Kitobni o'qish: «Бессмертие»

– «Чем дольше я живу, тем больше мне хочется», – учитель географии пристально посмотрела на ученика. – Вот так вот говорит мой дедушка, и я с ним полностью согласна.

Ученик же, в свою очередь, предположил, что если преподавателю по примерной оценке лет сорок, сколько же её дедушке? Всё же утвердительное «говорит» немного удивляло, а уточнять он счёл неприличным.

Человек всегда стремился прожить как можно дольше, и это считалось нормой во все времена и практически во всех культурах. Пределов у человеческих желаний зачастую нет, и это «как можно дольше» очень часто выливалось в вечность, этакий недостижимый идеал. Но примечателен и другой факт: всё в тех же культурах, их мифологиях и легендах встречаются бессмертные, и это глубоко несчастные личности, в большинстве случаев их наказали Боги за тот или иной проступок. Как часта и многообразна картина, рвущая душу, повествующая об уставшем и скучающем бессмертном божестве, играющим в наш мир по его же придуманным правилам, играющим уже не ради удовольствия, а по привычке, от скуки, вяло и лениво. Он утомлён и насыщен своими возможностями, создание нашего мира – это было единственным стремлением из известных нам, да, он безгранично могущественен, но дело его сделано, не окончено, не идеально, но стоит на саморегулировании и самоподдержании, и он, как Творец, практически не нужен. Так к чему мы приходим? Мера – вот слово, что ещё фараоны Египта почитали за нечто возвышенное: нет смысла что-либо создавать, если это никому не нужно, если это не ведает меры, безгранично, нет смысла существовать самому, если все задачи выполнены, а новые стремления есть либо отработанный повторами механизм, либо выполняющиеся сразу после формулирования. Жизнь ради жизни не более чем материализованная пустота. Но при этом человеку непрерывно не хватает времени, той самой искусственной пружины, что он сам для себя и придумал. Хронос как бы мстит своему создателю за сам факт своего существования, непрерывно страдая от олицетворения и персонификации, от закапсулированности, по сравнению со своими сородичами, имеющими не вымышленную, а естественную природу бытия. Под влиянием этих противоборствующих сил и рождаются идеи и мечты, что время, старость и множество производных из них пали перед могуществом человеческой силы духа, гениальности ума, а также прочей ерунды, полностью забывая, что человек не только является такой же частью природы, как, скажем, животные, растения или те же ветра с приливами, но и полностью забывается древняя мудрость, что смерть – это та же дверь из мира в мир, как привычные для нас двери из комнаты в комнату или, ещё нагляднее, тяжёлая, массивная и старинная дверь из холодного и влажного подземелья в тёплый цветущий и плодоносящий сад, впрочем, возможно и обратное движение. Старость, дряхлость, немощь? Это так же естественно, как та же дверь, вот только перемещение не столь наглядно. На протяжении семи лет мы совершаем один большой шаг, а потом второй и третий, и так до последнего, пока данное нам тело не споткнётся.