Kitobni o'qish: «Отсутствие света»

Глава 1. Некромант

Мертвеца я нашел на обочине, у западной кромки леса, в последний день охотничьего сезона. Блики вечернего солнца на мгновение скользнули к земле и осветили то, что издали казалось обычной кучей мусора. Позволили разглядеть среди веток и кустов очертания человеческого тела.

Притормозив, я оглянулся на Густава. Он неподвижно сидел на заднем сиденье и, кажется, не произнес ни слова с начала поездки. Обычно это не удивляло – болтливостью мой помощник не отличался.

Но сегодня его молчание обнажило неприглядную истину, на которую последние годы я упорно закрывал глаза. Густав сильно сдал, ему необходима замена.

Поэтому, увидев труп, я ни секунды не сомневался.

Я вылез из машины, подошел к мертвецу и внимательно осмотрел. Почти свежий, без явных признаков разложения. Смерть наступила едва ли больше суток назад. Он лежал на животе, повернув голову в сторону шоссе, мутным взглядом уставившись на серую полосу дороги. Бледное лицо запачкано грязью, рот и подбородок в засохшей крови.

Перевернув тело, я пожалел, что не взял с собой Густава. Или хотя бы не захватил перчатки. Живот, грудь и ноги мертвеца покрывала омерзительная корка из крови, ошметков земли и листьев. Где можно было так измазаться? Полз он, что ли? Я посмотрел в глубь леса и увидел примятую траву, потемневшую от крови землю. Действительно, полз. И долго. Кровавый след тянулся насколько хватало глаз. Упорный, видать. Был. Надеюсь, эти качества пригодятся ему и после смерти. Я обернулся на машину, кажущуюся такой близкой, и покачал головой.

У тебя почти получилось, парень. Еще пара десятков метров – и ты выполз бы на дорогу. Немного удачи – и кто-нибудь подвез до больницы. Впрочем, удача давно тебя оставила. Иначе ты не оказался бы здесь в таком жутком виде. И уж конечно, не встретился со мной.

Вернувшись к машине, я попросил Густава помочь. Глядя, как он неуклюже выбирается из автомобиля и пошатываясь идет к мертвецу, я понял, что он вряд ли протянет до конца недели. Я больше не могу поддерживать в нем жизнь. Пришло время снова хоронить друзей.

Я никогда не смеялся над смертью, хоть и очень давно перестал ее бояться. Даже обладая властью поднимать мертвых, не научился относиться к ней легкомысленно. Слишком тесно переплетается смерть с болью и отчаянием, которые всегда достаются живым. И даже спустя много лет тяжелым грузом лежат на душе мои собственные потери.

Густав возвратился, неся на плече бездыханное тело. Я помог ему спрятать мертвеца в багажник и снова залезть на заднее сиденье. С его куртки в машину посыпались комья земли, и я мысленно записал в список дел на сегодня заехать на автомойку. Едва я сел за руль и включил зажигание, помощник заговорил:

– Значит, скоро, – произнес он свистящим прерывистым шепотом. Из-за травмы гортани он постоянно коверкал слова, и я не сразу научился его понимать. Звук его голоса прошелся по коже ледяными иглами, заставив снова ощутить подступающую неизбежность.

– Да, Гус, скоро, – я ободряюще улыбнулся ему в зеркало заднего вида.

– Ты помнишь, что обещал?

– Помню. Я отвезу тебя во Францию, на кладбище Пер-Лашез и похороню в могиле твоей матери. Я сделаю так, Густав. Чего бы мне это ни стоило.

Он кивнул, откинулся на спинку сиденья и не шевелился до самых ворот охотничьего клуба.

– Птицы нет, – бородатый охранник равнодушно покачал головой, когда я протянул разрешение. – Надо было приезжать раньше. Уже все отстреляли.

– Мы ненадолго.

Охранник недовольно нахмурился и хотел сказать что-то еще, но внезапно почувствовал невероятную усталость. Я забрал у него ровно столько жизненной силы, что все его помыслы свелись к долгому крепкому сну. И возиться с двумя припозднившимися охотниками на глухаря расхотелось. Он махнул рукой и скрылся в темноте крошечной бытовки. Я же заехал на опустевшую стоянку и припарковался в самой дальней ее части. Забрал с заднего сиденья рюкзак с инструментами и велел Густаву следовать за мной. Пока он доставал труп, я оглядывал окрестности, пытаясь уловить энергию обитающих в лесу созданий. Найдя то что нужно, кивнул Густаву, и мы углубились в лес.

Шли около часа по глухому сумрачному лесу, избегая указанных на карте маршрутов и троп.

Почувствовав приближение живого существа, я дал Густаву знак остановиться. Он бросил мертвеца на землю и замер под деревом, безмолвный и безразличный к происходящему даже в последние мгновения своей жизни.

Несколько минут я прислушивался к тишине, пытаясь угадать направление, откуда появится зверь. И одновременно разглядывал мертвое тело. Средний рост, темные волосы, невыразительные черты лица. Из него получится идеальный подручный, когда я закончу ритуал.

Неприметный. Незапоминающийся. Но сначала нужно найти того, кто отдаст ему свою жизнь.

Олень, кабан, волк. Любое животное, чей срок жизни превышает десять лет и чей вес сопоставим с человеческим. Жизненной силы такого зверя восставшему хватит на долгие годы. Если, конечно, не заставлять его прыгать с крыши и останавливать поезда. И, вполне вероятно, он станет моим последним помощником. Уже сейчас, в начале двадцать первого века, найти никем не замеченный труп большая удача. Каждый день сотни людей умирают от разных причин, и лишь немногие удостаиваются чести покинуть этот мир без свидетелей. Вокруг слишком много глаз – и человеческих, и электронных. И с каждым годом скрываться от них все труднее. Поэтому я и тянул так долго с заменой Густава.

Ночь стремительно опускалась на лес, и я занялся мертвецом. Соединил руки перед собой, сконцентрировался. Когда воздух между ладонями стал нестерпимо горячим, направил поток энергии на мертвеца, прогревая тело и возвращая подвижность мышцам и суставам. Через несколько минут тело обрело податливость, кожа мертвеца стала теплой, черты лица немного смягчились. Теперь он выглядел значительно лучше. И, если бы не жуткая бледность и грязь, его можно было принять за спящего.

Я надел перчатки и попытался расстегнуть на мертвеце куртку. Молния, задубевшая от земли и засохшей крови, долго не поддавалась, но в конце концов разошлась с громким чавкающим звуком. Моим глазам открылось печальное зрелище. Торс и живот мертвеца были покрыты глубокими ранами. Я насчитал четырнадцать разрезов, нанесенных, по всей видимости, армейский ножом с широким зазубренным лезвием. Неприятная смерть. Меня всегда удивляло стремление людей к изощренному истреблению себе подобных. За восемь столетий, что я наблюдаю за ними, человеческая суть не изменилась. Им всегда нравилось топить друг друга в крови. Что ж, если восставшему удастся вспомнить, кто сотворил с ним такое, – возможно, я позволю ему отомстить.

Я достал из рюкзака ножницы, медицинские иглы и катушку шелковой нити. Разрезал на мертвеце футболку и зашил раны плотными тугими стежками.

Из самых глубоких разрезов все еще сочилась кровь. Значит, он умер совсем недавно. Тем лучше для меня. Не придется обучать элементарным вещам.

Я отложил инструменты, привел одежду будущего помощника в приличный вид и занес руки над головой и телом мертвеца. Забрал последние, едва ощутимые искорки жизненной силы, что еще оставались в клетках организма, высосал досуха жизнь из бактерий и микроорганизмов, останавливая неизбежный процесс разложения. Довел тело и почву под ним до состояния абсолютной биологической смерти – полной медицинской стерильности. Теперь оставалось только ждать.

Спустя минуту или две справа послышался треск валежника. Кто-то осторожно шел через лес, легко ступая по отсыревшей траве. Моя неизбежная необходимая жертва. Я замер на месте, боясь неосторожным движением спугнуть животное. И вскоре увидел мелькающие среди деревьев рога. Олень. Его тревожный внимательный взгляд блуждал по стволам и кустарникам, пытаясь отыскать в темноте возможного врага. Он выглядел как напряженная стрела, готовая вот-вот сорваться с тетивы. Один случайный звук – и он бесследно исчезнет в чаще. Я дождался, когда он подойдет ближе, и начал потихоньку вытягивать из него силу. Почувствовал, как она перетекает из его сильного тела в мое, принося зверю сперва лишь легкую усталость. Расслабленность, переходящую в желание остановиться и лечь на траву. Движения оленя стали медленными, тяжелыми. Он неуверенно переступал ногами, потряхивал головой и фыркал, но вскоре уступил охватившей его дреме и улегся на землю. Я позвал Густава, велел ему перенести тушу поближе к мертвецу. Хотел поделиться энергией и с ним, но не решился. Он давно уже стремился уйти и воспринял бы мое желание помочь как попытку задержать его в этом мире. И мне не хотелось омрачать его последние часы недоверием. Поэтому я просто смотрел, как он взваливает оленя на плечо и несет сквозь кустарник. Я отметил и бережность, с какой он опустил оленя на землю. Словно ощущал разницу между живым и мертвым телом. И своей осторожностью выражал сочувствие тому, чью жизнь я собирался прервать.

Густав отошел в сторону, и я начал ритуал. Я чувствовал, как энергия проходит сквозь меня, опустошая одно тело и наполняя другое. Видел, как шерсть оленя слегка подрагивает в такт его дыханию. Радужные искры мелькали перед внутренним взором, рождая блаженство, переходящее в эйфорию. Весь мир сузился до размера искрящегося живительного Потока. Он был горячей волной и в то же время ледяной бездной. Мягким бархатом и колючим ветром. Началом и концом. Жизнью и смертью. Вечностью и…

– Что же ты делаешь, сволочь! – нестерпимо громкий крик разорвал тишину на тысячу осколков, скомкал безмолвие, оглушил, вонзился в сознание. Сияние Потока исчезло. Я почувствовал жесткий удар по затылку, от которого внутри головы словно что-то раскололось. Кости черепа будто разошлись в стороны, и в образовавшееся пространство хлынула тьма. Бесконечная, как сама Вселенная. И такая же равнодушная.

Глава 2. Некромант

– Да клянусь тебе, он просто встал и пошел. Вот тебе крест, я не вру, – звуки возвращались, бесцеремонно вторгаясь в уютную тишину. Голос был сиплый, простуженный, неприятный.

– Семеныч, отвали! – отвечал другой, более молодой и звонкий, до краев наполненный яростью.

– Я своими глазами видел! На святом распятии поклянусь, только поверь!

Сознание прояснялось. Я ощутил, что лежу на холодной твердой земле, а затылок пульсирует жуткой болью. Что произошло?

– Он убил его! – снова затянул хриплый голос. – Я видел! Да послушай же меня! Тут убийство!

Воспоминания возвращались медленно, разгоняя мутную пелену беспамятства. Ночной воздух щекотал ноздри, принося тонкие ароматы хвои и прелой листвы.

– Иди проспись! Какое убийство? – молодой голос плюнул злобой и начал удаляться. – Я даже незаконную охоту на него повесить не могу. На олене ни царапины!

Я резко открыл глаза. Осознание тяжкой волной прокатилось по венам и свернулось тугим комком в районе солнечного сплетения. Ритуалу помешал человек! Кто-то видел, как я колдовал над телами. Но как он подобрался ко мне так близко? И где, черт возьми, Густав?

Я громко застонал, привлекая внимание говоривших. Медленно перевернулся на спину и сел. Всем своим видом я изображал растерянного, страдающего человека. И, надо признаться, это было несложно. Голова болела так сильно, что хотелось лечь и не шевелиться, по крайней мере, до второго пришествия. Казалось, что даже думать больно. Чем же он меня приложил?

– Как вы себя чувствуете? – молодой голос звонко ударил в ухо, заставив меня поморщиться. Надо мной склонился человек в форме охранника охотничьего клуба. Не тот, что был в сторожке у ворот. Гораздо сильнее и… чище.

Он протянул руку, и, ухватившись за нее, я со стоном поднялся. Огляделся и почти сразу увидел Густава. Он стоял под большим деревом, скрестив руки на груди, и в глазах его переливались тени торжества. Значит, он видел, как ко мне подбирался человек. Видел и ничего не предпринял.

А вот того, кому я отдал силу оленя, на земле не было. Значит, восставший пришел в себя.

– Как вы себя чувствуете?

Я обернулся к охраннику, поймал его тревожный взгляд. Заметил позади скрюченную фигуру.

– Голова болит.

– Простите ради бога! Мы уж не ждали никого! Конец сезона… Вот Семеныч и расслабился. Напился и пошел по лесу бродить. Увидел вас и… в общем… привиделось ему.

– Да, мы с приятелем решили прогуляться напоследок. Вдруг удалось бы найти хоть пару птиц. В темноте потеряли тропу и заблудились. А потом увидели оленя.

– Да, ваш друг рассказал нам, – охранник кивнул в сторону Густава. – Это удивительно! Благородный редко показывается людям, их популяция в хозяйстве очень мала. Мы только недавно начали их разводить.

– А что с ним? – я взглянул на неподвижно лежащего возле кустов оленя.

– Понятия не имею, – охранник поднял фонарик и яркий луч осветил слабо вздымающиеся бока.

– Похоже, он просто спит.

– Он так и лежал, когда вы его нашли?

– Да, мы…

– Ты врешь! Ты что-то сделал с ним! – Семеныч так стремительно надвинулся на меня, что я вздрогнул. Мерзкий алкогольный запах ударил в нос, вызвав новую волну одуряющей головной боли. Я отвернулся, едва сдерживая тошноту.

– Я видел! Ты что-то сделал! С оленем… и тем человеком.

– Семеныч, успокойся! – охранник раздраженно отодвинул приятеля плечом. – Уймись! Нам и так проблем хватает! Извините! – снова обратился ко мне, вставая между мной и Семенычем.

Я отстраненно покачал головой и опустился на землю. В голове словно перекатывались металлические шарики, сминая мысли и образы. Чтобы восстановиться, мне нужно время. А его оставалось очень мало. Где-то в лесу бродит восставший мертвец, и я должен найти его раньше, чем он доберется до города.

– Вы вызвали полицию? – я взглянул на охранника, пытаясь сообразить сколько времени был в отключке. Последний раз я смотрел на часы еще в машине, перед парковкой. Было двадцать минут девятого. А сейчас почти рассвело… значит, никак не меньше четырех утра. И принесла же нелегкая этого Семеныча.

– Пока нет, – охранник заметно напрягся и отвел глаза. На такую реакцию я, честно говоря, и надеялся. Неприятности им не нужны, никто не хочет быть замешанным в нападении на клиента элитного охотничьего клуба. Да и столь крепко спящий олень наверняка вызовет интерес проверяющих организаций и эпиднадзора. Нет, полицию вызывать они не станут. Предпочтут закрыть глаза на все странности и просто забыть. Разве что Семеныч расскажет обо всем своим собутыльникам. Но поверят ли ему? Что он, собственно, видел? Поток человеческим глазом не различишь. Для него я просто стоял, занеся руки над оленем и трупом человека. Который уже вроде как и не труп, раз встал и убрел в неизвестном направлении. Олень все еще жив. И о том, что осталось ему недолго, никто знать не может. Так что – если не брать во внимание тот факт, что я потерял восставшего, – все не так уж и плохо.

– Я говорил с начальством, – не глядя на меня, промямлил охранник. – В качестве извинений клуб готов вернуть вам членские взносы за последние три года. И предложить обслуживание по VIP-тарифу на следующие сезоны. Если вы согласитесь обойтись без полиции.

– А если нет? – я задал вопрос, пристально вглядываясь в покрасневшую физиономию охранника. Со стороны клуба предложение было не слишком щедрым, но в целом я был доволен. И разыгрывал спектакль исключительно для Семеныча, не отводившего от меня злобного взгляда. Нужно хорошенько напугать его, заставить почувствовать неуверенность. И заодно выяснить, в какую сторону направился мой будущий помощник.

– Ваш сотрудник ударил меня по голове, – я осторожно ощупал ссадину на затылке. – Он считает, что видел что-то, что позволило ему напасть на меня. Почему бы не вызвать полицию и не разобраться во всем?

Семеныч подался вперед, торжествующе поднял палец и снова затянул:

– Я видел! Там лежал человек! – он указал пальцем на место между двумя соснами, куда Густав бросил мертвеца. – Ты убил его!

– И где же он? – я осторожно покрутил головой и сморщился от нового приступа боли. – Куда он делся?

– Да заткнись ты! – охранник, казалось, был готов поднять руку на назойливого старика. Семеныч торопливо отошел на несколько шагов и продолжил:

– Он лежал между теми деревьями. Сначала неподвижно, а потом начал дергаться. Я хотел подойти к нему, но тут чертов фонарь погас! Я включил его, а этот уже на ногах стоит.

– Мертвец? – я вложил в вопрос столько сарказма, что будь он глотком воды, непременно вызвал бы язву желудка.

– Да! – воскликнул Семеныч. И осекся.

Его мозга наконец коснулось понимание: то, что он видел, – абсурдно и невозможно. Совсем скоро нестыковки и противоречия заставят его отказаться от версии с убийством, и он сам поверит, что все напутал. Алкоголь довершит разлад, и через пару недель Семеныч и не вспомнит о том, чему стал свидетелем.

– Но я видел… – протянул он уже не так уверенно. Во взгляде промелькнуло сомнение, он густо покраснел и отвернулся.

– Все ясно, – я пожал плечами и обратился к молодому охраннику: – Если я вызову полицию – его уволят?

– И не только его, – почти простонал он в ответ. – В разгар сезона уже был случай. Приехали ребята, ну мы сдуру и выпили с ними. Вроде знакомы давно, отметили удачную охоту. Сам не знаю, как так получилось, но…

– Ладно, черт с вами! – я не стал слушать сбивчивых объяснений. Этот недолгий разговор словно высосал из меня все силы. Да и рана на голове настойчиво требовала внимания. Было тошно. И от боли, раскалывающей затылок, и от необходимости делать вид, что без посторонней помощи из леса мне не выбраться. Я поднялся на ноги и посмотрел по сторонам, выбирая направление.

– Я провожу, – охранник мгновенно оказался рядом. Готов поспорить, он в лепешку расшибется ради того, чтобы мы убрались отсюда как можно скорее и как можно дальше. Не отцепится, пока ворота клуба не закроются за нашим автомобилем. Будет вежлив и обходителен. И лишь потом выпустит пар. Что будет с Семенычем, я думать не хотел. Он доставил мне больше неудобств, чем кто-либо другой за последние двести лет. И я не знал, к чему это приведет.

До стоянки шли в полном молчании. Густав отставал и спотыкался, но я ни разу не остановился, чтобы его дождаться. Охранник тоже спешил, хмурился и угрюмо оглядывался, словно боялся, что я исчезну за его спиной. Только у самой машины, перед тем как я сел за руль, он вдруг указал на Густава и задал вопрос:

– А почему ваш друг так странно разговаривает?

– У него была операция, – я скормил ему давно придуманную ложь. – Рак гортани.

Он кивнул, торопливо попрощался и открыл ворота.

– И чего ты добился? – спросил я Густава, когда мы выехали на шоссе. – Только увеличил себе срок службы.

– Я надеялся, ему удастся то, чего не могу сделать я сам, – тихо ответил он.

– Ты надеялся, что он убьет меня? Серьезно?

– Да.

Невероятно! За столько лет он так и не изменил своего отношения ко мне. Не научился принимать мой дар с благодарностью. Я покачал головой и ухмыльнулся собственной наивности. Чего я ожидал от восставшего? Что он станет мне другом? Тот факт, что в последние столетия я чаще общался с мертвыми, чем с живыми, говорит лишь о моей ненормальности и ни о чем другом. Это я переношу на них чувства, которые должен испытывать к живым. Привязываюсь к ним. Считаю их друзьями. Скорблю по ним, когда приходит их срок. Скучаю. А они видят во мне лишь хозяина. Злобное чудовище, воле которого они обязаны подчиняться. Врага, который держит их в плену. И никогда не отпустит.

– Садись за руль, – я остановил машину у небольшого пролеска и пересел на заднее сиденье. Открыл окно и попытался разглядеть среди деревьев тонкую вуаль Потока. Если восставший проходил здесь, я почувствую текущую в нем энергию. И буду следовать за ним по невидимым меткам, пока не настигну.

Глава 3. Некромант

Четкий след Потока я обнаружил лишь спустя три четверти часа. Он петлял между деревьями, вился серебряной рекой, исчезал и появлялся снова. Несколько раз я просил Густава остановиться, выходил из машины и шел в глубь леса, пытаясь определить направление. Сомнений не было – восставший упорно двигался к городу.

Как и все недавно ожившие мертвецы, он исполнял последнюю заданную разумом программу. Пытался выбраться, спастись от смерти. А может быть, просто шел домой.

За долгие годы изучения восставших я заметил одну особенность. Они стремятся вернуться к месту, которое считали своим домом. Так Густав поначалу все время рвался к матери, хотя уже несколько месяцев жил со своей невестой на юге Франции.

Мысль о помощнике отозвалась неприятной болью в груди. Густав… мой самый удачный и самый строптивый ассистент. И, в каком-то смысле, самый живой из всех, кого мне доводилось поднимать.

Мне понадобилось время, чтобы вычислить оптимальный срок, после которого воскрешение мертвеца не имеет никакого проку. Я экспериментировал со стадиями разложения, пару раз поднимал даже тех, от кого остались одни кости. Наблюдал, как их тела корчатся на земле, дергаются, словно под ударами электрического тока. Лишенные мышц суставы и сухожилия не могли заставить скелет полноценно двигаться.

Гниющая плоть не удерживала импульс Потока. Слепые и безучастные к моим приказам, они были бесполезны. Да и внешний вид таких помощников внушал отвращение. Идеальное время – первые сутки после смерти, когда мертвец практически неотличим от живого. Чем ближе был час воскрешения к моменту смерти, тем больше памяти, воли и разума оставалась у восставшего. Я всегда подозревал, что это связано с разрушением тела, но лишь в двадцатом веке мои догадки подтвердились. Возможности живого мертвеца напрямую зависели от сохранности его мозга. С каждой погибшей клеткой нейронная сеть теряла способности к проведению импульса. И даже моя темная сила не могла игнорировать анатомию.

Густава я нашел спустя всего пару часов после того, как его повесили на ветке старого бука близ маленькой деревушки в Нормандии.

Услышал нервное лошадиное ржание и, свернув с дороги, увидел на земле тело. Обрывок веревки, привязанной к толстому суку, чуть заметно покачивался и давал ясное представление о том, что произошло. Чистокровный английский жеребец очень темной гнедой масти тыкался мордой в грудь мертвеца, отказываясь понять, почему хозяин молчит. Он выглядел особенно красивым рядом с моей невзрачной серой кобылой. Я спешился и подошел к коню, погладил черную с проседью гриву. Достал из седельной сумки ломоть хлеба. Я всегда любил лошадей – за преданность и покладистый нрав. И мне совсем не нравилось то, что предстояло сделать. Когда я закончил, солнце клонилось к западу и тени деревьев едва касались лица убитого. Словно чертили границу между миром мертвых и тем, кто отныне к нему не принадлежал.

Я увез Густава раньше, чем он пришел в себя. И о судьбе своего коня он никогда меня не спрашивал. Хотя, возможно, и догадывался, чью жизнь я забрал, чтобы его поднять. Через много лет я узнал, что красавец Пайро был любимцем его отца и желанным подарком для сына. И, кто знает, может, Густав так и не смог простить мне его гибели.

Я закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. На секунду погрузился в безвозвратное прошлое, пахнущее домом и теплым хлебом. Боль в затылке немного отступила, словно место в моих воспоминаниях даровало мне силу исцеления. Хотелось раствориться в этой непривычной легкости, но иллюзия была недолгой. Я почувствовал концентрацию Потока, бурлящую стихию, присущую лишь тем, кто ожил совсем недавно. Значит, я почти достиг своей цели.

Утренний лес казался прозрачным, но восставшего видно не было. Я велел Густаву притормозить и направился к мерцающему среди деревьев Потоку. Судя по серебристым следам, мертвец какое-то время просто стоял на одном месте, словно собираясь с силами или размышляя о чем-то. Меня охватило тревожное чувство. Еще никогда я не терял тех, кого поднимал из мертвых.

Я наблюдал за ними с первой секунды, как к ним возвращалось сознание. Помогал принять новую жизнь, преодолеть растерянность. Объяснял все что требовалось и заодно оценивал, сколько разума удалось сохранить восставшему. Я всегда мог понять – получится ли из мертвеца толковый помощник или мне стоит поискать другого. Но сейчас… Я упустил важнейшие часы. К тому же не завершил ритуал. Не успел стабилизировать энергию Потока. И теперь с каждым шагом восставшего она выплескивалась и рассеивалась в солнечных лучах. Возвращалась в изначальное неустойчивое состояние.

Я еще раз оглядел деревья. Серебристые пятна уходили далеко вперед, отмечая путь мертвеца, словно капли крови. Может быть, для него ничего не изменилось? И он все еще надеется выйти к людям? Допустить этого я не мог. Восставшему не место среди живых. Если не получится использовать его как помощника, он должен окончательно умереть. Я поплелся обратно к машине, проклиная сегодняшнюю ночь, так внезапно возникшего Семеныча и, конечно, предателя Густава. И чуть не споткнулся о взъерошенное воронье тельце. На смятых перьях отчетливо виднелись следы Потока. Сама же птица была полностью опустошена. Вероятно, она подлетела слишком близко к застывшему посреди леса мертвецу, и он впитал ее жизненные силы. По коже прокатился неприятный холодок. Скверно. И смертельно опасно для любого существа, которое окажется на пути восставшего. Он будет забирать жизни, пока не получит достаточно энергии для стабилизации Потока. Не достигнет баланса, при котором Поток способен сам сохранять себя, противостоять неизбежному рассеиванию.

Все в этом мире подчиняется физическим законам. Магии не существует. Есть лишь движение и взаимодействие энергии. То, что кажется волшебством, на самом деле результат кропотливой работы, бесконечное оттачивание навыков заимствования энергии и перенаправления ее в нужное русло. Чтобы овладеть им, мне потребовалось сорок лет. И еще столько же, чтобы научиться управлять энергетическими потоками живых существ, незаметно отбирая их жизненную силу. И обеспечить себе фактическое бессмертие. Я действовал бережно, забирая лишь крошечную часть огромной силы, сокрытой в каждом создании. И никогда не трогал старых и больных. Чтобы восполнить потерю энергии, человеку или животному достаточно было выспаться и хорошенько поесть. Я же получал бодрость, здоровье, вечную молодость.

Но у всего на свете есть своя цена.

Поток представляет собой одну из форм энергетического излучения. Нечто схожее со световой или тепловой энергией, но несколько иного рода. Он поддерживает равновесие в обменных клеточных процессах, препятствуя старению и естественному увяданию организма. Но не способен лечить болезни и исцелять раны. Если я сломаю руку, кости срастутся с обычной для человека скоростью. Если сломаю позвоночник, стану вечно молодым инвалидом. Или умру. Любая серьезная травма будет препятствием для полноценной жизни. Я могу умереть от воспаления легких или лихорадки Денге. Могу ослепнуть, оглохнуть, лишиться ног.

Но самая большая ирония в том, что после каждого недуга мое тело способно принять все меньшее количество энергии Потока. Организм тратит на исцеление собственные ресурсы и неизбежно изнашивается.

Я все-таки старею и слабею, хотя и значительно медленнее, чем обычный человек. И поэтому мне необходим тот, кто возьмет на себя большую часть работы. Кто может стоять под дождем несколько часов подряд, спать на ледяном полу, носить тяжести. Мне нужен помощник. Слуга. Некто бессловесный, беспрекословно выполняющий приказы. Не способный сопротивляться и протестовать. Живые мало годятся на эту роль, хотя большинство моих собратьев по способностям со мной не согласятся. Поэтому и меняют марионеток каждое десятилетие. Я же предпочитаю более длительное и приятное сотрудничество. Без постоянного соперничества, ненужного и утомительного контроля над личностью.

Безусловно, помощники из мертвецов получались весьма специфические. И механизмы воскрешения даже спустя столько лет изучения оставались мне непонятны. Восставшие получали возможность управлять своим телом, могли слышать и видеть, сохраняли воспоминания и способность мыслить. Но начисто лишались любых чувств и эмоций. Было ли это связано с отсутствием сердцебиения и продуцирования гормонов, я не знал, да и в целом это не имело для меня значения. Чем меньше они походили на людей, тем проще мне было считать их всего лишь удобными инструментами, не нуждающимися ни в понимании, ни в сочувствии.

Густав посигналил, и я вернулся в машину. Он прав: не время торчать в лесу. Чем быстрее мы найдем восставшего, тем скорее все закончится. Я получу нового помощника, а Густав – смерть, которую он упорно именовал свободой. Я открыл переднюю дверцу и швырнул птичье тельце на сиденье рядом с водителем.

– Знаешь, что это? – я подождал, пока Густав повернет голову и посмотрит на ворону.

– Птица, – он вновь уставился в лобовое стекло.

– Пустая птица. Ты позволил охраннику вмешаться в ритуал. И теперь мертвец высосет каждого, кого встретит. В лесу или в городе.

– Ты обещал, что я буду твоим последним рабом. Что больше никого не заставишь служить тебе. Ты обманул.

– Твое тело больше не удерживает Поток. Мне нужен новый помощник. – Я сел рядом с Густавом и захлопнул дверцу. – И сейчас, когда я как никогда близок к тому, чтобы найти Новака, я не могу сдаться. Только не сейчас, Густав!

Я выкинул птицу в окно и достал из бардачка две таблетки ибупрофена. Запил из пластиковой бутылки и снова повернулся к помощнику.

– Я отпущу тебя, как только догоним восставшего. Нужно закончить ритуал раньше, чем кто-нибудь умрет. И если ты не готов помогать, то хоть не мешай! Договорились?

– Я помогу. В последний раз. – Густав завел двигатель, и машина тронулась с места. Я не отрывал взгляда от обрывочных переливающихся ручейков Потока и думал о тех, кому не повезет встретиться этим утром с восставшим. Эти люди погибнут по моей вине. И, к сожалению, они будут не первыми, кого я не успел спасти.