Kitobni o'qish: «Зловещий лабиринт», sahifa 2

Глава вторая

Слабакам здесь было не место. Двигались в темпе – благо появилась незначительная видимость. Анна торопила, видимо, что-то чувствовала. Люди переходили на рысь, пот стекал по их лицам. Никто не роптал, молча сносили тяготы. Анна Сауляйте была не единственной женщиной в отряде. Имелась еще девушка в берете и форменном пальто – видимо, с плеча почтового служащего. Она не отличалась темпераментом, равнодушно поглядывала на советских военнослужащих. Когда девица споткнулась, Мишка Балабанов устремился ей на помощь, поддержал партизанку за локоть. Девица отпрянула, уставилась на Мишку так, словно он ее пытался изнасиловать. Однако впоследствии он пару раз замечал на себе ее задумчивый взгляд и энергично ей подмигивал, ввергая бедняжку в ступор.

Через полчаса пути вышли на опушку. Распахнулся простор – вереница покатых холмов, отдельно стоящие деревья. У людей заплетались ноги. Анна Сауляйте, казалось, не устала, лишь забавно стряхивала с носа капельки пота. Дама обладала авторитетом, ее слушались.

Народ рассредоточился по кромке леса, люди переводили дыхание.

– Минута на отдых, – объявила Анна. – И бегом вперед. До леса меньше километра. А дальше будет проще, в тех лесах можно долго играть в прятки.

– Вы уверены, Анна? – засомневался Влад. – Если противник собирается перекрыть дорогу, то лучшего места, чем на этом участке, ему не найти.

– Нет, все в порядке, майор. – Она опять смахнула с носа капельку пота, недовольно поморщилась. – Мы должны успеть, дорога свободная. Но если протянем время, тогда будет трудно. Не перечьте, майор, здесь я командую, и мне виднее, как безопаснее всего вывести вас к Лиепае… Так, все отдышались? Бегом!

Неслись со всех ног, словно соревновались, кто добежит быстрее. Перепрыгивали мелкие канавы, огибали скопления камней и невысокие холмы, похожие на курганы. Споткнулась девушка в берете (кажется, ее звали Илзе) и чуть не подвернула ногу. Мишка оказался тут как тут, схватил ее за шиворот, уберег от падения. Слов благодарности не дождался, но девчонка уже не шарахалась от него как черт от ладана.

И все же Анна просчиталась. За холмом посреди проселка стоял грузовичок-пикап с гитлеровским крестом на борту. Из кузова выгружались пехотинцы в форме вермахта, вооруженные новомодными штурмовыми винтовками Stg-44. Вояками командовал упитанный унтер. Нежданная встреча стала откровением для обеих сторон. Ругаясь, контрразведчики стали стаскивать висевшие за спинами автоматы. Отступать было поздно, даже остановиться не могли – настолько разогнались! Солдаты оторопели – они не привыкли действовать не по плану. И это замешательство было на руку отряду.

– Огонь! – закричал Дымов, высаживая из автомата порцию свинца.

То же самое закричала по-латышски Анна, первой открыла огонь, ухитряясь целиться на бегу. Это плохо кончилось, запутались ноги, женщина упала и покатилась по траве. Но остальные продолжали бежать и стрелять. Мелькали перед глазами посеревшие от страха лица солдат. Клацали затворы штурмовых винтовок, двое или трое успели выстрелить. Но встречный огонь был плотнее, у вояк не осталось шансов выжить. Половина из десятка фрицев сразу полегла, пал в траву нашпигованный пулями унтер. Водитель не успел выбраться из кабины, задергался от попадавших в него пуль и повалился на сиденье.

Боец на «острие» атаки выхватил гранату, выдернул чеку и размахнулся. Идея была блестящей, но воплощение – отвратительным! Трудно без опыта, да на бегу. Он зацепил плечо бегущего рядом товарища, граната выпала из руки. Боец встал, как столб, уставился на гранату – его веснушчатая физиономия побелела от страха. Дымов с истошным криком налетел на него, оттолкнул, чтобы не мешался, и пнул по гранате. На заре своей юности он увлекался футболом и, видимо, еще не растерял навыки. Граната умчалась по навесной траектории к грузовику, где и взорвалась. Попадали посеченные осколками солдаты. Двое шмыгнули за кузов, пытались улизнуть, но снова взорвалась граната, перелетевшая через кузов. Люди бежали без остановки, обтекали машину с двух сторон. Один из солдат еще пытался приподняться, его рука висела плетью, кровь заливала лицо. Пробегавший мимо здоровяк плюнул в него очередью из ручного пулемета – эта тяжелая штука в его руках-кувалдах смотрелась просто игрушкой. Беднягу отбросило, кровь из груди брызнула фонтаном.

Останавливаться не стали. Кучка людей двигалась дальше. Через три минуты сводная группа ворвалась в лес.

– Виксна, Рубенес, в головной дозор! – деловито скомандовала догнавшая подчиненных Анна. – Протаптывайте тропу!

Двое крепких партизан выдвинулись в голову колонны. Лес был смешанный, густой, насыщенный буреломом и отмирающей растительностью. Молодая листва уже облепила кустарники и деревья. Скорость передвижения упала, но группа упорно пробиралась через лес.

Оперативники помалкивали, мертвый Потапенко еще стоял перед глазами. Война завершалась, а люди продолжали умирать – в этом была какая-то возмутительная вселенская несправедливость.

Анна догнала Дымова, какое-то время шла рядом, искоса поглядывая на офицера. Большой симпатии в ее глазах не было, но уважение чувствовалось.

– Признательна вам, майор. – Она улыбнулась, сухо и механически. – Я видела, как Улдис не справился с гранатой и едва не погубил многих из нас. Вы исправили его ошибку, причем весьма оригинально. Примите благодарность.

– Не стоит благодарить, Анна, – отмахнулся Дымов, – я и свою жизнь спасал. Часто возникают ситуации, когда голова не работает, действуют инстинкты. Этот случай из тех. Вы тоже достойны похвалы – грамотно командуете, поддерживаете дисциплину – несмотря на то, что вы… – Влад задумался, подбирая слово. Но не придумали еще других слов! Пришлось закончить как есть: – Несмотря на то, что вы женщина.

Анна рассмеялась – уже не так сухо.

– Вы замечательно выражаете свои мысли, майор Дымов. У нас еще будет время поговорить. До Лиепаи километров десять-двенадцать. До пригородов – еще меньше. Мы можем свернуть на запад, к морю, но передвигаться вдоль береговой полосы будет затруднительно. Лесами проще, уверяю вас. Возможно, к вечеру мы достигнем нужного нам района. А сейчас прошу прощения, должна вас оставить.

Анна побежала в голову колонны. Дымов проводил ее взглядом. Женщины участвовали в войне, встречались и в боевых частях. Но чтобы женщина командовала мужчинами в боевой обстановке, а последние ее слушались – такое он видел впервые. С этой Европой было что-то не так…

Ближайшие планы провалились, как мартовский лед под ногами! Между деревьями забрезжил просвет. Люди оживились, ускорили шаг. Опыта ведения боевых действий им явно не хватало. Один из дозорных – молодой мужчина в рыбацком балахоне – в полный рост вышел из леса. Второй среагировал – ахнув, бросился наперерез, выставив ногу, повалил товарища, прижал к земле. Остальные присели, кто-то залег. Дымов перекатился в канаву, заскрипел зубами от досады. Рядом гримасничала Анна, сжимала кулаки. Положение становилось отчаянным. Недалеко от опушки стоял немецкий солдат в сдвинутой на затылок каске, грыз травинку. Рядом прохаживался еще один немец – рослый и плечистый. Оба были при полной амуниции, вооружены до зубов, на допниках за спиной крепились скрученные шинели. Это были часовые. За ними, в низине, стояли два грузовика. Один уже разгрузился, солдаты вытягивались в цепь. Со второго немецкие военнослужащие с засученными рукавами стаскивали ящики, разобранный миномет. Из низины доносился гул голосов. Первый солдат что-то заметил краем глаза. Он насторожился, взялся за автомат, стал всматриваться. Ноздри хищно раздувались. Он точно что-то заметил. Второй тоже проявил интерес, что-то спросил. Выслушав ответ, привел автомат в боевое положение, встал, расставив ноги. Партизаны, затаив дыхание, не шевелились. Плотный кустарник служил им защитой.

Какое-то время солдаты всматривались в даль. Первый собрался открыть огонь, передернул затвор. Напарник фрица начал его отговаривать, дескать, не пори горячку, людей всполошишь. Нет никого в лесу! Первый настаивал: он что-то видел! И неизвестно, чем бы закончился их разговор, но в этот момент с ветки взлетела крупная птица, вздрогнул кустарник. Ворона, тяжело махая крыльями, подалась через открытое пространство к отдельно стоящему дереву. Караульные проводили ее взглядами. Плечистый засмеялся, похлопал товарища по плечу. Второй расслабился, сплюнул. Часовые постояли еще немного, потом вразвалку двинулись вдоль опушки.

– Не шевелиться, – прошелестела команда Анны.

Женщина расслабилась, отдельные участки ее лица стали покрываться румянцем, другие оставались бледными.

– Есть еще чему поучиться, верно, Анна? – прошептал Влад.

– Да, вы правы. Но мы не регулярное войско и часто допускаем ошибки. Это простительно, если не влечет за собой человеческие жертвы… Обстоятельства складываются не в нашу пользу, майор, вы это уже поняли. Идти назад мы не можем – тела у грузовика фашисты уже нашли, наверняка стянули силы и устроят облаву. Взвод перед нами тоже не будет сидеть на месте. К морю идти опасно, окажемся в капкане. Нужно двигаться только на восток, вдоль опушки, но мы отдалимся от Лиепаи… чтобы потом к ней вернуться. Вас не ждут в Лиепае неотложные дела?

– Дела потерпят, – скупо отозвался Дымов, – но недолго. Не позднее завтрашнего дня мы должны быть в городе. Но вы правы, повлиять на сложившуюся ситуацию трудно…

Люди стали отползать в лес – справиться со взводом вооруженных солдат маленькая группа была не готова. Только в лощине в глуши леса люди стали приходить в себя.

– Хлебнем мы с этими вояками горя, командир, – сокрушенно сказал Садовский. – Не удивлюсь, если выяснится, что они не ориентируются в этой местности.

Дымов промолчал.

Какое-то время группа шла на восток. Лощина сменилась морем колючего шиповника – пришлось его обходить. Лес уплотнялся, смена направления движения к добру не привела. Вырос черный ельник, приходилось гнуться в три погибели, чтобы пройти под его лапами. Потом в течение двух часов обходили зловонное болото, проваливались в жижу по щиколотки. На привалах почти не говорили, восстанавливали силы. День прошел бездарно.

Пулеметчик Густавс, наплевав на субординацию, спорил с Анной: мы неправильно идем, просто стоим на месте! Откуда у нее эти ложные сведения? Он знает эти места, до войны работал егерем в северном заповеднике – и в толк не может взять, куда их ведет Анна! На западе река Кышка, можно пройти ее берегом и к вечеру добраться до Лиепаи. По ее же милости оказались в глухомани, где даже немцев нет! Мнения разделились. Сторонники Анны уверяли, что на Кышке выставлены посты, а саму реку патрулируют на катерах легионеры. И она поступает правильно, что ведет отряд в обход. Люди доказывали свою правоту, горячились, как дети.

– В товарищах согласья нет, – шепотом прокомментировал Садовский.

С латышским языком у Влада были серьезные проблемы, но отдельные слова он понимал.

– Какие горячие хлопцы, – лениво пробормотал, закрывая глаза, Глазнев. – А я вообще не понимаю, откуда здесь столько непроходимых лесов. Маленькая страна, клякса на карте…

Привалы становились длиннее, переходы короче. Мишка Балабанов подбирался к Илзе. Латыши взирали на него с осуждением, но это не могло остановить бойца. Однажды он с ней заговорил, и выяснилась страшная вещь: Илзе не понимала русского языка, а Балабанов не знал латышского. Это обстоятельство несколько охладило пыл молодого человека, теперь он решал, как зайти с другой стороны. По крайней мере оперативник не скучал, ему было чем заняться.

Поздний вечер застал отряд в глухом лесу. Люди спустились в низину, Анна выставила посты. Женщина стояла на коленях между валунами, и в свете фонаря изучала мятую карту.

– Смотрите, майор, – она указала испачканным пальцем с аккуратно остриженным ногтем, – вот это хутор Разинве, мы прошли его полчаса назад – помните? Противника там нет, мирных жителей тоже, хутор опустел в ноябре прошлого года. Отсюда до Лиепаи одиннадцать километров. Если выступим до рассвета, то мы их быстро преодолеем.

– Для начала нужно попасть в город Ульве, – напомнил Влад.

– Да, я помню, – кивнула Анна. – Ульве – не город, а небольшой поселок, пригород Лиепаи. Он к югу от города, вот здесь. От города Ульве отделяет лесная полоса шириной в полтора километра. Завтра утром пойдем по лесу, а потом придумаем что-нибудь. Войск вокруг города немного, только полицейские части. Все боеспособные подразделения отправляются на юг, к линии фронта… Признаться, не понимаю, почему эта группировка еще сопротивляется. Вы в курсе, что сейчас происходит в Германии? Мы не получаем нужных сведений, работает только немецкое радио, довольствуемся слухами…

– Да, вопрос важный, – согласился Дымов. – Немцы отчаянно сопротивляются, но лишь до того момента, пока это имеет смысл. Когда он пропадает, сопротивляются только фанатики – вроде тех же СС. Думаю, реализуются планы по эвакуации части гарнизона морским путем – например, в Швецию. Спасибо вам, Анна, что нянчитесь с нами. Без вашей помощи мы бы уже погибли.

– Не стоит, – отмахнулась женщина, – Мы просто выполняем приказ нашего центра.

К вечеру похолодало. Сгущалась темнота. Двигаться дальше не имело смысла. Партизаны резали еловые лапы, мастерили лежанки. В удобствах они не нуждались – чуток тепла, что-нибудь съесть. Все, не стоящие в карауле, собрались в лощине. Потрескивал костер, заглубленный в землю. Люди вынимали из ранцев и вещмешков нехитрую снедь, жадно жевали. Сухой паек у офицеров СМЕРШ пока не иссяк, и они открыли по банке. Молчали как-то неловко, партизаны опускали глаза. Даже великан Густавс стал застенчивым малым, смотрел в сторону. Оперативники держались особняком. Мишка Балабанов с затаенной грустью поглядывал на Илзе. Девушка сидела у костра, грела тонкие руки. Она сняла берет, волнистые волосы рассыпались по плечам. Девушка смотрела на огонь, казалось, сквозь пространство и время.

– Нужно ложиться спать, – произнесла Анна. – Выступаем перед рассветом. К обеду дойдем до Ульве. У вас дела в этом пригороде, я не ошибаюсь? В Ульве пойдете одни, мы будем ждать вас в лесу.

– Да, разумеется, – кивнул Дымов. – Было бы странно, если бы мы такой живописной компанией прошли по улицам городка. Будем признательны, если вы нас дождетесь и доведете до Лиепаи. Мое руководство будет признательно вашему руководству.

Дымов замолчал. Присутствующие насторожились, вытянули шеи. Где-то далеко рокотала канонада, растекаясь, как весенний гром. «Может, и вправду гром? – подумал майор. – Вроде рано нашим переходить в наступление. Но что ему известно о планах высокого командования? Ему не объяснишь, что преждевременное наступление ставит под угрозу выполнение задачи какого-то там майора Дымова.

– Артиллерия ведет огонь, – пробормотал светловолосый ушастый парень. – Даже не верится, что скоро наша страна станет свободной… Совсем немного осталось…

– Если бы так, – вздохнула Анна. – Уверена, в обозримом будущем у нашей страны возникнут новые проблемы…

Дымов, в принципе, понял, о чем они говорят. Латыши тоже понимали русский язык, хотя не всегда могли сформулировать ответную мысль.

– С вашей страной будет полный порядок, товарищи, – уверил Влад. – Фашистов прогонят, буржуев-кровопийц отправят в места не столь отдаленные… Не совсем понимаю, почему вы называете Латвию страной. Латвия, как и Литва с Эстонией, станет союзной республикой в составе СССР. И вряд ли этот процесс будет затянут. В Риге давно пришли к соответствующему решению. И вам, как советским партизанам, это следовало бы знать…

– Мы не советские партизаны, – произнесла по-русски Анна.

– А какие? – оторопел Садовский.

Оперативники напряглись. Предательский холодок побежал по спине. Весь день майор Дымов чувствовал, что с этими борцами с гитлеровским режимом что-то не так. Уж больно прохладно они относились к людям, которым вызвались помочь. Немецкую сторону они не поддерживали, уничтожили засаду в лесу и при нападении на грузовую машину вели себя достойно. И все же с ними что-то было неладно. Даже Анна Сауляйте относилась к ним прохладно – улыбалась сухо, лишних слов не говорила.

Офицеры группы насторожились, подобрались, кое у кого рука потянулась к оружию. Бред какой-то…

– Анна, не прокомментируете свое заявление? – глухо спросил Дымов. – Что вы имели в виду?

– Все в порядке, – успокоила майора Анна. – Не надо хвататься за оружие, майор. Пусть ваши люди успокоятся. Мы не советские партизаны, – повторила она. – Мы не поддерживаем политику вашей страны и не хотим входить в СССР, считая, что это губительно скажется на нашем народе. Но мы ненавидим нацистов, у каждого свои счеты к их режиму. Мы выступаем за свободу и независимость латвийского государства.

– Вы сейчас про насквозь прогнивший буржуазный строй? – ухмыльнулся Садовский. – При поддержке империалистов со всего мира?

– Мы не понимаем таких слов, – качнула головой Анна. В ее глазах стало появляться протестное, гневное выражение. – Мы хотим свободы, не хотим быть оккупированными другими странами. Наше движение подчиняется латвийскому Центральному Совету – высшему органу власти государства… хоть он и находится в подполье.

– Ну, что ж, откровенно, – хмыкнул Влад. Рука нащупала-таки казенник автомата, неуверенно его погладила.

Товарищи угрюмо смотрели на командира: мол, какие действия, товарищ майор? Будем биться до последней капли крови?

– Вы не понимаете, – поморщилась Анна. – Наши убеждения на данном этапе не несут вам угрозы. Вас не сдадут в СС – стали бы мы тогда вам помогать и спасать от смерти? Мы союзники, пусть и временные. Других союзников сейчас нет, англичане и американцы далеко. Враг у нас один – нацистская Германия. Вы можете на нас положиться, мы выполним свои обязательства. Заключен договор с руководством советских партизанских отрядов – мы обязались им помочь. Они, в свою очередь, в долгу не останутся. Своих людей они выделить не смогли по простой причине – в этом районе их всех уничтожили. Вам не о чем беспокоиться, в наших отношениях ничего не меняется. Мы не скрываем, кто мы такие, просто никто не спрашивал…

Присутствующие продолжали молчать. Конопатый Улдис ложкой выскребывал остатки рыбы из консервной банки. Глазнев и Пушкарь исподлобья смотрели на командира: что за дела, товарищ майор? Эти люди притворяются своими, а в критический момент – нож в спину? Дымов так не считал, он неплохо разбирался в людях. Нормальные ребята, просто мозги у них замусорены буржуазной пропагандой. Запутались, не в том направлении движутся. Жизнь расставит все по местам, поймут, что такое хорошо, а что такое плохо. Сами не осознают своей выгоды – добровольно примкнуть к самому мощному в мире государству, вооруженному передовой идеологией…

– Нацисты в прошлом году убили у Анны мужа, – подняв голову, произнес здоровяк Густавс. Он говорил по-русски, но с чудовищным акцентом. – Это были наши, латыши, из местного легиона. Проводили облаву на подполье, хватали всех подряд. Потом стреляли людей – просто так, без причины, чтобы боялись. Анны не было тогда в городе… У меня убили мать, просто задавили танком, когда она пошла в магазин… Валлис потерял невесту – ее изнасиловали и застрелили пьяные солдаты. У Кристапа убили всю семью, сожгли дом – он смог добраться до леса и месяц лечил ожоги… Возьми любого человека – каждый кого-то и что-то потерял…

– Мы знаем, что у вашей страны потери еще ужаснее, – тихо сказала Анна. – У вас погибли многие миллионы… Повторяю, у нас один враг, с ним надо покончить, а потом думать, как устраивать жизнь… Мы разрешили недоразумение, майор?

– Нет никаких проблем, – пожал плечами Дымов. – Вы имеете полное право на свои убеждения… если они не противоречат нашим целям. Все в порядке, Анна, будем считать, что вы ничего не говорили. И… примите сочувствия по поводу ваших утрат.

Пламя подсело – в огонь забыли добавить дрова. Глухая тьма накрыла лес. Глухо ворчала ночная птица – словно ей сдавили горло и заставили извлекать «певчие» звуки. Илзе окаменела – смотрела на гаснущий костер и не шевелилась. На нее опять с любопытством уставился Мишка Балабанов. Вникать в перипетии международных отношений парень не рвался. Хотелось многое сказать, но Дымов прикусил язык. Бог с ними – с их «свободой и независимостью». Откуда такая наивность? Красная армия катком прокатилась по Латвии. Не будут советские власти прислушиваться к лепету какого-то центра, кормящегося с руки буржуазных стран. Не для того отхватили пол-Европы. К тому же эта территория уже была советской. Польша тоже рассчитывала на самостоятельность – большая, густонаселенная, с антисоветской позицией. И где она теперь? Стоит ли говорить о какой-то Латвии?

– Насколько вы готовы нам помочь, Анна? – спросил Влад. – Не думаю, что ваше руководство дало добро на безграничное содействие нам.

– Есть приказ довести до Лиепаи группу военнослужащих Красной армии. Зачем вам туда – не наше дело. Мы должны обеспечить вашу безопасность в пути. Дальше будете действовать самостоятельно. Возможно, в Лиепае вам удастся связаться со своим подпольем. Мы не знаем имен и адресов. На случай, если столкнетесь с трудностями… – Анна поколебалась, переглянулась с мужчиной в годах по имени Кристап. Тот задумался, но все же кивнул. – Запомните адрес в Лиепае. Улица Лицене, четырнадцать. Там наши люди – они подчиняются ЛЦС. Условная фраза: «Вы заказывали доставку дров из Павилосты?» Отзыв: «Нет, спасибо, мы уже договорились с другими поставщиками». Запомните имена: Рамона Вентьяре, Андерс Смилга, Ивар Зиндерс. Не думаю, что они окажут вам всю необходимую помощь, но попробуйте договориться. Сошлитесь на меня. Наше руководство не возражало против того, чтобы свести вас с этими людьми. Они не провокаторы и не тайные осведомители гестапо. Надеюсь, у вас хватит порядочности не подставлять наших людей под удар.

– Разумеется, Анна, будем действовать деликатно.

– Хорошо, – вздохнула женщина. – В таком случае предлагаю не терять время, отпущенное на сон. Через шесть часов выступаем. Кристап, реши вопрос с дежурными, пусть караулят по часу.

Он долго не мог уснуть – ворочался, смотрел в иссиня-черное небо. Приближалось лето – прохлада не беспокоила, стих ветер, на небе ни облачка, только мириады подмигивающих звезд. А еще луна, которую закрыли кроны сосен, но свет ее – тускло-серебристый – расползался по земле.

Под боком посапывал Пушкарь, вертелся и кряхтел старший лейтенант Балабанов. Садовский помалкивал, то ли спал, то ли притворялся, что дрыхнет.

– Командир, мы настолько беспечны, что уснем? – прошептал на ухо Дымову Глазнев после того, как все партизаны расползлись по лежанкам. – Где наша хваленая бдительность? Эти люди очень подозрительны. Допускаю, что временно нам по пути, но это же враги, понимаешь? Что у них на уме? Они же генетически ненавидят коммунистов и Советский Союз.

Дымов так не думал, но определенный риск в сотрудничестве с отрядом Анны признавал.

– Тогда сиди и отстреливайся, – отрезал он. – Делай вид, что твой организм не нуждается в сне. Толкнешь меня через пару часов, а я потом этих толкну…

Он засыпал, но тут же просыпался. В голову лезла всякая всячина. Предместье большого алтайского города, где он родился и в семилетнем возрасте стал свидетелем того, как рухнул старый мир. Вихри враждебные веяли в буквально смысле – в память врезался безумный ураган, разметавший повозки беженцев, покидающих пылающий город. Потом повсюду хлопали выстрелы, кричали люди. Женщина с растрепанными волосами волокла его по буеракам, потом он сам бежал, крича от страха. Ясно помнился взрыв и как он остался один. Кто была эта женщина? Мама, родственница, просто незнакомая сердобольная тетечка? Его нашли в траве люди с винтовками и красными повязками на рукавах и отвезли в ближайший приют. Психика восстановилась, но все события до этого дня стерлись из памяти начисто. Георгий Дымов, как выяснилось позднее, был директором гимназии – не «белая кровь», не презренный буржуй. Но и не сказать что классово близкий товарищ. Следы его затерялись – видимо, похоронили в братской могиле, не особо интересуясь личностью. Жена его скончалась от чахотки еще в 16-м году – значит, растрепанная женщина была не мамой. Вырос не тот человек, что мог бы вырасти. Детский дом, потом приемная семья на Тамбовщине, семеро по лавкам. Налет кулацкой банды отпечатался в голове с потрясающей четкостью. Ржущие кони, матюги из всех орущих ртов, горящие избы. Выжили в селе, решившем поддержать советскую власть, немногие, погибли приемные родители… Оттого и пошел после срочной службы в милицию – давить уголовную нечисть. Потом ОГПУ, НКВД, специальная школа упомянутого ведомства. В стране творилось черт-те что, все проблемы списывали на врагов народа, которые чересчур активизировались. Голова отказывалась понимать – откуда столько врагов? Многих из них он прекрасно знал – они никогда не посещали тайные антисоветские кружки – однако сухие строчки уголовных дел утверждали обратное. Дымов участвовал во всем этом, старался не задумываться о происходящем, дослужился до старшего оперуполномоченного, готовился возглавить отдел. Товарищ шепнул: на днях за тобой придут – накапала на тебя одна гнида. Отказывался верить. Возможно, напрасно. Но судьба вывела из-под удара – причем оригинальным способом. В транспортном происшествии на мосту пострадали несколько машин. У полуторки, несшейся с бешеной скоростью, отказали тормоза. Она снесла несколько транспортных средств, проломила ограждение. Взорвался бензовоз, оказавшийся там же. Погибли сослуживцы, ехавшие с Дымовым в одной машине. Когда его тело, прибившееся к опоре моста, извлекли из воды, он был почти труп. Но кто-то сжалился: вместо морга отправили в больницу. Куча переломов, сотрясение мозга, рваные раны по всему телу… Первый месяц он почти не приходил в сознание. Уголовное дело против Дымова решили не заводить – к чему такие сложности? Хватает и здоровых ни в чем не повинных людей…

Восстанавливался долго, мучительно. Врачи говорили: со службой придется завязывать. Только в 40-м году, когда схлынул вал репрессий, вернулся на старое место работы. Карьера полетела в тартарары, личная жизнь не складывалась. Работу подсовывали в основном бумажную. Через год здоровье восстановилось, организм оказался крепким, справился.

Началась война… И снова все пошло кувырком! Управление рабоче-крестьянской милиции под Брянском, где Дымов замещал начальника, в полном составе (кто выжил) перебралось в леса, примкнуло к партизанам. Были котлы, прорывы из окружения, триумфальный выход к своим. Служба в военной контрразведке, тогда еще входящей в НКВД. Позже особые отделы вывели из подчинения Берии и передали их в состав наркомата обороны, дав грозное название СМЕРШ. Оно наводило ужас на чужих и на своих. Потом был Ленинградский фронт, освобождение Белоруссии, Прибалтики…

Операция по освобождению Латвии началась 14 сентября 44-го года. Сопротивление было упорным, немцы выстроили в балтийской республике глубоко эшелонированную линию обороны. В течение месяца войска 1-го Прибалтийского фронта прогрызали оборону и теснили 16-ю и 18-ю армии вермахта – прекрасно вооруженные и подготовленные. 20 сентября в бой вступила 3-я танковая армия генерал-полковника Эрхарда Рауса, но это уже не могло повлиять на положение дел. К 13 октября войска прорвали последние рубежи обороны перед Ригой и через день взяли город, а затем приступили к преследованию противника в Курляндии. Крупная немецкая группировка была блокирована на Курляндском полуострове – в западной части Латвии. Немцы оттянули туда основные боеспособные части. Без сна работали авиация и подводные лодки Балтийского флота, затрудняя снабжение противника продовольствием и боеприпасами через Рижский залив. Образовался Курляндский котел, выход из которого был только по морю – через порты Лиепаи и Вентспилса…

И вот тут произошло необъяснимое. С ходу прорвать оборону не удалось, части Красной армии отошли на исходные позиции. На полуострове скопилась мощная 200-тысячная группировка – остатки 3-й танковой армии, 16-я и 18-я армии группы «Север», латышские легионеры СС. Тем не менее Красная армия имела превосходство в людях и технике. Удары наносились ожесточенные – в направлении Лиепаи, вдоль побережья Рижского залива, на всех участках 200-километрового фронта. Немцы держали оборону, отбивали атаки. Силы группировки подпитывались поставками по Балтийскому морю – тогда еще положение Германии было не настолько критичным. Советское командование упорствовало, методично пыталось взломать оборону. На всем участке фронта от Лиепаи до Тукумса шли тяжелые бои. Пленные рассказывали, что руководство вермахта настроено решительно, солдаты мотивированы, ожидается прибытие крупного десанта – чтобы погнать Красную армию обратно в Ригу и далее. Военные верят в «вундерваффе» – чудо-оружие фюрера, которое вот-вот появится и переломит ход войны. В соседней Литве войска давно вышли к побережью Балтики, а Курляндский котел все держался. С осени по май 45-го советские войска шесть раз предпринимали полномасштабные попытки покончить с окруженной немецкой группировкой и всякие раз терпели неудачу. Армия несла серьезные потери. Отдельные населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Удалось продвинуться лишь на несколько километров. Площадь котла составляла 15 тысяч квадратных километров, внутри – множество населенных пунктов, глухие леса. Протяженная береговая линия включала территорию нескольких портов. Вражеской группировкой командовал генерал Карл Гильперт – мастер тактического дела. Он умело выстроил оборону, манипулировал резервами, освободил акваторию портов от советских кораблей и субмарин. К маю 45-го года группировка в котле понесла потери, но еще представляла серьезную силу. Латышским легионерам и 6-му армейскому корпусу СС отступать было некуда – и это усиливало их решимость сопротивляться. Ситуация сложилась абсурдная. Поставки осажденным с «большой земли» давно прекратились. Такое ощущение, что они не знали, что происходит в мире. Пала Европа, пала Германия, советские части взяли рейхстаг, подбирались к канцелярии Гитлера. Да и сам фюрер, согласно поступившей информации, приказал долго жить! Сопротивление не имело смысла, только плодило жертвы. Но Курляндия держалась и сдаваться не хотела. Это была последняя столь масштабная группировка немецких войск на европейском театре военных действий. «Не повезло нам, – шутили бойцы и командиры, – везде войне конец, а у нас только начало». Подходили подкрепления, формировался ударный кулак, решительное наступление могло начаться со дня на день…