть») превратился и для общества, и для конкретного индивида в гуманитарную проблему.

Запрос существует на одно, а людям подсовывают совсем другое. При этом вопросы «каков запрос» и «что подсовывают» часто не осознаются как проблемы. Чем не модель информационного хаоса?

Сегодня существует запрос на гуманитарные идеи, способные изменить реальность, а людям предлагают гуманитарные мысли (знания и дисциплины).

Сегодня существует запрос на результат, а людям предлагают процесс обсуждения, отлученный от результата.

Гуманитарные дисциплины учат мыслить, складывая мысли в некие этюды или инсталляции, которые отражают субъективное представление о реальности.

Гуманитарные науки учат мыслить идеями, организовывая их в системы систем, которые отражают объективную реальность.

Предметы исследования («рыбы») и способы познания («сети») в гуманитарных дисциплинах и гуманитарных науках не просто разные, а диаметрально противоположные.

Одно дело приглашение к размышлению (обо всем и ни о чем), приглашение присоединиться к процессу, и совсем другое – извлечение смыслов до такой степени ясности, которая превращает смыслы в идеи, а идеи – в руководство к действию, к принятию решений. Надвигающаяся цифровая эпоха, как ни странно, подогревает интерес к человеческому измерению едва ли не больше, нежели к цифровым возможностям как таковым. Все понимают: от ответа на вопросы «что есть человек?» и «зачем нужны люди?» зависит профиль (спектр возможностей) цифровых технологий.

А человек как на беду не обрел пока язык («сеть»), с помощью которого ему интересно говорить о себе, – вот в чем я вижу главную гуманитарную проблему сегодня. Мне кажется, гуманитарной науке есть что сказать сегодня; более того, науке даже известно, почему это следует делать (контур «рыбы» просматривается); но она не знает, как это сделать (или, хуже того, делает вид, что знает). И рады бы поделиться «знаниями», а может и законами (с исключительно благой целью), – да нет канала связи.

Мыслей много – идей мало.

Очертания рыбы есть, а сети нет.

Вот и оказываются фатально разделенными наука и те, кому она жизненно необходима: умные и любопытные от природы люди, представляющие интересы общества в целом.

Я буду вместе со своими читателями формировать идеи из смыслов, создавать глубокие в своей простоте идеи из сложных и внутренне противоречивых смыслов. Будем создавать «рыбу». И «сеть» нам в помощь.

Значение гуманитарной науки в жизни общества неуклонно возрастает; а статус и возможности неуклонно падают. Постараемся показать, как это можно исправить, хотя бы отчасти. Хоть в какой-то степени. В меру возможностей.

Реабилитация научного дискурса (системно изложенных идей, складывающихся в концепцию) представляется задачей важной, важнейшей, исключительно важной. Альтернативная научному дискурсу ниша «научно-популярный дискурс», как оказалось, не слишком эффективна в деле популяризации научно-познавательного подхода к проблемам, окружающим человека. Почему?

Потому что научно-популярный подход приглашает к размышлению. К процессу, не нацеленному на результат. Он снимает с себя ответственность за последствия познания. Научно-популярно для гуманитариев – это забава, развлечение, интеллектуальное приключение. Такой дискурс не ставит перед человеком серьезных познавательных или просветительских задач. «Научно-популярный дискурс» оказался связан именно со знаниями (с мыслями), а не с пониманием (с идеями) – с количественной, но не с качественной характеристикой. «Научно-популярный дискурс», освещая фундаментальные проблемы, уводит в сторону от этих проблем – в сторону идеологии (хорошей или не очень – это уже другой вопрос).

Надо предложить нечто принципиальное иное. Мне кажется, разговор в формате просто о сложном (как бы ненаучно о научном, как бы вольные размышления, но с выходом на идеи, на результат) – это как раз то, имеет перспективу в сфере гуманитарной. Почему?

Хорошая книга в чем-то напоминает сборник тематических философских афоризмов: она представляет собой не подборку туманных мыслей, а систему ясных идей, выраженных простым, доходчивым языком. Только качество системности (концептуальности) в книге на порядок важнее, нежели в сборнике афоризмов. Мысли – это материя сложная, неясная, чреватая идеями, это сырье, стремящееся стать алмазом, готовым к огранке; идеи – это мысли, выраженные простым языком, потому простым, что сами мысли находятся в сложно организованной системе.

Идея – это мысль, глубину которой задает контекст.

Решения принимаются не на основании мыслей, а на основании идей.

Идеи – это как раз то звено, которое связывает мысли и практику.

Сложность (глобальные мысли, большие массивы информации, Big Data) может быть выражена языком обманчиво простых формул. Сложность может быть представлена языком простых алгоритмов. «Непередаваемые» мысли могут быть выражены идеями, которые усваиваются замечательно. В сфере гуманитарной за сложностью стоит мироощущение, за простотой – миропонимание. В принципе простота и сложность – не антагонисты, если одно из качеств не тяготеет к тому, чтобы стать «вещью в себе», абсолютной и информационно непроницаемой.

Формат «просто о сложном» (о простых идеях, сотворенных из глубоких, но темных мыслей) позволяет донести до воспринимающего сознания то, что тебе необходимо донести, и дает человеку шанс понять сложные вещи (выразимся осторожнее: дает шанс зацепиться пониманием за реальную информационную сложность объекта). Когда говорят просто о сложном, предметом становятся не «сумма знаний» (информация), а понимание (качество управления информацией). Для этого необходим особый информационный язык – особая информационная логистика: ясные и доступные алгоритмы. Идеи. Системы идей.

Поэтому мы предлагаем разговор в формате просто о сложном: кажется, что мы делимся мыслями, а на самом деле мы здесь и сейчас формируем идеи.

Очень трудно предложить «простой» язык, который легко понимать, усваивая сложные вещи. Простота в этом случае оказывается оборотной стороной высшей сложности.

Мастеров «идейного отражения» мира (постижения мира через идеи) у человечества было немало, все они так или иначе были философами, которых для пущей важности иногда именуют мыслителями. Понятие мыслитель, увы, имеет культурный статус едва ли не выше, чем просто философ.

Это, конечно, самый забавный, запутанный и печальный культурный миф. Мыслитель – тот, кто умеет мыслить, кто производит смыслы; философ – тот, кто с помощью мышления умеет производить идеи.

А есть еще те, кто с помощью идей меняет реальность. Афоризм «нет ничего практичнее хорошей теории» – как раз о «сцепке» идей, продукции ума, с практикой. Хорошая теория доводит мысли «до ума», до степени идей, а идеи являются уже инструментом, с помощью которого можно изменять реальность.

Зачем нужны умные люди?

Затем, чтобы доводить мысли до идей, способных изменить реальность в лучшую сторону.

Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой были великими мыслителями, именно поэтому они писали романы, а не трактаты. Их учения невозможно взять и прямо вот так «безыдейно» претворить в жизнь: хорошие мысли, примененные в качестве инструмента к плохой реальности, – гарантия социальной катастрофы. Представим себе, что было бы, если бы толстовство стало идеей, овладевшей массами. (Напомним, что толстовство – религиозно-нравственное учение непротивления злу, составляющее основу мировоззрения позднего Л. Н. Толстого; «непротивление Толстой рассматривал как приложение учения Христа к общественной жизни, социальную программу, а основную задачу, решаемую с помощью непротивления, видел в качественном преобразовании отношений в обществе – достижении мира между людьми через изменение духовных основ жизни. Непротивление злу в его понимании – это единственно эффективная форма борьбы со злом»¹.