Kitobni o'qish: «Судный день», sahifa 2
К вечеру напряжение несколько ослабло: члены группы решили, что раз до сих пор до них руки не дошли, значит, напрасно они паниковали. Чтобы не тратить время впустую, решили провести ночные учения на стрельбище. Подготовить площадку Богданов отправил Казанца и Дорохина. Не прошло и десяти минут, как те вернулись.
– Все готово? – удивился Богданов.
– Если бы, – в голосе Казанца звучало раздражение. – Оказывается, мы под арестом.
– Что за ерунду ты несешь? – рассердился Дубко. – Под каким еще арестом?
– Не под арестом, а в режиме ограниченного передвижения, – пояснил Дорохин. – К стрельбищу доступ запрещен.
– Кто сказал? – Богданов поднялся.
– Охрана при входе, – коротко бросил Дорохин. – Десять минут с ними бодались, и все без толку.
То, что дом, принадлежавший группе, находится под отдельной охраной, для команды не было новостью. В доме находилось оружие, полная экипировка и большой запас боеприпасов – ясное дело, все это нуждалось в охране. В войсковой части, которая располагалась на территории базы, служили пограничники, они же и обеспечивали охрану.
Но только в те дни, когда дом пустовал. Когда же группа заселялась в дом, охрана снималась, вернее, она оставалась, но чисто для подстраховки, чтобы не тратить время на организацию охраны в случае экстренного выезда группы. Подразумевалось, что ответственность за вооружение и боеприпасы несет командир группы.
– Пойду разберусь, что за ерунда здесь происходит, – проговорил Богданов и вышел из дома.
Вернулся чернее тучи. Как выяснилось, в этот раз охрану оставили. Более того, начальнику караула был отдан приказ контролировать передвижения членов группы. По сути, передвигаться им было позволено только по дому и приусадебному участку. Такие объекты, как стрельбище и даже пруд, оказались для посещения закрыты. Такое на практике Богданова, который начинал службу в спецгруппе сопливым лейтенантом еще при майоре Семенове в далекие пятидесятые, происходило впервые. Как реагировать на подобные ограничения, он не знал.
– Давайте-ка арсенал проверим, – предложил Дубко.
– Уверен, здесь нас ждет не меньший сюрприз, – не двигаясь с места, проговорил Богданов. – Неужели ты думаешь, нас посадили бы под замок в доме, напичканном оружием?
– Проверить все равно стоит, – возразил Дубко и вышел.
Разговор происходил на кухне. Казанец и Дорохин, вернувшись после неудачной попытки попасть на стрельбище, устроились за столом, Богданов оставался в дверях. Долго ждать Дубко не пришлось. Он вернулся минуты через две и по растерянному выражению лица стало понятно, каков результат осмотра оружейки.
– Ничего? – Казанец все же задал вопрос.
– Пусто, – растерянно произнес Дубко. – Шаром покати, даже экипировки не оставили.
– Да… Дела… – протянул Дорохин.
– Отставить нытье, – приказал Богданов. – Выводы будем делать после того, как полковник Старцев выйдет на связь.
– И когда же это случится? – за всех задал вопрос Дорохин.
– Всем отбой, – приказал Богданов и первым вышел из кухни.
За ним поплелись остальные. Без ужина разошлись по комнатам, ни разговаривать, ни есть никому не хотелось.
Наутро все снова собрались на кухне. Вяло, без аппетита позавтракали, обсудили погоду, разошлись. Богданов поднялся в мансарду, занял пост у телефона. До двух часов напрасно прождал звонка, спустился вниз, собрал команду.
– Слушай распорядок дня, – без вступления начал он. – Подъем в шесть, пробежка по территории, два часа на физподготовку, затем завтрак. С девяти до двенадцати рукопашный бой, два часа свободное время, в два обед. Два часа на отдых и личные дела, в четыре теория «Тактика военного дела», затем два часа физподготовка и ужин. После ужина боевые искусства. Отбой в десять.
– К чему это все, командир? – начал было возражать Дорохин.
– Отставить разговоры, товарищ старший лейтенант, – оборвал его Богданов. – Приказы не обсуждать, распорядок дня выполнять неукоснительно. Начало действия приказа – с этой минуты. Дорохин, приготовить обед на четыре боевые единицы.
– Не запрягяй, Слав, народ и так на взводе, – Дубко нахмурился. – Если мы еще между собой собачиться начнем, нам точно хана.
– Тогда не расслабляйтесь, – вспылил Богданов. – Сидим здесь как в камере. Пожрали, поспали, посрали и снова жрать. Хороши офицеры, ничего не скажешь!
Дорохин встал, направился к холодильнику, Казанец нехотя последовал его примеру. Дорохин достал четыре банки тушенки, вывалил содержимое на сковороду, поставил на электрическую плиту. Казанец разбил в другую сковороду восемь яиц, посолил и занялся хлебом. Запас продуктов в доме всегда держали в большом количестве, периодически заменяя просроченные товары на свежие, а перед очередным заездом пополняли холодильник скоропортящимися продуктами, типа овощей и фруктов. На этот раз из скоропортящихся продуктов в наличие оказался только хлеб, да и тот доставили бойцы охраны уже после выгрузки группы «Дон». Отсутствие полноценного питания члены команды отнесли к числу плохих знаков, но вслух этот вопрос не обсуждали.
Богданов некоторое время наблюдал за приготовлением к обеду, потом развернулся и вышел на крыльцо. Спустя пару минут к нему присоединился Дубко.
– Ты чего на них налетел? – беззлобно поинтересовался он.
– Противно, – коротко бросил Богданов.
– Всем противно, – напомнил Дубко. – Мы в одинаковых условиях или ты забыл?
– Считаешь, дисциплина не нужна? Организация – лишнее?
– Нет, не считаю. Только приказывать не стоило. Мы ведь не отказывались, – заметил Дубко. – Сели, обсудили, приняли решение, а дальше составляй свой распорядок сколько душе угодно. И все подчинятся.
– Перегнул? – Богданов вопросительно взглянул на заместителя.
– Есть маленько.
– Ладно, разберемся.
Оба вернулись в дом. Обед уже был готов. Молча поели, разошлись по комнатам. В четыре часа Богданов представил график дежурства в кабинете. У телефона всегда должен был находиться один человек из группы, чтобы не пропустить звонок. Обеденный инцидент не вспоминали, Богданов не стал извиняться, никто этого и не ждал, но обстановка сама по себе разрядилась.
Так прошло еще полтора суток, а к вечеру третьего дня нервы не выдержали уже у Дубко. По плану Богданова, в двадцать два ноль-ноль члены группы должны были отойти ко сну, этой ночью дежурство у телефона нес командир, но без четверти десять в кабинет в мансарде вошел Дубко и заявил:
– Собирай группу, пришло время обсудить перспективы.
Богданов взглянул на заместителя, молча вышел из кабинета, а вернулся уже с Казанцом и Дорохиным. Пока устраивались, в кабинете висела тишина. Как только движение прекратилось, Дубко снова заговорил:
– Ситуация следующая: с момента провальной операции прошло две недели. Официально претензий за ее провал группе не предъявили и даже поблагодарили. Вроде как. Банкет устроили, по домам в отпуск отправили, и внешне все выглядело ровно и красиво. Но прошло время, и командир получил приказ: всем прибыть на базу. Ночной звонок без комментариев, без обозначения задачи – одно это выглядит странно. То, что происходит последние три дня, выходит за рамки привычного куда сильнее, чем лицемерные поздравления особых служб. Вопрос: что будем делать?
Вопрос прозвучал, все взоры обратились к командиру. Богданов сидел у окна, всем своим видом показывая, что его происходящее в комнате совершенно не волнует.
– Командир? – первым нарушил тишину Казанец.
– Не к тому обращаешься, прапорщик, – выдержав паузу, проговорил Богданов. – Не я вас здесь собрал, не мне и на вопросы отвечать.
– Но ведь ты командир, – резонно заметил Казанец.
– Думаю, у майора Дубко сложился гениальный план, – с плохо скрытой иронией заметил Богданов. – Давай, майор, выкладывай.
– Решил отгородиться? – Дубко не скрывал недовольства. – Пустить все на самотек?
– Нет, майор, решил дать тебе возможность высказаться, а то ты с минуты на минуту взорвешься от негодования, – Богданов закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, закрыл глаза. – Вещай, майор, а мы послушаем.
– Правда, Саш, если есть что сказать – говори, – поторопил Дорохин. – Поцапаться вы и без нас можете.
– Хорошо, я выскажусь первым, – Дубко подтянулся. – Мое мнение такое: в верхах решили пересмотреть отношение к операции «Бриз». Присутствие полковника Карденоса не позволило военным чинам взвалить ответственность за провал на группу, им нужно было сохранить лицо перед кубинскими коллегами. Полковник Карденос, старший офицер Управления разведки Кубы, заливался соловьем, расхваливая нашу работу и то, как благодаря нашим усилиям кубинская группа вышла из операции без потерь. При подобном раскладе военные чины выглядели бы не совсем красиво, если бы встретили нас не как победителей, а как преступников. Сейчас шумиха вокруг дела улеглась, и комитетчикам ничто не мешает преподнести Председателю Комитета государственной безопасности ситуацию так, как они посчитают нужным.
– Считаешь, они ищут козла отпущения? – задал вопрос Дорохин.
– А ты как думаешь? Приказ на выполнение операции «Бриз» отдал сам Андропов, – напомнил Дубко. – Перед ним и отчет держать. Думаешь, генерал Мортин станет за нас отдуваться? Нет и еще раз нет. Он отдаст нас на откуп Председателю КГБ, а сам останется чистым.
– Повлиять на решение генерала Мортина, а тем более на решение Андропова мы все равно не можем. Так к чему воду лить?
– К тому, что у нас еще есть время, – Дубко повернулся к Казанцу, отвечая на его вопрос. – Неужели непонятно, что нас ждет?
– И что же нас ждет?
Вопрос задал подполковник Богданов. Он молча слушал рассуждения Дубко до тех пор, пока тот вслух не высказал главный вопрос, который волновал всех присутствующих. Что их ждет? Вопрос хороший, а главное, актуальный. Если бы дело ограничилось увольнением, их бы попросту вызывали по одному в Комитет, дали подписать бумаги и выкинули на улицу за ненадобностью. Но их не вызвали, их отправили на базу, следовательно, увольнением комитетчики не ограничатся. Тогда что? В поисках ответа на этот вопрос офицеры могли зайти слишком далеко, поэтому-то Богданов и вмешался.
– Так что нас ждет, майор?
– Трибунал, – ответ прозвучал хлестко.
– Абсурд!
– В чем именно?
– Да в том, что спецгруппу нелегальной разведки, которую создали для выполнения сверхсложных задач, охраняют призывники-пограничники, и это перед тем, как отдать их под трибунал? Большей глупости я еще в жизни не слышал.
– Тогда зачем нас здесь держат? Что означает это молчание, что означает запрет на передвижения дальше пятисотметрового радиуса? Хочешь сказать, про нас просто забыли?
Дубко подался вперед, ожидая реакции командира. Богданов сменил позу, от былой расслабленности не осталось и следа. Он тоже подался вперед, поймал глазами взгляд Дубко и начал говорить, чеканя каждое слово:
– Посадили нас здесь как раз для того, чтобы мы помариновались в неведении. Таковы игры «власть имущих». Они создали провокационную ситуацию и ждут реакции. Проверяют, как скоро мы сорвемся, как скоро не выдержат наши нервы. И ты, Дубко, хочешь им подыграть.
– Игры? Не думаю.
– Наверняка. Конечно, одним ограничением передвижения дело не кончится. Скорее всего, в группу внедрят человека, который будет наблюдать за нашими действиями и каждый шаг докладывать лично Андропову. Какое-то время мы все будем под колпаком, а если пройдем проверку… Когда пройдем проверку, все вернется на круги своя.
Дубко с сомнением покачал головой:
– Звучит оптимистично, по крайней мере более оптимистично, чем мой вариант, но верится с трудом.
– Был бы я азартным, сделал бы ставку на свою версию, – заявил Богданов. – И выиграл бы.
– Уверен?
– Более чем. И ты сможешь убедиться в моей правоте, как только зазвонит этот телефон!
Богданов вытянул руку и ткнул указательным пальцем в телефонный аппарат. И в этот момент прозвучал звонок. От неожиданности все вздрогнули, Богданов отдернул руку, обвел глазами членов группы, сделал глубокий вдох и поднял трубку.
– Богданов? Полковник Старцев, – голос полковника разнесся по комнате. – Заждались звонка? Ничего, ожидание вам на пользу. Завтра в восемь часов на базу прибудет полковник Шилкин Геннадий Андреевич. Вы всей группой поступаете под его начало. Передашь ему полномочия, будет необходимость, поможешь в организации бытовых вопросов. Шилкин прибудет с новым заданием, которое курирует сам Леонид Ильич, так что не облажайтесь, парни.
Как и в первый раз, Старцев дал отбой, не дожидаясь реакции Богданова. Тот положил трубку, поднял глаза и коротко объявил:
– Вот вам и ответ. Завтра для спецгруппы «Дон» начинается новая эпоха.
Глава 2
Полковник Старцев проснулся, как от толчка. Открыл глаза. Настенные часы, подарок коллег на юбилей, показывали ровно восемь. Первой мыслью было: проспал! В это время он обычно входил в кабинет, а тут только глаза продрал. Оторвал голову от подушки, скинул ноги на пол, и тут до него дошло, что на службу идти не нужно. Три дня отгулов по рекомендации врачей.
Чертыхнувшись, он все же встал с кровати, сунул ноги в тапки, прошел на кухню. С верхней полки навесного шкафа достал спички, зажег газ. Поднял чайник, слегка потряс за ручку, заглянул под крышку. Воды оставалось на донышке. С полминуты решал: налить воду из крана или, для скорости, взять кипяченой из кувшина. Решил: торопиться некуда. Открыл кран, подставил чайник под струю. Полный наливать не стал, ограничился половиной. Поставил чайник на огонь, капли, стекающие с гладкого бока, весело зашипели.
Старцеву это радости не прибавило. В последнее время его вообще трудно было обрадовать, и сегодня в восемь утра он подскочил не просто так. В этот самый момент его лучшую группу, его гордость, его опору ждет сюрприз, какого ни один член группы не получал с самого ее основания. Штатный военврач сказал: сердечко барахлит, нужно поберечься. А как тут побережешься, когда карьера взращенных тобой офицеров под угрозой? У любого сердце забарахлит.
Он ждал беды, готовился к встрече с ней, и все равно оказался не готов. Когда его лучшая группа «Дон» во главе с командиром подполковником Богдановым вернулась в Москву, все, и в том числе он, Старцев, готовились к худшему – недели, а может, месяцы допросов, разбирательств и прочей бюрократической волокиты, пока не определят виновных, а правильнее сказать – «крайних». А как иначе, когда сам Леонид Ильич проявил интерес к операции в Чили. Его интересовала судьба Луиса Корвалана, Генерального секретаря коммунистической партии. В первую очередь, его спасения ждал Брежнев, а Альенде – так, для компании.
И вот группа вернулась. Без Корвалана, без Альенде и их семей. Как должен был отреагировать на подобный результат Генеральный секретарь ЦК? Разумеется, воспылать праведным гневом и потребовать: найти виновных и наказать по всей строгости. Старцев не сомневался, что «крайними» сделают его и его ребят. Но поначалу все шло более чем гладко. Ни вопросов, ни упреков, ни тем более угроз. Как будто Брежнев решил, что не настолько ему Корвалан и дорог, чтобы из-за него шум поднимать.
Потом вдруг все изменилось. Резко и оттого неожиданно. 21 сентября его вызвал к себе начальник Управления генерал-майор Лазарев, в этом не было ничего необычного. Как-никак Лазарев – его непосредственный начальник, кому и вызывать, если не ему.
Войдя в кабинет, Старцев застал Лазарева за столом. Перед ним стояла пепельница, несмотря на ранний час, полная окурков. Старцев не мог себе представить, чтобы кабинет начальника Управления нелегальной разведки КГБ забыли убрать с вечера. Значит, в пепельнице улов уже этого дня.
– Доброе утро, Анатолий Иванович, – поздоровался Старцев. – Или недоброе?
– Кому как, – Лазарев уклонился от прямого ответа. – Садись, Николай Викторович, разговор есть.
– Это я понял, иначе с утра пораньше не вызвали бы.
– Для меня утро началось в пять сорок, – Лазарев вдавил окурок в пепельницу.
– Тоже вызывали?
– Разумеется. Ситуацию на Сирийско-египетском направлении изучал?
– В общих чертах: давний многолетний конфликт между арабскими странами и Израилем. Израиль требует признать свою независимость, арабы – получить назад отвоеванные израильтянами земли: сектор Газа, Синайский полуостров, Западный берег реки Иордан и Голанские высоты. Помимо того что в войне 1967 года арабские армии потерпели позорное поражение, захват территорий привел к массовому изгнанию арабского населения с завоеванных земель. Арабским правителям такое положение вещей не по душе. Президент Египта Анвар Садат и президент Сирии Хафез Асад в течение вот уже шести лет ведут активное наращивание военной мощи. Израильская сторона во главе с министром обороны Моше Даяном занята формированием укрепрайонов, таких как Бар-Лев. На настоящий момент силы арабо-сирийской армии превосходят израильские как по численности…
– Погоди-погоди, не так рьяно, – Лазарев махнул рукой, останавливая полковника. – Вижу, что ты в теме. И относительно численности армии, и по части вооружения. Сейчас речь идет о другом. Как известно, у СССР здесь свой интерес – расширение советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке. В этом вопросе мы добились колоссальных успехов и, заметь, не в результате вторжения или хитрых политических авантюр. Можно сказать, Советский Союз стал ведущим игроком на Ближнем Востоке «по приглашению». Мы не захватывали военных баз, правительства Сирии, Египта, Йемена и Алжира предложили нам льготы, к которым мы стремились по собственной инициативе. Советское влияние выросло благодаря упорной работе: займы, поставки оружия, политическая помощь, всемерная поддержка арабских стран против Израиля и Запада. Да, Советский Союз преследовал свои цели: максимально убрать влияние Запада с Ближнего Востока и, насколько возможно, укрепить советские позиции. Но разве не все страны добиваются того же?
– Я никак не пойму, Анатолий Иванович, куда ведет этот разговор? – воспользовавшись возникшей паузой, задал вопрос Старцев. Он и правда не мог понять, к чему проводить политинформацию на уровне первого курса Института международных отношений.
– Ты меня не подгоняй, полковник. Раз я говорю прописные истины, значит, так надо!
Лазарев нахмурился: вопрос Старцева сбил его с мысли. С каких это пор его, опытного разведчика, бывшего резидента КГБ в Париже, активного участника многочисленных успешных спецопераций, в том числе сложной многоходовки под кодовым названием «Карфаген», проведенной внешней разведкой СССР во Франции, стало возможно сбить с мысли? Его мозг работал как часы, когда готовилась операция по внедрению в диспетчерский центр американской армии советского агента. А ведь через этот центр шла вся секретная корреспонденция из Соединенных Штатов. В результате этой операции советское руководство получило целый ряд сверхсекретных документов. По этому каналу, в частности, пришел мобилизационный план американского военного командования на случай подготовки и начала военных действий против стран Варшавского договора.
Вот почему внезапная рассеянность так раздражала генерала. Распинаясь перед Старцевым, Лазарев не ставил целью потянуть время, прежде чем предложить полковнику проглотить горькую пилюлю. Он хотел, чтобы полковник увидел сразу все стороны дела, чтобы объективно подошел к изменениям, которые тому предстояло пережить. Главное, Старцев должен был уловить настроение, с которым следовало начать разговор с вверенной ему спецгруппой. Будучи в той же ситуации, Лазарев как никто другой понимал, какие чувства возникнут у полковника Старцева, когда он сообщит, для чего вызвал его в столь ранний час. Роль гонца, приносящего дурную весть, Лазареву не нравилась. Не могла она понравиться и Старцеву.
– Виноват, товарищ генерал-майор. – Старцев машинально подтянулся. Какими бы дружескими ни были отношения, а субординацию забывать нельзя, так считал полковник и уже жалел о заданном вопросе.
– Ладно, проехали, – отмахнулся от извинений Лазарев. – Итак, про наших друзей с Востока. В противостоянии США нам нужны все возможные союзники, а арабы, с какой стороны ни посмотри, по большей части настроены лояльно. Даже Хафез Асад, который в первые месяцы своего правления испытывал колебания, в итоге принял правильное решение. В обмен на постоянное использование советскими военными баз ВМС на территории Сирии и полную поддержку СССР по всем военно-политическим вопросам Асад получил вооружение и поддержку против Израиля. На настоящий момент между нашими странами налажено взаимовыгодное сотрудничество. И если с Асадом все более-менее ровно и в ближайшем будущем он останется нашим союзником, то с Садатом не все так просто.
Лазарев сделал паузу, чтобы прикурить, жестом предложив Старцеву присоединиться. Отказываться Старцев не стал – напряжение в кабинете росло.
– Как ты знаешь, новый президент Египта, Анвар Садат, не самый ярый поклонник СССР, – после трех долгих затяжек продолжил Лазарев. – Получив в наследство от прежнего президента немалый запас оружия и техники, он решил, что больше в поддержке Советского Союза не нуждается. Благодаря точной работе разведки нам еще в начале 1971 года стало известно, что Садат нацелен свернуть внешнеполитические отношения с нами и перенаправить усилия на укрепление связей с США. То же касается и внутриполитических связей: Садат явно делает ставку на отход от курса своего предшественника Насера и готовит переориентацию на экономические отношения с Западом.
– Это создает проблемы для страны? – задал вопрос Старцев, слова Лазарева никак не прояснили ситуацию.
– А ты как думаешь? Мы вложили в Египет столько времени и сил, отправили десятки единиц вооружения для их армии – и что получили взамен? Требование в кратчайшие сроки убрать всех военных советников из страны! Десять дней! Десять дней на то, чтобы пятнадцать тысяч советских специалистов оказались за пределами Египта. И это после всего, что он получил от Союза!
Речь шла о внезапном решении Анвара Садата, от которого не один месяц лихорадило весь Советский Союз и дружественные ему страны. Когда 15 мая 1971 года новоиспеченный президент Египта после неоднократных официальных визитов в Москву подписал Договор о дружбе и сотрудничестве с СССР, это ни в коей мере не ввело в заблуждение Советское правительство. По данным советской военной разведки, Садат имел тайные контакты с США, агенты Центрального разведывательного управления всеми силами пытались вселить в Садата уверенность, что победоносная война с Израилем принесет ему долгожданное самоутверждение. Агенты ЦРУ давили и увещевали, обещая «всемерную помощь», которую получит Садат, лишь только избавиться от советских войск. В то же самое время американцы всячески превозносили мощь египетской армии: солдаты обучены, численность техники и вооружения восстановлена – армия готова к новым сражениям.
И вот 7 июля 1972 года, когда советский посол прибыл в резиденцию Садата, тот, наслушавшись посулов американцев, без предисловий заявил, что отказывается от помощи военных советников и требует, чтобы все они покинули страну до 17 июля, то есть в десятидневный срок. Ни объяснений, ни сожалений, ни слов благодарности. По сути, Садат нанес неслыханное оскорбление бывшим союзникам. Людей, прибывших по настоятельной просьбе предыдущего правителя, вымели из страны, как надоевший сор. И все же в верхах новость восприняли со смешанными чувствами. Начальник спецотдела нелегальной разведки не мог об этом не знать, как не мог пребывать в неведении относительно плюсов, открывшихся в результате финта Садата, и генерал-майор Лазарев. Вот почему, как только эмоции улеглись, Старцев произнес:
– Насколько мне известно, данное решение имело не только отрицательные последствия.
– Да, в какой-то степени эксцентричный и не слишком хорошо продуманный поступок Садата сыграл нам на руку. Это было политическое поражение, потеря военных позиций в стратегически важной стране. Да, это нанесло урон советскому престижу. В то же время противоборство между СССР и США в вопросах арабо-израильского конфликта перестало быть актуальным – это первый плюс. А второй – это дало возможность Советскому Союзу уклониться от прямого участия в военных действиях.
– Чувствую, сейчас последует «но». Я прав, Анатолий Иванович?
– Как всегда, Николай Викторович, – Лазарев вдавил окурок в пепельницу и снова потянулся к пачке. – Без «но» в нашем деле не бывает. Летом этого года на одной из встреч Анвар Садат и Хафез Асад пришли к соглашению о необходимости совместных военных действий против израильтян. Ничего нового, ничего удивительного. Все вполне предсказуемо. Как ты знаешь, реакции США и Израиля на самоубийственную выходку Садата так и не последовало, и в декабре 1972 он снова продлил «военно-политические» льготы СССР сроком на пять лет. Поставки оружия возобновились и даже в более крупных размерах, чем прежде. С 1967 года Египет и Сирия получили оружия больше, чем за предыдущие двенадцать лет. Сухопутные войска получили тяжелые танки ИС-3М, средние Т-34, Т-54, легкие ПТ-76, бронетранспортеры БТР-50, БРДМ-1, самоходные установки, буксируемую артиллерию, тактические и оперативно-тактические ракеты. А еще истребители, бомбардировщики, торпедные катера и подводные лодки. Но всего этого оказалось мало, и с декабря в Египет идут новинки боевой техники: танки Т-62, БТР-60, ПТУР «Малютка», ЗРК С-125 и ПЗРК «Стрела-2», истребители МиГ-21 новейших модификаций, вертолеты Ми-8. Понимаешь, к чему я все это перечисляю?
– К тому, что по факту египетская армия полностью оснащена советским вооружением, – подытожил Старцев.
– По факту мощь египетской армии – есть мощь Советской армии. Для мирового сообщества эти понятия неотделимы, несмотря на то что люди, которые держат в руках оружие и управляют боевой техникой, никак не связаны с СССР. На данный момент вооруженные силы Египта и Сирии по количеству вооружения, нашего вооружения, выросли вдвое. Примерно во столько же израильский потенциал уступает арабскому, несмотря на все вливания со стороны Штатов.
– Хотите сказать, что, если арабы инициируют новую войну, оценивая ее результаты, мир будет оценивать реальные возможности СССР?
– Молодец, Старцев, уловил самую суть, – Лазарев откинулся на спинку кресла. Вводная часть закончилась, разговор подошел к главной теме. – Только не «если», а «когда».
– Да, конечно. Очередной виток эскалации неизбежен, разногласия между этими странами никуда не делись, поэтому новое столкновение – лишь вопрос времени.
– И время это наступило, Николай Викторович.
– Вот как? Новые данные разведки?
– Отчасти.
– И эти данные касаются непосредственно меня?
– Тебя и твоей группы. Вчера меня вызвали в Управление. Я полагал, что предстоит встреча с начальником ПГУ (Первого главного управления), но товарищ Мортин, хоть и присутствовал на встрече, играл второстепенную роль. Догадываешься, кто искал встречи со мной вместо него?
– Председатель?
– Да. Товарищ Андропов, Председатель Комитета государственной безопасности СССР, пожелал личной встречи. Был там и кое-кто еще.
– Неужели сам Леонид Ильич?
– Нет, до этого, к счастью, не дошло. На встрече присутствовал чрезвычайный и полномочный посол в Египте Владимир Михайлович Виноградов. Но если нам, – Лазарев выдержал короткую паузу, – точнее, вам не удастся взять ситуацию под контроль, на ковре у Генерального окажемся мы все.
– Настолько все серьезно?
– Суди сам, – Лазарев в очередной раз закурил и пересказал Старцеву содержание разговора «в верхах».
Полномочный посол прибыл в СССР накануне вечером, чрезвычайные обстоятельства заставили планировать поездку в спешке. О своем визите предупредить кого-либо Виноградов не успел, поэтому его приезд оказался полной неожиданностью как для Председателя КГБ, так и для Генерального секретаря. На встрече с Леонидом Ильичом Виноградов буквально настоял, заявив, что информацию, которую он привез, может сообщить вторым лицам только с личного разрешения товарища Брежнева.
После непродолжительных переговоров Леонид Ильич заявил, что сможет выкроить десять минут в плотном графике, но встречу придется провести буквально на ходу. В назначенный срок Виноградов и Андропов явились на Кутузовский, в личную квартиру Леонида Ильича, а уже через десять минут на телефон генерал-майора Лазарева поступил звонок с приказом срочно прибыть в кабинет товарища Андропова.
Из Каира посол привез дурные вести. Служба общей разведки получила сведения об утечке информации, касающейся военных действий, планируемых правителями Египта и Сирии против Израиля. Сведения смутные и расплывчатые, но руководитель Службы египетской разведки все же отправился с ними к президенту Садату. Тот выслушал сообщение и пришел в ярость: как такое возможно? У него под носом крадут сверхсекретную информацию, а Служба разведки обладает лишь отрывочными данными, по которым невозможно понять ни то, что именно удалось узнать агентам израильской разведки, ни то, кто именно пытается всадить нож в спину президента. Да что там президента – всей страны!
Примерно в таком духе, как всегда, не вдаваясь в подробности, зацепившись за одну только фразу, Анвар Садат распалялся больше часа, бушевал так, что воздух вокруг него накалился. А потом вдруг успокоился и велел начальнику разведки убираться прочь. «Твое упущение – ты и расхлебывай. Если что-то пройдет не так, я буду знать, кого обвинять». И все, на этом для Садата инцидент оказался исчерпан. По счастливой случайности, при разговоре, если можно назвать гневные тирады правителя разговором, присутствовал главный маршал авиации Хосни Мубарак. В отличие от президента, склонного к вспышкам гнева и эксцентричным решениям, Мубарак не мог себе позволить проигнорировать новость.
Он выждал время и связался с начальником Службы общей разведки, чтобы прояснить ситуацию. Выяснить удалось следующее: в штабе командования армии некто тайно снял копии с главного плана предстоящего наступления, с предварительной датой, с расстановкой сил и со всеми возможными подробностями. Получилось ли у него вынести копии или они все еще находились на территории штаба, выяснить не удалось, как не удалось понять, кто источник утечки информации. То, что для этого египетская разведка не имела должного опыта и ресурсов, Хосни Мубарак понимал, как никто другой.
Не так давно в роли начальника Академии воздушных сил он проводил перестройку всего учебного процесса, чтобы вывести результативность обучения на приемлемый уровень. Начинать пришлось практически с нуля, сил и средств потратили неимоверное количество, и все равно навыки летчиков оставляли желать лучшего. Сам он получил образование в СССР и по праву считался в своей стране летчиком-асом. Поэтому и был назначен на это место президентом Насером. Но мог ли он назвать хоть одного подготовленного академией летчика асом? Лет через пять – возможно, но не сейчас.
