Kitobni o'qish: «Бриллиантовый код смерти»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Рим

Солнце играло в стройных кипарисах, яркими искрами рассыпалось в холодных брызгах величественного фонтана, находящегося у входа в кардинальский дворец, и заставляло зажмуривать глаза, спасаясь от безжалостных лучей. Оно словно показывало, что является господином этого жаркого апрельского дня, и люди, признающие его господство, смиренно прятались в тени, дожидаясь того момента, когда оно насытится своим величием и уступит место долгожданной прохладе. Казалось, весь мир замер, удивленный шалостями непредсказуемой погоды, и время остановилось, оглушенное непривычной тишиной полуденного зноя.

Лишь один человек в черной сутане, подвязанной алым поясом, не замечал бегущего за ним проказливого солнца и быстро шагал по горячим каменным плитам широкой галереи. Он задумчиво смотрел перед собой, не обращая внимания на сопровождающего его молодого священника, который тяжело дышал от быстрой ходьбы. Легкая сутана священника, насквозь промокшая от пота, прилипала к разгоряченному телу, заставляя раздраженно передергивать плечами и мечтать о холодном душе. Он восхищенно поглядывал на немолодого человека, идущего рядом, которого абсолютно не беспокоила непереносимая жара, настолько глубоко он был погружен в свои мысли. Войдя во дворец, священник с облегчением выдохнул, потому что комнаты освежили прохладой, и его спутник наконец замедлил свой шаг.

– Вижу, отец Джорджио, я вас совершенно измучил.

Молодой священник неловко улыбнулся, соглашаясь со сказанным, но природная вежливость и уважение к сану говорящего не позволили ему отразить в своих словах какое-либо недовольство.

– Что вы, ваше высокопреосвященство! – Он смиренно улыбнулся, однако глаза при этом лукаво заблестели. – Боюсь, что в моем сорванном дыхании виновны моя непростительная физическая неподготовленность и немилосердное солнце.

– Да, вы правы, Джорджио, – с некоторой отстраненностью согласился его спутник, не замечая просквозившей в словах иронии, – апрель в этом году выдался на редкость жарким.

Они молча шли по парадным коридорам, украшенным гобеленами и полотнами известных художников. Молодой священник ошеломленно оглядывался по сторонам, забыв о данном себе накануне обещании сохранять невозмутимость и спокойствие. Но всякий раз, находясь во дворце кардинала Маринетти, все внутренне замирало от открывающегося взору великолепия, словно созданного для того, чтобы изумлять гостей своим богатством и изящностью.

Он шел по многочисленным залам, разглядывая убранство комнат, и ловил себя на мысли о том, что, украшая свою жизнь подобным богатством, кардинал Маринетти нарушал данный им обет бедности. Несчастный юнец не понимал, что эти мужчины, намеренно лишившие себя радостей жизни, отдав душу и тело служению Господу, так же, как и остальные люди, не лишены чувства прекрасного, а вместе с ним некоторого тщеславия. И, окружая себя роскошью, они всего лишь пытаются возместить утрату того, что дано им природой, но что они никогда не смогут вкусить и тем более испытать. Священник понимал это и все же, будучи молодым и неопытным, внутреннее возмущался. В то же время он испытывал искренний восторг. Это заставляло краснеть и смущаться своих мыслей.

Бросив быстрый взгляд на сосредоточенное лицо своего наставника, отец Джорджио нахмурился. Он чувствовал, что кардинал чем-то обеспокоен, хотя это никоим образом не отражалось в его лице или речи. Альбицци, как всегда, был вежлив и сдержан. Однако, проработав долгое время рядом с ним, Джорджио научился угадывать малейшие изменения в его настроении, и сейчас все указывало на то, что кардинал встревожен. Смуглое лицо казалось застывшей маской, руки сжаты в кулаки, обычно аккуратно причесанные волосы сейчас падали на глаза. Джорджио не осмелился спросить кардинала о причинах его волнения. Он тихо шел рядом, незаметно наблюдая за своим господином и раздумывая над тем, что его тревожит. Навстречу вышел монах. Он почтительно преклонил колени и поцеловал перстень на руке кардинала.

– Ваше высокопреосвященство, кардинал Маринетти ждет вас, – вежливо сказал он, склонив голову.

– Спасибо, отец Лоренцо. Будьте любезны позаботиться о моем помощнике.

– Разумеется, ваше высокопреосвященство.

Отец Джорджио обрадовался тому, что ему не придется встречаться с кардиналом Маринетти, в присутствии которого он всегда чувствовал себя мелкой плотвой, по недоразумению заплывшей во владения могущественной акулы. Кардинал Маринетти никогда не выказывал свое преимущество перед остальными, он всегда был любезен в общении. И тем не менее ощущение холодности и безразличия не покидало Джорджио, когда на него смотрели яркие голубые глаза сего служителя господня.

Отец Лоренцо открыл дверь в покои и пропустил кардинала Альбицци внутрь. Затем повернулся к молодому священнику и весело улыбнулся, словно догадавшись, о чем тот думает.

– Идемте в кухню, отец Джорджио, – он вытянул руку вперед, указывая дорогу. – Чувствую, вам понадобится литр лимонада, чтобы восстановить силы.

Джорджио кивнул, вытер рукой влажный лоб и быстро направился вслед за толстым монахом, с ужасом думая, как тот выдерживает подобную жару.

– Перестаньте смотреть на меня такими огромными глазами, – вдруг засмеялся монах.

– Как вы догадались? Вы же не видите моего лица! – смутился Джорджио.

– Ваш взгляд жжет мне спину, заставляя потеть еще больше.

* * *

Кардинал Маринетти сидел в кресле у окна, задумчиво вглядываясь в сад. Ровные дорожки, проложенные вдоль аккуратных газонов, и яркие краски высаженных цветов успокаивали его. Но все же где-то внутри он чувствовал нервное возбуждение, оставшееся после звонка Альбицци. Поспешность, с которой Армандо назначил встречу, заставила его испытать непонятное беспокойство. Кроме того, он чувствовал, что повод будет весомым, потому что Армандо никогда не беспокоил его по пустякам.

Маринетти пригладил жидкие седые волосы и прошелся по комнате. Он любил свой кабинет за особую атмосферу умиротворенности и в тоже время величия, которые наполняли душу чувством единения с историей и давали ощущение безграничной власти. Бордовые стены, изящная французская мебель, вытканные шелковыми нитями гобелены ласкали взгляд, недвусмысленно говоря о пристрастиях и вкусах своего хозяина. Маринетти знал, что его чрезмерная любовь к роскоши и комфорту вызывает разговоры в кулуарах Ватикана, но это мало его трогало. Древний аристократический род, к которому он принадлежал, наделил его такими качествами, как тщеславие и честолюбие, умело скрывающимися за маской великодушия и искренности. А также абсолютным безразличием к мнению большинства.

Он посмотрел на висевший над камином портрет своего предка, принадлежащий кисти великого живописца. Далекий предок, как и Маринетти, в свое время был кардиналом, и все видевшие этот портрет наблюдали поразительное сходство между ними. Яркие голубые глаза зорко смотрели на своего потомка, ироничная улыбка играла на тонких губах, а длинные светлые волосы падали на плечи, создавая удивительный цветовой контраст с темным одеянием. Маринетти с любопытством вгляделся в изображение своего предка, чувствуя, как между ними протягивается нить таинственности и понимания. Но мистическая связь с портретом была прервана вошедшим в кабинет Альбицци.

– Армандо, – вместо приветствия выдавил из себя Маринетти.

Словно высеченная из камня фигура кардинала Альбицци абсолютно не вписывалась в изящную атмосферу этой комнаты. Маринетти посмотрел в лицо человека, которое своей простотой подходило скорее простолюдину, чем столь высокому сановнику, и мгновенно напрягся. Беспокойство снова накрыло его.

– В чем причина сей поспешности? – быстро спросил он. – Мне пришлось отложить важную встречу.

Он постучал тонкими пальцами по столу, всем видом показывая, что ему не нравится сложившаяся ситуация.

Кардинал Альбицци подошел к столику и взял стакан лимонада, но через мгновение поставил его обратно.

– Дино, я хотел бы выпить что-нибудь покрепче.

Маринетти направился к высокому темному шкафу, бурча на ходу:

– Дино-Бернардино, ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда меня так называют. Но что с тобой? – Маринетти повысил голос, и нижняя губа его при этом мелко задрожала. – Виски? Граппа?

– Виски. – Армандо Альбицци тяжело опустился в мягкое кресло.

Взяв из рук друга бокал с щедрой порцией алкоголя, он одним махом выпил содержимое. Маринетти стоял напротив и ожидал продолжения разговора, беспокойно вглядываясь в смуглое лицо. Армандо молча протянул сложенную вдвое газету.

– Читай.

– Но… – непонимающе протянул Маринетти и замолчал, увидев заголовок на первой странице.

Он дважды прочитал написанное и недоуменно посмотрел на Альбицци. Тот продолжал молчать. Маринетти положил газету на стол и потер внезапно похолодевшие руки.

– Когда ты узнал об этом?

– Два часа назад.

Маринетти обошел стол и подошел к окну.

– Бернардо, ты понимаешь серьезность произошедшего?

Маринетти резко обернулся к своему собеседнику и, сощурив глаза, медленно произнес:

– Армандо, я не вижу в этом ничего страшного для нас.

Альбицци стремительно вскочил, схватил со стола газету и потряс ею перед изящным носом кардинала.

– Ты считаешь это глупой шуткой?! – прогремел он. – Мы имеем несколько счетов с общей суммой почти в пятьсот миллионов долларов…

– Говори тише, – прошипел Маринетти.

Он налил себе виски. Пятьсот миллионов долларов! В голове застучало от мысли, что они являются обладателями подобного богатства.

– Почти двадцать пять лет, – услышал он позади себя голос Армандо, – мы отмывали…

Маринетти стукнул кулаком по хрупкому шкафу, заставив недовольно зазвенеть стоящие в нем бокалы.

– Управляли капиталами, – поправил он Альбицци.

– Изволь, – Армандо саркастически рассмеялся. – Если тебе угодно, то пусть будет так. Хотя это не меняет смысла сказанного. Почти двадцать пять лет мы управляли капиталами двух мафиозных кланов…

– Уважаемых семей, – снова поправил Маринетти. – Когда ты научишься выбирать слова?

Альбицци медленно подошел к худенькому человеку и посмотрел на него сверху вниз.

– Двадцать пять лет мы отмывали деньги мафии, – тихо, но уверенно сказал он. – И теперь они перебили друг друга, оставив после себя огромные счета, о которых известно только нам. Я хотел бы услышать предложение, как нам следует поступить с этими деньгами.

Маринетти прокашлялся. Он постарался придать лицу спокойное выражение, надеясь, что это усыпит бдительность его подозрительного друга. Почти четверть века они, великие сановники, образцы честности и благопристойности, отмывали деньги мафии. Двадцать пять лет, прожитые в обмане, воровстве, страхе быть разоблаченными. Неужели случившееся не является достойным завершением того, что они делали все это время? Это поистине великий дар, своеобразная плата за их труды. Маринетти чувствовал легкую дрожь в пальцах, ярко представляя себе, что эти деньги могут украсить его и без того прекрасную жизнь. С ними он сможет подняться так высоко, как не удавалось никому из его предков. Мысли стремительно летали в голове, и он начисто забыл об Армандо, который внимательно за ним наблюдал.

Бернардо являлся великолепным актером, хитрым и жестоким. Он умело манипулировал другими людьми, заставляя их верить в то, чего не было на самом деле. И все же иногда его алчность брала верх над самообладанием. Тогда он становился похожим на открытую книгу, по страницам которой можно было прочесть все, о чем он думает. Казалось, что кардинал Маринетти обдумывает правильный выход из сложившейся ситуации. Но Армандо видел, что руки его нервно дотрагиваются до алого пояса, а губы упрямо сжимаются, указывая на то, что он уже принял важное решение и не намерен от него отступать.

Наконец Маринетти очнулся от своих мыслей и мягко посмотрел на сидящего в кресле огромного человека. По губам его пробежала нежная улыбка, и он вытянул руки вперед, предлагая другу подняться. Армандо коснулся тонких холодных пальцев и понял, что Бернардо вынес ему приговор.

– Пусть деньги лежат на своих счетах. Нам обоим необходимо время, чтобы решить, как лучше с ними поступить, – тихо произнес Маринетти.

* * *

Позже Армандо закрылся в своем кабинете, приказав никому его не беспокоить. Он не был напуган, лишь опечален и зол. Что бы ни говорил Бернардо, как бы уверенно и убедительно ни звучали его слова, Армандо знал, что это очередная ложь, усыпляющая бдительность. Да что и говорить, люди совершали глупости и за меньшие деньги, а тут на кону стоят пятьсот миллионов! Армандо медленно потер крупный подбородок, задумчиво глядя перед собой. Его цепкий ум искал способы обезопасить себя от действий Маринетти.

Безграничная печаль накрыла Альбицци, он обхватил голову руками и тихо застонал. Легче всего принять предательство от врага своего, но нет ничего страшнее, чем быть поверженным другом. Армандо открыл глаза и огляделся вокруг, сердце гулко застучало. Он распрямил плечи, потянулся вперед, взял со стола серебряную рамку с фотографией и странно улыбнулся, проведя пальцами по стеклу.

* * *

Спустя три недели после разговора с кардиналом Маринетти, Армандо Альбицци сидел в небольшом кабинете и с любопытством осматривался вокруг. Кардинал любил порядок, и образцовая чистота комнаты немного подняла настроение. Все предметы были расставлены в определенном порядке, что говорило об аккуратности и некоторой педантичности человека, работающего здесь. На столе в особой последовательности лежали лупы разного размера, пинцеты, щипцы. Рядом на полке стояли маленькие весы, а в углу под лампами находилось изящное бюро, несколько не вписывающееся в общую атмосферу. Завершал обстановку высокий дубовый шкаф с множеством выдвижных ящиков.

В комнату вошел мужчина хрупкого телосложения. Он был одет в чистый голубой халат, на руках были перчатки. Мужчина протянул кардиналу большую бархатную коробку. Его узкое лицо, спрятанное за оправой огромных очков, гордо засветилось, когда он увидел, что кардинал остался доволен работой. Альбицци едва заметно улыбнулся, глядя на мягко мерцающие драгоценные камни.

– Бог мне поможет, – уверенно произнес он и вытянул руку вперед, к которой незамедлительно и с особым благоговением приложился худенький человек.

ГЛАВА 2

Луиза Фернанда нехотя открыла глаза и, посмотрев на часы, тихо выругалась. Она разрешила себе отдохнуть несколько минут, а в итоге заснула на три часа. Если бы настойчивый звонок телефона не разбудил ее, она проспала бы еще дольше. Все еще сонная, она подошла к сумочке и вынула из нее уже замолчавший телефон. Два пропущенных звонка и три сообщения. Луиза Фернанда усмехнулась, увидев имя человека, который так настойчиво добивался общения с ней, и решила не отвечать, чтобы избежать расспросов о том, что она делает в Риме.

Когда Луиза Фернанда приезжала в Рим, а это случалось не часто, она всегда останавливалась в небольшом отеле, находящемся недалеко от моста Сикста. По-домашнему уютная и тихая атмосфера гостиницы приводила в восторг ее неугомонную натуру. Она вспоминала светлые коридоры приюта, в котором когда-то жила, и временами чувствовала, что время повернулось вспять, возвращая ее в спокойное и безмятежное детство. Луиза Фернанда любила Рим. Да и как можно не любить город, с которым было связано столько теплых воспоминаний? И все же, по каким-то необъяснимым причинам, старалась как можно реже бывать в нем.

Луиза Фернанда быстро надела легкое платье и, посмотрев на часы, прикинула, сколько времени ей понадобится, чтобы добраться до дворца кардинала. Затем спустилась вниз и выписалась из отеля, решив, что уедет из города сразу же после встречи с Армандо. Луизу Фернанду сильно удивил его вчерашний звонок, и она, ощущая внутри странное беспокойство, появившееся после разговора, немедленно выехала в Рим.

Луиза Фернанда перешла улицу и направилась к киоску, в котором делали самую лучшую «граниту» в городе. Она недовольно сморщила носик, заметив, что возле киоска выстроилась длинная очередь, и отчитала себя за то, что не вышла из отеля немного раньше. Времени до встречи оставалось совсем мало, и Луиза Фернанда, волнуясь, поглядывала на часы. Но, несмотря на то, что могла опоздать, не желала уходить, не отведав «граниты». Зазвонил телефон. На этот раз Луиза Фернанда решила ответить.

– Привет, Эдуардо, – сказала она.

– Что случилось, Фернанда? – быстро спросил мужчина. – Почему не отвечаешь на звонки?

– Потому что не слышала и потому что была занята.

– Чем была занята? Где ты вообще находишься?

Вопросы стремительно сыпались на нее, и она замерла на минутку, придумывая, что лучше сказать в ответ.

– Дома, где же еще? – солгала она.

– Врешь, я стою у твоей двери и звоню. Слышишь звонок? – В трубке действительно раздалась тихая трель. – Мне никто не открывает.

Луиза Фернанда засмеялась.

– Ты меня раскусил. Да, я не дома.

– Где же тогда? Ты в Милане?

– Конечно же, я в Милане, – быстро ответила она и двинула в бок мужика, стоящего перед ней, который громко фыркнул, услышав последнюю фразу.

– Чем ты занята? У тебя встреча с Николасом? – допытывался мужчина.

– Эдуардо! – заметно нервничая, выкрикнула она. – Какая тебе разница?

– Ладно, извини. Я просто волнуюсь, – обиженно зазвучал голос. – Перезвони мне, когда освободишься.

И прежде чем Луиза Фернанда успела что-либо ответить, в трубке замолчали. Она пожалела, что так бурно отреагировала на эти простые вопросы, но говорить о том, где она находится, ей почему-то не хотелось. Подслушивающий разговор мужик все еще продолжал ухмыляться, чем очень злил Луизу Фернанду. Она гневно отвернулась, решив не обращать на него внимания. Очередь двигалась медленно, а времени до встречи оставалось все меньше и меньше, поэтому девушка с огорчением вздохнула и побежала к машине.

* * *

– Здравствуйте, отец Джорджио.

– Добрый вечер, Луиза Фернанда, – внимательно оглядев молодую женщину, улыбнулся Джорджио. – Я вижу, что вы решили всех во дворце смутить своим фривольным нарядом.

– Возможно! Но только не вас.

Луиза Фернанда поправила платье и перевела взгляд на свои загорелые ноги, обутые в легкие сандалии. Отец Джорджио также оценил их стройность и невольно покраснел.

– Вы опустили взгляд из-за благочестия или для того, чтобы посмотреть на мои очаровательные коленки? – невинным голосом поинтересовалась Луиза Фернанда.

Замешательство священника доставляло ей удовольствие. Она никогда не упускала случая сказать что-нибудь непристойное и увидеть зардевшиеся от смущения щеки. Молодой отец Джорджио предпочитал отмалчиваться, чем подзадоривал Луизу Фернанду еще больше.

Несмотря на долгие годы, проведенные в стенах католического приюта, годы, в течение которых Луизу Фернанду пытались научить соблюдать предписания религии, внести в ее жизнь веру и сделать благопристойной прихожанкой, все наставления прошли мимо. Из всего, чему ее обучали, в памяти остались только молитвы, которые она помнила наизусть, и имена некоторых библейских персонажей, наиболее сильно ее впечатливших. Луиза Фернанда недовольно нахмурилась, потому что поняла, что в последнее время слишком часто возвращается в детство. Она уже забыла о своем намерении привести отца Джорджио в волнение неприличными вопросами, зато отец Джорджио был несказанно обрадован задумчивостью девушки, что позволяло украдкой разглядывать ее. Она казалась маленькой и хрупкой, и из всех воспитанников кардинала была ему наиболее симпатична. Конечно же, ее вспыльчивость и непредсказуемость иногда пугали, но в то же время восхищали, потому что девушка была открыта и искренна в проявлении чувств. Светло-карие глаза Луизы Фернанды всегда искрились задором, а губы улыбались. Наверное, у нее никогда не бывало плохого настроения. Счастливая молодость!

Отец Джорджио был так увлечен своими мыслями, что даже не заметил, как произнес последнюю фразу вслух.

– Что вы сказали? – удивленно спросила Луиза Фернанда. – «Счастливая молодость»? Это вы о себе?

– Я, видимо, превращаюсь в старика, раз начинаю говорить вслух, – улыбнулся священник.

– Бросьте, Джорджио. Сколько вам лет? Двадцать семь?

– Почти угадали. Двадцать шесть, как и вам.

– А что еще вам известно о моей персоне? – с иронией спросила Луиза Фернанда.

Отец Джорджио спокойно посмотрел на нее и предпочел не отвечать.

Они шли по длинной светлой галерее, украшенной цветами и белыми статуями. Луиза Фернанда остановилась у небольшой арки, ведущей в сад, и с какой-то непонятной тоской в глазах замерла, разглядывая аккуратные фруктовые деревья и цветочные клумбы. Это было ее самое любимое место на территории дворца.

Несмотря на то, что время близилось к вечеру, воздух был все еще жарким. Но от сада исходила легкая прохлада, наполненная сладкими запахами цветущего мая, что вызывало особые ощущения. Отец Джорджио видел, как подрагивают изящные ноздри его спутницы, и улыбался, чувствуя, как она наполняется спокойствием и умиротворением. Он легко дотронулся до ее руки, показывая, что им пора идти. Луиза Фернанда встрепенулась и тряхнула светлыми волосами.

– Вы такой нетерпеливый, отец Джорджио, – тихо произнесла она, в который раз за последние несколько минут заставив его покраснеть.

У кабинета кардинала он с облегчением попрощался с Луизой Фернандой и направился в часовню молиться. Джорджио чувствовал, что его мужское начало дало о себе знать, и устыдился мыслей, вызванных близостью красивой женщины.

* * *

Кардинал Альбицци крепко прижал к себе Луизу Фернанду. Молодая женщина уткнулась лицом в широкую грудь и потерлась щекой о гладкую поверхность шелковой сутаны. Сейчас она жалела о том, что редко приезжала к человеку, так много давшему ей в жизни. Его отцовская любовь и понимание как ничто другое поддерживали в трудные моменты, а крепкие объятия говорили об особой нежности, которую он к ней испытывал.

– Дитя мое, – тихо сказал кардинал и, отодвинув девушку от себя, ласково посмотрел в смущенные глаза.

– Здравствуй, Армандо, – наконец проговорила она, ощущая, как стыдливо горят щеки.

Кардинал негромко засмеялся и усадил ее на мягкий диван.

– С детства не могу приучить тебя обращаться ко мне, как подобает моему кардинальскому сану. – Он поправил прядь светлых волос, упавшую на ее щеку. – Ты голодна?

Луиза Фернанда отрицательно покачала головой.

– И все же не отказывайся поужинать со мной.

– Тогда, пожалуйста, попроси, чтобы ужин подали сюда. У меня нет желания переходить в столовую. Кроме того, мне в ней все время кажется, что вот-вот откроется дверь и войдет какой-нибудь кардинал или, еще того хуже, сам папа римский. Тогда мне придется залезть под стол, потому что я абсолютно не знаю, как вести себя в обществе этих благородных господ.

Армандо засмеялся и похлопал ее по руке.

– Плутовка, ты прекрасно знаешь, как поступать в подобных ситуациях.

– Но здесь нам будет гораздо уютнее, – продолжала настаивать Луиза Фернанда. – В этой комнате я забываю, что нахожусь в самом сердце могущественной церкви.

Она быстро оглядела небольшой по размерам кабинет. Простая недорогая мебель, светлые абрикосовые стены, стеллажи с книгами, никаких изысков и украшений. Комната отражала характер кардинала: она была открытой, мягкой и уютной. Но, несмотря на простоту и непритязательность, воздух в ней был пропитан властью и могуществом. Именно таким, сотканным из противоречий, и был кардинал Альбицци. Доброе простодушное лицо всегда излучало искренность и радушие. Мощная фигура с большими руками, не имеющая ни малейших признаков изящества, выдавала крестьянское происхождение. В Армандо чувствовалась несгибаемая сила воли и твердость духа. И не было ни одного человека, который с уверенностью мог сказать, что имеет на него влияние.

Кардинал подошел к телефону и попросил, чтобы подали ужин.

– Как ты, девочка моя? – мягко спросил он. – От тебя так давно не было известий, что я начал беспокоиться.

Луиза Фернанда беззаботно ответила:

– Все хорошо.

– Бог милостив, – тихо произнес Армандо.

– Прости меня за то, что долго не приезжала. – Луиза Фернанда виновато опустила глаза.

– Господь простит. Но больше не забывай о старом Армандо.

За окном вступал в свои права вечер, и заходящее солнце приятно золотило воздух, окрашивая комнату в теплые тона. Лицо Луизы Фернанды нежно светилось в его прощальных лучах, и кардинал с удовольствием смотрел на свою воспитанницу, отмечая, что она слишком быстро из угловатой и неуклюжей девочки превратилась в красивую женщину. Казалось, еще совсем недавно Луиза Фернанда бегала за ним, хватаясь за сутану и не желая отпускать от себя. Но прошло совсем немного времени, его маленькая девочка выросла и больше не нуждалась в опеке старого наставника.

Луиза Фернанда подошла к столу и взяла в руки фотографию в массивной серебряной рамке. Четверо подростков, одетые в школьную форму, обнимали Армандо Альбицци. На фото его волосы казались иссиня-черными, а лицо молодым и веселым. Луиза Фернанда перевела взгляд на кардинала и увидела, как по его лицу мелкой сеточкой разбежались усталые морщинки, а глаза уже потеряли яркий и задорный блеск, который она так любила.

– Столько лет прошло, – с нежностью и некоторой печалью произнесла она, – а ты до сих пор хранишь ее.

– Конечно, – кардинал взял фотографию в руки. – Это часть моего прошлого. Я был счастлив в те минуты. А хранить приятные воспоминания в сердце, дитя мое, доставляет большое удовольствие.

– Мне здесь около десяти, а остальным по тринадцать. – Луиза Фернанда прищурила глаза, пристально вглядевшись в фото, и весело рассмеялась. – Смотри, у Эдуардо подбит глаз.

– В тот день они с Максом подрались. Видишь, у того немного припухшая щека. Насколько я помню, ссора разгорелась из-за Глории.

Луиза Фернанда с некоторой горечью посмотрела на него.

– Глория была самой красивой девочкой в школе. Мальчишки готовы были на Луну слетать, лишь бы ей понравиться.

– А ты ревновала, – усмехнулся кардинал и поставил фотографию на место.

– Конечно! На меня-то никто не обращал внимания.

– Но тебе же было только десять! – воскликнул Армандо. – Как в такие годы можно думать о том, обращают на тебя внимание мальчики или нет?

– Женщины в любом возрасте мечтают нравиться, – парировала Луиза Фернанда, нисколько не смущаясь обсуждать такие темы с духовным лицом.

В дверь постучали, и вслед за разрешением войти в комнате появился отец Джорджио. Он вкатил за собой тележку с ужином, быстро сервировал стол и тихо удалился, бросив на Луизу Фернанду смущенный взгляд. Кардинал простодушно рассмеялся, поняв, что девушка не упустила случая испробовать силу своего остроумия на молодом священнике.

Армандо отодвинул перед Луизой Фернандой стул, помогая присесть, и весь ужин ухаживал за ней, накладывая в тарелку еду и подливая вино. В разговорах Луиза Фернанда не заметила, как быстро бежит время. Они вспоминали веселые моменты из прошлого, но ничего не говорили о настоящем и планах на будущее.

– Знаешь, я всегда удивлялась, почему меня назвали таким именем.

Армандо налил себе минеральной воды. В этот вечер он не пил спиртное, предпочитая оставить голову ясной, потому что близился главный момент их встречи, для чего он, собственно, и вызвал девочку к себе.

– Да, более неподходящего имени для светловолосой малышки трудно было представить. Марисса хотела, чтобы ты была Луизой. Это имя очень подходит твоему нежному внешнему виду. Но Хорхе был прав, когда назвал тебя Фернандой, это имя отражает твой строптивый характер.

Луиза Фернанда положила себе еще немного салата и, посмотрев в тарелку, осторожно спросила:

– До сих пор спрашиваю себя: если мои родители были испанцами и жили в Мадриде, то почему после их гибели я оказалась в Риме?

Армандо дотронулся до руки Луизы Фернанды. Раньше они избегали разговоров о ее семье, потому что в такие минуты она становилась растерянной и беспокойной. Но сейчас Луиза Фернанда сама подняла эту тему, заставив Армандо искать подходящие слова, чтобы не испугать ее.

– Твоя мама просила, чтобы я позаботился о тебе, если с ней что-нибудь случится, – медленно произнес Армандо и пристально посмотрел в глаза своей воспитанницы.

Он постарался придать своим словам максимум убедительности, но Луиза Фернанда почувствовала некоторую неестественность в его голосе. Это насторожило ее. Она опустила взгляд и постаралась не заострять внимания на своих ощущениях.

– Почему я блондинка? Я же испанка, и мои волосы должны быть темными. Ты часто видел испанских женщин с такими волосами, как у меня?

– Марисса была светловолосой, и ты на нее очень похожа.

– Ты хорошо знал моих родителей?

Армандо покачал головой и сложил приборы, закончив ужин.

– Мы не общались близко. Но я знаю, что твоя мама была потрясающей женщиной, мудрой и очень красивой.

Луиза Фернанда сделала глоток вина и пробормотала:

– Я ничего не помню о ней, и об отце тоже. Мне было четыре, когда они погибли, и какие-то воспоминания должны были сохраниться. Однако все, что осталось у меня в памяти, – это большой дом и вода. Когда я вспоминаю воду, почему-то становится не по себе и начинает бить озноб. – Она усмехнулась. – Я до сих пор не могу входить в море без дрожи.

Принесли кофе, и они на некоторое время замолчали, думая каждый о своем. Луиза Фернанда пыталась восстановить в памяти большой и красивый дом с солнечной террасой. А Армандо вспоминал тот день, когда на пороге его кабинета появился Николас, держащий на руках испуганную светловолосую малышку.

– Пожалуй, – услышал Армандо веселый возглас, – мне стоит переселиться жить к тебе. Здесь варят потрясающий кофе, и я думаю, что нельзя упускать возможность наслаждаться им каждый день.

– Тогда тебе придется направить свою жизнь в другое русло.

– Стать монахиней? – Она удивленно подняла брови и тут же покачала головой: – Ну, нет уж! В таком случае предпочитаю обходиться без кофе!

Армандо подошел к столу и вынул из верхнего ящика небольшую бархатную коробку. Он протянул ее Луизе Фернанде.

– Подарок, – улыбнулся он и ласково поцеловал ее в раскрасневшуюся щеку.

Луиза Фернанда с детским восторгом открыла коробку и замерла от восхищения. На черной подушечке лежало бриллиантовое колье. Тонкие переплетения нитей из белого золота завораживали изящностью линий. Бриллианты разных размеров имели безупречную огранку, притягивая взгляд к кристальной чистоте. Она провела пальцами по камням, в которых играл свет от горящих ламп, и, широко раскрыв глаза, посмотрела на довольного произведенным впечатлением Армандо.

– Ваше высокопреосвященство…

– О! – рассмеялся он. – Надо было дарить тебе дорогие подарки, начиная с детства. Тогда ты запомнила бы, как ко мне следует обращаться.