Kitobni o'qish: «Incarnum»

1. Пробуждение.

Год двадцать шестой от посадки «Колыбели».

Мрак, холод и непробиваемые стены… И стыд – нескончаемый, непереносимый, выжигающий. А затем опять невыносимый холод и теснота стен его тюрьмы, сменяемые всполохом огня, в котором утонул едва слышный за сиренами и гулом толпы крик той девочки. Отчаянный крик, снова и снова, в бесконечном хороводе из тьмы и холода, смешанных со стыдом.

Он кинул ту бутылку с зажигательной смесью не глядя, в полицейских, перекрывших дорогу к площади, и не заметил, что толпа демонстрантов уже продавила в том месте тонкую цепь кордона. Как она оказалась в первых рядах? Совсем молодая шестнадцатилетняя девушка, почти ребенок. Хотя… На улицы ведь и идут в основном молодые и горячие, не равнодушные к словам рвущихся наверх политиков. Идут, чтобы своей юностью проложить старикам дорогу к власти, веря в идеалы, о которых им твердят в социальных сетях.

Бутылка разбилась рядом с ней, превратив несчастную в живой факел. Находившиеся рядом мужчины, также задетые огненными брызгами, отпрянули в стороны, спасая самих себя, а у оттиснутых от этого места полицейских не оказалось ни средств, ни возможности спасти охваченного огнем человека. Затушить смесь не так-то и просто. Потому он мог только смотреть, как сгорающая заживо девушка с криком катается по асфальту, еще надеясь на помощь и спасение. И на эти пару минут все в протестующей толпе замерли. А потом, едва юная жертва затихла, кто-то выкрикнул пару неразборчивых слов, и толпа взорвалась яростью, ринувшись в решительный штурм, как и рассчитывали кураторы этого шествия. Им нужна была хоть чья-то кровь, чтобы склонить это противостояние в свою пользу, и брошенная бутылка должна была стать той самой провокацией, после которой власти перешли бы от сдерживания к разгону и дали бы повод для мести.

А в итоге этот повод дал он, собственноручно убив человека. Хотел ли он этой смерти? Конечно же, нет, но ту злосчастную бутылку с зажигательной смесью бросил сам, без принуждения. За деньги бросил, за те гроши, которые заплатил какой-то пиджак лидеру их ячейки, чтобы привлечь на эту акцию группу парней, знающих, как завести толпу. Вот только девочка эта стала овцой на заклании, и от этого на душе было так мерзко и пусто, что хотелось выть. Хотелось отмотать время назад и послать все это многолетнее увлечение бунтарством и подпольем к черту на рога. Но уже было поздно.

Сколько раз от уже видел ее смерть? Сто? Тысячу? Сто тысяч? Полет бутылки, вспышка выпущенного на свободу пламени, безумный крик. Раз за разом, с короткими перерывами на мрак и холод. И ни одного шанса, никакой возможности прекратить эту пытку беспомощностью и жгучим чувством стыда. Сотни раз он пытался удержать свою руку, но бутылка все равно улетала. Он пытался кричать в надежде привлечь внимание и спасти ту девочку, но она все равно каждый раз вспыхивала свечой, и каждый раз он хотел отвести от неё взгляд, но смотрел – только на нее, ровно до тех пор, пока тело, объятое пламенем, не замирало на асфальте под ногами равнодушной толпы. А затем снова бросал в нее бутылку.

А потому, когда вместо брошенной бутылки в глаза ударил яркий белый свет, он не поверил своим ощущениям. И тут же осознал, что больше не чувствует сдавливающих границ его тюрьмы. Больше не чувствует казавшегося вечным мрака. Свет смыл все даже сквозь сомкнутые веки. И, уже зная, что это будет до невозможного больно, он все же открыл глаза.

– Тише, тише, не спеши. – Мужской голос показался таким громким, что отозвался в голове вспышкой боли. – Рано тебе смотреть еще. Дай тесты до конца проведу, и свет выключу. Потерпи.

Мужчина бубнил что-то еще, перемежая успокаивающие слова неразборчивыми терминами, о чем-то спрашивал, но смысл вопросов ускользал от сознания, упивавшегося звуками, запахами, режущим светом и ни с чем не сравнимым ощущением тела, хоть и привязанного к какой-то плоской поверхности – тем самым ощущением, которое он никогда прежде не замечал.

– Имя-то свое хоть помнишь? – продолжал тем временем мужчина.

Имя… Конечно, он помнит свое имя, всю жизнь же с ним прожил, пусть и не очень длинную. Родным стало, в подкорку въелось.

–– А возраст помнишь?

И возраст тоже очень просто: двадцать пять… или нет, в двадцать пять он только из армии вернулся, а это было… Когда же это было? До того, как он случайно сжег ту девочку, или после? Мозг лихорадочно начал собирать крупицы воспоминаний, но они были чудовищно разрознены и упрямо не хотели вставать на свои места, рвали разум ярким калейдоскопом картин, не давая хоть на секунду задержаться на одной из них и осознать увиденное. Распятое тело начала бить крупная дрожь, и свет сменился очередным пленом тьмы, на этот раз пустой и гулкой, лишенной опостылевших видений.

В следующий раз свет был не таким ярким, скорее даже приятным. Он не резал глаза, а потому можно было оглядеться, не опасаясь повторения вспышек боли. Он находился в операционной. Ничем иным небольшое помещение, заставленное медицинскими приборами всевозможного назначения и шкафами с инструментами и препаратами, быть не могло, только операционной.

– Очнулся? – поинтересовался тот же мужчина, что был в прошлое его пробуждение. – Имя вспомнил?

– Денис…– прозвучали вместо полноценного ответа невнятные, каркающие звуки. – Где я?

– Хорошо. За голос не переживай, через пару дней связки заработают на полную, и сможешь говорить, как раньше. Возраст тоже вспомнил?

– Двадцать девять. Где я, черт возьми?!

– Да, все сходится. Дай глаза посмотрю. – Мужчина уже второй раз проигнорировал простой вопрос, склонился над Денисом, и безжалостно ослепил ярким лучом карманного фонаря.– Фиолетовые… Это уже, брат, даже не закономерность. Это стандарт.

Невзрачный мужчина средних лет был одет в темно-серый медицинский костюм привычного для больниц кроя, Денис видел такие почти на каждом враче или санитаре всю свою жизнь, чтобы сейчас ошибиться. Незнакомец обладал довольно субтильным телосложением и совершенно неприметными чертами лица, разве что короткая темная бородка резко выделялась на бледной коже.

– Ты кто такой? – с трудом выдавил из себя Денис. Голос по-прежнему отказывался ему повиноваться.

– Вадим Семенов. Группа пробуждения. – Мужчина дежурно улыбнулся, будто проводя давно заученный ритуал, вот только в его серых глазах не было ничего, кроме усталости. – Что последнее помнишь, Денис?

– Лабораторию помню. И как усыпляли. Я что, не умер?

– Умер, брат, умер, только с пользой для человечества. – Вадим почесал аккуратно подстриженную бородку и принялся отвязывать Дениса от стола.– Около недели твое тело будет иногда давать сбои: обделаться можешь неожиданно или кровь носом пойдет. Но ты не пугайся, за неделю обычно сознание полностью берет его под контроль, и все это проходит. Наружу выйдешь только после итогового осмотра, уж не обессудь. Для твоего же блага это надо.

– Не рассказывай мне о моем благе! Сам решу! – зло бросил Денис, но пожилой лаборант вновь проигнорировал его слова, и продолжил монолог как ни в чем не бывало.

– Твой куратор из группы адаптации тебе покажет, где столовая и спортивный зал. В зал ходи обязательно, быстрее тело заработает, а то сейчас у тебя все мышцы едва живы. Надо их разбудить, так что себя не жалей. Все, одевайся и выметайся, мне сегодня еще три заготовки обработать! Одежда на стуле у выхода.

Вадим помог ему подняться, проводил до стула с одеждой и вернулся к столу. Денис скептически оглядел мышиного цвета брюки и кофту, такие же кеды без шнуровки и начал одеваться. В глубине души всколыхнулась давно забытая нелюбовь к любой униформе, но он подавил это чувство: идти совсем без одежды ему хотелось еще меньше. Тем временем в стене напротив выхода открылась неприметная дверка, и на стол буквально вывалилось туго стянутое розоватой пленкой в позу эмбриона тело молодой, совершенно лысой девушки. Вадим взял с манипуляционного столика скальпель, ловко надрезал пленку, расправил тело девушки на операционном столе и деловито принялся крепить ее руки фиксационными ремнями.

– Пассажир три семь пять ноль девять, – сообщил синтезированный голос.

Вадим отвлекся от лежащего на столе тела и подошел к одному из шкафов, единственному в помещении с глухими металлическими дверями. На одной из створок находилась панель с цифрами и небольшая прямоугольная ниша. Вадим ввел код на панели и через несколько секунд извлек из этой ниши матово-серый, по виду свинцовый блин толщиной не более сантиметра й и около десяти сантиметров в диаметре.

– Что это? – Денис не смог удержаться от вопроса.

– Ты почему еще здесь? – тут же отреагировал Вадим. – Оделся? Брысь отсюда!

Денис набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказать плешивому старикашке всё, что он думает о его манерах поведения, но легкие обожгло холодом. Он закашлялся и подчинился, нехотя покинув лабораторию. И только оказавшись в коридоре с низким потолком, увешанным разной толщины проводами, смог в грубой форме высказаться о происходящем, хотя его уже некому было услышать. Пожав плечами, Денис медленно зашагал по коридору, держась одной рукой за стену. Тело с трудом вспоминало такие, казалось бы, простые и привычные вещи, как ходьба, речь, повороты головы, но тем не менее, вспоминало, и к концу недлинного, не более тридцати метров, коридора, он уже мог сносно идти, не рискуя ежесекундно упасть.

Коридор вывел его в холл, такой же маленький и тесный, как и помещение операционной. Разница между ними состояла только в том, что у холла не было никакой обстановки, разве что небольшое черное устройство слева от запертой переборки привлекало внимание своей очевидной ненужностью на светлой стене. Денис без колебаний направился именно к нему.

– Приложите к сенсору ладонь левой руки, пожалуйста. – Женский голос, явно синтезированный, резанул по ушам.

Денис молча протянул левую руку, приложил ладонь к загоревшемуся неярким синим светом дисплею. В течение пары секунд ничего не происходило, а затем на светодиодном табло прибора появилось число тридцать семь тысяч пятьсот восемь, и синтетический голос продолжил:

– Денис Егорович, добро пожаловать в научный комплекс «Колыбель»! Как выйдете в общее фойе, следуйте указателям. Вы приписаны к блоку «сигма», комната сто семнадцать.

Динамик замолчал, давая понять, что инструкций больше не будет, и Денис отправился искать свою комнату. Очень хотелось засыпать кого-то вопросами, но интуиция подсказывала, что будет еще и вводный инструктаж, и все то, что так любят бюрократы и военные устраивать для вновь прибывших. Разум его тем временем отчаянно пытался сопоставить те отрывочные еще воспоминания с окружающей действительностью.

Денис помнил, как через неделю после акции протеста, в которой он случайно убил девушку, их конспиративную квартиру в Москве накрыли силовики. Наверняка тот же политик, который их нанял, и слил властям информацию, но это пока не важно. Об этом можно будет подумать потом, когда станет понятно, где он находится и как отсюда выбраться. Он помнил суд, необычайно скорый и показательный, который приговорил его и еще троих соратников к смертной казни. Для властей они были не борцами с тоталитаризмом, а обычными террористами, так что приговор его не удивил.

Помнил, как из зала суда их сразу же отвезли в центр эвтаназии и привели приговор в исполнение – холодно, по-деловому. Власти уже совсем перестали стесняться и миндальничать в этом вопросе: слишком много было в стране и просто недовольных, и открыто бунтующих, чтобы тянуть с казнью трех человек дольше необходимого. Ни тебе последнего желания, ни камеры смертников для раскаяния. Стул с ремнями, укол в вену, и темнота через пару минут. Денис даже толком и не успел прочувствовать весь процесс. Единственное, чего он совсем не ожидал, это проснуться живым после смертельного укола. Не могли же случайно перепутать препараты на казни бунтовщиков и террористов.

Холл в отличие от тесного коридора с низким потолком поражал размахом и простором. Огромный восьмиугольник не менее пятидесяти метров в поперечнике, с небольшим фонтаном в центре, лавочками и даже какой-то декоративной растительностью. Но больше всего Дениса поразил купол потолка, идеально белый и очень высокий. Это помещение абсолютно не походило на тюрьму, даже несмотря на то, что люди в этом холле сплошь были одеты в точно такие же костюмы мышиного цвета, что и он. Все они, обритые наголо, передвигались вполне свободно, надзирателей или охранников видно не было. Это что угодно, но точно не тюрьма. Скорее уж действительно научная станция. Только оставался вопрос: что изучают на этой станции и для чего здесь именно он? Для каких опытов?

С этой мыслью Денис не спеша добрел до фонтана и опустил в него ладонь. Обычная, довольно прохладная вода, разве что оставляет на коже легкую маслянистую пленку. Пить, наверное, не стоит, но для фонтанчика и такая ведь сойдет. Денис протер лицо влажной рукой и еще раз огляделся. В каждой из стен был проход: один узкий, с автоматической дверью, над которой красовалась аккуратно выведенная буква «Л», и семь широких, уводящих в такие же широкие, светлые коридоры. Над каждым из этих проходов также была буква почти забытого им греческого алфавита. Когда в последний раз он видел эти буквы? Пожалуй, в студенческие годы. Денис нашёл глазами букву «сигма», приблизился к ней на пару шагов и замер, осененный внезапной догадкой.

Он был гладко выбрит. И этого не могло быть. Последний раз он брился перед выходом на акцию, чтобы полнолицевая маска его респиратора не вызывала неприятных ощущений. Потом неделю они с товарищами сидели на квартире, не высовывая носа на улицу, потом облава, суд, казнь… Он прекрасно помнил, что к моменту казни щетина уже начала превращаться в маленькую бородку, а теперь ее не было. Денис еще раз коснулся лица, словно, не веря своим первым ощущениям, но почувствовал лишь гладкую кожу —непривычно, ненормально гладкую для привыкшего к постоянному бритью взрослого мужчины. Еще одна странность в копилку.

Блок «сигма» оказался длинным коридором метра в три шириной, который через каждые десять метров пересекали коридоры куда более узкие. Денис заглянул в ближайший к нему правый коридор, и удивленно присвистнул: двадцать дверей, по десятку на каждой из сторон, на расстоянии двух метров друг от друга, и еще одна дверь в самом конце этого коридора. Он огляделся, заметил таблички с номерами у входа в каждый коридор и направился в третий справа, к своей комнате.

Когда открылась дверь, Денис еще раз удивленно присвистнул: Маленькая аскетически обставленная комната, в которой были только кровать, тумбочка и небольшой шкаф с зеркальной дверью, никак не вязалась в его сознании с жилищем осужденного или подопытного. Это помещение было комфортным, даже несмотря на скудную обстановку и скромные размеры. В нём даже находились отделенные тонкой перегородкой туалет и душевая. Денис не без интереса рассмотрел себя в отражении. Он, вроде бы, стал чуть выше и шире в плечах, хотя никогда и не отличался крепким телосложением. От привычной субтильности осталась только присущая ему худоба, да и та уже не столь сильно выраженная. Всегда заостренные скулы смазались, щеки стали чуть больше, кто-то не поленился сбрить все волосы с его головы, вместе с бровями. Но в целом он видел все того же себя: тот же чуть вздернутый нос, тот же разрез глаз, почти та же улыбка, только более правильная, без искривления, оставленного перенесенным в детстве воспалением нерва. И еще зубы все на месте.

Денис подошел ближе к зеркалу и оскалился, осматривая свой рот. Все зубы были на месте. И все зубы были настоящими – не коронки, не имплантаты, а самые обычные зубы. И этого тоже не могло быть. Никак не могло. Он точно помнил, что передние резцы и левый клык должны были быть искусственными: потерял их еще в двадцать, неудачно подравшись с хулиганьем из соседнего района. Денис с силой стукнул ногтем по клыку и почувствовал боль. Зуб был настоящим, и это уже начинало пугать, как и странный ярко- фиолетовый цвет глаз. Они всегда были карими, откуда взялся этот оттенок? Линзы? Химия? Ответов не было и не предвиделось.

Его внимание привлек огромная, ультратонкая видеопанель, занимавшая всю противоположную входу стену, – практически последняя новинка техники. На ней транслировались виды дикой природы. Денис никогда не был поклонником подобных передач, но сейчас невольно засмотрелся на размеренный полет капель воды незнакомого ему водопада.

Водопад сменился густым лиственным лесом, и Денис позволил себе отвлечься. Его внимание привлек планшет, лежавший на подушке заправленной кровати. Обычный планшет, хоть и с логотипом известного и модного производителя, но даже не самой последней модели. Денис активировал устройство, и на экране тут же высветилось требование положить левую ладонь на сенсорный экран. Он прошел авторизацию и углубился в изучение устройства, но толком ничего не нашел – только пару десятков электронных книг различных жанров, от фантастики до любовных романов, пару игр, и все. Ни браузера, ни социальных сетей, ни всего того, к чему так привык человек двадцать первого века. Денис переложил планшет на тумбочку, с нескрываемым удовольствием растянулся на кровати и прикрыл глаза, надеясь разложить по полочкам взбесившиеся воспоминания.

Три дня его никто не беспокоил. Денис пару раз выходил в холл, но ни с кем не разговаривал, больше наблюдал. Люди серых костюмах выглядели растерянными, и вызвать их на разговор не удавалось, да ему не очень-то и хотелось. Денис смог навести порядок в воспоминаниях навести, но объяснить происходящее с ним сейчас эти воспоминания не помогли. Они обрывались сразу после укола, который должен был стать для него фатальным, и возобновлялись уже на столе того весельчака в лаборатории. Зато он заметил, что примерно раз в полчаса из той маленькой двери, ведущей в лабораторию, выходил человек – лысый, потерянный, с ошарашенным взглядом. Он входил и неуверенными шагами направлялся к блоку «сигма». Единственным человеком, с которым ему удалось за это время перекинуться хоть парой фраз, был старик в медицинском костюме, выдававший в столовой странную белую пасту вместо еды. Правда, на любые вопросы он отвечал предложением пройти за свой столик.

А на четвертый день на панели вместо видов природы появилось строгое, лишенное эмоций лицо женщины лет пятидесяти, одетой в ту же темно-серую униформу сотрудников.

– Доброе утро. Через пять минут в помещении для приема пищи блока «сигма» назначено собрание жильцов. Убедительная просьба не опаздывать. С собой взять выданный планшет.

Денис, только вышедший из душа, наскоро оделся и направился в указанное место. Ему очень не хотелось опоздать на мероприятие, которое могло дать ответы хотя бы на некоторые из терзавших его вопросов. Столы в просторном зале по случаю общего сбора были убраны, оставлены только плотно составленные стулья, и Денис, пользуясь тем, что пришел одним из первых, занял место в третьем ряду. Напротив, в том месте, где должна была располагаться линия раздачи, возвышался невысокий подиум, и на нем за маленьким обеденным столиком сидела та самая женщина, что была на мониторе. За ее спиной был установлен большой экран, явно приготовленный для презентации. Денис приготовился к ожиданию, но женщина подняла голову, оторвав взгляд от своего планшета, и удовлетворенно кивнула.

– Все собрались? Давайте начнем. – Повинуясь ее жесту, свет погас, а на экране появилась схема комплекса. Денис достаточно успел изучить это место, чтобы узнать планировку. – Для начала приветствую вас на научном комплексе «Колыбель». Меня зовут Ершова Ирина Игоревна, я куратор проекта.

– Что это за место? – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Это научная станция. На ней мы готовим отряды для формирования колоний человеческой цивилизации. Это очень важная и почетная миссия.

– Мы что, в космосе? – раздался еще один выкрик из зала.

– Вы будете ставить над нами опыты? – Денис тоже решил не молчать и задал не дававший ему покоя вопрос.

– Мы не в космосе. – Ирина Игоревна на секунду улыбнулась, но тут же взяла себя в руки. – И на Землю мы никогда не вернемся. И нет, молодой человек, вы не подопытные. Вы – колонисты.

Молчание, которое повисло в зале, было красноречивее любых слов.

– Я понимаю, что для большинства из вас эта новость очень неожиданная. Но позвольте, я все же расскажу вам немного предыстории. В две тысячи семьдесят втором году с орбиты Земли был запущен корабль-ковчег с колонистами на борту. Сто тысяч человек на борту. И сейчас мы с вами находимся на планете с кодовым именем «ка два ноль девять б». Но мы назвали ее Астрея, – на правах первооткрывателей, так сказать. Сейчас идет двадцать шестой год от посадки на поверхность. Формирование колоний началось три года назад.

– Подождите, – бесцеремонно перебил ее Денис. – Что значит – не вернемся на Землю?

– Молодой человек. – Голос Ирины Игоревны остался профессионально спокойным. – Это значит именно то, что значит. Земля находится в двухстах семнадцати световых годах от нас. Полет ковчега занял больше шести тысяч лет в привычном нам летоисчислении. Даже если кто-то из вас захочет совершить обратный полет, то сделать это не получится. Для возвращения нет ни корабля, ни технологий его создания. Я могу продолжить?

Денис не верил своим ушам. Шесть тысяч лет полета черт знает куда, которые он даже не заметил. Душу охватило черное, густое отчаяние.

– Астрея относится к классу супер-Земли. Она в четыре раза тяжелее и почти в два раза больше нашей родной планеты. Сила притяжения составляет одну целую и шесть десятых от земной. Атмосфера по своему составу практически схожа с земной, климат мягкий, субтропический. Днем температура колеблется около сорока градусов по Цельсию, ночью – около двадцати пяти, без сильных сезонных колебаний. Это вызвано довольно малым периодом обращения планеты вокруг материнской звезды. Номинально год на Астрее длится всего восемнадцать дней, поэтому мы ведем летоисчисление по земному календарю. – условно, само собой.

Ирина Игоревна монотонно проговаривала давно заученную и отрепетированную речь, но Денис ее почти не слушал. Мысли упрямо вертелись вокруг услышанной цифры и переключаться на что-то иное не хотели. Двести семнадцать световых лет, шесть тысяч лет полета… На Земле за это время могло произойти все, что угодно – от победы социально справедливого общества до полного разрушения самой планеты. Но что точно произошло, так это смерть всех тех, кого он знал. И даже не смерть, хоть это и было трудно принять вот так, как данность, но и полное забвение. О матери, о брате, которые так за него переживали и умоляли прекратить всю эту игру в революционеров, не осталось уже даже памяти – просто какие-то люди, жившие шесть тысяч лет назад.

Мысли об оставшейся на Земле матери на секунду вызвали у него улыбку, но всего лишь на секунду. Нет, он не относился к ней с какой-то особенной любовью и нежностью, но все равно она была для него родным и близким человеком – достаточно близким, чтобы боль от осознания этой потери заставляла сейчас в бессильной злобе сжимать кулаки, проклиная тех, кто отправил его в этот полет, не поинтересовавшись его мнением. И не важно, что к моменту отправки он уже числился официально мертвым. Он же жив, а значит, должны были, обязаны были спросить!

– В настоящее время на поверхности развернуто двенадцать постоянных поселений, – продолжала тем временем Ирина Игоревна. – Ваша группа будет распределена в поселение номер одиннадцать. Сейчас вас будут вызывать по вашим индивидуальным учетным номерам и сопроводят к месту предметного инструктажа. Там вы освоите базовые умения в определенной вам профессии и через неделю будете отправлены в поселение. На этом у меня все. Вопросы есть?

Вопросов было очень и очень много, но никто из собравшихся, включая и Дениса, не задал ни одного. В глазах людей, только что узнавших, что они брошены на совершенно неизведанной планете и лишены всей своей прошлой жизни, были только подавленность и отчаяние. Для любопытства в их душах и мыслях места уже не нашлось.

– Пассажиры с номерами тридцать семь пятьсот и по тридцать семь пятьсот восемь включительно, прошу за мной!– окликнул от двери мужской голос, и Денис поднялся.

Вместе с ним возле низенького старичка собралось девять мужчин в возрасте от двадцати до тридцати лет. Старичок, невысокий, коренастый, и при этом совершенно седой, придирчиво оглядел собравшихся, покачал головой и жестом приказал следовать за ним. Они вышли в центральный коридор блока, прошли три пересечения с коридорами жилых комнат, на четвертом повернули налево, прошли его до конца, оказавшись перед обычно закрытой дверью. Денис пытался попасть за такую же дверь в своем коридоре, но безуспешно. А перед старичком дверь открылась, и за ней оказался обычный учебный класс. Разве что вместо парт он был заставлен узлами и агрегатами совершенно непонятного назначения.

– Повезло вам, соколики. – Старичок закрыл за собой дверь и ужом вклинился в толпу слушателей. – Сферой вашей деятельности в колонии будет ассенизация и обслуживание. Не смотрите так, не я решал. Профессии были определены еще перед отлетом на основе ваших психопортретов.

Последнее слово он произнес медленно, тщательно проговаривая каждую букву, выдержал многозначительную паузу, но, получив в ответ гробовое молчание, продолжил лекцию в более быстром темпе.

– Про трубы я вам рассказывать не буду, сами с ними разберетесь. А основные узлы и схемы мы за эту неделю разберем. Значит, так: это основной домовой накопитель. —Старичок похлопал по пузатому металлическому цилиндру метрового диаметра. – Надежный, как пинок под зад. Но проверять его надо хотя бы раз в полгода, иначе могут быть засоры.

Денис пребывал в состоянии, близком к ярости. Пролететь шесть тысяч лет ради работы ассенизатором на неизвестной планете! Это было похоже даже не на издевательство, а на унижение. Вот, мол, парень, твое место в иерархии людей, не выше и не ниже. Хотя ниже- то уже некуда. И глупо спрашивать, за какие заслуги неведомые и давно, наверное, мертвые специалисты определили ему именно это применение.

– Почему ассенизация? – Денис с большим трудом подавил готовый вырваться наружу гнев. Он прекрасно понимал всю нелепость этого вопроса, но и не задать его не мог. – Какого черта я должен в чужом дерьме ковыряться?!

– Остынь. Потому что так в твоем файле написано. И поверь, это не самая печальная работа в колонии, потом поймешь, почему! – отрезал старик и как ни в чем не бывало продолжил занятие.

Все семь дней Денис послушно ходил на занятия к этому старичку, старательно запоминая устройство и назначение канализационных деталей, сам не зная, зачем. Но и валяться просто так на кровати он тоже не привык. К тому же это был единственный способ хоть с кем-то пообщаться. Пользы от этого общения было мало, его будущие коллеги не понимали происходящего ровно так же, как и он. А старик ничего не отвечал на вопросы: или отшучивался, или пропускал их мимо ушей. Даже на вопрос, почему на станции нет окон, дед ответил, что это не их ума дело.

А на восьмой день его разбудил ровный голос Ирины Игоревны, предупредивший, что всем надлежит незамедлительно проследовать в главный холл. Денис нехотя встал с кровати и в полной уверенности, что «незамедлительно» еще не означает «сию минуту», поплёлся в душ. Однако буквально через минуту в душевую вошел широкоплечий, бородатый и очень рослый мужчина средних лет, серьезность намерений которого подчеркивал общевойсковой автомат «Киос», принятый на вооружение в две тысячи шестидесятом.

– Давай на выход! – пробасил здоровяк.

Денис достаточно хорошо разбирался в оружии, чтобы не начинать спор с человеком, вооруженным таким убойным аргументом, а потому молча вышел из душевой и быстро надел свой костюм мышиного цвета. Ткань тут же прилипла к влажному телу, промокнув насквозь. В центральном коридоре уже собиралась толпа под чутким присмотром еще пяти автоматчиков в красном. Люди выглядели отрешенными: то ли толком не проснулись, то ли просто не хотели связываться с вооруженной охраной.

Денис вклинился в толпу и тоже изобразил безразличие ко всему, но где-то в глубине души проснулось любопытство. И надежда. Впервые за все время нахождения на этой станции он видел вооруженную охрану. Так, может, это все-таки обычная тюрьма на Земле, а все рассказанное на том собрании – не более чем легенда для предотвращения бунтов и побегов? Очень хотелось в это верить – так сильно хотелось, что все прочие мысли в голове Дениса отошли на второй план. Это точно Земля. Казнь, скорее всего, заменили содержанием в специализированной тюрьме, он слышал о такой практике от лидера их ячейки. А это значит, что можно попытаться сбежать и продолжить борьбу с ненавистным режимом.

Тем временем толпа пришла в движение. Автоматчики разделяли людей на группы, в каждой человек по десять, и направляли в холл, одновременно подталкивая задние ряды к выходу из коридора – споро, без сутолоки и спешки, даже без команд, что говорило о рутинности данной процедуры. Обычная работа, выполняемая регулярно. Денису стало нестерпимо тошно от мысли, что и он, и стоящие рядом с ним люди больше всего сейчас напоминают скот, а хмыри в форме выступают в роли пастухов, загоняющих стадо на бойню – размеренно, партиями, чтобы забойщики успевали выполнять свою задачу.

В холле их ждали человек десять в красных костюмах. Дениса подтолкнули к одному из них – полному мужику лет пятидесяти с лоснящимся холеным лицом.

– Жалобы на самочувствие или моторику есть? – Толстяк придирчиво оглядел Дениса, посветил фонариком в глаза, а затем сильными нажатиями проверил лимфатические узлы под челюстью.

– Нет, – ответил Денис, изо всех сил стараясь сохранить равнодушное выражение на лице.

– Хорошо. Иди к блоку «альфа».

У указанного блока его встретила уже знакомая ему Ирина Игоревна со сканером в руках. Денис молча протянул левую руку, ладонью вверх. Она провела устройством над его пальцами и пристально посмотрела ему в глаза.

– Фамилия, имя, отчество, дата рождения? – Голос Ирины Игоревны был спокоен, но при этом отдавал таким отчетливым звоном металла, что Денису стало не по себе.

– Титов Денис Егорович. Двадцать пятое февраля две тысячи сорок третьего…

– По коридору до конца. Левая дверь.

И все, никаких напутствий и пожеланий. Рутина во всей красе! Сколько таких вот, как Денис, уже прошло по этому коридору, терзаясь от неизвестности, и сколько прошло мимо этой женщины, что она стала такой холодной, профессионально равнодушной стервой? Титов на секунду отвлекся от мыслей о равнодушии сотрудников станции и заглянул в один из пересекающих центральный коридор проходов. Архитектура блоков была одинаковой, но у блока «А» обнаружилось одно отличие: дверей в жилых секциях было всего три. Комнаты тут были явно больше отведенных серой массе пассажиров под номерами. На секунду в сознание закралось чувство сожаления о том, что нельзя осмотреть эти помещения более внимательно, но лишь на секунду. Денис справился с соблазном и продолжил движение по коридору. У выхода стоял еще один вооруженный охранник, и провоцировать его Денису очень не хотелось.