Kitobni o'qish: «Фиалка. В поисках истинного»
Глава 1
– Няня! Ты же говорила, что эта железяка защищает меня! – размазывая слезы, упрекала я свою кормилицу.
Я старалась держаться, но было очень больно и обидно. Кровь хлестала из распоротой ноги, как из заколотого на праздник поросенка, шишка на голове тоже болела. И меня все еще трясло от пережитого ужаса.
Сколько себя помню, я всегда любила плескаться в реке. И начинала это делать, как только все вокруг становилось зеленым. Я чистюля до кончиков волос. И зимой страдала, потому что ходить к реке за водой и греть ее в котле было довольно тяжело. Поэтому купания в это время года приходилось сокращать.
Летом же было раздолье. Я с наслаждением плавала, чуть ли не соревнуясь с рыбами в скорости. И сегодня вот такая беда приключилась.
В этом месте я ныряла тысячу раз, и никаких коряг там не было!
И надо же?! Появилась на мою бедную голову! Причем в буквальном смысле! Я так ударилась о нее головой, что на несколько мгновений потеряла сознание. И потеряла б, наверно, насовсем, если б не одна странность. Я ясно услышала голос, который показался знакомым. Даже каким-то родным.
– Фиалка! Слышишь! Не смей умирать!
Открыв глаза, я с трудом сообразила, что со мной и где я вообще. Легкие разрывались от нехватки воздуха. Потом голова включилась и я, оттолкнувшись, ото дна, рванула наверх. Но коряга не желала меня так просто отпускать, и я зацепилась ногой за нее, разодрав чуть ли не в клочья.
Вынырнув на поверхность, я еще не ощущала боли, потому что не могла надышаться. И только на берегу заметила свою рану. От вида крови меня едва не замутило, но я понимала, что нужно добраться до дома и перепоручить спасение меня няне. Она все знает.
Дернув изо всех сил, я разорвала нижнюю юбку и кое-как перетянула рану. Страшно было – не передать. Я боялась, что на запах крови могут сбежаться какие-нибудь шакалы и сожрут меня вместе с косточками.
На всякий случай я прихватила палку и, превозмогая боль, поковыляла к дому. Хорошо, что было раннее утро, и рабочий люд еще не высунулся на улицу. Не хотелось стать предметом пересудов.
Открыв калитку, я чуть не упала в объятия своей няни.
По моему белому лицу она сразу поняла, что с ее любимицей не все в порядке.
– Ленси, девочка моя! Что случилось?! – всплеснув руками, запричитала она. – Я говорила, что твое мальчишество до добра не доведет!
– Нянь, у меня кровь, – всхлипывая, я задрала юбку и показала свою ногу.
– Ах ты ж!
Она усадила меня на лавку прямо во дворе и, несмотря на свою внушительную комплекцию, как молодая козочка, помчалась в дом.
Через пару минут вернулась, неся в руках какую-то склянку и изодранную простыню. Щедро полив рану какой-то вонючкой, она достала из кармана тряпочку с порошком и посыпала им сверху.
На удивление, боль почти сразу утихла. Придерживая края раны рукой, она ловко перевязала ее и удовлетворенно выдохнула.
– Ох, и напугала ты меня, егоза!
– А откуда у тебя такое волшебное зелье? – пропустив мимо ушей егозу, поинтересовалась я. То, что моя няня хранит кучу секретов, я знала, хоть и не могла из нее вытрясти. Но она часто удивляла меня. Вот как сейчас.
Няня отмахнулась.
– Когда имеешь на руках такую непоседу, надо все иметь!
– Тогда все-таки объясни непоседе, почему я должна ходить с этим медальоном? Во-первых, он тяжелый. А во-вторых, юной девушке подошло бы больше какое-нибудь изящное украшение. И если не скажешь, в чем его сила, я его просто выкину! – решительно заявила я, вернувшись к насущной теме.
– Не вздумай! – не на шутку перепугалась няня. – Мне пришлось отдать чуть ли не половину сбережений за него! Его сделал сильный маг…
Ага! Сильный, но криворукий.
Няня замялась, подбирая слова. А мне стало окончательно понятно, что за этой железкой определенно кроется какая-то темная тайна. И я б ее дожала. Но зелье не только сняло боль, но и лишило сил. Я почувствовала, что глаза слипаются. И чтобы не уснуть прямо на лавке, потихоньку поплелась в дом.
Но вопрос насчет амулета застрял в голове прочно. Я уже не верила няниным отговоркам, потому что спас меня сегодня не этот кусочек железа с синим камнем, а мужской голос. Именно он меня вернул к жизни.
И определенно, он мне знаком. Знаком, но почему-то прочно забыт. И обращение – Фиалка. Странно, необычно, но я сразу поняла, что слова обращены ко мне, а не к какой-нибудь проплывающей рыбке. Значит, есть кто-то, кто знает меня под этим именем. И моя дорогая нянюшка не может не знать. Ничего, скрытница! Ты мне все расскажешь!
Едва добравшись до постели, я рухнула и уснула с твердым намерением добиться правды.
И сон еще больше укрепил меня в своем желании. Причем он был таким реалистичным, что казался воспоминанием.
Я видела себя совсем малявкой. Лет десяти, не больше. И что самое интересное – в настоящем замке. Хотя даже близко к замкам не подходила. И хотя нам пришлось несколько раз переезжать, в столицу никогда не выбирались. Все время мы оседали в городках почтенных бюргеров.
Сказать, что во сне отразился замок герцога Гириуса, но я его видела только издалека. На ежегодные празднования по случаю именин самого хозяина или жены с детьми нас с няней не приглашали. Не их поля ягоды.
Но во сне я была внутри замка. И у меня была своя спальня. С большой кроватью. С красивыми занавесками. Зеркалом во весь рост. И несколько полок с игрушками. Но тогда они для меня не представляли ценности, потому что я хотела другого. Заслужить похвалу своего друга.
И поэтому рано утром, вместо нарядного платьица, которое с вечера принесла служанка, я с удовольствием натягивала мальчишеские штаны и свободную рубаху. А вместо красивых сафьяновых туфелек на каблучках надевала сапоги для верховой езды. Потом вылезла в окно, к которому была приставлена лестница и внизу меня ловил мой друг.
Черноволосый подросток с благородными чертами лица. Высокий, худощавый, очень ловкий, он учил меня совсем не тому, что вбивали в мою голову учителя.
Вместо изучения истории королевского рода, я размахивала шпагой, которая была чуть ли не с меня ростом. Скакала на лошади, а под конец, вся уставшая и запыленная, переплывала речку туда и обратно.
И спасибо снисходительности моего наставника, мне позволялось делать это в одной рубахе и припасенных для этого случая панталонах. Хотя, может, им руководила не снисходительность, а практичность? Рубаха высыхает уже к обеду. А вот кожаные штаны и сапоги – вряд ли. А мокрые не наденешь на следующий день.
Во всем остальном он не давал мне спуску.
– Фиалка! Не раскисай! – слышала я каждый раз. – Ты должна уметь защищаться, если меня не будет рядом!
– А ты будь! – требовательно заявляла я.
– А если мне придется уйти на войну?! Тогда я не смогу, – отвечал мой друг, и по его лицу пробегала тень грусти.
– Я запрещу все войны! – топала я ногой.
– И все равно, ты должна быть ловкой и сильной. Ты же принцесса! – опять находил он убедительный аргумент.
– Ну хорошо. И я буду, – соглашалась я, и потом мы весело болтали.
Проснувшись, я не могла понять, как очутилась в этой скромной комнатенке с узкой кроватью, подслеповатыми окнами и низким потолком. Где моя уютная спальня и роскошный сад под стенами замка?
Единственное, что меня убедило в том, что приснился просто сон, а не меня занесло куда –то в другой мир, – это образ моего друга. Я не знала, как его зовут. Совсем. Случись это все на самом деле, у него было бы имя. А так – прекрасный юноша, который опекает юную принцессу.
Я пролежала почти до обеда, но няня меня не тревожила. И я ей была благодарна. Мне хотелось смаковать свой сон, снова пережить ощущение нужности, почувствовать заботу.
Нет, моя дорогая Гуннильда заботится обо мне так, будто я ее родная дочь. Но она квохчет надо мной, как наседка. И пытается уберечь от всего. Если б я не бунтовала, она б меня и за порог не выпустила бы.
Но во сне у меня была совершенно другая жизнь. Может, это от того, что я сильно приложилась головой о корягу и чуть не умерла? И мне привиделось что-то из давно прочитанных книг. И ведь даже не проверишь…
Мы несколько раз переезжали, и многие вещи просто потерялись. В том числе и книги.
Но что бы это ни было, ощущение нежности на душе никуда не делось. Оно, как маленький теплый котенок за пазухой, согревало. И что самое странное – именно во сне я поняла, как выглядит счастье.
Нет, я понимаю, что моим сверстникам приходится намного хуже, чем мне. Кого ни возьми – все живут в больших семьях. Они помогают родителям или отданы в услужение. Младшие донашивают одежду, из которой выросли старшие братья и сестры. Постоянно не хватает еды и денег. Нищета выглядывает из каждого угла. Из-за этого постоянные ссоры, а то еще и побои от главы семейства. И это все ужасно.
Нет, кажется, удар о корягу не прошел даром. Только сейчас я задумалась, о том, как мы живем. Няня – простая женщина, у которой нет ни собственного дела, ни какого-то другого скрытого дохода. И куда бы мы ни приехали, (четыре города я помню точно), она находила себе не очень трудную работу и с хорошей оплатой. Я, конечно, всегда ей помогала. Но тоже не до изнурения. У меня не было ни одного модного платьица, как у дочерей городских богатеев. Но одежду и белье до дыр я не занашивала. И еда у нас была без изысков, зато качественная. Мясо, рыба, творог, сметана, масло, сыр, свежие овощи и даже фрукты. Немного, но всегда в наличии.
Вот сейчас она нанялась в цветочную лавку. Но! Работает не каждый день.
Может, нянюшка оказывает еще какие услуги, и я об этом не знаю? Не лекарка ли она?!
Вон как ловко мою рану залечила! Сейчас, конечно, еще побаливает, но несильно. Да и раньше моя Гуннильда не впадала в панику при виде болезней.
Я поежилась. Вспомнила, как Лимож накрыла чума. Люди умирали прямо на улицах. Лавки, харчевни, рынок – все закрыто. Практически не было ни одного дома, на воротах которого бы не красовался зловещий крест – знак того, что здесь есть заболевшие. Страшно было до ужаса. Но одним страхом я не отделалась. Я заболела. И думала, что умру, потому что лекари не успевали посещать даже богатых. А до нас бы и не дошли. К тому же визит и лекарства стоили очень дорого.
Но няня меня сама выходила. Она делала различные примочки, поила горькой настойкой и вселяла уверенность, что все будет хорошо.
И я, действительно, быстро пошла на поправку. Легко отделалась.
Неожиданно в голове снова возникла картинка из прошлого. Недалекого. У меня противно засосало под ложечкой от этого воспоминания.
В Мурелле няня работала в лавке молочника. Я тоже была у нее на подхвате – помогала разливать по кувшинам молоко и сметану, заворачивать в пергамент сыр и масло для богатых, обертывать тряпицами грудки творога.
В тот день мы с няней немного задержались. Посетителей в это время обычно уже не бывало, и дверь мы не закрывали. Няня понесла выручку хозяину в дом, а я осталась складывать непроданный товар в корзину, чтоб потом оттащить в ледник....
Глава 2
– Какая умница! Так ловко у тебя все получается! Ты и со мной будешь такой покладистой? – раздался противный голос за спиной. Я подскочила. Но не успела повернуться, как омерзительные, похожие на сырые колбаски, пальцы сжали мои груди.
Мне показалось, что на глаза упала кровавая пелена от бешенства. Не помня себя, я лягнула наглеца, целясь в коленную чашечку. Потом сгруппировалась и, схватив за кисти нападавшего, дернула вперед. Перелетев через меня, он шлепнулся спиной на каменный пол, как тяжелый мешок, и заорал дурниной.
Я наступила ногой на его причинное место и пригрозила:
– Попробуй еще сунуться! Я из тебя вообще дух вышибу!
Тут вернулась няня и испуганно вытаращилась на поверженного мужика, который оказался владельцем мясной лавки, что была напротив нашей.
– Ленси, детка, что произошло?
Все еще разъяренная, как бык на турнире, я пнула лежавшего в бок.
– Няня! Он меня хотел обесчестить!
Но няня понимала, что мораль и справедливость на моей стороне, а вот закон может оказаться на стороне того, у кого больше денег. И она попыталась сгладить конфликт, сказав, что ни ему, ни нам огласка не нужна. Я хотела извинений и заверений, что больше такое не повторится, но мой противник, кряхтя, поднялся и молча ушел, бросив на меня взгляд, полный затаенной злобы.
Я бы еще, наверно, кипятилась, но няня меня отвлекла, сказав, что заработала больше денег, чем думала, и мы теперь можем поехать на ярмарку, купить обновки и посмотреть выступление циркачей.
Инцидент как-то испарился из моей памяти. Я решила, что любая девушка в ярости способна справиться с таким неуклюжим мешком. Хотя сейчас понимаю, что для девушки проще было бы укусить нападавшего, закричать, что есть силы. Я же действовала, как солдат…
«Фиалка! Ты должна уметь постоять за себя!» Я и постояла! И этому научил меня мой друг! Теперь у меня не осталось сомнений в том, что сон мой не был просто сном. А какая-то часть из него определенно происходила со мной.
Из маленьких разрозненных кусочков смальты вдруг начало вырисовываться какое-то необыкновенное мозаичное полотно.
И не нужно быть профессором арифметики, чтоб сложить два плюс два.
Итак. Официальная версия того, что я собой представляю и имею.
Отец владел небольшим постоялым двором, мама разносила еду и вела учет заказам. Моя Гуннильда – сирота, подобранная из жалости. Она жила в нашем доме и помогала по хозяйству. Потом она согрешила с заезжим молодцем и родила ребенка. Но родственники непутевого папаши узнали об этом и отобрали малыша. И моя мама в это время родила меня. Молока у нее было мало, вот Гунни и вскормила меня. Поскольку замуж порченую девицу никто не взял бы, она и осталась у нас навсегда. И прислужницей, и моей нянькой.
Далее следует очень печальная страница моей жизни. Когда мне было двенадцать лет, случился пожар. Гунни жила во флигеле, и в ту ночь ей почему –то не спалось. Она вязала носки для меня. При свете свечей она не замечала пламени, облизывавшего дом. А когда взглянула в окно – просто обомлела. Стряхнув оцепенение, она ринулась в дом и вытащила меня, почти угоревшую от дыма. Затем кинулась спасать мою маму. Прибежавшие соседи помогли вынести и ее. Но вскоре она умерла, но перед кончиной взяла с Гуннильды клятву, что та не бросит меня и сказала, в каком месте хранятся их сбережения. И там же на бумаге имена ее братьев и города, в которых они живут. Мы должны были добраться до кого-либо из них и попросить помощи.
Вот этим, собственно, и объясняется то, что мы срывались с насиженного места и уезжали.
А, ну еще сбережения, которые позволяют Гунни не убиваться на работе, а больше времени проводить со мной.
Но факты вклинивались в эту легенду, разламывая ее, как оттепель ломает в куски лед на реке.
Мы переезжали в город, где живет мой очередной дядя. Отлично. Но в его особняк нас не приглашают, а сразу мы едем в маленький неприметный домик, где и останавливаемся.
Я что, блохастая или лишайная, раз почтенный бюргер не соизволит даже взглянуть на племянницу?
Дальше. Зачем защитный медальон дочери обычных горожан? Почему няня всегда запрещала завязывать тесную дружбу со сверстницами? Чтоб я не задала вопрос: «Почему они не умеют читать и писать?» Или что их досуг отличается от моего? Я не вяжу носки и не вышиваю крестиком. Мне это не интересно. Зато люблю читать книги и рисовать. И…! Эти увлечения стоят хороших денег! Откупаются дорогими подарками родственники за то, что на порог не пускают?
Если то, что мне привиделось сегодня, и в самом деле сон, то откуда тогда мое умение постоять за себя? Точно не нянюшка научила!
Нестыковки, на которые раньше я не обращала внимания, посыпались на меня, как горох из дырявого мешка.
И вот еще одна. Сейчас мне почти восемнадцать, и по соседству, и среди знакомых на рынке и домах, окружающих «нашу» лавку, не наблюдалось моих ровесниц. И все потому, что родители не хотели держать лишний рот в доме и стремились выдать замуж дочурку лет с пятнадцати и чуть ли не за первого встречного, который предложит хорошую цену. Это было отвратительно. Потому что у молодых достаточной суммы не было, и выкупали юных невест травленные молью купцы или лавочники.
А мне няня даже не заикается, что надо бы подыскать жениха. И ведет себя так, будто я ребенок и никогда не заговаривает о будущем.
Ну и самое главное – почему я отозвалась на имя Фиалка? Понятно, что это прозвище. А такие прозвища дают только близким. Так кто же тот юноша, которому это позволено?
Может, все-таки я не Валенсия?
Голова шла кругом от кучи неразрешимых «почему?»
И на все эти «почему» знает ответ Гунни. Пришло время узнать правду.
Глава 3
– Ленси, детка, ты не спишь? Пора обедать, – осторожно позвала няня.
Я сползла с кровати и прошлепала на кухню. Нога не болела совершенно, и я уже подумала, что под повязкой не увижу и следа от раны. Но я оставила маленькое любопытство на потом, страстно желая удовлетворить большое и насущное.
– Нянь, спасибо, все очень вкусно. Но я не прикоснусь к еде, пока ты мне не расскажешь всего, – твердо заявила я. Меньше всего я хотела причинить своей кормилице страдания, но невольно сделала это. Лицо няни покрылось красными пятнами, она растерянно посмотрела на меня, перевела взгляд на еду, на окно с накрахмаленными занавесками и спрятала руки под фартук. Будто боялась, что они выдадут все тайны.
– Детка, – начала было она опять песню про белого бычка, но я предостерегающе выставила указательный палец. Это должно было означать: «Даже не думай!»
Няня как-то сникла. От ее благодушного вида не осталось и следа, будто кто-то мокрой тряпкой стер с бумаги красивый рисунок. Грузно опустившись на стул, она поставила локти на стол и, уронив на ладони лицо, глухо зарыдала.
– Нянь, ты чего?! – испугалась я. – Перестань!
Я подскочила с места и обхватила ее за шею.
– Ты чего?! – приговаривала я, поглаживая ее по голове. Только сейчас я обратила внимание на то, что под чепчиком прячется много седых прядей. Острая жалость кольнула сердце.
Я маленькая эгоистка. Не задумывалась, что у няни нет своей жизни, что она делает все, чтобы мне жилось комфортно. Откуда такое самопожертвование?
Поклялась маме беречь меня? Тем более я должна быть к ней внимательней.
– Пожалуйста, нянь, не плачь! Расскажи мне все, и мы со всем справимся. Какая бы гадость не скрывалась за твоими слезами.
Я осторожно отняла ее руки от лица и чмокнула в щеку.
– Девочка моя, – сдавленным голосом произнесла Гунни. – Ты просишь невозможного. Вот, смотри!
Она закатала до локтя рукав рубахи, и я с изумлением увидела настоящее клеймо на внутренней стороне руки, почти у сгиба.
Горло сдавило спазмом. Я сглотнула, но все равно не смогла нормально говорить.
– Что это? – прозвучало вороньим карканьем.
– Печать неразглашения. Если я начну рассказывать кому-нибудь о тебе, она меня уничтожит. Но я даже не за себя боюсь. Я боюсь оставить тебя одну.
У меня внутри все похолодело. До этого момента мне все казалось чуть ли не игрой, какой-то увлекательной тайной, разгадав которую, я изменю нашу жизнь.
Изменила так изменила… Приоткрывшаяся истина придавила каменной плитой.
– Нянь, я не буду у тебя ничего выпытывать, – подавленно пообещала я. Вернулась на свое место и, чтоб не волновать Гунни, принялась за еду. Правда, не почувствовала ни вкуса, ни запаха. Просто затолкала в себя. Тут же пришло сравнение. Как в гуся для фуагра – всовывают в глотку воронку и всыпают туда самый питательный корм.
Стоп! А откуда я это знаю? Явно не от торговцев на рынке…
В голове теснились мысли, как бедняки за бесплатным угощением по случаю королевского праздника. Они толкались, отпихивали друг друга, настаивая, чтоб я подумала каждую из них первой. Но я не могла сосредоточиться и ухватиться хотя бы за одну.
Я помою посуду, – виновато сказала я и, собрав тарелки, сунула их небольшой таз с теплой водой. Я надеялась, что, отвлекаясь на процесс мытья, смогу остановить сумасшедшую карусель из догадок.
– Ты что, Ленси! Не выдумывай, – вышла из ступора няня. – Я сама помою!
Карусель мгновенно остановилась, и я пристально посмотрела на Гунни.
– Почему?! – я не ждала честного ответа. Но, кажется, и так догадывалась. Няня опять смутилась, поморгала глазами.
– Потому что еще успеешь наработаться. А руки девушке нужно беречь! – выдала она, наконец, что-то похожее на правду.
И я ухватилась за эту ниточку. Няня никогда не подпускала меня к кухонной утвари. Вопрос – зачем беречь руки простолюдинке? Напрашивался ответ – хочет подороже меня продать замуж? Так после восемнадцати она не сможет этого сделать, потому что после совершеннолетия девушка имеет право, пусть и формальное, определять свою судьбу.
Может уехать в столицу и наняться на государственную службу. В какой-нибудь департамент. Секретарем. Ну это так, из области чуда. А вот что реально – так это найти работу служанки, няньки или даже компаньонки для богатой старушки.
Тут же стало стыдно за то, что такое могло прийти в голову. Моя няня скорей умрет, чем меня обидит!
Надо рыть дальше. И сделать это можно только в полном одиночестве.
– Я пробегусь к речке, – примирительно улыбнулась я и чмокнула няню в щеку.
Наше жилище находилось почти на окраине, поэтому мне не приходилось долго добираться к своему убежищу. Перебежав по шатким мосткам на другую сторону, я уже не спеша пошла вдоль берега. До места, где река образовывала излучину. Среди густых зарослей ивняка было укромное местечко. Мой личный ирий.
Купаться меня больше не тянуло, тем более, что я не проверила свою рану. Мне необходимо было заполучить то состояние покоя, которое могла дать только вода. Усевшись с ногами на большой теплый валун, я рассеянно смотрела на воду. Мелкая рябь словно нашептывала теплые слова, и я чувствовала, как утихает в голове гомон неотвеченных вопросов, подчиняется моей воле.
Я Фиалка. Это не вызывает сомнений. На это имя откликается каждая клеточка моего тела. Оно ласкает слух словно возвращает мне утраченное состояние безмятежного счастья. Это было нелогично, невозможно, но явственно.
Машинально покрутила в руках свой медальон. Зря я пугала няню. Самостоятельно снять его мне не удалось бы. Плотного плетения цепочка застегивалась каким-то мудреным замочком. А стащить через голову тоже не вариант – не позволяла длина.
Хотя раньше я и не предпринимала попыток от него избавится. Нет, я просто хочу посмотреть, что будет, если я его сниму.
Я потянула цепочку вверх, пытаясь вытащить голову из прочной петли. Безуспешно. Однако не совсем. Пока медальон свободно болтался на цепочке, не прикасаясь к телу, у меня перед глазами, уже наяву, промелькнуло видение. В нем я была, кажется, немного постарше.
– Фиалка, сейчас отрабатываем вольт. Это уклонение от удара. Для этого нужно уметь быстро обернуться на триста шестьдесят градусов, пропуская удар мимо тела и не парируя, – методично посвящая меня в тонкости фехтования, терпеливо объяснял мой наставник.
Я хихикнула, представив, как верчусь волчком у противника перед носом.
– Это чтоб соперник решил, что у меня такая форма бесноватости и от греха подальше сбежал? – спросила я, продолжая веселиться.
– Нет. Это чтобы ты научилась быстро, практически молниеносно двигаться, – без тени улыбки ответил он. – И еще у нас сегодня секретный удар. Он передается у нас в роду по наследству. Поэтому, очень прошу, никому не говори, даже матушке.
– А тебя не заругают за то, что ты раскрыл семейную тайну? – вдруг посерьезнела я.
– Если ты никому не расскажешь, то не заругают. А теперь атакуй!
Я ринулась в бой, но мой друг ушел от удара. И так раз за разом. Затем он заставил меня повторять то же самое и под конец занятия показал тот самый секретный удар.
Видение растворилось, а я несколько секунд не могла прийти в себя. Затем взгляд зацепился за относительно ровную палку, и сердце пропустило удар.
То, что я не спала, было очевидным. И списать увиденное на отражение сюжета какой-нибудь книги не получится. И… Если сейчас…
Я вскочила на ноги, подобрав юбки, завязала грубым узлом и взяла валявшуюся палку. На мгновение прикрыв глаза, я представила, что это не оторванная от родного дерева шершавая ветка, а настоящая шпага.
Сосредоточившись, я сделала выпад, а затем крутнулась, выполняя тот самый вольт. Я атаковала воображаемого противника, нанося удар за ударом, отпрыгивая, уходила от ответных.
Сердце колотилось, как сумасшедшее от восторга. Тело с радостью вспоминало забытые навыки и убеждало в том, что я не тронулась умом. Значит, занятия были на самом деле
Напрыгавшись до сбитого дыхания, я бессильно опустилась прямо на песок, благодаря себя за предусмотрительность в выборе «своего» места для уединения. Противоположный берег зарос кустарником, следовательно, оттуда меня могли разглядеть лишь дикие утки. Но они не несли никакой угрозы. А здесь была лишь одна тропинка, лицом к которой я и выполняла все локомоции с палкой в руке.
Переведя дух, я снова почувствовала настоящий охотничий азарт. Как гончая, которая идет по следу зверя. Я начала заново складывать мозаику из фактов.
Я имею представление, как владеть шпагой. Знаю термины и приемы защиты и нападения. Помню даже технику секретного удара. А это значит…
Что я не могу быть дочерью небогатого бюргера! Потому что им шпаги не положены! Или он меня отдавал в этот замок в качестве игрушки? Может, для того же юноши, который назывался моим другом? А потом меня вернули обратно?
И поэтому… Ну думай! Думай! Точно! Тогда мне запретили говорить об этом и для верности каким-то образом почистили память.
Ведь я не помню ровным счетом ничего из того времени, когда я жила с родителями, а не няней. Только эти два ярких видения…
Я покрутила в голове это объяснение и так, и эдак и со вздохом признала, что оно ну о-о-чень сильно притянуто за уши.
Мой неизвестный друг был ко мне требователен, даже суров, но неизменно почтителен. И называл принцессой…
А еще почему-то Фиалкой…
