Kitobni o'qish: «Король неблагого двора. Нить и серебро»

Пролог

Миссис Томпсон уже полчаса перебирала отрезы разнообразных тканей и никак не могла выбрать материал для платья.

В данный момент в ее руках шуршала органза, и я мучительно пыталась сообразить, как бы намекнуть почтенной матроне, что этот материал скорее подходит для юных девушек. Особенно если хочешь сшить из него пышную юбку.

– Элла, как твои родители? – живо интересовалась поздняя клиентка. – И сама, оправилась ли после смерти бабушки?

Я вдвое сложила отрез мягкой шерсти, который предлагала миссис Томпсон до этого, и ответила:

– Мама с папой в порядке, спасибо за беспокойство. За год они почти пришли в себя. А я… меня очень выручило это занятие. – Я нежно провела ладонью по столу, столь же древнему, сколь и само здание, в котором располагалась мое ателье. – Работа лучшее лекарство от горя.

– И не говори, девонька, и не говори, – покивала седой головой старушка, которая приходила скорее для того, чтобы пообщаться, чем что-то купить. – А у нас на ферме что-то сплошные неприятности в последнее время, даже не знаю, что делать. Жаль дети подались в Дублин, так что одна одинешенька я.

Тут миссис Томпсон несколько лукавила, так как «бросившие» ее дети обеспечивали матери постоянную поддержку наемных работников. Так что было кому и коров доить и урожай собирать. Недавно даже новый трактор купили.

Но старушке очень не хватало общения.

– Да то молоко скиснет, хотя доили вечером, то зерно для посевной по амбару рассыпано. И чует сердце мое – что-то тут нечисто! Хотя работнички и говорят, что просто мешок упал верхний, да коты потом поигрались.

Я пожала плечами и сказала:

– Мне ли вас учить? Поставьте блюдечко с подношением для брауни. Мало ли, домовой дух шалит – на них это похоже.

Кому угодно другому я бы такое говорить не стала. Но старушка в дивный народец верила, а потому почему не поделиться своими соображениями?

– Да пробовала! – Миссис Томпсон всплеснула руками, и возмущенно уставилась на меня поблекшими глазами. В юности они наверняка напоминали своим цветом зеленые холмы нашей Ирландии, но с годами выцвели до оттенка пыльного бутылочного стекла.

– И ничего? Тогда можно попробовать не по-хорошему, а по-плохому. – Я покопалась в голове и, нахмурившись, перечислила: – Вроде как полынь хорошо работает, да ягоды рябины. Но лучше еще раз подношение оставить, вдруг это все же именно домовик-брауни и его рабочие по незнанию разозлили?

– Да, деточка, наверное, так и сделаю, – покивала старушка. Тронула морщинистыми пальцами плотный темно-синий лен. – Вот из этого станем шить. А по поводу мелких пакостников… Элла, ты бы знала, как отрадно с тобой о них поговорить. Нынешняя молодежь совсем не верит в фейри, потешаются надо мной… Потому даже если ты просто поддерживаешь диалог и не хочешь разубеждать старуху в ее иллюзиях – спасибо!

Я в ответ заверила, что всегда рада поболтать, и точно не считаю, что над историей нашей земли нужно смеяться.

А сама украдкой вздохнула и покосилась на темнеющее окно, в котором отражался освещенный огнями главный зал моего ателье.

Я бы и рада не верить в фейри. Да не получается.

До закрытия оставалось немного времени, потому я быстро сняла мерки, стараясь при этом не заострять внимания на зеркалах и стеклах. А точнее – на том, что в них отражалось.

Закончив замеры, я пообещала миссис Томпсон, что ее наряд на майский праздник обязательно будет готов к сроку, и я даже завезу ей его лично.

За клиенткой хлопнула дверь, отозвавшись едва слышным звоном колокольчиков, а после с улицы донеслось громкое урчание мотора старого форда. Старушка категорически отказывалась менять автомобиль на что-то более современное.

И я осталась наедине с собой.

Стараясь как можно скорее завершить все дела, я мечтала наконец-то подняться на второй этаж доставшегося от бабули домика. Там я уже давно занавесила все отражающие поверхности, а вот в самом ателье это было сложно сделать по техническим причинам.

В ушах зазвенело, и, словно сквозь туман, донесся мягкий мужской смех. Я потрясла головой и прерывисто выдохнула.

С начала весны зеркала стали вести себя странно. Даже проходя мимо магазинной витрины, я порой ловила краем глаза странную рябь, в которой вспыхивали бледно-синие огоньки. И оттуда доносился мужской голос, едва слышный, но отчетливый. Он шептал мое имя, словно бархатом касаясь ушей.

А уж когда я оставалась с зеркалом наедине… С любым зеркалом! В ванной, в коридоре, над туалетным столиком, с крошечным кругляшком на декоративной подставке, что стоял на моем столе…

Тогда обладателя бархатного голоса можно было увидеть. А шепот с наступлением сумерек становился все громче и громче.

– Элла, я жду тебя…

Ну вот, снова!

И если еще неделю назад я пыталась себя убедить, что слышать фейри в двадцать первом веке – моветон, то теперь мне лишь хотелось, чтобы все это закончилось.

Притом полынь никоим образом не помогала. Даже напротив, мои усилия, судя по всему, забавляли того, кто звал… во всяком случае, когда я раскладывала сушеные ветки вокруг кровати, он от души веселился.

Я скользнула пальцами по рукавам и, щелкнув по рунической вышивке на манжетах, досадливо поморщилась. Обережные руны против волшебного народа тоже не действовали. То ли вышила я их неправильно, то ли тот, кто манит меня в холмы, оказался сильнее.

Впрочем, чему удивляться?

Я покачнулась, разум в очередной раз подернулся пеленой, а в ней… в ней звучали слова. Сказанные моим голосом, но не моими интонациями. Восторженными, вдохновенными, преклоняющимися, даже раболепными.

Мой король зовет меня.

Его волосы темнее самой непроглядной ночи, его глаза – как воды моря под ярким солнцем, его черты благородны и совершенны.

Я вижу его образ везде. Он смотрит на меня вместо моего отражения, он подмигивает сапфировым глазом из искаженного блеска заварочного чайника, он улыбается в бликах воды в кувшине… И трудно, так трудно оторвать взгляд от его узкого лица, от плавно изогнутых бровей, от губ, словно вышедших из-под резца гениального скульптора.

Мой король прекрасен так, что от восторга заходится сердце. И он любит меня! Он ждет меня!

В голове прояснилось так же быстро, как и затуманилось. Но если на момент начала морока я стояла за столом, то теперь замерла на противоположной стороне комнаты, распластав ладонь по темному стеклу. А с той стороны вырисовывался смутный силуэт… четкой и яркой была лишь белоснежная ладонь, прислоненная к окну с той стороны.

Изящная, узкая… с чересчур длинными пальцами. Нечеловеческая.

Фейри. Совершенство, у которого обязательно есть изъян. Безмерно красивый и – как и всякая красивая тварь в природе – безумно опасный представитель дивного народа.

Чтоб они там все передохли в полых холмах!

И это не я злая. Любой человек не отличается добротой, когда у него, учитывая все впечатления, едет крыша.

Стремительно развернувшись, я бегом бросилась к лестнице. Взлетев по ней, с грохотом захлопнула за собой дверь и прислонилась к дубовому массиву, прижимая ладонью бешено колотящееся сердце.

Хотелось слышать голос. Свой, не начарованный. Потому я говорила. И снова говорила.

– Нужно что-то делать!

Слова с трудом продирались сквозь сведенную страхом глотку, и голос звучал хрипло, надсадно, словно я долго кричала, а не вкрадчиво мурлыкала о прелести ушастого нелюдя из отражения.

– Для начала дотянуть до утра, а потом, например, все же уехать в Дублин к родителям.

И попросить контактики хорошего психотерапевта (а то и психиатра), если там это пройдет.

Но что-то подсказывало, что нет. Не пройдет.

Так что я решила, что очередную ночь проведу в изучении книг и своих старых, детских и подростковых записей.

Было время, когда я жила и дышала легендами своей земли. Собирала книги, взахлеб рассказывала бабушке о том, что есть Благой Двор фейри, и им правят летние рыцари, во главе которых стоят король Оберон и королева Титания. А есть Неблагой… зимний, холодный. И на троне под каменными сводами сидит прекрасная королева Мэб. Столь же великолепная, сколь и жестокая.

Я оставляла брауни молоко и кусок хлеба, политый медом. Я вешала засохшую рябину над входом, чтобы отпугнуть плохих фейри…

А бабушка лишь смеялась. Слушала мои сказки и делилась своими.

О том, что фейри боятся холодного железа. О том, что они не любят деньги, но обожают подарки и всегда отдариваются в ответ.

Потому и сложилось так, что я никогда не считала сказки о дивном народе совсем уж выдумкой. Если ты живешь в ирландской глубинке, не верить в существование фейри сложно, а уж мне и подавно. Бабушка рассказывала, что в возрасте трех лет я заигралась в саду, наверное, вышла через заднюю калитку и… пропала. А вернулась через сутки, когда паника родных уже перешла все пределы. Просто появилась на крыльце, в незнакомом, невероятно красивом платьице, с цветами и ягодами в волосах и с подвеской на шее в виде четырехлистника. И отобрать у меня подвеску не смогли – я начинала истерично рыдать, когда до нее даже просто дотрагивались.

Сама я помню только много музыки и звонкого многоголосого смеха, а потом – кого-то большого, склонившегося ко мне, закрывшего солнце. Ни лица, ни слов в памяти не сохранилось, но его волосы, такие же светлые, как мои, сияли вокруг головы словно волшебный шлем. Кстати, я так и осталась блондинкой, хотя все мои родственники темноволосые.

И подвеска осталась. Именно ее с самого начала марта я сжимала в ладони, когда хотелось бежать из дома, бежать к тому, кто звал меня. В святой уверенности, что я припаду к ногам моего короля еще до того, как рассветное солнце выкрасит алым верхушки деревьев.

В голове вновь помутнело.

Припаду к его ногам… Коснусь дрожащими пальцами его одеяния, позволю себе поднять глаза на совершенное лицо…И он протянет ко мне руки, светясь любовью…

Я вслепую нашарила подвеску и выругалась.

Любовью, ну как же. Дивный лорд, полюбивший простую смертную, – такое бывает лишь в легендах. Да и там плохо заканчивается.

Почему-то появилось четкое ощущение, что эта ночь для меня последняя, когда можно что-то изменить. Думай, Элеонора Мак-Ринон, думай!

Почитать, кажется, не получится, так что стану полагаться на память.

Во-первых: железо!

Давным-давно бабушка подарила мне мой первый швейный набор. И он был не простой, а золотой! Вернее, железный. Старинный, с разными иглами, и что самое ценное – все они были железными. Современные-то… сплошной алюминий. А он не подходит.

Набор стоял на туалетном столике, зеркало на котором было накрыто покрывалом. И оно немедленно сползло, явив мне во всей красе прекрасный облик остроухого брюнета по ту сторону.

Он улыбался так, что я мигом ощутила себя единственной женщиной на всей земле! И, не иначе как по этой причине, крайне любимой.

– Эл-ла… – Он запрокинул голову, и еще раз произнес мое имя. Медленно, раскатисто… словно пробуя его на вкус. А после вновь взглянул на меня, притом так, что аж колени подкосились. – Как ты красива. Как ты изящна. Иди же ко мне, иди…

Если честно, захотелось влезть прямо в зеркало и тотчас рухнуть в пучину страсти, которую несомненно обещал этот пламенный взор по ту сторону!

Я стиснула четырехлистник так, что края врезались в кожу. Вот только помогал он все меньше и меньше.

– Нет.

– Нет? – Идеальная бровь изогнулась, а на лице фейри появился укор.

И мне немедленно стало стыдно за то, что я такого прекрасного мужика разочаровала!

Потому я на всякий случай выдала ритуальную фразу. По всем сказкам она должна была дать понять волшебному народу, что ему тут не рады:

– Власти твоей нет надо мной.

Хотелось бы сказать, что ответила я четко и уверенно, но увы. Я мямлила и вздыхала.

– Элла! Я устал ждать тебя! Я так хочу прикоснуться к тебе, ты такая красивая… такая изящная… Иди ко мне, моя девочка…

Мать его, величество! Да ты повторяешься!

И подкаты у тебя уровня средневековья. Пафосно и не оригинально.

Я усилием воли заставила себя подхватить с пола ткань и опять набросить на зеркало.

С той стороны возмущенно донеслось:

– Элеонора Мак-Ринон, я тебе не попугай! От меня так просто не избавиться.

А то я уже не поняла!

Что делать современному человеку, если его зовут фейри? Причем не первый раз в жизни… но в детстве я каким-то чудом вернулась домой. Вряд ли мне повезет снова.

От покрывала остроухий лорд, разумеется, избавился, но за это время я успела достать иглы, а также заготовку на перчатки с длиннющими такими пальцами, которую сделала еще прошлым вечером.

Покосившись в зеркало, я вдруг заметила крайне неприятную вещь: прекрасное лицо на миг исказилось гримасой скуки и… удивления?.. Да, мой король, я не бегу к тебе сломя голову и теряя туфельки. Хотя и понимаю, что долго сопротивляться не сумею.

Знать бы еще, это действительно король или кто-то из высоких лордов играется? С другой стороны, какая разница? Мне решительно нечего противопоставить фейри любого статуса! Но нужно продержаться еще немного.

Чтобы доделать подарок.

Я снова взялась за иглу и сама залюбовалась вещицей, лежащей на коленях. Перчатки. Из тончайшей и очень, очень дорогой кожи, сшитые вручную. Почти готовые, осталось подрубить низ и сделать тиснение на левой.

Сначала я думала о шарфике, но как-то король поманил меня длинным пальцем, и этого хватило. Если уж я что умею – так это шить красивые вещи, и снимать мерки мне, на самом деле, не нужно. Достаточно глянуть. Наверное, это талант – я никогда, ни разу не ошиблась в размере.

– Элла…

Подожди, мой король. Я скоро. Я не могу явиться к тебе без подарка. Во-первых, это просто невежливо – не преподнести высокому лорду маленький, но красивый презент. А во-вторых… во-вторых, может быть, мне удастся удивить тебя?

Глава 1. О том, как Элла оказывается в волшебной стране и встречается с ее королем

Где я?..

Момент переноса из одного места в другое прошел мимо меня. Просто в голове помутилась и вот я уже не у себя дома.

Лес был невероятен.

Деревья-исполины, чьи серебряные кроны пронизаны солнечным светом, мягко роняли листву на широкий путь, вымощенный изумрудным камнем. По обе стороны стояли прекрасные фейри и рукоплескали мне!

А впереди на роскошном троне из переплетенных корней сидел ОН. Мой прекрасный король.

Который все же сумел затуманить мой разум.

Я сжала кулаки, чтобы удержаться от порыва подбежать к нему и рухнуть на колени возле ног. Избранница повелителя фейри, на которую с таким восторгом смотрят дивные лорды и леди, должна приблизиться величественно!

Я сжала… и ощутила выделанную кожу перчаток и иглу в ней, что глубоко вошла в плоть и заставила очнуться.

Морок схлынул настолько стремительно, словно с меня сдернули тонкую, как паутинка, вуаль.

Под покровом иллюзии мир казался радужным и воздушным словно облака. Реальность же куталась в ночной сумрак, пугала кривыми изгибами ветвей, мерзко хихикала из ближайших кустов.

– Пряха, новая пряха!

Я остановилась, стараясь выровнять дыхание, прерывистое, словно после долгого бега, а стертые ноги, казалось, прошагали не одну версту. Ныли царапины, словно я продиралась сквозь кусты, не различая дороги.

А может, так оно и было.

Пропал чудесный лес, исчезли лорды и леди, лишь мрачная чаща вокруг да болотные огни кружат. Вместо широкой изумрудной дороги – узкая, извилистая тропа, заросшая шиповником, цепляющимся за платье и волосы.

Все тот же писклявый голосок пробормотал:

– Бледная какая… Ничего, нам на нее смотреть недолго осталось!

Я медленно двигалась по тропе, решив, что раз меня уже выманили из дома и я отмотала в бессознательном состоянии такое расстояние, то вернуться не получится. По крайней мере сразу.

Так что бежать обратно с воплями нет никакого резона. Лучше пройдусь… посмотрю, да послушаю. А может кого и поспрашиваю!

Заодно теорию о железе проверю.

Растения шевелились то справа, то слева, а бормотание то приближалось, то удалялось.

Кто-то из мелкой волшебной шушеры?

– Плетется как овца… человечка! – в писке было столько презрения, что захотелось сделать гадость.

Я решила совместить этот порыв с полезными действиями! Потому не раздумывая от души пнула куст, откуда тотчас заверещали, и на дорожку выскочил… заяц. Заяц с уродливым человеческим личиком.

– Споткнулась, что ли? – озадаченно спросил он, усевшись на дорожку пушистой задницей. Похоже, он даже не допускал мысли о том, что у меня получилось сбросить колдовство высшего фейри. – Вот люди, мало того, что глупые, так еще и неуклюжие. Только на корм годятся! И для игр…

Мне очень хотелось воспользоваться заблуждением “зайчишки” и пнуть повторно!

Но я сдержалась. Я сделала лучше.

Схватила существо за длинные уши и, подняв на уровень глаз, продемонстрировала иглу. Заяц тоненько, на одной ноте завыл:

– Железо… холодное железо!

– Какая умная зайка, – восхитилась я и тронула кончиком пальца острие. – Знаешь, что с тобой будет, если загнать эту маленькую штучку тебе под шкурку, мой волшебный друг?

Я тоже пока не знала, но полагалась на осведомленность зайчишки в данном вопросе!

За угрозу мне было вот ни капли не стыдно, кстати. Особенно после громких заявлений о том, что люди только для того, чтобы их слопать, годятся. И для игр. Притом что-то мне подсказывало, что животина вовсе не картишки или шахматы имела в виду!

Фейри ничего не ответил, лишь вздернул верхнюю губу, обнажая клыки. На почти человеческом лице они смотрелись жутковато.

– Отпусти, смертная!

– Сначала задам пару вопросов. Кто зовет меня?

– Король Кэйворрейн выбрал новую пряху. Тебя.

Значит, действительно король.

Откуда-то сбоку раздалась мелодичная трель, которая напоминала скорее волшебную музыку, чем птичий голос. Я бросила взгляд в ту сторону и увидела, как мрачный лес вокруг затягивает туманом, в котором рождались прекрасные картины серебряной рощи. И образ мужчины на троне, от которого мое сердце начало биться чаще.

– Что я могу просить у фейри в обмен на подарок?

– Смотря у кого, – оскалился зайчик.

Музыка звучала все отчетливее, и к ней примешивались звонкие голоса певцов, а сверху царственно падали лепестки яблоневого цвета.

Времени совсем не осталось, морок вновь брал верх.

– Глаз – отличное место для иглы! – рявкнула я.

– Волю! Проси свободы воли и ясного разума, пряха…

Пряха?..

Уточнить я не успела. Пальцы разжались, выпуская уши неведомой тварюшки, а мир стремительно заволокло серебристым туманом, и в нем проступили уже знакомые очертания древесных исполинов. И король… мой король на троне.

Я должна к нему подойти, упасть на колени, коснуться полы одежды и плакать от счастья, что мне это дозволено. Жалкой смертной…

Лишь игла жгла руку, словно раскаленная, и временами я видела сквозь наведенный морок.

Не было серебряных деревьев и не было солнца. Лишь бескрайняя ночь, огромное небо, словно расшитое звездами, и каменная тропа под ногами. Сквозь стыки потрескавшихся плит прорастала трава и мягко светилась. Я видела каждый изгиб жилок внутри искрящихся фиолетовым растений.

А по обе стороны от дороги стояли они. Фейри.

Прекрасные и отвратительные, сверкающие от волшебной пыльцы и покрытые каменными наростами, словно на исполинах росли друзы драгоценных камней.

Высшие, в камзолах, расшитых золотыми нитями, и с длинными, словно шелковыми волосами, и низшие, в простой одежде и легких кожаных доспехах.

Откуда они все появились?.. Только что же никого не было.

И когда лес успел смениться каменными залами? Небо пропало, и над головой лишь стрельчатые своды, настолько высокие, что терялись во мраке.

Любые мысли пропали, когда я все же подошла к трону, стоящему прямо под огромной люстрой, словно целиком сделанной изо льда, а сверху затянутой паутиной, на которой алмазами сверкала роса. Нет, вода была прекраснее любых камней…

ОН смотрел на меня с такой лаской и любовью, что хотелось расплакаться. Вся прошлая жизнь казалась такой мелкой и незначительной, что терялась в памяти, и я понимала, что она вела меня лишь к одному мигу. К этому. Когда нужно отречься от прошлого и посвятить себя служению ЕМУ. Отдать все, что мой король захочет взять.

– Пряха Элла, – в голосе его величества слышалось столько нежности, а в голубых глазах плясало синее пламя, и я хотела глядеть в него вечно. – Ты пришла ко мне.

– Король Кэйворрейн… – Я ощутила себя марионеткой, у которой ослабли нити, и рухнула на колени, продолжая с обожанием глядеть на фейри на троне. На языке по прежнему дрожало эхо его имени, вселяя сладкий трепет… а из глубины души поднималась необъяснимая злость и раздражение.

Мне не нравилось стоять на коленях. Но это странно. Разве для смертной может быть что-то более естественное, чем глядеть на высшего лорда снизу вверх?

Игла жгла ладони, развеивая дурман. А еще где-то на груди, под одеждой, холодила кожу подвеска-четырехлистник, помогая прояснить разум.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить сразу и не выругаться, чтобы окончательно удостовериться, что ко мне вернулся здравый смысл.

Без магического тумана его величество Кэйворрейн по прежнему был до омерзения красив, но сейчас к невольному восхищению примешивалась изрядная доля страха и отвращения.

Коленки ныли, и ноги даже сквозь все слои ткани холодил пол. Болело все тело, словно я пробежала марафон, а также ныли царапины. Сволочь! Это же сколько я прошла этой ночью?!

Тем временем его величество встало, выпрямившись во весь свой немалый рост, и звучно заявило:

– Я, Кэйворрейн Сумрачный Плетущий, властью, данной богами, Король Неблагого Двора, выбрал себе новую пряху. Перед высшими силами и перед своими подданными я вручаю этой смертной свой дар и прошу немногого… моя прекрасная Элла, будешь ли ты со мной семь лет? Разделишь ли дни и ночи, закаты и рассветы, о златокосая смертная?

Я открыла рот, чтобы решительно заявить, что в гробу видала такие интересные предложения и все, чего хочу, – перестать лицезреть короля в каждой отражающей поверхности и вернуться домой!

А вместо этого я сдуру посмотрела в глаза его величества и утонула в их небесной глубине. Дальше язык уже действовал без согласования с мозгом.

– Да, о мой король.

Вот же!

– Прими же в знак доброй воли и в качестве защиты. – Кэйворрейн защелкнул на моем запястье возмутительно простенький для царского подарка браслет. – Теперь ты моя пряха.

В голосе фейри уже не было торжественности. Лишь рутинная констатация факта, словно у него таких вот Эллочек каждый год по пять штук приходит. Хотя, возможно, я не так уж далека от истины?

Я вогнала иглу под кожу, чтобы не продолжить кивать как глупая марионетка и, отведя взгляд в сторону от лица фейри, протянула вперед сшитые перчатки и с трудом выговорила:

– Хочу поднести великому королю Неблагого Двора свой подарок.

Красивое лицо сначала слегка вытянулось от удивления, а после застыло. Мертвая тишина, что царила вокруг нас, нарушилась изумленными шепотками, похожими на шелест осенних листьев.

Но он быстро взял себя в руки. В те самые интересные ручки с чрезвычайно длинными пальцами, на которые сейчас и натянул сшитые мною перчатки.

– Впору… Спасибо, моя золотая пряха. Чего ты хочешь попросить взамен?

Но в глазах вопреки ласковому голосу плескалась злость и тревога. Почему-то сейчас я отчетливо это понимала.

И мне было сложно, как же мне было сложно сказать всего две фразы.

– Я прошу свободы. Воли и разума!

Зал дрогнул и закачался, по стенам пошли трещины, а роскошная люстра прямо над нами опасно задрожала. Волшебные существа вокруг уже не стесняясь разговаривали, шипели, рычали и смеялись. А мне приходилось прилагать все больше сил только ради того, чтобы устоять на ногах. В глазах то темнело, то наоборот вспыхивали сразу все цвета радуги. Лишь лицо короля оставалось неизменным в этой круговерти.

И я вдруг четко поняла, что если я сейчас закрою глаза, то потеряю себя. На те самые семь лет.

А он все тянул и тянул, все молчал и молчал. А меня гнуло к земле, и я словно ощущала, что рук уже не две, а больше, много больше… восемь? Восемь лап?

И вновь свой-чужой голос шептал в голове…

Я буду счастлива, если это доставит радость моему господину. Пряха – сделает все для радости хозяина.

Железная игла вошла еще глубже в плоть, и я вяло удивилась тому, что она до сих пор не проткнула ладонь насквозь.

Но этот короткий миг помог мне решительно потребовать:

– Согласно договору, ваше величество! Я прошу того, что причитается мне по праву.

Он скривил красивые губы и сказал:

– Да будет так. Пряхе по имени Элла даруется воля и свобода на всей территории Неблагого Двора. Да будет так!

Облегчение затопило меня подобно океанской волне, и я с чистой совестью потеряла сознание.