Kitobni o'qish: «В лабиринтах вечности»
В лабиринтах вечности
Эпилог
Дорогой друг, бывал ли ты когда-нибудь в лабиринте, именно в том лабиринте, из которого, казалось бы, нет выхода, но все же ты знаешь, что выход есть?
Но где? Где он этот спасительный выход? Возможно, за этим поворотом или за тем, возможно, тебя от него отделяет лишь шаг, а может, ты прошел и не заметил его…
Возвращаешься назад, судорожно выхватывая из памяти линии поворотов, почти бегом проходишь запутанный путь, мечешься, – тебя охватывает панический ужас, – ты попал в тупик?! Выхода нет!
Ты замираешь, ты испуган, обливаешься холодным потом, горло сдавливает страх…
Но отдаленно в твоем мозгу все еще пульсирует обнадеживающая мысль:
«Выход есть…»
Глава первая
Парадоксы истории
7 июля, 1985 год. Газета «Аль-Ахрам», Каир. Египет.
«В отеле Нил-Хилтон убита советская студентка.
Убийца с места преступления скрылся. В интересах следствия его имя не разглашается».
4 июля, 1985. Ташкент. Узбекистан.
Белоснежный лайнер вырулил на взлётную полосу, притормозил, постоял, подрагивая крыльями, а затем заскользил по бетонной полосе, набирая скорость, секунда… другая… и он, как огромная белая птица, взметнул в бесконечное голубое небо.
Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Под крылом самолета замелькали кроссвордом дороги, вспыхнули солнечным золотом высотки…
– Настёна, – Аня щекой прижалась к плечу подруги и ткнула в толстое стекло пальчиком, на ее запястье весело звякнули индийские медные браслетики, – смотри, фонтаны – белые шапки.
– Как одуванчики, – прошептала Настя, – Антик, всё забываю спросить, зачем ты выкрасилась в этот ужасный «радикально черный» цвет?
– Точно! «Радикально черный», – игриво хихикнула Аня, взбив пальцами темные пряди. – Пока красилась, всё боялась, что позеленею, как Киса Воробьянинов.
– Вроде, черная, – скептически оглядела ее Настя, – но только зачем? У тебя свои красивые волосы, цвета меди! Зачем?
– Как зачем, – возмутилась Аня, – модно!
– Да?! Ну, если модно, тогда, конечно! – Настя улыбнулась, невольно проведя рукой по своим и без всякой краски иссиня-черным волосам, спросила: – Ты специально сделала такую же стрижку как у меня?
– Ну, так мы похожи на египтянок! – скорчила смешную рожицу Аня.
И в самом деле, их ровно подстриженные волосы цвета воронова крыла в стрижке «care» придавали им сходство не только между собой, но и с изображениями древних египтянок в черных париках на фресках.
Хотя… Весь облик Насти – ее четко очерченная высокая линия скул, тёмные большие глаза, брови словно два крыла ласточки, губы кораллового оттенка и нос с едва заметной горбинкой, – как-то больше соответствовал канонам этих древних красавиц.
Аня же накрашена ярко, густо: ресницы с хлопьями туши, черные стрелки почти до середины виска, губы бордово-алые, но весь этот боевой окрас никак не вязался с ее округлым личиком, усыпанным веснушками и весело вздернутым курносым носиком. Она больше смахивала на матрешку, чем на египтянку. И в движениях она резка, стремительна, и это так диссонирует с азиатской степенностью Насти.
Но они очень похожи в одном, – их лица буквально светятся от гордости – из всего курса Исторического факультета только они летят на практику в Египет! Всех остальных направили на раскопки под Бухару.
– Всего три часа! Три часа и мы в Каире! – восторженно шептала Настя, – три часа… всего три часа!
Она не могла отвести взгляда от иллюминатора. Вся проплывающая внизу красота была ярким фоном к ее столь близкому счастью: паутинки дорог, изумрудно-бирюзовые реки, темно зеленые горы с бело-голубыми шапками и облака, облака, облака, как рваная пушистая вата.
Ане надоело вытягивать шею, восхищаться проплывающими «облаками», ее врожденная прыткость требовала действия. Оглянулась – рядом на соседнем кресле сидел довольно красивый, лет тридцати араб, но хищно изогнутые ноздри, как у орла, и острый цепкий взгляд придавали его лицу злое, почти мистическое выражение, в котором растворялась вся его привлекательность.
Их взгляды встретились, он буквально ожег ее взглядом черных маслянистых глаз.
«Ого, взгляд-то, какой неприятный, чистый тебе Мефистофель!» – подумала Аня и, повернувшись к подруге, спросила первое, что ей пришло в голову:
– Настёна, говорили, твой отец бывал в Египте!
– Говорят, бывал, строил Асуанскую плотину.
– И что?
– И ничего… я никогда его не видела, знаю о нем лишь со слов… – Настя вдруг замолчала, отвернулась, смахивая набежавшие слезинки, всю ее восторженность как рукой сняло. Молчание затягивалось.
Аня прикусила губу – угораздило же меня, и кто за язык тянул? Вечно я так: сначала говорю, а потом думаю. Как-то нехорошо получилось!
Она притихла, откинулась в кресло, посидела немного, уставившись в потолок, правда, недолго, через пару секунд уже с интересом рассматривала пассажиров, и вновь мельком глянула на соседа, что буквально вжавшись в кресло, все так же поедал ее глазами. Взгляд у араба был цепкий, тяжелый – Аня застыла, не в силах отвести от него взгляда…
…Вдруг, как вспомнив что-то очень важное, Аня взвизгнула от переполнявшего ее озорства, рывком открыла сумочку, подтолкнула Настю в бок локотком, заговорщически прошептала ей в ушко:
– Настёна, смотри, – она таинственно улыбнулась, искоса поглядывая на подругу, поглаживала сверточек, – что у меня есть… а?! Смотри, сафьяновый переплет, пергаментные страницы, смотри, какое сокровище!
Ее маневр оказался верным – промокнув платочком глаза, Настя заинтересованно спросила:
– Что это?
– Книга!
– Книга?!
– Мне ее на книжном базаре старушенция продала, можно сказать, она меня почти заставила ее купить. Такая старая…
– Кто? Книга?
– Нет, старушка! Тощая, как мумия, брр–р–р… просто жуть! – Аня брезгливо поморщилась, медленно развернула сверток. – Привязалась ко мне, мол, купи, купи эту книгу, она тебе пригодится! Схватила меня вот здесь – за локоть, да так сильно, что он до сих пор саднит, видишь, синяки остались от пальцев! А другой рукой все эту книжицу мне в лицо тыкала, приговаривая хитро, купи, мол, по ней можно узнать, где и когда жила твоя душа, кем она была в прошлой жизни? Бред… какой-то…
Настя недоверчиво покосилась на нее, чтобы Аня повелась на подобную чушь – верилось с трудом. Скорее Настя поверила бы, что она накупила блузок, юбок, платьев на все деньги и теперь ждёт стипендии, как манны небесной, но, чтобы купила книгу, да еще такую странную – это что-то новенькое!
– И ты веришь в подобную чушь?
– Нет, – Аня равнодушно пожала плечами, – я даже не собиралась покупать эту книгу, но старушонка так вцепилась в меня мёртвой хваткой, что пришлось отдать всё, что было с собой! Да, ладно, мне и не жалко, может у старушки на хлеб денег не хватало, пусть, зато у меня теперь вот такая интересная и таинственная книга!
– Удивительно, – задумчиво проговорила Настя, еще раз недоверчиво взглянув на подругу, – чтобы ты и так растрогалась, наверное, бабушку пожалела?
– Ну, как бы, да! – Аня неопределенно дернула плечами, словно чувствуя всю несуразность своего приобретения, но через секунду и, вероятно, совершенно случайно, найдя достойный ответ, встрепенулась, – а если и впрямь, по книге можно заглянуть в прошлое? А? Как тебе такой поворот? Интересно?!
Сосед – Мефистофель – хмыкнул, ехидно улыбнулся, его глаз недобро сверкнул.
– Интересно! – восторженно прошептала Настя.
Она задумалась. Аспирантка исторического факультета как никто другой воспринимала любую древность, любой артефакт, как сокровище, а старые рукописи и тем паче. Сейчас у Ани на коленях лежала истинная ценность – фолиант в кожаном переплете с потемневшими от времени пергаментными страницами с обугленными краями. И, казалось, страницы обожжены временем, и лет книге столько, что и подумать страшно!
Настя коснулась книги…
– Сафьяновый переплёт… как приятно прикасаться к нему!
– Угу, а знаешь, эта старушенция еще сказала, – Аня попыталась придать словам больше таинственности (она не смогла бы объяснить, что такого было странного или таинственного в тех словах, но то, что для старушки они имели некий мистический смысл, было очевидно).
– И что же? – Настя не отрывала зачарованного взгляда от книги.
– Она сказала… да, нет, не буду говорить, вероятно, бабка выжила из ума… какой – то бред…
– Ну, говори…!
Аня прошептала Насте в лицо:
– Она сказала: «Благодать познает тайну Воскресшей!»
– Благодать познает тайну Воскресшей?! Может, «воскрешения»? «Благодать познает тайну воскрешения». Как-то логичней звучит, ты не находишь?
– Нет, нет! Я точно помню, она сказала именно: «Воскресшей».
– Странно! Звучит, как ребус, – задумчиво проронила Настя, проводя рукой по шероховатой обложке. – Как приятно прикасаться! Кажется, что вся мудрость, все тайны Вселенной сокрыты именно в этой книге! А открыв ее, я действительно могу заглянуть в прошлое, в будущее.
– Ну, теперь тебя разобрало, фантазерка! Это всего лишь книга, – хихикнула Аня, мысленно улыбаясь своей маленькой хитрости, потому что Настя уже не плакала.
Она заворожённо поглаживала книгу. Насте так было приятно прикасаться к пергаментным страницам, чувствовать их шероховатость и необычайную теплоту – даже показалось, что книга, словно, обволакивая ее руку сияющим светом, затягивает в потусторонний мир – ладонь вот уже почти провалилась в эту мягкую, как растопленное масло, сияющую золотом, вязкую оболочку книги…
– Тьфу ты, и привидится же такое? – Настя дернулась и тряхнула головой, отгоняя наваждение, спросила:
– Знаешь, как по ней искать, как высчитывать?
– Ну, так… приблизительно, – замялась Аня, краснея.
Она, конечно же, не скажет, как настойчиво старушка пыталась объяснить ей весь таинственный ритуал, и, как она отмахивалась от назойливой старушки, которая так цепко вцепилась в ее локоть холодными костяшками, что пришлось выслушивать всю ту тарабарщину, что она несла. Аня слушала ее в пол-уха, потому что всё казалось бредом выжившей из ума старухи. Возможно, тогда Аня подсознательно чувствовала – эта ветхая книга для нее – вещь совсем ненужная, и, что она сыграет какую-то злую роль в ее жизни. А, возможно, было некое предчувствие – книга, как сказочный Камень Судьбы на развилке дорог, где ей нужно выбрать единственно верную дорогу, а всегда так трудно делать какой-либо выбор. Правда, этого Аня не знала, но ей отчего-то не хотелось даже слушать старуху, и уж тем более запоминать. Но старческое скрипучее бормотание проникало в сознание помимо ее воли – все эти магические столбики цифр, сложение и вычитание необычным способом, – воспринималось ею и всё отложилось в подкорке сознания и запомнилось. Возможно, сейчас она с удовольствием прослушала бы курс по «магическому летоисчислению» ещё раз, но, старушка осталась там, на пыльных улицах Ташкента. Придется как-то выкручиваться самой.
Аня тяжело вздохнула, покосилась на соседа. «И что это он так нам меня уставился, где он только взялся на мою голову», – подумала она, еще раз тяжело вздохнула и как можно бодрее произнесла:
– Ну, хорошо, Настена, ради тебя, могу попробовать! Мне и самой стало интересно! Как ты думаешь, хорошая я буду прорицательница? Да?! Тогда, давай… попробуем… – сказала она весело.
Аня выпрямила спинку, насупила бровки и, подражая ворожеям, томно пропела:
– Где и когда ты родилась, скажи, и я открою тебе тайну: кем ты была в жизнях прежних?
– Как где?! – недоуменно уставилась на нее Настя, – Как и ты – в 1965, с первого на второе мая, под Ташкентом, в горном поселке Чарвак!
– Всё! Всё, всё понятно, – зашептала новоявленная Сивилла, склоняясь над чудной книгой…
Даты записала на корешке авиабилета, зашуршала страницами, «что-то с чем-то» сверила, кивнула, мол, это то, что мне надо, с минуту посидела в задумчивости, уставившись в белую обшивку самолета, шевеля губами, и вновь кинулась шуршать страницами, сверяя какие-то там загадочные знаки. Священнодействие затягивалось…
Но когда ей казалось, что результат почти готов и она уже собиралась вынести свой «вердикт», как ее взгляд почему-то(!) остановился на усатом соседе. Теперь он непросто сверлил ее глазами, он испепелял ее взглядом! Аня осеклась…
…А он медленно, словно только этого и ждал, положил свою большую ладонь на книгу, и чуть приобнял Анну за плечи, и, заглядывая ей в глаза, при этом скалясь скабрезной улыбкой, произнес (как-то уж больно настойчиво он это произнес):
– Подожди, красавица, скажи сначала, кем в прошлой жизни был Я?
Аня замерла. «Что за мерзкий тип! Встревает в чужие разговоры…, прикасается ко мне…, смотрит… так…! Почему он так смотрит, какой все же… у него странный… тяжелый взгляд…» – думала она, чувствуя, как замедляются и тяжелеют мысли, будто превращаясь в тягучую черную смолу. И всё, что выудила из таинственной книги, тут же увязло в этой тёмной смоляной массе…
…Аня, глядя на него, тихо спросила:
– Где и когда вы родились…?
Мефистофель, почти впиваясь в нее немигающим взглядом, привлек к себе и что-то прошептал на ухо. Она слегка отстранилась, но смотрела на него, не мигая, по ее губам заскользила отрешенная улыбка… Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не Настя…
– Антик! Что с тобой?
Аня вздрогнула, – сразу исчезла смоляная, черная, липкая масса, – резко сбросила с плеча его тяжелую руку и, тряхнув черными прядками волос, стараясь больше не смотреть в темные глаза мусульманина, сказала:
– …Вы родились, э-э…, – и, не договорив, склонилась над книгой.
Сейчас ей удалось быстрей сопоставить цифры и даты, и не прошло и минуты, как она прыснула в кулачок и радостно ткнула пальцем в книгу.
– Настена, смотри!
Девчонки зашлись смехом.
– Что там, – свел у переносицы кустистые брови араб, – ну?
Аня даже не осмелилась прочесть, а лишь ткнула пальцем в текст – читайте, мол, сами.
Прочел, злобно сверкнул чёрными глазами, очень нехорошо так сверкнул.
– Как же, я – женщина! Да я женщин ненавижу! И всех! Всех ненавижу!
Дёрнулся было встать, но вспомнив, что он в самолете, откинулся назад в кресло, закрыл глаза, всем своим видом показывая – он их презирает!
Девчонки переглянулись и с облегчением вздохнули.
Под монотонный гул двигателей вскоре уснули: злобный сосед, сложив на груди руки и запрокинув голову, тяжело сопел, Аня склонила голову к Насте на плечо.
Настя же долго сидела, прислушивалась к мерному дыханию Ани, сама она не могла уснуть – ее переполняло приятное предчувствие чего-то великого. И дело не только в том, что она летит на раскопки в Египет. Нет! То, что она ощущала, было гораздо больше, чем просто исполнение мечты египтолога, даже такой самой заветной.
Всё её существо наполнялось ликованием и нетерпеливым ожиданием, она почти считала минуты… секунды… мгновения…
Ни один Ромео не предвкушал встречи с любимой так, как Настя ждала встречи с Египтом. Это было выше её понимания, и она чувствовала, чувствовала сердцем, что именно эта встреча изменит всю её жизнь.
Вдруг взгляд скользнул по спинке переднего кресла, в его сетке-кармане красочный рекламный буклетик. Она было потянулась к нему, но Аня на ее плече, сонно хрюкнула и придавила ее собой еще больше. Не получилось дотянуться даже до уголка журнала, чтобы вытащить. Так бы она и «ела» буклетик глазами, представляя, что там интересного, если бы самолет на какие-то доли секунды вдруг резко не ухнул вниз и вновь не взмыл ввысь, как будто подпрыгнул над пустотой. Стюардесса тут же оповестила, мол, ничего страшного, уважаемые пассажиры, мы входим в зону турбулентности, просим пристегнуть ремни. Встрепенулись почти все, защёлкали карабинами ремней, настороженно всматривались в иллюминаторы (и как же выглядит там, эта турбулентность?). Лишь одна Аня так и не проснулась, только на доли секунды открыла глаза, улыбнулась, откинулась в своё кресло, вновь мерно задышала.
Настя взяла журнал. На обложке знаменитый храм Абу-Симбел. Четыре колосса Рамсеса надменно взирают с высоты веков. А над входом в храм, в скале вырезана фигурка бога солнца Ра, он опирается на иероглиф «могущество» и фигурку богини истины Маат.
– Вот ты, какой загадочный символ! – Настя провела пальцами по странице, – «Усер-Маат-Ра». Перевод-то какой красивый: «Могущественна Истина Ра»! Истина Ра!
В самом деле, сейчас, в этом символе было что-то необычное, таинственное! Она и раньше, видела фотографии храма с разных ракурсов, но ни разу так чётко не выделялся этот скульптурный символ престольного имени Рамсеса II – «Усер-Маат-Ра».
«Сейчас, у меня, словно глаза открылись», – подумала Настя.
Перевернула страницу, тихонечко прочла:
«К концу XIX века на рынке стали появляться уникальные произведения древнеегипетского искусства. Власти заинтересовались источником поступлений. Подозрение пало на Абд эль-Расула, жителя Луксора, промышлявшего торговлей древностями. Его вынудили выдать тайник – а именно обнаруженную им гробницу в одном из природных амфитеатров, образованных скалами Дейр эль-Бахри на западном берегу Нила.
В 1881 году египтолог Эмиль Бругш исследовал тайник. Вот, что он писал:
…Мы пробирались через ларцы с фаянсовыми погребальными приношениями, металлическими и алебастровыми сосудами, пеленами и различными мелочами, пока наконец не добрались до поворота коридора. В глаза бросились саркофаги, в таком количестве, что я был просто потрясен. Собравшись с чувствами, я обследовал их так тщательно, как мог это сделать при свете моего факела, и сразу же увидел, что в них покоятся царственные персоны… Их золотое покрытие и отполированные поверхности так ясно отражали мое взволнованное лицо, что казалось, будто бы я глядел в лица своих собственных предков… Я был настолько потрясен, что не понимал, явь это или сон. Опустившись на какой-то гроб, я машинально взглянул на крышку и отчетливо увидел имя фараона Сети I… в нескольких шагах от него в простом деревянном гробу лежал со скрещенными на груди руками сам Рамсес II, великий владыка древнего Египта…
Настя остановилась, прислушалась… – ей показалось, что кто-то еле слышно прошептал ей в самое ухо: «Читай! Читай дальше!» По ногам потянуло холодом… «Я сижу у окна, и поэтому так холодно», – подумала она.
…3 июня 1886 года в Булакском музее Гастоном Масперо были развернуты погребальные пелена. Лицо Рамсеса, гордое, с орлиным профилем …
«Что ж в самолете так холодно?» – поёжилась Настя.
…26 сентября 1976 года тело Рамсеса было вывезено во Францию для проведения срочной консервации тела фараона в Париже, в Музее Человека. Рамсес Великий покинул Египетский музей в Каире под охраной полка солдат, командовал которым генерал по имени… Рамсес! Пилот специально подготовленного военного самолета по просьбе египтологов, сопровождавших владыку «Обеих Земель», пролетел над пирамидами Гизы, около которых по приказу Рамсеса II был возведен храм солнечному божеству. На аэродроме во Франции царя Верхнего и Нижнего Египта встречали со всеми почестями, полагающимися правителю иностранного государства, несмотря на то, что правил он тысячи лет тому назад. Почетный эскорт по пути в Музей Человека проследовал через площадь Согласия, на которой возвышается обелиск, воздвигнутый когда-то Рамсесом перед Луксорским храмом.
Рамсес и его творение встретились вновь в Париже спустя несколько тысячелетий – это ли не парадокс истории?!»
Глава вторая
Красный цвет – цвет проклятия!
I
1965 год. 1мая. Асуан
– Смотри, Хамид, смотри! Вот оно наше детище – плотина! – С пафосом восклицал Сергей.
В ответ Хамид удрученно кивнул, он не мог отвести взгляда от клокочущей под ними воды.
С высоты плотины казалось, что обезумевший Нил стремится прорвать столь ненавистные для него бетонные оковы.
Великий Нил – «дар богов Египту» – бушуя и протестуя, вырываясь, оглушительно выпрастывал воды с высоты плотины и, пенясь, шумно разливался по долине.
– Ты говорил: Нил не покорить. А смотри, как мы его! А? Дух захватывает!
– Это не я говорил, это мудрость веков говорила, – задумчиво ответил Хамид.
Он все смотрел на воду, что с безумным рёвом бурлила под ними. В солнечных лучах брызги искрились ослепительно радужно, весело, но на сердце у Хамида было темно и скребли кошки. Он тихо сказал:
– Люди всегда пытались усмирить Нил, подчинить его себе, но это им не удавалось. И ещё неизвестно, как отразится на Египте наше вмешательство в его размеренную жизнь? Для меня же очевидно лишь одно: затопив эти земли, – и Хамид кивнул на огромное без конца и края водохранилище за его спиной, – мы уничтожили там тысячи и тысячи свидетельств Величайшей культуры. Бесценные реликвии погибли безвозвратно! Теперь стражниками древних тайн будут не пески, как раньше, а миллионы тонн воды.
– О, да ты философ! А разве мы не спасли всё, что можно было спасти?
– Что?! Что вы спасли?! – раздражённо огрызнулся Хамид. – Что спасли?
– Перенесли храм Абу-Симбел! Колоссы Рамсеса спасены!
– Перенесли! Спасены! Ты считаешь, это спасло их?!
В ответ Сергей лишь пожал плечами.
– Да, какая разница этим колоссам, где они проведут ещё лет так тысяч пять?! Что изменилось для них? – искренне удивился Сергей.
Сергей – невысокий, светловолосый, с большими голубыми глазами на добром курносом лице, – ведущий инженер стройки. Он настолько далёк от истории, насколько она, казалось бы, далека от технического прогресса. Хотя при подготовке к работе над плотиной ему пришлось столкнуться с рядом попыток древних египтян «усмирить» Нил. И надо сказать, это оказалось далеко не лишним, а особенно расчёты жрецов. Удивительно, но древние жрецы могли точно предсказывать силу и время ежегодного разлива Нила! Но это, как говорил поэт: «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой».
И для Сергея «преданья старины глубокой» были совершенно неинтересны, и, казалось, к нему никакого отношения не имела, ни история Союза, ни тем более история африканской страны.
Хамид же наоборот просто обожал все, что связано с историей древнего Египта. Обожал и гордился. Еще в школе он по книгам Шампольона выучился читать иероглифы, и теперь посвящал этому занятию всё свободное время. Где бы ни находился, где бы ни работал, он всюду исследовал местность – а вдруг здесь есть интересные надписи?
Когда-то Хамид мечтал, что обязательно станет археологом, и уже было собрался подать документы в археологическую экспедицию, но отец сказал ему тогда:
– Сын мой, посмотри на меня – я работаю в лавке древностей вот уже 50 лет, но так и не стал уважаемым человеком. Эти древности никому не приносят счастья, и на хорошую жизнь ими не заработать.
– Это потому что Вы, отец, продаете туристам поделки наших родственников, а не настоящие реликвии.
– Эх, сынок, наши подделки, я знаю, чисты, они не причинят никому вреда. А эти «настоящие реликвии» из усыпальниц – принадлежат им, умершим! И они охраняют их…
– Ну, вот опять Вы, отец, о проклятиях!
– Сынок, я стар, я хотел бы видеть тебя инженером, чтобы все уважали моего мальчика и обращались к нему с почтением!
Хамид не мог перечить отцу, поэтому уехал учиться в Советский Союз. Но даже став инженером, он не бросил свое увлечение – археологию.
