Kitobni o'qish: «Любить Дракона»
День начинается с низких глубоких басов, бесшумно светлеет небо и будит город:
– Вставай, вставай, новый день принесет новые чувства!
И вот бэк-вокалом чайки ведут свою мелодию; шум шин, крики детей, клаксоны, скрип деревянных подмостков, брошенных через яму, вырытую за ночь строителями.
У города своя мелодия, и она не повторяется.
Декаданс, бокал с толстым дном, темный янтарь напитка, строгий костюм. Тут же шорты и пыльные ноги в шлепанцах. Рояль и разбитая гитара. Панамки, банданы, бейсболки, кепи, сомбреро. Гладкий ламинат волос, курчавый беспорядок, ритм светофоров и далекий шум моря, который врывается в общий гул.
Слушая ритмы Аликанте, натираю перила балкона до блеска. Седобородый коренастый рабочий в оранжевом жилете и каске приветственно машет рукой и начинает петь настоящую серенаду. Смысл ее примерно такой: прекрасная незнакомка так хороша, что заставляет небо, солнце, облака, ветер и меня любоваться ею.
Двое других рабочих присоединяются в терцию. Поют прекрасно, а капелла, и я, как и полагается в особо трогательных случаях, прослезилась, улыбаясь.
Нет ничего во мне такого, что есть в нынешних красотках. Но этот подарок наполнил таким теплым и настоящим, что захотелось немного похвастать. Впрочем, женщин здесь любят, и будь я даже горбатой, беззубой, лысой столетней ягой, мне бы всё равно спели.
В Аликанте меня не покидает чувство, что я всё время иду по красной ковровой дорожке.
Это Испания…
Здесь всё пропитано любовью к жизни. А главное богатство – люди.
Герои этой книги живут в солнечном, красивом, древнем городе – в городе любви Аликанте.
«Аликантийские зарисовки» – о жизни в эмиграции, о веселом и грустном. Ну а городские сказки из этого цикла заставляют поверить в существование чудес.
Фантастическая повесть «Другой сценарий» берет свое начало здесь же, в Аликанте. Любовь, приключения в других мирах погружают нас в водоворот быстро сменяющихся событий.
Могла бы я поверить еще три года назад, что напишу целую книгу? Нет, я долго бы смеялась над таким предположением. Мне повезло, что семья была со мной, друзья вселили надежду, читатели писали свои отзывы в социальных сетях.
Спасибо, дорогие мои. За ваше терпение, за чтение еще сырых текстов.
Моей маме, Татьяне Николаевне Мартыновой, спасибо за детство, проведенное в библиотеке.
Спасибо редактору Виталию Сероклинову и корректору Владимиру Титову за их самоотверженный труд и бережное отношение к начинающему автору. Спасибо иллюстратору, нежной, юной талантливой художнице Еве Эллер и нашему художественному руководителю Даниилу Тихонову. Он совершенный руководитель наших художеств.
Спасибо Знаешеву Игорю Владимировичу за его веру в меня и терпение.
Спасибо моим подругам Шаховой Наталье и Драчевой Инессе.
И главное, спасибо Дракону, моему дорогому мужу Павлу Стрельцову-Мартинесу за вдохновение, поддержку, терпение и любовь.
Мы живем в старом скромном доме на краю центра города Аликанте и мечтаем о том, как будем держать эту книгу в руках.
Напротив моего окна очень старый балкон, внутри облицованный мраморной плиткой, пожелтевшей от времени. Тут есть крошечный столик и два стула. На дверном проеме кружевная занавеска. Связанная крючком, с комичной оборкой поверху, она точно указывает на характер хозяйки квартиры.
В подвесном ящике для цветов растет буйное нечто. Не знаю, как правильно называются эти вьющиеся сиреневые пионы, свисающие до самой земли. Они расцвели в дождливые дни и теперь не могут остановиться, разрастаясь все пышнее.
Сосед снизу, тот самый, что подсматривал за мной и Драконом, а потом вальяжно делал вид, что курит, обмакивая сосиску вместо сигары в бокал с детской смесью, воровато оглядываясь, ночью выстриг круглое окошечко в цветочном «занавесе». Теперь он курит настоящую сигару глубоким вечером через эту зеленую прореху, неизменно галантно раскланиваясь со мной. Мы никогда не разговариваем, но всегда приветствуем друг друга.
С недавнего времени на балкончике с кружевной занавеской стоит один стул. А сегодня молодая и крепкая девица в откровенных шортах, знаете, такая упругая, гладконогая, с длинными черными волосами, которые она встряхивала энергичным жестом, сорвала занавеску и засунула в большой пластиковый пакет. Потом долго курила, облокотившись о перила, а после закрыла балконную дверь, стыдливо поблескивающую стеклом, оставшись впервые за несколько десятилетий без кружевного платья.
Сосед снизу, покачав головою, оторвал два кусочка «пиона». Жестом показал, что один ему, один мне, для рассады.
Пойду заберу, может, укоренится, и за водопадом цветов спрячется старый фасад.
В этой книге – моя душа, сердце и надежда.
Желаю приятного чтения, обнимаю, люблю.
Анастасия Стрельцова.
Просто Настя.
Аликантийский цикл
Не место красит человека, а человек место. При всей моей любви к Москве и Питеру, Костроме и Оренбургу, Астрахани и Припяти сейчас я живу в Аликанте. Городе света и любви, гостей и местных старожилов.
Уверена, вам будут интересны подробности из истории моего края. Приезжая на десять дней, люди имеют в запасе ограниченное количество желаний и дефицит витамина D, не ищут лишней информации, лишь море их влечет. А те, что живут в Аликанте, не смотрят в глубь веков.
Первое упоминание о городе датируется дохристианской эпохой. И этому есть письменные доказательства. Как и тому, что уже тогда местным мужчинам была знакома эпиляция воском разных частей тела, особливо груди, дабы за латы густые кудри южных красавцев не цеплялись. Так что вы там со смешочками и хиханьками по этому поводу будьте, пожалуйста, поосторожнее, ибо а la guerre comme а la guerre, ничто не должно отвлекать настоящего воина.
Историки и исследователи уверены, что климат и географическое положение сыграли главную роль в развитии аликантийского региона. Здешние мирные аграрии выращивали все, что только можно, строили замки и с упоением впитывали любую культуру, что забредала погреться. Захватчики, сами того не понимая, обогатили нашу провинцию больше, чем разграбили: захватчики приходят и уходят, а винишко удалось, хамончик припасен. Кроме всего прочего, исследователи настаивают, что без окружающих поселений, виноградников, апельсиновых и оливковых рощ и прочих угодий грош цена всем нашим музеям и архитектуре. Голый церковный камень не наполнит желудок и не поселит радость в сердце.
Провинция Аликанте полна красот. Высокогорья Хихоны разительно отличаются от прибрежных поселений, но вместе они составляют изумительный узор провинции. Это земля контрастов: каменистые пейзажи сменяются песками самой настоящей пустыни, горы покрыты соснами и лавандой, с ними соседствуют бесконечные пляжи, а главное богатство этих мест – море.
Не все знают, но валенсийцы, когда не были заняты гостями из Рима и Крита или мытьем окон, запорошенных порохом, трепетно относились к своей истории и увлекались раскопками. Если местные находили что-то древнее и непонятное, то откапывали и оставляли: потомки в XXI веке разберутся, что с этим можно сделать. А потомки сидят, репу чешут и думают: денег нет, а тут еще 600 человек в лодке приплыли голодными… Ладно, сделаем пока… ну хотя бы музей под открытым небом, а в XXII веке точно как-нибудь разгребут все это. Именно благодаря такой практике у нас множество открытых музеев – например, тот же Лусентум в Альбуферете. Отличный музей, кстати, филиал археологического музея Аликанте, так что всем советую, кто не был. Жаль только, что летом там жарко, а зимой у туристов не хватает на это сокровище времени. Первый вопрос, который я слышу от приезжих: где у вас аутлет? И меркнет после этого слава римских легионов, и ни к чему Кандинский и Пикассо, что выставлены в нашем музее современного искусства. Они печально там висят на стене нежного фисташкового оттенка, а кроксы за двенадцать евро едут в далекий Сургут, дабы напоминать в банном тумане человеку, что есть такие места на Земле, где солнце бывает всегда.
Прогулки по Аликанте
Утром легкий ветерок напоминает, что жизнь полна сюрпризов. Он бодрит и прогоняет скуку. Странные дела творятся, Создатель, в нашем городе: в июне – дождь! Он сильный и прохладный, льющийся из черных туч, которые, как опалы, обрамлены золотой каймой прорывающихся солнечных лучей. Влажный воздух шокирует новой палитрой запахов. Цветочный привкус прорывает оборону морского бриза. Соль исчезает из каждого вдоха, и легкие наполняются ароматом меда, цитруса и корицы. Капли дождя отмыли всю зелень до блеска. Фикусы теперь украшены не листьями, а овальными зеркалами, отражающими лица. Улыбка появляется при виде тысячи собственных отражений.
На следующий день асфальт еще сырой, обрывки туч спешат покинуть небо. Я еду на велосипеде по своим будничным делам. Слышится музыка из окон домов, плач ребенка и крик его встревоженной матери.
Густая волна свежесваренного кофе накрывает с головой, за ней томно следует аромат утренней выпечки. Запахи касаются кожи шелковой косынкой, плетут свой паучий рисунок. Легкая вуаль морского бриза, звон хрусталя, флердоранж…
Город дышит в унисон с морем и горами, он медленно входит в тебя с каждым вдохом и уверенно течет по венам, заставляя забыть прошлое, настоящее и потерять интерес к будущему. Все, что хочется в этот момент, это крутить педали, улыбаться прохожим и своему отражению в витринах. Город – часть тебя, часть твоей души, он целиком занимает твое сердце. Гостеприимный, он лишь слегка устает от гостей к концу сезона. А сейчас июнь, и море освежает прохладой. Утром можно встретить людей в майках и шортах и тут же – в кожаных куртках, джинсах и тяжелых ботинках.
Как любой уникальный аромат, Аликанте подходит не всем. Кому-то здесь тесно, душно и скучно, а кто-то уже не представляет жизни без него.
Преимущество и проклятье маленького города в том, что незаметно пройти по улице не получится, всегда нужно иметь в запасе часок-другой, потому что обязательно встретишь знакомых и не сможешь отказать себе в удовольствии выпить кофе и послушать новую историю…
– Слушай, дорогая, я тебя год не видел, чувствую, сто лет прошло, молодеешь только, сестра Бенджамина Баттона какая-то!..
Смеюсь в голос: комплимент с переподвыподвертом.
– И что? Что я скажу людям? Я устал полчаса тратить на разъяснения, где эта Грузия. Смирился и говорю, что из России… Ах, я ваш дом труба шатал, сколько дел, сколько дел! Бегаю, кручусь, обернусь иногда, а уже середина…
– Жизни?
– Всего. Всего середина! И теперь каждый шаг – это еще ближе к надписи «The end».
– У нас еще куча времени, поверь.
– Времени, может, и куча, а ясность мысли может покинуть.
– Ну что, поговорим о погоде или о здоровье?
– О суете. Нельзя суетиться, спешить…
– Ты же делаешь сотню дел одновременно, как ты без скорости?
– А вот приостанавливают иногда.
– Поясни…
– Смотри… Только никому, ладно?
– Да кому я могу…
– Э-э, дорогая, думаешь, я лезгинку танцевал во дворце Кремлевском, Горбачев в первый ряд сидел, с ума сходил, я твои рассказы не читаю? Всему миру расскажешь.
– Читаешь?
– Читаю. И книгу жду.
– Вот ведь какой, знаешь, с какой стороны в душу влезть… Умаслил.
– А то! Для тебя только это и важно в жизни.
– Так что с остановкой?
– Ехал к женщине, спешил так, что мотоцикл ревел, и упал. Нога болит, колено опухло. Но я же не могу женщину расстроить… Туда-сюда, ночь, звезды… Вино открывал, песни пел, стихи читал. Сама понимаешь… Смотрю – уснула. Бегом в госпиталь!
– И что?
– Пырэлом в трех местах.
– Боже, и как ты себя чувствуешь?
– Сейчас кофе допьем, и на реабилитацию пойду.
Город деловито гудит, оживляясь к полудню. Он сделает вид, что работает и учится, чтобы уже к трем замереть в знойной сиесте. День сменяется яростным вечерним танцем и умиротворенным предрассветным часом.
Город уже начал танец любви с тобой. Он то притягивает, то отталкивает. Дарит надежду и тут же предлагает проверку на прочность. Раздутых щек хватает только на первые мгновения. Здесь не опознают по одежке, тут встречают и провожают по уму, по открытости, по готовности помогать и ничего не ждать взамен.
Счастливые люди поют
С утра достала все свои носки и хаотично-красиво разложила по квартире. А знаете, в этом что-то есть…
Рынок овощей и фруктов, Аликанте. Две великолепные сухонькие сеньоры в крупных бусах и серьгах, в костюмах а-ля английская королева торгуются с продавцом черешни:
– Три пятьдесят? Три пятьдесят?! Вот эта вся куча стоит столько?
Продавец – клон Антонио Бандераса, только выглядит лучше и крепче, потому что фермер, жизнь на свежем воздухе, физический труд и тра-ля-ля. Он закатывает глаза, цокая выразительно языком:
– Мои красавицы… Черешня только созрела. Три пятьдесят за килограмм.
– Да мы и за пять кило этой мелочи двух евро не дадим!
– Да и не надо. Такие знойные девчонки могут попробовать бесплатно!
– Больно надо гнилье твое пробовать!
Сеньоры, подергивая плечиками и потрясая браслетами, отправляют первые ягоды в накрашенные рты.
– Мм… мня-им… мнм… мм… мда!
Продавец демонстрирует ровный ряд белоснежных крепких зубов, выхватывает из-под прилавка гитару и громко поет:
Soy un hombre muy honrado,
Que me gusta lo mejor
Da' mujeres no me falta
Ni el dinero, ni el amor.
Jineteando en mi caballo
Por la sierra yo me voy,
Las estrellas y la luna,
Ellas me dicen donde voy.
Ay, ay, ay, ay
Ay, ay, mi amor
Ay, mi morena de mi corazon.
(Я мужчина добрых нравов,
Ценю все самое лучшее
И на женщин щедро трачу
Я и деньги, и любовь.
На коне своем верхом
По горам скачу,
Луна и звезды
Мне указывают путь.
Ай-ай-ай-ай!
Ах, моя любовь!
Ах, смугляночка дорогая моя!)
Сеньоры поднимают руки вверх, щелкая пальцами, словно кастаньетами, подпевают; народ вокруг присоединяется – кто нотой, кто каблуком.
Песня.
Девять утра!
Так же стремительно продавец прячет гитару, пристально глядя в глаза одной из подруг, спрашивает:
– Килограмм?
Она завороженно кивает, но вторая громко кричит, хлопая в ладоши и высоко вскидывая руки:
– Оле! Два давай! – игриво подмигивая продавцу.
«Бандерас» смеется, запрокинув голову.
Тяжелые кольца невероятно гармоничны на узловатых пальцах.
Перламутр маникюра.
Темный загар.
Каблук устойчивый.
Юбка на ладонь выше колена.
Падрушенькя
История с поющим продавцом на рынке получила неожиданное развитие.
Сегодня с утра суббота. Пляж в Аликанте закрыт для купания из-за смертельно-опасных медуз. Эти «кораблики» принес восточный ветер из Португалии, и они не исчезнут, пока вода не потеплеет. Поэтому мы пошли на пляж смотреть на красный флаг и валяться в песке.
Посидев часок под пальмой, поняли, что прошляпили рынок. Вернувшись домой, повторяли сухими губами мантру: «Зато мы все вместе погуляли и подышали морским воздухом». Как будто последние пять лет дышим каким-то другим.
Завтра все магазины будут закрыты: воскресенье – святой день, все разлагаются как могут, потому я решила запастись кабачками в крохотном магазинчике фруктов и овощей «Fruterнa».
За прилавком стоял пакистанский юноша. Молодость прекрасна искренностью и красотой даже при лишнем весе. Взгляд огромных глаз пронзает до глубины души. У меня, когда душа открыта, можно лицо не красить, взгляд прилипает намертво.
Юноша громко запел пакистанскую народную песню. Песня получилась протяжная, со скорбным вздохом, слова в нее подпирались по известному принципу – что вижу, о том пою.
Незамедлительно мои брови приподнялись.
Объяснение не заставило себя ждать:
– Парень, что в четверг пел, продал всю черешню и, кажется, гитару. Только я петь так, как он, не могу, поэтому своими словами… Что желает подруженька?
Так и сказал по-русски: падрушенькя.
В последнее время я не переношу фамильярности. Ну что ж, могу себе позволить. Потому тактично, потрясая «серединой души», попробовала объяснить, что я ему «подруженькой» могла бы быть лет тридцать пять назад. И если он реально хочет быть галантным, то пусть выучит слово «сударыня».
Думала, умрет со стыда.
Белыми губами он прошептал:
– Я так и знал: она меня хорошему не научит. Мама так же сказала.
Позеленев лицом, схватился за сердце и добавкой к кабачкам щедро сыпанул черешни. Правильно, мы же ту, что «Бандерас» продавал, так и не попробовали.
Успокаивала я как могла, купила еще арбуз – в знак того, что не обиделась и мужу доносить не буду.
Зато научилась разбираться в пакистанской музыке. Там все просто: есть мелодия, и ее все знают. Мелодию берешь и поешь то, что сам сочинил. Хорошо любил: «Вот радость в сердце, словно цветок пиона, расцветает, озаряет счастьем и любовью все вокруг. Купи, прекрасная, еще тыкву». Плохо любил: «Ай, мама, прижми к своей груди; тучи – занавес небес, солнце скрыли, и в тени наш сад. Давай огурцов добавлю».
Жду реакции русскоговорящих женщин города. Ведь мы с продавцом выучили фразу по-русски: «Сударыня, как сделать ваш день лучше?»
Надеюсь, и ваш день, мои верные друзья, стал лучше.
Братки
Площадь Пио Досе (plaza Pio XII) – маленькая и уютная. За десять шагов ее можно пересечь. В мае тут расцветают пышными шапками розы. В этом году на нас пролились какие-то чужие дожди, видимо в спешке решившие, что уже прибыли на место. Природа здешняя не растерялась, пустившись в бурное зеленение и цветение. Можно пить запах свежескошенной травы.
На площади одна из самых вкусных пиццерий в городе, по средам кусочек тонкого теста из правильной муки с сыром и чем только захочешь стоит всего один евро. В остальные дни – полтора. Его съедаешь на лавочке, прямо на улице, вокруг суетятся голуби в надежде урвать корочку.
А напротив – угловое кафе «Topper». В нем и сесть негде: прилавок, и всё. Но готовят изумительные домашние бутерброды. С чем хочешь. Хоть болгарский перец на гриле, хоть глазунью на тонкий квадратный хлеб водрузят. Обычно все забегают, хватают бутерброд и кофе на вынос и несутся дальше радоваться погоде, ветру, облакам.
Сегодня мы видели такую картинку.
Около входа стоит раскладной стол с двумя разнокалиберными стульями. Один на колесиках, офисный, второй – плетеный, с несуразной подушкой вместо сиденья. На них сидят два реальных… ну вот правда, самых реальных братка! Уже покрасневшие от климата и выпитого – танки солнца не боятся – пьют водочку. Один просто ест с большой тарелки анчоусов. А второй, выпив рюмку, зажмуривается с глубоким вдохом и крепко целует большой золотой крест, что висит на медвежьей шее на цепи.
Я не уверена, но, может, он ее и с дуба того, где ходит пушкинский кот, подрезал. Или купил по случаю. Больша-а-ая цепь… Ею и закусывал.
– Ну что? Будем.
– Будем…
Молчание.
– Бедно живут. Жалко испанчиков этих. Глянь, кильку какую мелкую принесли.
– Это анчоусы.
– Один хрен.
– Правильно, что одни поехали. Без этих…
– Да. Сами. Куда хотим, туда и идем.
– Да. Ну, будем!
– Будем.
– Вернусь, вообще к маме отправлю, в деревню.
– Там им и место.
– В тмутаракани.
– Будем!
– Будем.
– Без языка – и куда я поехал? На тебе, выкуси! Вон, смотри, что делаю без университетов. Эй! Человек! Подь сюды…
Владелец бутербродной, он же и официант стихийно возникшего уличного кафе, приветливо кивнул:
– Lo que os gustarнa ? (Чего бы хотелось?)
Браток развел выразительно руками:
– Сделай нормально, пердоньте и грациес.
Через минуту на столе стояла большая тарелка с сыром и хамоном.
– Вот видишь, все ж понимают. А она: без языка, без языка… Кстати, это идея!
– Будем!
– Будем.
– Без языка.
– Красоты не убавит.
– А нервы сбережем!
Они громко расхохотались.
– Ты список покупок не потерял?
– Смеешься? В сейф положил. С собой копия.
– Это правильно, это по-взрослому. Ну, будем?
– Будем.
Машины двигались по своим маршрутам, люди с интересом рассматривали туристов, планета, не снижая скорости, крутилась вокруг солнца, плавно удлиняя тени и приближая вечер.
Аликанте, я люблю тебя
Люблю этот город. Много раз говорила эту фразу.
Я иду быстрым шагом, и солнце вежливо прячется за прозрачные облака. Все равно иду по теневой стороне улицы. Доносятся обрывки фраз, музыка плавно течет из открытых окон машин.
Полноватая сеньора в длинном легком халатике на больших пуговицах и со смешными цветочками по подолу тянет на тонком поводке задрыжистую трясущуюся собачку. Сеньора седая как лунь и коротко подстрижена, розовая кожа просвечивает сквозь короткие волосы, как и у собачки. Они отражения друг друга.
Сеньора ворчит под нос:
– На тебя, какашка, всю пенсию трачу… – и заходит в магазин для животных.
Я перевожу взгляд на табло аптеки и с радостью вижу: «+28». Лето выдохлось. Как же мы ждали эти дни! Наступает тот самый бархатный сезон, во время которого королевский двор переезжал к морю и менял меховые одежды на бархатные. Впрочем, в нашем городе бархат случится скорее в декабре, да и то ненадолго.
Навстречу идет утомленная женщина в ярком макияже и увесистых украшениях. Ее сарафан открывает взорам встречных пешеходов пышную грудь и сутулую спину. Дама, брезгливо и не разжимая губ, цедит по-русски тонкому прозрачному мальчику в длинных шортиках и беленькой футболочке:
– Как же ты надоел своим нытьем, ни за какие коврижки не поеду больше в такую жару… Вот! Смотри, магазин, купим мороженое.
Они заходят в мастерскую мотоциклов с милым названием «Госпиталь для мото». Мальчик, почему-то тонким басом, произносит:
– Как-то тут… намотоцикленно.
Улыбаясь, иду дальше, здороваюсь со знакомыми и иногда с незнакомцами. Присаживаюсь на лавочку в тени оливы дивного возраста, когда ствол уже потрескался и покрыт морщинами времени, а само дерево все еще плодоносит. Глубоко вдыхаю солоноватый воздух.
Из задумчивости выводит звенящий голос:
– А я вас узнала! Вы – Стрельцова.
Вздыхаю с улыбкой:
– Виновата.
Смеемся.
– Напишите мне что-нибудь, пожалуйста, я маме отдам. Она вас читает.
– А сама мама-то где?
– Она там, – машет мне десятилетняя обладательница серебряного голоска со взрослым лицом.
Вдалеке, под сенью другого дерева, сидит миловидная женщина в инвалидной коляске. Она смущенно машет рукою. Я подхожу к ней, здороваюсь. Она так улыбается, как будто увидела Баскова.
Мне неловко – ведь это внимание незаслуженное, я действительно так думаю. Прошу милых дам подождать немного и бегу в ближайшую локуторию – место, где можно воспользоваться компьютером, интернетом и принтером. Распечатываю первый попавшийся рассказ с сайта «Проза.ру», подписываю и возвращаюсь к ним.
– Вот. Возьмите, пожалуйста.
Наклоняюсь, чтобы обнять женщину в инвалидном кресле, и почему-то плачу.
Быстро прощаюсь и ухожу в сторону дома.
Послушайте, ради этого стоит жить!..
