Kitobni o'qish: «Непроглядная жизнь»

Старенький скрипучий автобус хмурого оранжевого цвета ехал по ухабистой пустынной дороге. На следующей же кочке я смачно приложилась лбом о стекло и замычала, потирая холодной рукой ушиб. Доигралась, теперь будет синяк. Опять провалилась в свои горести и печали, воображая себя героиней мелодрамы.

За окном багровели заброшенные виноградные поля, уходящие за горизонт прямо в серое небо. По другую сторону сквозь кровавые листья редких кустиков дикой скумпии можно было разглядеть корявые крючковатые деревца – персиковый сад, давно не видавший заботливой человеческой руки. Я ещё помнила, как красиво там может быть, как опадают нежно-розовые лепестки на ещё непрогретую землю, как тяжелеют изящные ветви под румяными сочными плодами, и как я безудержно смеялась, пока бабушка силилась поймать свою шебутную маленькую внучку.

Запустение пришло сюда незаметно, но очень быстро, как и во всю страну. Потом, конечно, стало легче, но новые напасти не заставили себя долго ждать: военное положение, кризис, мой развалившийся брак и смерть бабушки. Болезнь подтачивала её, по меньшей мере, года три, но никакие увещевания, мольбы и слезы не склонили мою волевую родственницу обратиться к врачу. «Старость – это не болезнь, дитятко, это часть жизни. Сотый десяток разменяла. Покопчу еще небо три весны, а летом, дай-то силы земные, и упокоюсь» – вот и весь её ответ. Так и вышло. Три месяца назад бабули не стало, тихо и мирно отошла в мир иной в своих любимых Глубинках. Следуя её прижизненным наставлениям, похороны прошли на местном погосте. Народу, правда, было немного. Да и кого тут было звать, если деревня почти вымерла? Пара местных мужиков, дабы было кому гроб в могилу спустить, и единственная бабушкина подруга Глаша.

Недовольное кряхтение водителя автобуса вырвало меня из не самых приятных воспоминаний. Я оглядела пустой салон. Одна осталась, оттого и вздыхает этот немолодой уставший мужчина. Ему бы уже ехать обратно, закончить чуть пораньше последний рейс в эту глухомань и вернуться домой.

Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида, и водитель всё-таки решил поинтересоваться:

– Вы где выходить-то будете, барышня?

– В Глубинках, – призналась я.

– Разве ж там ещё кто-то живёт? – подивился тот.

– Живет. И я немного поживу, – сообщила с горечью в голосе.

– Ладно, довезу, – махнул рукой мужик и сосредоточился на маневрировании между дорожными ямами.

Обогнув лысый холм, автобус перестал так обречённо сотрясаться, ведь даже самые отчаянные туристы редко забредали в эти места, так что портить этот отрезок грунтовой дороги попросту было некому.

Сквозь осеннюю дымку, наконец, прорисовались очертания знакомой горы, у подножья которой раскинулся буковый лес и маленькая неприметная долина, в уютной глубине которой расположилась деревня Глубинки.

Я вышла у пожелтевшей лесной опушки рядом с полуразвалившейся стеной, некогда бывшей остановкой общественного транспорта. Вытащила ручку своего дорожного чемодана и потащила его по узкой тропинке – самому короткому пешему пути, ведущему прямиком в деревушку.

Погодка была скверная, туманная. До темноты оставалось ещё часа три, но солнечный свет никак не хотел прорываться свозь низкие пепельные тучи.

Единственная улица в Глубинках, по своему обыкновению, была пуста. Бабушкин дом располагался у самой кромки букового леса, поэтому далеко идти не пришлось. Открыла ржавую задвижку низенькой калитки и вошла во двор. Озябшей рукой полезла во внутренний карман джинсовой куртки и достала большой ключ. К моему удивлению, старый замок легко провернулся, впуская меня внутрь.

Оказавшись в прихожей, щёлкнула электрический рубильник возле счётчика, зажгла свет и вошла в единственную в доме комнату, посреди которой красовалась беленая русская печь. Вот и добралась.

Хотелось согреться, но колоть дрова не было никаких сил, оттого полезла под кровать и вытащила пыльную коробку с новым электрочайником. Бабуля всегда с благодарностью принимала подобные подарки, но никогда ими не пользовалась.

Захватила небольшое ведро у печи и пошла за водой к колодцу. Остановилась на заднем дворе, гадая, как бы мне пробраться сквозь эту необычайную сказочную картину: весь огород затянули непролазные тыквенные заросли. Множество оранжевых и белесых головок хаотично лежали на ковре из переплетенных между собой подсохших мощных стеблей. Кустики явно вышли из-под контроля, воспользовавшись отсутствием в доме хозяйки. В этом году тыква – единственное, что успела посадить бабушка, кинув семена в землю ещё в начале апреля, ведь тепло на юг приходит довольно рано. В мае она уже почти не выходила на улицу, болезнь быстро забирала последние жизненные силы. Я ухаживала за ней полтора месяца до самой кончины, на огород не обращала никакого внимания – было совершенно не до этого. В это же время мой, как мне представлялось, благоверный муж сообщил по телефону, что подал на развод. Поэтому сразу же после похорон бабушки я уехала обратно в город спасать свой брак. Зря спешила – спасать давно было нечего, моё отсутствие в течение нескольких недель было лишь удобным поводом.