Kitobni o'qish: «Попутчики», sahifa 4

Мария цокала языком, стоило ей увидеть Ларису, когда сама заходила на «Сокольниках», а ярко-розовые ногти неизменно заставляли ее закатить глаза. На потуги Никиты учиться она смотрела снисходительно – уж она-то знала, что после школы ничего не закончится, что дальше будет еще больше учебы, и словно бы говорила: «Не иди на врача». С Ларисой у них установился какой-то молчаливый и не слишком дружелюбный паритет. Обе женщины, обе тяжело трудящиеся – одна на работе, вторая на учебе, – они недолюбливали друг друга. Лариса Марию – за молодость, силу и возможность заниматься тем, что нравится (Марии явно нравился ее вуз, хотя бы потому, что она практически не пропускала первые пары), а Мария ее – за неспособность сохранить эту молодость, силу и веру в ее возрасте. Но между тем, я никогда не замечал открытой вражды – они давно смирились с существованием друг друга и лишь украдкой бросали косые взгляды.

Поезд всегда мчался по тоннелям метро, дребезжа чреслами и изредка подмигивая нам лампами. Мы встречались только по утрам, но по вечерам я чувствовал, что мне их не хватает, когда я ехал домой. Как прошла контрольная у Никиты? Был ли тяжелый день у Ларисы на работе? Как Мария сдала сессию? Выиграл ли Сан Саныч чемпионат среди пенсионеров по шахматам? Или сегодня они играли в шашки? Все это я мог узнать лишь завтра – с утра, когда сяду на своей станции и дождусь их. Я был «старожилом» – ехал с конечной и выходил раньше лишь Сан Саныча. Мы никогда не были знакомы и ни разу не перебросились ни словом. Мы были лишь попутчиками, лицами в безликой толпе, которых я наделил придуманными историями и придуманными жизнями.

В один из первых осенних дней, когда на «Красносельской» в вагон не зашел Сан Саныч, я невольно огляделся на толпу, но старика нигде не было. Я пожал плечами – мало ли, вчера были выходные, и он решил никуда не ехать, да и погода была слякотная, мерзкая, совсем не похожая на недавнее жаркое лето. Словно специально для того, чтобы на лице у Никиты застыло скорбное выражение, появлявшееся у него всякий раз с приходом осени. Мария тоже ехала свежая, загорелая – наверное, недавно вернулась с моря, и теперь Лариса, бледная как поганка в электрическом свете ламп вагона, завистливо бросала на нее взгляды. Осенью наша «банда» вновь собиралась и, признаться, я ждал этого дня с некоторым нетерпением, словно мы старые знакомые, которые собирались обменяться сплетнями за прошедшее лето. Вот Никита вытянулся на целых десять сантиметров, став еще более долговязым и нескладным, а Лариса, кажется, набрала пару кило (это, конечно, только красило эту большую женщину, и мы никогда бы не намекнули ей на это). Мария выглядела прекрасно – видно, хорошо отдохнула и теперь готова была вновь грызть гранит науки. Только Сан Саныча не было.

Не было его и на следующий день. И всю неделю. Я видел, как в глазах Ларисы мелькнуло удивление в среду – она в недоумении оглянулась на соседнее пустое сидение, которое тут же занял какой-то молодой человек, словно бы не понимая, почему на месте Сан Саныча сидит другой, а затем вернулась к своему мобильнику. Я видел, как к пятнице заволновался Никита – ему, наверное, задали первое домашнее задание в году вчера, и Сан Саныч не напомнил ему об этом, и теперь он залетел в вагон с явным намерением обрушить свой убийственный взгляд на старика с обвинениями «Почему вы мне не напомнили? Теперь у меня двойка», но не увидел его. Мария дольше всех сохраняла невозмутимость – должно быть потому, что они с Сан Санычей редко обращали внимание друг на друга, но даже она оглянулась на опустевшее место.