Kitobni o'qish: «Крик чайки»

Белокрылая чайка истошно кричала,

И бесщадно рыбак её пулей убил.

Но каждый раз вдали от причала

Себя он за это с лихвою корил.

Вспенилось море, стеной встали волны,

Со стихией трудно совладать!

Только в волнении мы с вами покорны.

Начинаем вину сознавать…

Человек одинокий грёб и молился.

Хотел он скорее вернуться домой.

Но дождь обжигающий лился и лился,

Не суля бедолаге мир и покой.

О чём же кричала ты, белая чайка?

О том ли, что гибель нас ждёт?

Кто ж мог подумать, что та негодяйка

Людской жизни плот бережёт.

Опустилось перо на гнилую байдарку.

Гулявший на море шторм вскоре стих.

Счастлив рыбак был такому подарку

И умысел тайный и мудрый постиг.

Снова кричали и плакали чайки…

«Им там виднее, так пусть.

Чёрного моря они хозяйки,

Унесут наши беды и грусть!»

Глава 1

Под толщей тёмно-фиолетового небесного покрывала суетливо парили птицы. Они предчувствовали стихийное бедствие, ураган разрушительной силы, после которого ничто не будет так, как прежде. Молния, распугав людей с пляжа, игралась искрами. Надвигался циклон, и планы на босую прогулку по мокрому песку были отложены на неопределённый срок. Теперь Александра всё чаще обращала свой взор наверх, потому как на земле не осталось никого, кто бы мог ей дать ответ, подсказку, напутствие…

«С высоты птичьего полёта всё кажется другим, – рассуждала она, – мир кажется большим пончиком с разноцветной кондитерской посыпкой, где хватит места для каждого. Но стоит только заземлиться, сразу он обретает другие краски. Люди, ставшие соседями по земному шару, разбредаются в разные стороны и шарахаются друг от друга, словно от чумных».

Девушка с тёмно-русыми волосами опустила свои длинные ресницы, подставляя влажному ветру лицо. В то же мгновение пред ней предстал ужасный из всех дней её юной, но уже выгоревшей изнутри только-только зарождавшейся любовью к этой, ещё непознанной, но уже несправедливой жизни…

Однако до шести её жизнь была похожей на сказку. Пусть у неё не было отца-короля, под ласковым взором которого она росла бы настоящей принцессой, но у неё была мама, которая ничуть не уступала королеве Марии Кристины Савойской, провозглашённой Святой. В скромную девушку Ольгу влюблялись все без исключения. Манера её поведения ни разу не была вызывающей, но все мужчины обращали на неё внимание, когда она только входила куда-то. Стройная талия в облегающем чёрном платье до колен, чёрные невычурные туфли, вьющиеся чёрные волосы, собранные в низкий хвост, перевязанные лентой, и изумрудные глаза в оправе длинных чёрных ресниц. А также по наследству ей передался непревзойдённый утончённый вкус. Её могло уже не быть в поле зрения, а сладковатые ароматы оставляли пленяющий шлейф. У неё была целая коллекция парфюма. Самым её излюбленным был восточный аромат с нотками мускуса, сандала и амбры. В детстве Александра украдкой брызгалась мамиными духами с головы до ног, а потом не знала, куда спрятаться, – аромат стоял повсеместно! Мама не ругалась. Гладя дочь по голове, она говорила, что обязательно купит ещё, ведь они нравятся им обеим. Своими невидимыми пуховыми крыльями укрывала она дочь от бесщадных ветров и ненастий, а нежная натура учила с пелёнок Александру быть доброй и всепрощающей. Но кажется озорная девчушка пропустила все скучные для ребёнка речи мимо ушей и впоследствии помнив только о берегущих её оплот жизни крыльях матери, всегда, пусть и с риском, отстаивала тех, кто слабее и искала управу на стервятников, на тех, кто мнил себя солипсистом.

Часто, пусть и без излишней скромности, Александра озвучивала свои мысли прямо, не обволакивая их в плёнку нежностей и сентиментальности. Её разум работал, как действуют пожарные, – незамедлительно. Мама Александры, экскурсовод, постоянно говорила ей: «Твоя импульсивность может сыграть злую шутку с тобой», но бабушка так не считала: «Оставь её, Ольга, – говорила она. – Быть может, именно эта черта и отличает её от остальных!». Но мама была категорична в этом вопросе. Её саму воспитывали без запретов, но и без вседозволенности. В строгости, но в атмосфере глубокой любви.

Экскурсии, проводившиеся Ольгой Чайкиной, всегда были неповторимы, пусть это был один и тот же маршрут. Но в один из дней женщина почувствовала что-то неладное и поспешила вывести людей из скалистого ущелья, однако сама выбраться так и не успела. Ущелье завалило. Когда прибыли спасатели, – было уже поздно: бедную женщину придавило. Девочка, не знавшая родного отца ни мгновение, нашла заботу в отце подруги. Он-то и забрал Александру, оставшуюся одну, к себе. Разношёрстные характеры, несовпадающие интересы и трёхгодовалая разница в возрасте со взрослением стёрлись, и всегда жившие плечом к плечу девочки стали неразлучны, как сёстры. Вдоволь не насладившись всеми прелестями детской беззаботной жизни, Александра защищала Стефанию даже от неосторожного дуновения ветра.

– Чайка! Намечается гроза, не пора ли осесть? – вскрикнула появившаяся на балконе Стефания, боязно взглянув на небо. «Чайка!» – вот что было всегда у всех на слуху. Вынужденно Чайка может встряхнуться и стать очень язвительной, несмотря на внешнее белое оперение.

Стефании хорошо было известно, что Александра всей душой обожала дождь. Лужи. И море. Пожалуй, единственное, что она не любила, – так это плакать. Считала, что слёзы – слабость, и никогда не показывала их на людях.

– Ещё чуть-чуть – и хлынет ливень! – настаивала девушка, озираясь по сторонам в ожидании гнева природы. – Идём же в дом!

Александра с нежностью взглянула на порозовевшие от волнения щёчки Стефании и ностальгически улыбнулась. Её характер всегда был непростым, и порой Стефании приходилось краснеть за её слова и выходки. Если маленькая Александра увидит яблоки в чьём-то саду и захочет их, то непременно перелезет через забор, напихает плоды по всем карманам, а после будет предлагать всем – и Стефании в первую очередь.

«Что тут такого-то? – откусывая яблоко, недоумевающе пожимала плечами та. – Люди не обеднеют от нескольких яблок. Проблема, если у них бедная душа».

– Ладно. Но можно же и попросить… – стыдливо оглядывалась Стефания.

– Да-да, а потом вся твоя жизнь будет соткана из просьб и чувства вины. Если рядом с тобой человек, которого нужно будет постоянно о чём-то просить: чтобы согрел тебя, когда холодно, чтобы поддержал тебя, когда плохо, чтобы поделился яблоком, в конце концов, – не омрачнеет ли твоя жизнь?

Стефания не спорила, поскольку знала, что это бесполезно, да и отчасти её подруга была права.

С уже расколотых огненной полосой небес полилась вода. Раскатистым эхом зловеще разразился гром. Девушка, приобняв подругу, вынужденно покинула своё «место свободы и силы». Именно так она называла балкон дома, откуда открывались чрезвычайно роскошные и живописные места Крымского полуострова: горы, старинные виноградники и, конечно, море.

Село Малый Маяк помнит их в младенчестве и в отрочестве. В школьные годы подруги вместе ходили в единственную в селе школу, где преподавала бабушка Александры. Но к большому сожалению, её они там уже не застали…

– Давай, выпей чаю, – сказала Стефания, приглашая к столу продрогшую подругу.

– Малиновый, – улыбнулась Александра, опустившись на стул, – всё, как я люблю! Наконец-то учёба скоро кончится, и мы сможем вдоволь отдохнуть здесь, в месте, где прошло наше с тобой детство!..

Дом, в котором она поселилась ещё в детстве, был для неё лучшим местом на земле. С невысокими потолками, до которых она любила доставать, прыгая на пружинистой кровати, и краном в ванной, что часто не подавал горячую воду.

Боль от обиды, затаившаяся у Александры с самого детства, время от времени напоминала о себе. Она не понимала, как отец ни разу так и не захотел увидеть своего собственного ребёнка, познакомиться с ним. Человек наверняка даже не знает, кто у него родился. А Стефания, прекрасный распустившийся цветок, девушка двадцати лет, бесконечно любила своего отца, но и безмерно скучала по матери, оставив двух девочек на попечение мужа и беспечно ушла из дома, просто оставив записку. В ней говорилось, что она искренне просит прощения, но жить так больше не может. А также просила не предпринимать никаких попыток разыскать её. Александра иногда не выдерживала:

– Она даже не заслуживает того, чтобы о ней думали. Не смей. Моя мама была и твоей, и она умерла. А других и не надо.

За свои двадцать три года она видела, кажется, всё. Женщину, живущую в их доме до определённого времени, она считала своей тётей, потому как та много ночей провела под их крышей, прячась от побоев мужа, имеющего большие проблемы с алкогольной зависимостью. Когда цирроз разъел печень безжалостного пьяницы, женщина облегчённо вздохнула и вернулась в свой дом, а маленькая Александра всё чаще грустила из-за переезда тёти. Лишь в четырнадцать девочка узнала, что она просто-напросто сбегала от своего мужа, прячась у них.

«Почему радуга появляется в невесомости? Потому что всё прекрасное на земле люди превращают в пороки», – так закончила своё вступительное сочинение по русскому языку Александра. Через два дня она узнала, что её приняли в институт. В общежитии при вузе, где девушки оставались, над изголовьем кровати Александры висели вырезки из журналов путешествий, буклеты с горящими путёвками, на которых красовались красочные пейзажи Кипра, Турции и Таиланда.

Стефания считала, что подруга недооценивает себя. К примеру, перевод последних новостей в Турции – вещь, которая получалась у неё лучше всего. Так Стефания и её отец первыми знали, когда случались какие-либо происшествия. «Бедные люди Турции снова страдают от землетрясений…», «В Анталии впервые за двадцать девять лет выпал снег!», «Метеорологи называют такие снегопады «осадками стихийного бедствия. Но люди, которые круглый год не видят снега, по-моему, просто обязаны отложить свои дела на несколько дней и полюбоваться морозной сладкой ватой!» – заключала она. Также девушка неплохо готовила и дралась. Однажды на глазах Стефании пятилетняя Александра подралась с мальчишкой, что запрятал её игрушки в пирамиде песка, а в пятнадцать она сломала четыре пальца на руке парню, который приставал к Стефании. Конечно, бокс – не то место, где Стефания представляла Александру. Да и Чайке было невдомёк, где она взяла эти мужские силы. Шутя, она говорила, что и сама не понимает, как уродилась такой, – сочетающей в себе крайности. На своё совершеннолетие Александра набила маленькую чайку на руке. Казалось бы, ещё чуть-чуть – и она взмоет высоко в небеса…

– Сегодня мы с папой поедем в планетарий. Мы так давно не выезжали куда-нибудь вместе… – мечтательно улыбнулась Стефания и подсела на кровать рядом. – Пожалуйста, поедем тоже!

Она говорила об этом так увлечённо, что Александра задумалась: «Интересно, я бы так же сильно любила отца, если бы он был в моей жизни? Мы бы, возможно, тоже вместе отправились в планетарий… Любит ли он смотреть на звёзды? Тогда лучше на ипподром! А после непременно бы гуляли по городу и ели попкорн. Я бы обязательно подавилась от смеха, потому как он наверняка весёлый человек, а иначе, откуда это во мне? Конечно, он где-то есть, быть может, как многие отцы, сейчас читает газету и пьёт чай, а может, гуляет по кабакам и пьёт виски. Возможно, стареет в одиночестве или воспитывает своего или чужого ребёнка… Быть может, он запойный пьяница или вовсе хороший человек, но кем бы он ни был – я его ненавижу, потому что его ни одной минуты не было в моей жизни».

– Давайте, девочки, собирайтесь! – улыбнулся мужчина, рост которого переваливал за метр девяносто, и ему постоянно приходилось пригибать голову, чтобы пройти в дверной проём или не задеть ею люстру в собственном доме.

– Вам желаю здорово провести время, а у меня другие планы, – ответила Александра. – Сегодня я хочу пойти в наш дом. Приберусь немного, выброшу старый хлам, возьму, если что-то осталось, то, что составляет хоть какую-то ценность.

После того трагического случая Александра больше не возвращалась домой. Отец Стефании запер его, и ничья нога уже больше туда не ступала.

– Хочешь, я пойду с тобой? – предложила Стефания, но Александра наотрез отказалась.

Девушка нуждалась в том, чтобы побыть одной. Взяв ключи, она направилась к дому. Старый, заросший и обветшалый, уже слегка покосившийся, она любила каждую его дощечку и особенно чердак, где проводила всё своё детство. Александра, приблизившись к дому, с грустью смотрела, как окна затянулись беспросветной паутиной, а в открытом нараспашку окне на чердаке намывала гостей белошёрстная кошка.

«Теперь ты тут живёшь?!» – улыбаясь, спросила Александра, воздвигнув ладонь ко лбу.

Вместе с подругой они сидели на чердаке, играя допоздна. Начиная с «разведчиц» – любимой игры Александры – и заканчивая игрой «Дочки-матери», всей душой обожаемой Стефанией.

– Этот негодяй опять потоптал всю малину! – как-то разгневанно воскликнула Александра, и на следующий день вооружилась проросшей картошкой, прежде чем подняться на чердак, дабы проучить соседского бездельника.

По ночам девочки заворожённо смотрели на звёзды. И каждый раз, когда Александре становилось одиноко, она спускалась к озеру и усаживаясь под кроной дуба, переживала боль внутри себя в одиночестве. Стефания, не находя подругу дома, знала, где её искать. Тогда она тихонько подсаживалась рядом, и обе безмолвно дожидались удивительное шоу ночного звездопада.

– Чайка, ты опять проспала! – воскликнула Стефания, увидев падение звезды в миг, когда подруга мирно засопела.

– Ну и ладно, – простонала та. – Можно подумать, я никогда не видела, как падает звезда!

– В это мгновение нужно загадывать желание, и оно исполнится!

Александра нехотя открыла глаза и, приподнявшись на локти, негодующе покачала головой.

– И ты в это веришь?

– Верю, потому что они и вправду сбываются.

– Они сбываются потому, что ты в это веришь! – рассмеялась та и повалилась обратно.

Мечтательная и сентиментальная Стефания мирилась с характерной подругой, а Александре, несмотря на присущую ей скептичность, иногда тоже хотелось думать о том, что всё осуществимо. Как однажды где-нибудь под Новый год придёт Дед Мороз, снимет ватную бороду и скажет: «Ну, здравствуй, дочка!». Но представить Дед Мороза в лице отца Александры, шагающего зимой по зелёной траве почти так же невозможно, как, к слову, вплавь пересечь Чёрное море! Теперь же девушка думает, что второе даже несколько вероятнее. Взять хотя бы отважного Юрия Бурлака!¹

Повернув ключами в старом тяжеловесном замке, девушка прошла внутрь. Всё было укрыто белыми простынями, и время замерло в этом доме. Старые дубовые шкафы и столы походили на скульптуры. Носик эмалированного чайника, который был старше Александры, был забит пылью.

Чихнув, она прошла в комнату, в которой стоял письменный стол. Опустившись на стул с качающимися ножками и спинкой, Александра выдвинула ящик. В них ещё сохранились какие-то учебные материалы и стопка чистых тетрадей с заметно пожелтевшими страницами. Слеза упала и размыла уже почти что обесцвеченные клеточки. Её бабушка проработала педагогом тридцать шесть лет, но никто так и не удостоил её грамоты или благодарности. Откинувшись на спинку стула, Александра негодовала. «Несправедливость окружает нас повсюду», – хмыкнула она. В то же мгновение под ней треснул стул, и, приземлившись на пол, она со скрипом выдвинула второй ящик. Он полнился канцелярией, а в жестяной шкатулке до сих пор хранились карамельные конфеты «Гусиные лапки». Мама не разрешала маленькой Александре налегать на них, и тогда она кралась к бабушке, когда та проверяла несколько десятков тетрадей. У них была одна маленькая тайна на двоих. Но, кто знает, какие ещё тайны скрывали взрослые от неё?

Выдвинув третий ящик, девушка пробежала глазами по пустым конвертам и многочисленным маркам, бережно сохранённым в кляссере. Вдруг из него выскользнула фотография и приземлилась прямо у её ног. На ней в обнимку стояли двое. Мужчина с женщиной улыбались, а позади них плескалось чёрно-белое море, которое, казалось бы, замерло на мгновение. На обороте фотография была подписана неразборчивым почерком, и Александра пришла к выводу, что это не почерк её бабушки, поскольку у учителей он всегда точёный, такой каллиграфический. И уж точно не мамин. Она хорошо знала его, поскольку та очень любила подписывать для своих экскурсантов на память открытки. Надпись была настолько неразборчива, что девушка невольно усмехнулась, подумав о том, что так мог написать только их гусь Рикки, с которым она гонялась наперегонки, пока ждала выздоровления подруги. Единственное, что ей всё-таки удалось разобрать, – это «Стамбул». Вскинув брови, она ещё раз взглянула на фотографию, а затем, убрала. Желая вернуть альбом на место, она увидела под ним конверт. Он отличался от стопки в левом ряду тем, что уже был подписанным.

«А вот и мамин почерк, – обрадовалась она и, поразмыслив немного, добавила: – ну или бабушкин».

Развернув его, девушка увидела послание на английском и читала вслух, уже переведя:

«Я думала писать ли вам снова или уже не стоит. Знаю, Ольга будет на меня очень зла, когда узнает об этом. Но она, с Божьей помощью, справилась, воспитав свою дочь, как подобает. Я говорю «свою дочь», потому что к вам она не имеет никакого отношения. Кроме биологической связи, нет ничего, что могло бы вас связывать, ведь её отец не соизволил приехать ни на один её день рождения, прихватив с собой заморские гостинцы. А впрочем, уже неважно: Ольга – пережила, и они больше не нуждаются в вас. А Александра – бойкая девчушка. Думаю, она предпочла бы родиться в теле мальчишки, потому что её нрав загонит в угол даже крепкого мужчину. В будущем она задаст жару каждому!

Пусть ваша совесть вас больше не беспокоит, если, конечно, она у вас была. Искренне надеюсь, вы очень несчастны!

Варвара Ч.»

Александра, свернув письмо, ещё раз взглянула на конверт. Оно было адресовано какому-то Нихату Кая. Сдвинув брови, девушка всунула его в задний карман джинсов и с особой внимательностью принялась перебирать содержимое ящиков по второму разу, пока прочитанное не проникло глубоко в её сознание. Поднявшись, она ударила по столу, подняв пыль. Каждый новый появившийся в её голове вопрос опережал предыдущий: «Это письмо было обращено к её отцу?», «Он – турок?», «Почему мама никогда не рассказывала про папу?», «Почему её отец не забрал их в Турцию?» и «Почему это письмо, написанное её бабушкой, так и осталось лежать в ящике письменного стола?»

Спрыгнувшая с чердака пушистая кошка ласкалась у её ног. На глазах Александры навернулись слёзы, когда она вспомнила, что всё детство всего-то-навсего мечтала о двух вещах: чтобы у неё, как и у всех, был отец. И кошка. Но ничего из этого не сбылось: у её бабушки была аллергия на шерсть, а её отец до сих пор не изъявил желание стать частью семьи. Александра тяжело вздохнула. Выросшая с чужим отцом, она всей душой ненавидела человека по имени Нихат Кая. И как же хорошо, что только сейчас, в осознанном возрасте, она узнала истину своего происхождения, а иначе эта информация разбила бы ей сердце.

Больше не нашлось ничего, что могло бы привлечь внимание. Девушка ещё раз взглянула на фотографию и усомнилась в подлинной улыбке этих людей. Запрятав её в карман, она решила вернуться домой.

Стефания делилась впечатлениями, в то время как её отец жарил сома. Александра, глядя на подругу, пыталась понять, что она говорит, но отчего-то слышала только свой внутренний голос. У неё на руках есть адрес человека, который бросил их с мамой на произвол судьбы.

– Кажется, я нашла своего отца… – вполголоса сказала Александра, отчего улыбка медленно сползла с лица Стефании.

– Как это? – девушка, очевидно, не ожидала услышать подобного. Она села вплотную рядом и спросила: – И кто он?

Александра выудила из заднего кармана фотографию и, расправив уголок, протянула подруге. Стефания внимательно рассматривала карточку, её глаза улыбались.

– Это твои мама и папа?

– Наверняка так есть. Эта фотография стара как мир. Невозможно чётко рассмотреть детали.

– Кажется, тут они очень счастливы, – склонив голову набок, поделилась Стефания.

– Кажется, – обиженно повторила Александра и, поднявшись, отошла к окну. – Иногда не всё является таким, как кажется.

Ночью Александра прокралась в комнату подруги и влезла на её кровать.

– Как думаешь, может, стоит его разыскать? Хотя бы ради того, чтобы посмотреть в его бессовестные глаза!

– Чайка, тебе осталась учиться всего ничего… – сонно пробормотала девушка. – Отложи эту идею до окончания учёбы, а потом решишь, что с этим делать. – И отвернувшись на бок, тут же засопела.

Александра, вернувшись в свою постель, долго смотрела в потолок. Отныне она не сможет об этом не думать, но хорошо другое: отучившись на переводчика в сфере профкоммуникации, куда, теперь понятно зачем, направила её бабушка, отныне она владеет турецким и английским языками почти что в совершенстве. Её мама, повидав разных людей на своих экскурсиях, знала по несколько реплик из разных языков: «Доброе утро» и «Это восхитительно» на испанском, «Приглашаю вас на ужин» и «Вы так красивы» на французском и «До скорой встречи» на немецком. И пятилетняя Александра вторила всем и каждому подряд то, что запомнила из смешения двух языков: «Buenos días! Vous êtes si belle!»

Два месяца казались вечностью. Александра была готова завтра же купить билет и разыскать семью, которая сокрушила их счастье.

Стефания склонилась над столом, печально глядя на собирающуюся подругу.

– Только не плачь, – умоляла её Александра, не переставая собирать вещи, – а иначе я тоже расплачусь и никуда не полечу. Плевать я хотела на тех, кому столько лет не было до меня никакого дела. Останусь с тобой – и всё тут!

– Нет, ты должна поехать, – сквозь опущенные ресницы ответила Стефания, – как бы там ни сложилось, эта поездка будет для тебя хорошим опытом, ты сможешь попрактиковаться, не зря же ты получила рабочую визу. К тому же, когда на этой земле есть кто-то тебе родной, ты просто не имеешь права делать вид, что никого нет. Только подумай… У тебя есть отец, Александра!

– Не называй его так! – разозлившись, девушка скинула свой чемодан и, опустившись на пол, запустила руки в длинные тёмно-каштановые волосы.

Стефания присела рядом и уткнулась в плечо подруги:

– Быть может, зря ты его так ненавидишь…

– Ничто не сможет изменить моего мнения!

– Хорошо, – согласилась та, – если что-то пойдёт не так, знай, мы всегда тебя здесь ждём.

– Два месяца, и я вернусь, – решительно заявила Александра, и, поднявшись, уложила поверх вещей в чемодан фотографию.

Ночью она думала и никак не могла понять: «Почему он не выбрал их с мамой?»