Kitobni o'qish: «Тяжёлая река»

Shrift:

«Забываются лица друзей…»

Забываются лица друзей,
Забываются лица знакомых,
Помещённых в сердечный музей,
Но к показу уже не влекомых.
Не вернуться уже к ручейкам,
Перетёкшим в тяжёлую реку,
Что беспечно пошли по рукам
От меня по камням к имяреку.
Там свобода рабу не нужна —
Сам желает быть рабовладельцем,
А на ложе желанна княжна —
Полусонным разнеженным тельцем.
Имярек, перетёкши в меня,
Ни вражды не избегнул, ни дружбы,
Он их только местами менял,
Что в момент было более нужным.
Растворились в глубинах друзья,
Половодьем знакомые смыты.
Положив, что утопленник я,
Не постигший их полу-элиты.
Вижу тени их на берегах,
Слышу их голоса островные
Имярек, от тебя я в бегах —
Остаёшься ты с ними отныне.
Продыши меня водная гладь,
Отнеси к неоглядным просторам,
Закурлычь меня, да не загладь
Ожиданий изысканным вздором.

«Как Мир велик и мал!..»

Как Мир велик и мал!
Как в Мире мало мира!
Мир душу промотал
До существа вампира.
Ступени высоки
К мечте,
всегда наклонны.
Сжимая кулаки,
Надеясь на поклоны —
Мир к миру не готов,
Мир утирает слёзы
Раздробленных голов,
Меняя скорбно позы.
Стремишься Мир куда
Уже в нейтронных герцах?
Не прилетит звезда,
Опять явить младенца.
В пороховой загул
Англо-саксонской черни
Мир, ты себя втолкнул,
Теперь твой час – вечерний:
Истерзаны леса
Нашествием снарядов,
Несётся в небеса —
Кто был в окопе рядом
С таким же,
на куски
Разорванным мгновенно:
Военные броски,
Кровавое полено…
Европы властный сброд,
От моря и до моря,
Опять бредёт на лёд
О власти с Богом споря —
Опять под русский меч,
Тевтонские порядки,
Предрешены полечь
В незавершённой схватке.
Во мне живёт судьба
И ярость моих предков —
Опять звучит труба,
Опять грудная клетка
Принять готова боль
От рвущей воздух стали,
Всемирную юдоль
Кромсая на медали.

«День перестал быть ожидаемым…»

День перестал быть ожидаемым,
Ночь перестала быть зовущей.
Так что же всё же ожидаем мы
От часовой застывшей гущи?
Мы – перетруженные временем,
Мы – перегруженные смыслом,
Всё чаще кланяемся прениям,
Себя в чужие смыслы втиснув.
Верстают сутки нам папирусы
Событий равномерным слоем,
Экранные переполняя клиросы
Сенсорным липким аналоем.
Свои простые интонации
Внушает ветру электричка,
Где смирно всхрапывают нации,
Где душ колёсных перекличка
Влечёт в день жадно ожидаемый,
В ночь, сердце не зовущей.
Так что же всё же ожидаем мы
От часовой застывшей гущи?
По мне, так лучше бросить женщине
Себя в подарок без остатка.
Победно, как и пораженчески —
На зов высокого порядка,
Где наши мысли – наши будто бы,
Где радость наша – будто наша
И хороводы с незабудками —
Нам предназначенная чаша.

«Наша песенка спета…»

Наша песенка спета,
Объявили другую —
Круг замкнулся и лето
Петлю стянет тугую
На осенних запястьях
Усыхающих веток:
Очень скоро ненастье
Будет небом пропето.
Не бросай мою руку —
Задохнуться бы вместе
И как дерево рухнуть
В приготовленном месте!
Из такой тёмной страсти
Может выскользнуть хочешь —
Провести новый кастинг
Для «возможных», для «прочих»?
Поспешила смутиться
Без жасмина в постели —
Оставайся, в нас птицы
Снова песню запели.

«Нам остались только разговоры…»

Нам остались только разговоры —
Долгими тягучими ночами.
Наши разговоры это – воры
Неуёмной тянущей печали:
Месяца жуют их не глотая,
Понимает, что они – пустое:
Маемся от мая и до мая —
До сиреневого цветостоя.
Нам дожди вычёсывают воздух,
Нам гримасы строят полутени,
Принимая вычурные позы,
Кошкой забираясь на колени.
Пустота, украшенная ложью,
Прорастает в воры-разговоры:
Кто из нас захватчик, кто заложник —
Путаются даже эти воры.

«Тебя в свой мир уносит сцена…»

Тебя в свой мир уносит сцена,
К тебе взывает дирижёр
И совершается подмена
Души, молчавшей до сих пор.
Вселенской подражая драме,
В начальный возвращаясь класс,
Мы разрушаемся с годами,
Но дух искусства держит нас
Большим, замысловатым домом
И с мезонином, и с двором,
И незнакомое в знакомом
Опять рождает в горле ком.
Под сердце положу программку,
Мелькну поклонником в толпе
Уже блуждающим по замку,
Где даль миров на потолке.