Kitobni o'qish: «Следы со свастикой»

Shrift:

Глава 1

Взрыв прогремел в тридцати метрах от «Виллиса», приписанного к отделу. Старший лейтенант Зацепин вывернул баранку, проделал что-то непонятное с рычагом. Американская машина взревела, съехала в кювет и заглохла. Пассажиры загалдели, схватились за автоматы, помещенные между коленей. Реакция у них сегодня была замедленная, тому имелись очень даже уважительные причины. Но не ждать же, пока накроет! Мина явно прилетела не случайно. Там же слева, чуть дальше, ухнули еще две, вывернули пласты дерна и молодой липовый саженец.

– К машине, рассыпаться! – выкрикнул темноволосый майор Владислав Брагин, пролетая через вырез в борту, заменяющий дверь.

Этот приказ был излишним. Офицеры и сами сообразили, что надо делать, высыпали из машины. Виталий Зацепин упал на спину за примятый бугор, передернул затвор. Брагин сперва пристроился рядом с ним на корточках, но тут же передумал и вытянул ноги. Старший лейтенант Филимонов и капитан Коломиец отбежали чуть дальше, тоже прилегли. Марецкий остался в кювете, словно не осознал еще всю опасность, вытянул длинную, как у суслика, шею.

Взрывы гремели слева от дороги. В колонне, которую сопровождал «Виллис», царила суматоха. По правде сказать, такого никто не ожидал. Местность считалась проверенной, дорога на Прагу – открытой. В колонне было несколько гусеничных тягачей, буксировавших семидесятишестимиллиметровые орудия, десяток «газиков» с расчетами, полуторка с отделением автоматчиков. В авангарде шли саперы, проверяли дорогу.

Колонна пока не попала под обстрел, взрывы гремели в стороне, минометчики только пристреливались. Надрывались офицеры в адрес водителей: мол, пошевеливайтесь, выводите машины из-под огня!

Водитель головного тягача резко затормозил, машина встала поперек дороги, потеряв гусеницу. Застыла полуторка, красноармейцы выпрыгнули из кузова, рассыпались по водоотводной канаве. Следующий взрыв повредил орудие, оторвал опорные тяги. Шквал осколков ударил по пустой машине, сломал борта, разнес остекление кабины. Сполз в канаву, держась за живот, раненый сержант.

Фуражка Брагина свалилась ему на нос. Он раздраженно стянул с околыша ремешок, закрепил под подбородком, машинально глянул через плечо. Все подчиненные рядом.

За лужайками со свежей травкой тянулись аккуратные ограды, симпатичные одноэтажные дома с черепичными крышами. Это был Здробич, один из северных пригородов Праги, малоэтажный район с обилием зеленых зон и пешеходных дорожек. На отшибе, метрах в семидесяти от дороги, стояло вытянутое кирпичное здание, наверное, какая-то мастерская. К нему спускалась металлическая лестница, по бокам тянулся косогор, вполне пригодный для укрытия.

Минометный обстрел прекратился. Лес ощетинился автоматным огнем. Красноармейцы с дороги вразнобой отвечали на него.

– Мужики, все видят мастерскую? Давайте туда, занять оборону в районе лестницы! – крикнул Брагин. – Марецкий, ты почему еще там? Пулей сюда!

Андрей Марецкий петлял как заяц, весь искрил от возбуждения. Приклад автомата волочился по земле, оставляя за собой борозду. Старший лейтенант упал неподалеку от Брагина, вжался в землю, закрыл затылок сцепленными в замок кистями. Еще бы зонтиком заслонился!

Снова заработала минометная батарея. На этот раз наводчики перестарались. Мины перелетели дорогу, разорвались у крайних зданий. Ударная волна хлестала по пяткам. Брагин с Филимоновым уже поднялись и опять залегли. Следующая серия мин могла накрыть мастерскую.

– Осторожно, товарищ майор! – Зацепин нервно усмехнулся. – Враг не дремлет, как говорится.

Но обстрел вновь прекратился. Из леса, зеленеющего на обратной стороне дороги, доносились крики. Гитлеровские офицеры подгоняли свое войско.

– Негостеприимно тут как-то, товарищ майор, – пробормотал Марецкий, прочищая ухо.

– Товарищ майор, это что за непорядок? – заявил Филимонов, гнездясь в компактной лунке. – Наше управление относится к танковой армии. Почему мы не на танке?

Зацепин снова прыснул, поперхнулся, зашелся кашлем. Колючей оказалась смешинка.

В дыму в районе дороги перебежал капитан без головного убора, что-то прокричал залегшим автоматчикам.

Колонна встала, несколько единиц боевой техники и автотранспорта получили повреждения. На дороге валялись убитые. Их было немного, но какая незадача – умереть после Победы!

Вчера, 8 мая 1945 года в пригороде Берлина Карлхорсте маршал Жуков и генерал-фельдмаршал Кейтель подписали акт о безоговорочной капитуляции Германии! Берлинский гарнизон сложил оружие еще неделю назад. Немцы сдавались везде, на всем протяжении фронтов, подразделениями, частями и целыми соединениями. Но именно вчера был особенный день. Конец войны, полная капитуляция. Этого дня все советские люди ждали почти четыре года и всячески его приближали.

Офицерам отдела, находившимся тогда в безымянной чешской деревушке, выпало четыре часа сна. Прежде чем отключиться, Брагин разрешил своим сотрудникам принять на грудь. Ведь это же полное уродство – не выпить в такой день! Разве мы не русские люди? Видать, перебрали, последняя кружка оказалась лишней. Но все равно Победа, черт возьми!

Все это как-то не вязалось с тем, что творилось здесь и сейчас.

Утро 9 мая выдалось хмурым и мглистым. Эсэсовцы со спаренными молниями на касках выходили из тумана, шли вразвалку, вытягивались в цепь. Следом выбирались другие, тоже выстраивались в боевой порядок. Пехотинцы шагали в полный рост, не ведая страха. Несколько человек нестройно насвистывали боевой марш «Эрцгерцог Альбрехт», в ноты не попадали, но звучал он убедительно. С проселочной дороги съезжали бронетранспортеры с крестами, тоже вытягивались в линию. Пехоты было много, солдаты шли плечом к плечу, прямо как на репетиции парада!

Красноармейцы с дороги открыли огонь. Не выдержали нервы. Ругался капитан. Кто отдал команду стрелять?!

Немцы падали, особенно в первой шеренге, но меньше их не становилось. Живые смыкали строй, шли дальше.

– Что за чепуха, товарищ майор? – растерянно пробормотал Зацепин. – Может, они того… не слышали про капитуляцию?

– Черта с два они не слышали, – заявил Брагин и скривился. – Немцы народ пунктуальный, все приказы доводятся до личного состава своевременно. Это СС, дивизия «Валленштейн». Ее части и подразделения стояли восточнее Праги. Теперь они разобщены, не имеют связи с командованием и пытаются пробиться на запад, к союзникам. Те ведь добренькие, и наказание эсэсовцам светит мягкое. Мужики, хорош трындеть, отползаем к мастерской. Скоро наши сюда покатятся.

Офицеры энергично поползли, съехали по склону. Потом они карабкались обратно на косогор, протачивали прикладами амбразуры в мягком дерне. Местность у поселка ощутимо приподнялась, дорога предстала в лучшем виде.

Свист смолк, огонь уплотнялся. Немцы стреляли от бедра, дружно перешли на бег. Их было до чертовой матери! Задние уже не строились в шеренги, валили как попало, выкрикивая гадости в адрес Красной армии и Советского Союза. Ползли бронетранспортеры, частили пулеметы.

Потери среди красноармейцев росли, но они продолжали отстреливаться, держались. Подчиненные Брагина тоже открыли огонь, тщательно целились, стреляли, комментируя сквозь зубы ситуацию. Автоматы разогрелись, обжигали ладони.

Забился в припадке ручной пулемет Дегтярева. Он работал почти в упор, выкашивал пехоту. Эсэсовцы, выжившие в первых шеренгах, залегли, стали швырять гранаты с удлиненными рукоятками. Пулеметная точка была подавлена. Снова поднялись пехотинцы с бледными лицами.

Головной бронетранспортер достиг дороги, перебрался через водоотводную канаву, стряхнул в кювет орудие, мешающее проезду. Из канавы вылетела противотанковая граната, рванула под колесами. Боевую машину окутал дым. Водитель яростно работал рычагами, но транспортер лишь вертелся на месте, давя собственную перекрученную гусеницу. Пулеметчик в бессильной злобе припал к МГ-42, не думал о последствиях. Бойца, швырнувшего гранату, пропороли пули. Но пулеметчик тоже долго не протянул, повис на броне.

На фланге заработал еще один «дегтярь», и пехота, поднявшаяся в атаку, сбавила темп. Солдаты падали через одного, но упорно шли. До дороги им оставалось метров тридцать.

– Товарищ майор, их не сдержать, – пробормотал Виталий Зацепин, дергая заклинивший затвор. – Этих тварей не меньше батальона, они прекрасно вооружены.

Однако боеприпасы немцы не транжирили, расходовали экономно. Они уже потеряли транспортер. Экипаж пытался покинуть машину. Один солдат кувыркнулся с брони с простреленной головой, другой нырнул в траву и затаился: не всю еще выдержку растратил.

Капитан надрывал посаженную глотку, приказывал отходить к домам. Но не всей толпой, сдерживать фрицев!

Насчет толпы он явно приукрасил. Красноармейцев осталось несколько десятков. Они растянулись вдоль дороги, пятились, продолжая отстреливаться. Часть из них залегла, сдерживала натиск. Противник накапливался за брошенной техникой.

Советские бойцы перебегали по открытому пространству, прятались за клумбами и заборами. Панического бегства не было, но фактор внезапности сработал.

Брагин стрелял по мелькающим в дыму фигурам. Указательный палец правой руки свела судорога.

Эсэсовцы приготовились к броску.

Командир нашего подразделения отступал последним, словно капитан тонущего корабля. На что он надеялся, оказавшись на открытом месте? Капитан пробежал шагов двадцать, упал ничком и уже не встал.

Красноармейцы отхлынули, залегли.

Молодой парнишка опустился на колени и с остервенением рвал клык затвора.

– Ложись, дурак, убьют! – проорал Филимонов.

Парнишка удивленно покосился на него, но залег. Рой пуль тут же просвистел над головой этого солдата.

У Брагина кончился магазин. Он перевернулся на спину, вставил новый, последний, машинально глянул по сторонам. Все офицеры его группы находились рядом, никто не отступил.

Жестко бранился сквозь зубы капитан Егор Коломиец, физически развитый мужчина с жестким седоватым ежиком на голове. Поседел он рано, ему едва исполнилось тридцать пять.

Усилилась стрельба. Немцам нужно было прорваться без вариантов, кровь из носа! Ради достижения этой цели они не считались с потерями. Смерть для них теперь уже не имела никакого значения.

Эсэсовцы залегали в канаве. Когда их накопилось достаточно, они бросились вперед. На этот раз без всяких психологических штучек, тупо на прорыв.

«А ведь они нас сомнут, – мелькнула подленькая мысль в голове Брагина. – Пусть только половина, но уйдет на запад!»

Майор гнал от себя эти дурные соображения, ловил в прицел серые мундиры и попадал практически с каждой очереди. Другие советские бойцы тоже валили немцев, но это не могло остановить их. Даже мертвые успевали проделать несколько шагов, прежде чем упасть! Катилась волна с орущими глотками. Чем ближе подбегали фашисты, тем громче орали.

Отчаяние наполняло голову майора. Не за себя, даже не за тех парней, которые примостились рядом с ним. За то задание, которое вряд ли будет по плечу им, уже убитым. Вот делать больше нечего, как уподобляться тем, кто ходит в атаки и отражает вражеский натиск! Каждый на этой войне должен выполнять свою задачу! Да и какая, к лешему, война?! Она ведь вчера закончилась!

– Врукопашную, товарищ майор? – У старшего лейтенанта Зацепина сорвался голос, он был белый как мел.

Ну да, только это и осталось. Стрельба не унималась, немцы падали через одного, но все еще лезли на прорыв.

– Сметут, товарищ майор! – прорычал Филимонов, опустошая магазин. – Вы тут самый старший по званию.

– Бойцы, приготовиться! – выкрикнул Брагин, не узнавая собственного голоса.

Это был вопль отчаяния. Все равно сметут.

У кого-то сдали нервы. Красноармейцы стали отползать, двое бросились за угол мастерской, но не добежали, повалились друг на друга.

Рослый эсэсовец с перекошенной мордой вырвался вперед, давил на спусковой крючок своего автомата. Он считал, что стреляет, хотя магазин давно опустел.

«Какая же ярость у этих людей! – подумал майор. – Даже раненые бегут, не замечая ничего. Только пуля в череп может их остановить. А лучше две для пущей надежности!»

– Вот сука! Прямо как в сорок первом, – процедил сквозь зубы Коломиец.

Но это был не сорок первый. Танковая колонна, следующая за артдивизионом, отстала на марше, но, когда впереди разгорелся бой, пошла на всех парах! Из-за перелеска танки Т-34 и открыли беглый огонь по восточному лесу, который покинули еще не все солдаты батальона СС.

Некоторые командиры машин мигом вникли в ситуацию и стали разряжать орудия в узкое пространство между дорогой и окраиной предместья. Участок местности шириной в сто метров покрылся частоколом разрывов. Фашистская ватага была остановлена. Осколки рвали фанатично настроенную публику. Многие и не сразу сообразили, что происходит. Офицеры покатились с косогора. Остальные тоже прекратили стрельбу, сплющились на еще не прогревшейся земле. Открытое пространство заволок тяжелый дым.

Брагин выудил из подсумка единственную гранату, выдернул чеку и швырнул через голову. Береженого, как говорится…

Так же поступили Марецкий и пара других бойцов. Они видели, что происходило на поле боя. Танки шли вперед, съезжали с дороги, чтобы не таранить дымящуюся колонну, били прямой наводкой.

По лестнице скатился орущий эсэсовец. Добежал-таки! К нему метнулся красноармеец с ножом, но делать ничего не пришлось. Немец при падении сломал себе шею. Другие не добрались сюда.

С дороги, дребезжа рессорами, съехала полуторка, набитая солдатами со звездами на касках. Автоматчики выпрыгнули на ходу, развернулись в цепь.

Тут все и закончилось. Красноармейцы добили деморализованных гитлеровцев, удивляясь, что никто не поднял руки. Ревели танки, давя тела в опостылевших мундирах. Пробежала цепь автоматчиков. Люди поднимались, озадаченно смотрели по сторонам. Колонна артдивизиона понесла большие потери. Погибла половина личного состава, практически все офицеры.

В группе Брагина никто не пострадал, хотя измазались вдоволь.

Красноармейцы вытаскивали своих раненых. Над полем зависла многоэтажная брань.

Военнослужащие из артдивизиона оценивали потери. Кто-то сбивал брезентом пламя с горящего кузова. Поврежденные орудия тащили из кюветов, используя грубую мускульную силу и все ту же затейливую матерщину.

Подчиненные Брагина выбрались к своей машине. «Виллис» стоял в хвосте колонны, погрузившись носом в канаву водостока. Двигатель заглох. В корпусе зияли пробоины. На первый взгляд их было немного.

– Бомбит меня что-то, товарищ майор, – пожаловался Виталий Зацепин, опускаясь в траву.

– Физиономия у тебя, приятель! – заявил Марецкий. – Словно из горящего танка достали.

– На свою посмотри, – огрызнулся товарищ. – Чем она лучше?

– Подъем, товарищ старший лейтенант! – заявил Брагин. – Забыл, кто у нас за заморское чудо техники отвечает?

Да, за «Виллис» традиционно отвечал именно старший лейтенант Зацепин. Во-первых, он был самый молодой в группе, во-вторых, лучше всех прочих разбирался не только в автомобилях, закончил радиотехникум в подмосковном Подольске.

Бурча что-то себе под нос, Виталий осмотрел машину, забрался на водительское сиденье, завел двигатель. Мотор работал, хотя мог бы это делать и увереннее.

– Жить будет? – поинтересовался Брагин.

– Так точно, товарищ майор, даже поездит еще. Из канавы «Виллис» тоже мне прикажете вытаскивать?

Внедорожник упирался всеми силами, когда офицеры втроем навалились на капот, а Зацепин за баранкой манипулировал педалями и рычагом. Колеса остались целыми, бак не протек. Машина рывками выбралась на проезжую часть, и двигатель заглох. Зацепин красиво высказался по этому поводу и снова его завел. Он тревожно вслушивался в звуки, доносящиеся из-под капота и напоминающие куриное кудахтанье. Посыпалось стекло из хрустнувшей фары, повисла лампа с оборванным проводом.

– Это не проблема? – спросил далекий от техники Марецкий.

– Все отлично, – неуверенно отозвался Виталий. – Поедем с подбитым глазом.

Он увел машину с проезжей части, прижал к обочине. Дорога была закрыта, пришлось ждать. На востоке еще постреливали. Танковые колонны шли в обход заблокированного участка. Переваливались с боку на бок набитые полуторки.

Со стороны Праги звуки боя не доносились. Город был фактически очищен от неприятельских войск.

Ругались техники. Кому-то удалось завести тягач, он вытаскивал из кювета орудие. Проезжую часть с горем пополам освободили. Возмущались офицеры. Где обещанная похоронная команда? Смотреть на мертвых товарищей было тошно. Лучше бы не сообщали об окончании войны!

Зацепин распахнул капот, решил убедиться в том, что все работает. Остальные сидели в машине, курили с мрачными минами.

Многие части вермахта и СС в эти дни пытались прорваться на запад из центральных областей Чехословакии. Если армейские формирования предпочитали сдаться при первом же контакте с русскими, то части СС дрались до последнего, доводили сопротивление до полного абсурда. На воззвание своего командования о капитуляции они плевать хотели, подчинялись только рейхсфюреру Гиммлеру, который давно перестал отдавать приказы ввиду своего исчезновения. Советские самолеты-разведчики постоянно барражировали воздушное пространство Чехии, но не всегда могли выявить колонны противника. Те старались передвигаться скрытно, в стороне от дорог.

Проезжую часть вскоре расчистили. Безнадежно поврежденную технику растащили по обочинам. Но дорога свободнее не стала.

По шоссе шли сорокашеститонные танки ИС-2. Это были настоящие монстры. Их длина вместе с орудием превышала десять метров. Такие боевые машины, снабженные катаной броней повышенной твердости, стодвадцатидвухмиллиметровой скорострельной пушкой, тремя пулеметами ДТ и одним зенитным ДШК, являлись передвижными крепостями и на шоссе могли разгоняться до сорока километров в час. Подбить эту махину из простого орудия было невозможно. Дышать, находясь рядом с ней, – тоже.

Офицеры достали носовые платки, Филимонов уткнулся в рукав. От гула моторов закладывало уши. Танковая колонна, к счастью, была небольшой, но за ней потянулись грузовики, пикапы «ГАЗ-4» с личным составом и боеприпасами.

Рядом на обочине затормозил командирский «Виллис». С сиденья спрыгнул плотный подполковник с петлицами бронетанковых войск, вразвалку подошел к офицерам. На заднем сиденье пришли в готовность два автоматчика, подтянули к себе ППШ.

– Здравия желаю! – сказал подполковник.

Он был неприятно удивлен неуставной реакцией этих людей на его появление. Они не спешили покидать машину и вытягиваться по струнке.

– Подполковник Резников, начальник штаба двести двенадцатой механизированной бригады. Кто такие?

Сотрудники военной контрразведки не носили особенной формы. Собственных знаков различия у них не было. Единственное, что отличало этих людей от всех прочих, так это служебное удостоверение. Влад не замедлил его предъявить. Блеснули красные корочки с золотым тиснением.

– Майор Брагин, – представился он. – Начальник оперативного отдела управления СМЕРШ третьей танковой армии. Выполняем задачу, поставленную командованием. Эти офицеры – мои сотрудники. Есть проблемы, товарищ подполковник?

– Все отлично. – Резников почему-то сразу поскучнел. – Прошу простить.

– Ничего, бывает. Все в порядке, товарищ подполковник. Ждем, когда освободится дорога.

Военную контрразведку в армии не то чтобы не любили, но старались держаться от нее подальше. Это касалось всех, включая даже высшее командование.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – на всякий случай осведомился подполковник.

– Освободите для нас дорогу, – пошутил Влад.

– Боюсь, что это не в моей компетенции, товарищ майор. – Подполковник смутился еще больше.

Он догадался, что это шутка, бегло козырнул, вернулся к машине и предпочел отвернуться, когда проезжал мимо. Лихой водитель резко крутанул баранку и вклинился между двумя грузовиками. Скрипели тормоза, бранился шофер.

– Может, и мы так, товарищ майор? – предложил Зацепин, захлопывая крышку капота.

Спешить было, в принципе, некуда. День только начинался, а столица Чехословакии находилась совсем рядом. Пусть войска обоснуются там, возьмут под контроль важнейшие объекты. У офицеров СМЕРШа свои задачи. Им не к лицу постоянно участвовать в перестрелках.

– Сидим в машине, курим.

Возражений не было. Офицеры достали папиросы, высекли пламя из зажигалок. Зацепин, уже перекуривший, сливал в бензобак остатки горючего из канистры.

Майор пытливо разглядывал своих людей. В бою никто не оплошал, не впал в панику, и это радовало Брагина. Его офицеры прошли очередное испытание. Сколько их уже было! Даже в эти последние дни войны контрразведка несла потери. Два оперативника погибли под Берлином, третий – в Мозерском лесу, где штаб соединения попал под танковый удар.

12-я армия генерала Венка пошла на прорыв, чтобы спасти 9-ю армию Теодора Буссе, гибнущую в окружении. Первые дни советским войскам было туго, приходилось пятиться, сдерживая натиск. Наше командование явно недооценило полководческие способности Вальтера Венка. Обладай тот перевесом в людях и технике, и все могло бы закончиться плачевно. Но резервов у вермахта не было, и атаки Венка в районе Потсдама пошли на спад.

Но в окружении под Мозырским лесом погибли многие. В том числе капитан Рубинов, гордость третьего отдела, бывший начальник уголовного розыска в крупном промышленном городе, обладавший звериным чутьем на вражеских лазутчиков. Брагин горячо надеялся, что эта потеря была последней.

Каждый выживший был по-своему хорош.

Егор Коломиец был родом из Ворошиловграда, бывшего Луганска, в мирное время работал оперуполномоченным НКВД, с начала войны служил в особом отделе, да не где-нибудь в тылу, а на передовой. Этот крепкий, кряжистый, мрачноватый, часто язвительный, но не злой человек временами уходил в себя, что объяснялось тяжелой контузией в сорок четвертом. На Егора можно было положиться. Как шутил Марецкий: «С этим парнем я бы пошел в контрразведку». Порой он говорил не то, что хотел бы услышать от него командир, со многими вещами не соглашался, но это ни разу не отразилось на их совместной службе.

Старший лейтенант Филимонов был тоже крепыш, но куда проще. Отсутствие образования заменяли природная смекалка и наблюдательность. До войны Макар работал в милиции на Урале, потом посвятил себя военной службе – вневедомственная часть, охрана важных государственных объектов, особый отдел, контрразведка НКВД, СМЕРШ Наркомата обороны. Семьи у Филимонова не было, если не считать матери, живущей в далеком уральском городке.

У Коломийца, собственно, тоже. Жену и сына он потерял в сорок первом. Они не выбрались из горящего Смоленска. Егор до сих пор не пришел в себя, стонал по ночам, звал их.

Колонна прошла. Остались пыль и смрад, убивающий наповал.

– Трогайте, товарищ старший лейтенант.

Зацепин плавно начал движение, дистанцируясь от чадящей колонны. Прибыла похоронная команда, приступила к работе. В ту сторону водитель старался не смотреть. Когда оборвались перелески и дорога втянулась в пригород, он снова улыбался и непринужденно вертел баранку. Этот двадцатипятилетний парень не умел долго печалиться. Он имел располагающую внешность, только уши подкачали, торчали, как у слона.

Так уж распорядилась судьба, что Виталий по окончании радиотехникума в первые два года войны на фронт не попал, хотя старательно обивал пороги всех военкоматов, попадавшихся ему на пути. Потом все же был призван, отправился на ускоренные лейтенантские курсы.

Начинал он в разведке летом сорок третьего, на Курской дуге, потом был рекрутирован в военную контрразведку, перешедшую в подчинение Наркомата обороны. Виталий успел вникнуть в свою новую профессию, был представлен к ордену Красного Знамени, после чего получил проникающее ранение в брюшную полость и надолго отправился в госпиталь. Возможно, именно это обстоятельство и спасло пареньку жизнь. Ведь молодые оперативники гибли так же часто, как пехота под проливным огнем.

Вчера, когда все узнали о капитуляции фашистской Германии, Зацепин даже расплакался. Потом он выпил и признался со скорбным видом: мол, я всегда был уверен в том, что живым эту новость не встречу.

– Едем в город, товарищ майор? – деловито осведомился Марецкий. – Вы, кстати, до сих пор не поставили нас в курс очередного задания. Это военная тайна?

Брагин молчал. Он мог бы сослаться на тучу поговорок и пословиц – «Поспешишь – людей насмешишь», «Меньше знаешь – крепче спишь», «Болтун – находка для шпиона», – но предпочел отделаться молчанием.

Старшему лейтенанту Марецкому было двадцать девять, он имел высшее образование, закончил филологический факультет, что вызывало у товарищей некоторую подозрительность. Попутно Марецкий занимался боксом, это его товарищам нравилось больше. Он был изящен, жилист, обладал внимательным взглядом, лучше всех умел выстраивать логические цепи, раскладывать соображения по полочкам и подвергать их анализу. Интеллигентность в пятом колене впечаталась в лицо, как родимое пятно, свести ее не могли ни грязь, ни пот, ни кровь. Он даже матерился интеллигентно. А уши, в отличие от Зацепина, имел маленькие. Они плотно прижимались к вискам, и было удивительно, что он вообще что-то слышит.

Из тумана выросла столица Чехословакии. Советские войска наводнили дороги, входили в Прагу фактически без боя. Лишь иногда в отдельных кварталах вспыхивали перестрелки. Где-то прогремел взрыв, но продолжения не последовало. Пригороды были опрятны и ухожены. Даже собаки здесь отличались хорошим воспитанием. Аккуратные домики с черепичными крышами постепенно подрастали, превращались в двух- и трехэтажные. За кирпичными заборами тянулись промышленные предприятия. Кругом еще пестрели нацистские плакаты с надписями на чешском языке, многие слова которого перекликались с русскими.

Улицы и переулки наполнялись войсками. Кое-где местные жители поедали глазами освободителей. Где обещанные рожки и хвосты? На развилках стояли регулировщицы и бодро помахивали флажками. Солдаты из машин кричали девчонкам комплименты, иной раз не самые приличные, но те только посмеивались.

Приближался огромный город. Уже виднелись высокие дома с оранжевыми черепичными крышами, шпили католических соборов.

Брагин на минуту закрыл глаза, расслабился. Фотографию из нагрудного кармана можно было не вынимать. Он помнил ее наизусть. Дочка Лиза, четыре года, уже не маленькая, многое понимает, имеет собственное мнение о жизни, ждет не дождется, когда же с войны в далекий Томск вернется папа. С той же фотографии смотрела бабушка Лизы Анна Петровна, мама Влада.

Это было все, что осталось от большой семьи. Скончался отец, погиб на фронте брат Алексей. Пятнадцать месяцев назад, зимой, поздно вечером, на автобусной остановке умерла супруга Брагина Оксана. Она возвращалась со второй ночной смены, пришлось задержаться, все автобусы уже ушли. Никто не знал, что произошло. Люди обнаружили Оксану только утром, когда она превратилась в ледышку. Та зима в Сибири была невероятно холодной.

Брагин выл, как волк на луну, когда получил письмо от матери с сообщением об этом, замкнулся в себе, чуть не сорвал ответственное задание. Потом лез на рожон, испытывая равнодушие к собственной жизни. Но кто-то берег его. Влада не зацепили пули диверсантов, которых в Белоруссии в августе сорок четвертого было как грязи.

«Виллис» въехал в город.

На пустыре под охраной автоматчиков сидели несколько человек с бледными лицами. Форма – немецкая, физиономии – русские. Эти люди не шевелились, опустили головы. На рукавах шевроны. Надпись «РОА», ниже – синий крест на белом фоне. Это были власовцы.

Что произошло три дня назад в чешской столице с непосредственным участием этих изменников? Почему они вели себя именно так, какие цели преследовали? Эти события пока еще анализу не подвергались, но факт оставался фактом. Именно 1-я пехотная дивизия РОА освободила Прагу от гитлеровцев.

Военные сводки поступали в СМЕРШ своевременно. «Вести с полей», – остроумно окрестил их Марецкий. Советские войска еще штурмовали Берлин, а решение о проведении Пражской операции уже было принято.

Разворачивались от германской столицы войска 1-го Украинского фронта. С востока через Словакию подступал 2-й Украинский фронт. Танковые части обоих фронтов перебрасывались на направления главных ударов. Командование планировало рассечь немецкую оборону, а затем уничтожить ее.

Приказ о капитуляции командованию группы «Центр» был не указ. Немцы решили обороняться до последнего, стянули основные войска в район Праги. На линии от Дрездена до Ческе-Будеевице скопилось 900 тысяч солдат противника, в том числе дивизии СС «Валленштейн» и «Дас Рейх».

6 мая 1-й Украинский фронт начал наступление на юг. На следующий день приступил к активным действиям 2-й Украинский. Бои шли круглосуточно, немцы откатывались. Танковые клинья проникли в оборону противника, разрезали ее как нож масло. На вторые сутки наши войска оказались в глубоком тылу группы армий «Центр», освободили Дрезден, Теплице.

Вечером 8 мая было передано сообщение советского командования о безоговорочной капитуляции Германии. Немцам предложили сдаться, но те этого не услышали. Умные головы в гитлеровских штабах понимали, что все кончено. Во главу угла ставились отход на запад и сдача американцам. Приказ о капитуляции был разъяснен личному составу весьма своеобразно. Мол, надо как можно дольше продолжать борьбу, выиграть время и пробиться на запад.

Но организованное сопротивление быстро развалилось. Особенно после того как войска 5-го механизированного корпуса разгромили колонну штаба группы армий «Центр». Дорога на Прагу оказалась открытой.

Откуда тут взялись власовцы? Сведения об этом пришли в СМЕРШ с опозданием и сильно удивили сотрудников данной структуры. Держать фронт вооруженные силы так называемого Комитета освобождения народов России даже не собирались. Там тоже имелись неглупые головы. 1-я пехотная дивизия РОА под командованием генерал-майора Буняченко самовольно снялась с Восточного фронта и двинулась в сторону Праги. Призывы немецкого командования вернуться на позиции эффекта не возымели. Разоружить восемнадцатитысячное войско немцы не могли.

По задумке деятелей КОНР, войска должны были следовать в Австрию, оттуда в Словению, на соединение с отрядами Драгомира Михайловича, командующего Югославским войском в Отечестве. Эта организация не подчинялась никому, ни немцам, ни коммунистам. Совместными усилиями предполагалось отделить северную часть Югославии от основной территории страны и получить помощь западных держав, создать буфер между Веной и Белградом. Об этих планах Власов поведал Буняченко лично, еще на Одерском фронте.