Kitobni o'qish: «Соблазнить учителя главного героя»

Глава 1. Предательство на горе Нинцзин

Примечания:

Хэпин – покой.

Цзяньсюэ – кровь меча.

Ляньхуа – лотос.

Нинцзин – безмятежность.

Шиди – младший соученик.

Шибо – старший соученик или соученица учителя.

Дашисюн – первый ученик.

Шисюн – старший соученик.

Тяжело сохранять достоинство, стоя на коленях. Ещё тяжелее, когда всё тело сотрясает дрожь, а одежды окропляет кровь, превращая в чудовище, коим меня все считают. И есть лишь один человек, перед которым я могу оправдаться.

– Учитель…

Холодный взгляд серых глаз Бай Хэпина способен превратить в ледяную статую, но я по-прежнему не желаю верить в то, что он способен меня оставить. Проползши немного, я обхватываю его длинные ноги трясущимися руками и желаю, чтобы он, как раньше, потрепал меня по голове и сказал, что боль уйдёт, как и слёзы. Что я никогда не буду одна, потому что он всегда будет рядом со мной.

– Учитель, вы однажды спросили меня, в кого я верю, – голос дрожит из-за старательно подавляемой истерики, но пока мужчина не отталкивает меня, я должна говорить. – Тогда, когда я сказала, что не зажигала благовоний ни одному небожителю. Я не дала вам ответа в тот день, но я могу дать его сейчас.

Громкий некрасивый всхлип оглушает главный зал величественного дворца главы школы.

– Я верю в вас, учитель, – признаюсь я, крепче цепляясь за полы его синих одежд. – Эта ничтожная ученица всегда верила в вас.

Он решительно выдёргивает своё одеяние из моих слабых пальцев и отступает. Глядя на меня сверху вниз, учитель демонстрирует всем собравшимся заклинателям мой меч:

– За сговор с княжной демонов Фэн Цзяньсюэ, предательство школы и использование тёмной энергии ученица Ли Ляньхуа приговаривается к десятилетнему изгнанию в Приграничные Земли. Никому не будет дозволено с ней общаться или прийти ей на помощь. Её меч будет уничтожен. Лишь одержав победу над тысячами демонов, она сможет оправдаться и вернуться на гору Нинцзин.

– Учитель… – мне хочется зажать уши руками и закричать, как маленькая девочка. Он же… он же не мог поверить в эти дурацкие обвинения? Он не мог!

– Не слишком ли ты мягок, шиди? – шибо Нин поднимается со своего места главы школы и прожигает меня взглядом. – Какие бы надежды ты не возлагал на эту девчонку прежде, она предала твоё доверие и связалась с демонами. Она оступилась и коснулась запрещённых техник. Ты не можешь спустить ей это с рук.

В бессмысленных попытках сделать вдох, я перевожу взгляд с учителя на шибо, туда и обратно. Остальных находящихся в зале я просто не вижу и не слышу, словно все они – лишь размытые тени в Царстве Снов.

– Что вы предлагаете, дашисюн? – покорно вопрошает мужчина предо мной.

– Ли Ляньхуа необходимо подвергнуть сотне ударов Меча Рассекающего Душу.

Задыхаясь, я вновь ползу к учителю на коленях.

– Учитель, эта ничтожная ученица умоляет вас, – мы встречаемся взглядами. – Учитель, я…

Я не выдержу. Не всякий мастер способен вынести сотню ударов Меча Рассекающего Душу. Я рискую не просто лишиться духовных сил, не просто умереть, я рискую никогда больше не переродиться. Если учитель дозволит наказать меня подобным образом, самому моему существованию придёт конец. Я не возрожусь ни в одном из миров.

Мужчина прикрывает глаза, его прекрасное лицо на мгновение словно искажает мука. Надежда колышет сердце: учитель ведь… дорожит мной?

– Так тому и быть, – он выносит мне приговор.

Не в силах более сдерживать боль от полученных ранее ран, я сплёвываю подкатившую к горлу кровь. Её капли ещё стекают по подбородку, когда ставшие безликими соученики из главного дворца подхватывают меня под руки и тащат к колонне, чтобы привязать к ней вервием бессмертных: даже захоти я вырваться с помощью духовной энергии – не смогу. Сквозь пелену слёз мне удаётся рассмотреть лишь одно лицо. Его лицо.

Рядом стоящая фигура готовится вонзить меня в клинок, когда её запястье накрывает ладонь учителя. Неужели?..

– Дашисюн, Ли Ляньхуа – моя ученица, – его голос ровен, как стебель бамбука. – Я ответственен за её успехи и её же ошибки. Мне не только следует лично наказать её, но и принять на себя половину предназначенных ей ударов.

– Нет! – вырывается у меня изо рта, прежде чем я соображаю подумать над словами. – Учитель, вы не можете!

– И это тоже моя ошибка, – мужчина даже не смотрит на меня, обращаясь к своему старшему соученику. – Я дурно её воспитал.

– Шиди Бай, подумай о других своих учениках, – глава школы пытается отговорить учителя от его затеи, и я впервые за всё время обучения хочу, чтобы у него получилось. Умереть от руки того, кому доверяла больше всего на свете… что за дурацкая жестокая смерть?

– Я делаю это потому, что думаю о них, – однако упрямство учителя никогда не знало границ. Если он во что-то верит, то не отступит. К сожалению, его поведение означает, что в меня он никогда не верил.

Сомкнув пальцы на эфесе Меча Рассекающего Душу, Бай Хэпин делает шаг ко мне. Я пытаюсь найти в его чертах следы сожаления, сочувствия, разочарования… хоть чего-нибудь, но получаю лишь ничего не выражающую пустоту. А, может, даже скуку. Губы, которые когда-то тепло мне улыбались, поджаты. Брезгливость? Отторжение?

Первый удар. Второй. Третий. Четвёртый.

Почему нельзя ударить сразу в сердце?! Как будто никто из присутствующих в зале заклинателей не понимает, что всего лишь адептке не выжить после пятидесяти соприкосновений с клинком?!

Пятый. Шестой. Седьмой.

И всё же не зря я так упорно совершенствовалась все эти годы, раз до сих пор не потеряла сознание. Шисюн Хэ может мной гордиться…

Восьмой. Девятый. Десятый. Одиннадцатый. Двенадцатый.

Я продолжаю считать удары, словно сама верю, что смогу выдержать пятьдесят. Впрочем, это действительно хороший способ оставаться в сознании.

Тринадцатый. Четырнадцатый.

– Хва…тит…

Пятнадцатый.

– Хва…

Шестнадцатый.

«Да на мне же живого места уже не осталась!» – хочется кричать, хоть я и не вижу себя со стороны. Но чувствую себя так, словно из меня выпотрошили всё, что только можно. В конце концов, я не тряпичная кукла, которую можно сколько угодно проткнуть иголкой!

Семнадцатый. Восемнадцатый. Девятнадцатый. Двадцатый. Двадцать первый. Двадцать второй. Двадцать третий.

Лучше бы я никогда не перерождалась!

Двадцать четвёртый. Двадцать пятый. Двадцать шестой.

По крайней мере, я не перерожусь снова…

Двадцать седьмой. Двадцать восьмой. Двадцать девятый. Тридцатый. Тридцать первый. Тридцать второй. Тридцать третий. Тридцать четвёртый. Тридцать пятый. Тридцать шестой. Тридцать седьмой. Тридцать восьмой. Тридцать девятый. Сороковой.

Я не могу перестать считать, как бы сильно мне ни хотелось, чтобы пытка закончилась. Грёбанный инстинкт самосохранения, заставляющий бороться за жизнь до конца.

Сорок первый. Сорок второй. Сорок третий. Сорок четвёртый. Сорок пятый. Сорок шестой. Сорок седьмой. Сорок восьмой. Сорок девятый.

Я перестаю дышать.

Глава 2. Старший адепт дворца Безмятежности

Примечания:

Шицзе – старшая соученица.

Чжун – колокольчик.

Шимэй – младшая соученица.

Сяошимэй – последняя принятая соученица.

Лунмин – драконья жизнь.

Лунван – драконье величие.

Дворцу Безмятежности горы Нинцзин не просто так дали подобное название: здесь действительно в любое время суток царит тишина и покой, которым способствуют как прилежные и послушные обитатели его стен, так и предметы декора белого и синего цветов. Отделённый от прочих дворцов бамбуковым лесом, дворец Безмятежности является пусть и не главенствующим, но самым желанным для обучения во всей школе, ведь преподаёт здесь великий мастер Бай Хэпин. Он никогда не повышает голос, никогда не злится, никогда не наказывает без причины, впрочем, он никогда и не смеётся. Считается, что он также никогда не лжёт. Лучший ученик своего поколения, однако не глава школы.

Ненавижу это место. Ненавижу его.

– Шицзе, помоги!

Вырванная из многодневной медитации, я, сохраняя ледяное спокойствие на лице, открываю глаза и встречаюсь с миловидным личиком Ло Чжун. Уединённая хижина в бамбуковом лесу не спасла меня от её навязчивого внимания – какая неожиданность!

– Ты что-то хотела, шимэй?

Девушка в летних бело-синих одеждах адепта, лёгких и воздушных, отражающих всю её ничем не обременённую натуру, присаживается на пол рядом с кроватью, где я предавалась самосовершенствованию, и хватает меня за руки.

– Возвращайся во дворец, шицзе! С тех пор, как ты ушла медитировать, учитель просто зверствует! Мы вчера пятьдесят кругов вокруг горы бежали – я думала, прямо там и умру.

Заслышав цифру пятьдесят и слово «умру» в одном предложение, я сглатываю слюну и резко высвобождаю кисти, пряча их под себя, чтобы скрыть дрожь.

– Если учитель сказал, что надо бежать, значит, надо бежать, – кое-как выдавливаю из себя я, комкая тонкое одеяло.

– Хоть ты и стала старшим адептом нашего дворца, не забывай, что когда-то ты была сяошимэй! – строго напоминает мне девушка и тут же пристраивает свою пустую головку у меня на коленях. – Пожалуйста, шицзе Ли.

Глубоко вздохнув, я легонько треплю её по косичкам. В отличие от меня, обладающей каштановыми волосами, свидетельствующими о болезненности, она классически черноволосая хорошенькая китаянка.

– Шицзе обязана заботиться о своей шимэй, – повторяю я те же слова, что говорила мне она когда-то. В обеих моих жизнях в этом проклятом мире.

И пока, осчастливленная моим согласием, Ло Чжун бежит по тропе впереди и что-то щебечет, искренне полагая, что я её слушаю, мои мысли суетятся в голове, подобно назойливой мошкаре. Всколыхнутые ей воспоминания пробегают перед глазами – и никуда от них не спрятаться. Впрочем, я и не пытаюсь: забыть – значит, простить и перестать ненавидеть, а Бай Хэпин не заслуживает прощения.

Он нашёл меня, едва мне исполнилось двенадцать. Каким-то неведомым образом моя душа продолжила своё существование после того, как её должно было рассечь на лоскуты, и я переродилась в третий раз. И если, переродившись в первый раз после неожиданной гибели в двадцать один год от рук какого-то уличного ублюдка, я была рада оказаться в мире прочитанной романтической новеллы с былыми воспоминаниями, то, переродившись здесь же во второй, я проклинала судьбу. В те далёкие времена мне отчаянно хотелось жить: я умерла слишком молодой и ничего толком не успела. Оказаться в теле хорошенькой шестнадцатилетней заклинательницы – что может быть лучше? Живи себе, прокачивайся, развивай золотое ядро, не мешай основной сюжетной линии – и есть шанс стать бессмертной и вознестись на Небеса в качества Богини. Прекрасные же перспективы? Меня они будоражили, и я просто наслаждалась жизнью. Я прилежно училась, принимала заботу своих старших соучеников и дорожила каждым дарованным мне судьбой днём. Если бы я ещё держалась подальше от шисюна Хэ Лунвана, главного героя проклятой книженции, в которой застряла моя душа, тогда, быть может, мне не пришлось бы умирать. Впрочем, меня тошнит от воспоминаний о моей жизни сразу после первого перерождения! Встреть я ту девчонку сейчас – я приказала бы ей никогда не сближаться с шисюном Хэ. И! Никому! Никогда! Не! Верить! Даже учителю, который кажется таким хорошим и заботливым.

Как бы то ни было, я умерла после сорока девяти ударов клинка. Словно в насмешку над всеми моими предсмертными мольбами, меня заставили возродиться в мире всё той же новеллы, сохранив воспоминания вместе с телом. Да, пока я росла на улицах никому не нужной мрачной сироткой, я всё же видела свое отражение в реке да лужах: мой облик почти не изменился. Те же каштановые волосы, каре-зелёные глаза и миловидное личико. Я была худющей и болезненной, и меня жалели. Однажды пожалели до такой степени, что взяли воспитывать. А потом появился Бай Хэпин.

Он не постарел ни на день. Конечно, куда такому талантливому совершенствующемуся постареть! Когда мы встретились на улицах города, он вцепился в мою руку и долго всматривался в моё лицо, не способный поверить своим глазам. Он дрожал: не каждый день видишь собственноручно убитую младшую ученицу. Когда я выдернула руку и убежала, мужчина сумел найти меня и забрал с собой на гору Нинцзин. Как бы сильно я ни упрямилась и ни говорила, что не хочу идти, принявшая меня семья настояла:

– Дурочка, ты разве не понимаешь, что тебе предлагают?

Впоследствии я действительно оценила этакий подарок судьбы.

Бай Хэпин привёл меня в свой дворец на горе Нинцзин, и я узнала, что после моей смерти он больше не брал себе новых учеников. Разумеется, всем оказалось знакомо моё лицо, но, хотя шибо Нин и уговаривал учителя сослать меня в Приграничные Земли и отбыть наказание, заслуженное ещё в прошлой жизни, Бай Хэпин упрямо настаивал на том, что Ли Ляньхуа умерла, а я являюсь уже другим человеком, слишком одарённым, чтобы лишать меня шанса развить свои способности.

Он не только не выгнал меня из школы, заставив всех смириться с моим существованием, но и назначил меня старшим адептом своего дворца. В прошлой жизни мне никогда не суждено было им стать. Старший адепт у дворца мог быть всего один – и становление им приравнивалось к становлению преемником учителя. Старший адепт становился выше всех прочих учеников дворца и получал имя поколения, по которому к нему впредь следовало обращаться. За своё пребывание в этом мире я сменила четыре имени: два детских и два имени в быту, по два на каждую жизнь. Оба взрослых имени мне дал Бай Хэпин. И если своему первому дарованному имени я радовалась, то над вторым насмехалась, хотя и заслужила его потом и кровью. Ну, или медитациями, послушанием, переписыванием и усердными тренировками.

Ли Лунмин. Величественное имя будущей главы дворца Безмятежности. С тем же иероглифом, что и у прошлого старшего адепта, шисюна Хэ Лунвана. Моя поломанная жизнь никак не повлияла на его книжную судьбу: после моей смерти ему посчастливилось вознестись и стать Богом Молний. Впрочем, как же я могу на него по-настоящему злиться, когда его пропажа со сцены так удачно освободила мне место старшего адепта? Да и не он, на самом деле, виноват в произошедшем. Тем, кто виноват, я отомщу сполна.

– Шицзе! – трясёт меня за руку Ло Чжун. – Ты в порядке?

Я оглядываюсь: кажется, я чуть не врезалась в дворцовый столб.

– В полном, – я улыбаюсь и спешу стряхнуть с себя чужие лапки.

– Отлично! – тут же расслабляется шимэй. – Тебе следует как можно скорее поприветствовать учителя.

Она даже решается легонько подтолкнуть меня в спину. Я быстро преодолеваю ступеньки и миную дворцовые коридоры.

Бай Хэпин сидит, заснув за столом и подперев щёку рукой. Неизменные синие одежды, собранные в пучок чёрные волосы, лицо, которое кривится будто от муки. Должна признать, даже так он невероятно красив.

– Ляньхуа, – бормочет он во сне, и я вздрагиваю как от пощёчины. Почему вдруг… это имя? Он проснулся? Он догадался, что я ничего не забыла, как полагается?

Склонившись, я убеждаюсь, что он по-прежнему беспокойно спит. Неужели даже во сне ему неприятно вспоминать меня? Зачем же тогда он взял в ученицы ту, что носит моё лицо?

Я резко разгибаюсь и собираюсь уйти, чтобы поприветствовать его позже, но у самой двери учитель вдруг окликает меня:

– Лунмин?

– Эта ученица приветствует учителя, – я спешно склоняюсь перед ним. Мне несложно побыть для него хорошей и послушной ещё немного.

В комнате повисает тишина: я даже слышу, как ветер колышет дворцовые флаги, а на тренировочном поле сталкиваются друг с другом мечи. Оттого столь оглушителен звук ученического колокольчика, вручаемого учителем своему старшему адепту. Бай Хэпин, подняв его с пола, какое-то время вертит его в своих длинных белых пальцах, тонких и изящных, как у настоящего совершенства, после чего, встав, подходит и цепляет на пояс моих одеяний.

– Тебе следует бережнее к нему относиться, – замечает учитель, вернувшись к столу.

– Эта ученица приложит все силы, – изображаю я искреннее раскаяние. Я и не заметила, как обронила колокольчик. Возможно, потому что никогда им не дорожила. Он – лишь способ достижения цели, ни больше ни меньше.

– Как прошла твоя медитация? – спрашивает Бай Хэпин, когда я подаю ему чай.

– Я по-прежнему не способна сформировать золотое ядро, – я слегка поджимаю губы, в кои-то веки показывая учителю свои истинные чувства: недовольство и неудовлетворённость. Знал бы он, что я притворяюсь практически всё время, что нахожусь рядом с ним, сумел бы оценить мою искренность по достоинству.

– Если гонишься за быстротой ― не достигнешь, – мужчина пьёт чай так, словно находится, по меньшей мере, при императорском дворе. – Многие талантливые заклинатели пали из-за спешки. Скажи мне, что с ними произошло.

– Искажение ци, – предполагаю я самый очевидный исход событий.

– Верно, – учитель отставляет чашку. – Какую опасность оно в себе несёт?

– Безумие. Ярость. Отказ тела. Смерть, – мгновенно припоминаю сведения из многочисленных текстов библиотеки дворца Безмятежности.

Бай Хэпин кивает:

– Не всякий заклинатель способен пережить искажение ци и восстановить правильное течение энергии. Меня может не оказаться рядом, чтобы тебе помочь.

«Как будто прежде ты был рядом!» – подавляя пробуждённую злобу, я почтительно отзываюсь:

– Эта ученица понимает и обещает быть осторожной.

Удовлетворившись моим ответом, Бай Хэпин выходит на улицу через двери в собственных покоях, пропуская долгий поход по коридорам, и кивком велит мне следовать за ним.

– Я собираюсь спуститься с горы следующим утром, – говорит он, лавируя между персиковыми деревьями. – Жители Приграничных Земель жалуются на участившиеся набеги демонов, и школа Нинцзин не может оставить эту странность без своего вмешательства. Раз уж ты вернулась, тебе следует отправиться со мной.

– Если такова воля учителя.

Я совсем не против покинуть Нинцзин. За последние годы мне не доводилось возможности узнать хоть что-нибудь о Фэн Цзяньсюэ и её мерзкой школе, а ведь она возглавляет мой мысленный список покойников. Эта отвратительная демоническая полукровка получит все те удары, что я претерпела по её вине, и положение главной героини новеллы её не спасёт.

Постойте-ка! Участившиеся набеги на Приграничные Земли? Разве в книге они не привлекли внимание не только Бай Хэпина, но и Хэ Лунвана, поспособствовав встрече учителя и ученика? И разве тогда же не состоялось его свидание с Фэн Цзяньсюэ, организовавшей всё это, чтобы свидеться с ним?

Если только мне удастся отловить какого-нибудь демона и заставить его рассказать, кто стоит за нападениями, тогда никакого сближения шисюна Хэ и княжны демонов не последует…

Пожалуй, я даже поблагодарю Ло Чжун за то, что оторвала меня от медитации. Она дала мне возможность подставить ту, которая в своё время подставила меня. Причём, мне даже ничего выдумывать не надо, потому что она, в отличие от меня, действительно грешна. Конечно же, я навлеку на себя её ненависть, но положение старшего адепта горы Нинцзин защитит меня до поры до времени.

Обстоятельства складываются как нельзя лучше.

Глава 3. Кто-то счастлив, кто-то печален

Примечания:

Ханьфу – традиционная китайская одежда.

Баоцзы – паровой пирожок с начинкой.

Цзецзе – старшая сестра(вежливое обращение.

Цянь(в данном случае фамилия) – деньги.

Шаньси – горный ручей.

Сюэсэ Хоянь- кровавое пламя.

Синъюнь – счастливчик.

Ветер полощет синие одежды и собранные в высокий хвост волосы цвета воронова крыла. С такой причёской Бай Хэпин кажется совсем юным: его можно принять за ученика, если не приглядываться к глазам. Они словно затянутые облаками небеса, такие же далёкие, загадочные и безучастные. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, я кружила вокруг него и не отставала до тех пор, пока не видела, как взгляд его теплеет, а уголки губ слегка приподнимаются. Он прикрывал рот рукавом, но я успевала запечатлеть выражение его лица в своей памяти и, бывало, вспоминала перед сном. Мне следовало бить себя по щекам всякий раз, когда делала это.

Великий меч учителя быстр – приходится прикладывать усилия, чтобы не отставать от него. Полёты на мечах всегда вызывали у меня страх, смешанный с восторгом: адреналин вскипает в крови, мир с высоты восхитителен в своей необъятности, но постоянная необходимость держать равновесие и контролировать духовную энергию несколько портит впечатление. Никакой страховки, как на аттракционах, здесь не предполагается, и приходится постоянно напоминать себе, что опасность упасть отнюдь не иллюзорна.

– Куда вы направляетесь, учитель? – спрашиваю я, убирая клинок в ножны после приземления в единственном крупном поселении Приграничных Земель. Хотя я и не бывала здесь прежде, мне очевидно, что дом градоначальника – тот, позади, резко выделяющийся на фоне остальных. Над ним и соответствующая золотая табличка висит. – Разве нам не следует расспросить обо всём градоначальника?

– Прежде тебе следует поесть, – Бай Хэпин кивает на небольшую чайную.

В подтверждение его словам у меня покалывает живот. Невольно приложив к нему руку, я чувствую себя жалко. Учитель – могущественный заклинатель со сформированным золотым ядром, способный обходиться без пищи. Он мог бы сразу заняться делом, а не вспоминать обо мне. Не учитывать мои слабости, как хороший учитель, коим он не является.

В чайной в вечернее время многолюдно. Приграничные Земли испокон веков подвергаются нападкам демонов, так что неудивительно, что народ здесь привык к опасностям и даже решается игнорировать их. Однако лица у здешних встревоженные, а на столах и в ногах лежит оружие. Громкие разговоры мигом стихают, стоит посетителям увидеть двух людей в ханьфу заклинателей: цветные и из хорошей ткани, они опознаются сразу. Денег у школ совершенствующихся всегда хватает.

Я практически не слушаю, что именно учитель заказывает мне покушать. Предоставить своему наставнику право выбора в таком вопросе, даже если есть не ему, а мне, – это нормальное поведение послушной ученицы, ведь наставник всегда знает, что будет лучше для подопечной. Впрочем, в прежние времена я не была настолько безвольна: любовь к еде толкала меня при каждой вылазке из школы выпрашивать у Бай Хэпина что-нибудь острое, сытное или сладкое. Сейчас же мне просто всё равно.

Потому я так удивляюсь, когда передо мной ставят миску ароматной лапши и плошку со сладкими баоцзы вместо чего-то полезного и безвкусного. Поймав мой удивлённый взгляд, Бай Хэпин поясняет:

– Мы вне школы. Люди обычно питаются иначе.

Неуверенно кивнув, я принимаюсь за еду. Горячая лапша приятно согревает горло, а ощущение вкуса на языке чуть не заставляет слёзы литься из глаз. Изо рта невольно вырывается стон блаженства, и я стыдливо стучу по губам ладошкой, не в силах забрать назад изданный звук. Слух совершенствующего его, разумеется, улавливает, и Бай Хэпин прерывает свой разговор с хозяином чайной, который неодобрительно цокает языком.

– Вашей ученице следует попросить добавки, коли ей так понравилось, – тем не менее, изрекает он, не прочь содрать побольше денег с богатеньких заклинателей. Покраснев от стыда и возмущения, я опускаю взгляд.

Бай Хэпин предпочитает промолчать, едва заметным кивком давая согласие на дополнительную порцию. Для того, кто выбрался из своего тихого дворца бороться с демонами, он пребывает в удивительно благодушном настроении. Так и хочется ему его испортить.

Покончив с трапезой, мы покидаем чайную и приходим в дом градоначальника в сумерках. Роскошь его убранства кажется чрезмерной даже мне, за время ученичества позабывшей о бедности. Стоящие тут и там вазы, обилие золота и нефрита кричат о достатке, и это невольно вызывает вопросы: «Откуда у градоначальника Приграничных Земель такое богатство? Как он его сохранил при постоянных набегах из Царства Демонов? Как горожане терпят его бахвальство?»

Стоя позади пьющего чай учителя, я брезгливо рассматриваю заплывшего жиром мужчину из-под полуопущенных ресниц. В книге он был настолько незначительным персонажем, что у него даже имени не было. Второсортный злодей с незавидной участью: Фэн Цзяньсюэ отдаст его на растерзание Хэ Лунвану, обвинив во всех случившихся с городом бедах.

Он действительно повинен во многом: своё состояние градоначальник нажил и сохранил лишь благодаря помощи демонов. Те его не трогали, а он открывал им городские ворота по первому требованию, выдавал самых талантливых ремесленников, самых зажиточных горожан… Тех же, кто подозревал его продажность, уничтожали демоны.

Однако демоны имеют свойство предавать. Княжна Фэн Цзяньсюэ, не желая признаваться возлюбленному в том, что нападали по её приказу, просто выдала учителю и его вознёсшемуся ученику градоначальника, предварительно слив в него значительное количество своей тёмной энергии. Фоновый злодей пал во славу любви главного героя и героини, она вышла сухой из воды, получив, что хотела. Что касается его жены, наложниц и детей, то кого волнует их дальнейшая судьба, правильно?

Мерзость!

– Что? – замутнённый алкоголем взгляд градоначальника устремляется на меня, и я понимаю, что последнюю мысль высказала вслух.

– Демоны воистину мерзкие создания, – горячо изрекаю я, вскинув голову. – Как много бесчинств! Эта ученица поражена, что этот город по-прежнему стоит усилиями градоначальника!

Обманутый моей лестью, мужчина потирает седую бородку с довольной улыбкой.

– Ученики Нинцзин воистину мудры, – хвалит он меня перед учителем.

Бай Хэпин хмыкает. В его скользнувших по мне мельком серых глазах я читаю, что он не обманулся моими словами, и понимает, что имела в виду я нечто иное.

На ночь мы устраиваемся в доме градоначальника, который, конечно же, приглашает нас к себе абсолютно бесплатно и с целью убедить в своей доброжелательности и крайней заинтересованности в поимке мерзких тварей. Я действительно собираюсь поймать одну уже этой ночью, улизнуть за уликами, но мои планы рушат одной неожиданной фразой:

– Ли Лунмин, ты ночуешь со мной.

Моя выдержка даёт сбой, и я давлюсь воздухом. Комнаты нам, как и полагается, выделили две, так с какой-такой стати?..

– В городе небезопасно, – учитель, до того стоявший ко мне спиной, разворачивается. – Тебе следует держаться рядом.

– Но ведь… – я запинаюсь, как какая-то школьница. – Я буду за стенкой…

– Твари высокого ранга понадобится меньше минуты, чтобы растерзать тебя, – учитель непреклонен. Он проходит в открытую комнату, и мне не остаётся ничего иного, кроме как зайти внутрь и ругаться про себя.

Дождавшись, пока служанки, косо поглядывая, обустроят на полу постель из одеял и подушек, я разоблачаюсь до нательного белья и скрываюсь под покрывалом. Бай Хэпин устраивается на единственной кровати, и вскоре в комнате слышно лишь его да моё еле различимое дыхание и лёгкий ветерок за стенами.

Луна серебрит внутренние покои богатого дома, из открытых окон доносится запах цветущих персиков. В тепле и мягкости сделанного на скорую руку ложа легко забыться и погрузиться во сны, которые, в такую красивую ночь, должны быть слаще патоки и уютнее дома родного. Возможно, сны Бай Хэпина именно таковы – из моих же давно пропала вся сладость и покой.

Осторожно повернувшись на бок, я подпираю щёку кулаком и смотрю на учителя. Его верхние одежды, как и мои, сложены аккуратной стопочкой на небольшом столике. Мужчина спит на спине, шелковистые волосы разметаются по подушке, тонкое одеяло понемногу сползает каждый раз, когда его грудь вздымается и опускается или же когда он чуть дёргается во сне. Хотя веки его плотно смежены, я понимаю, что стоит мне попробовать покинуть комнату, как он тут же проснётся и остановит меня. Если он поставил себе целью не дать мне выйти – я не выйду. Решил предать – предаст. Решил убить – убьёт!!!

Гневно поморщившись, я откидываю в сторону чёртово одеяло. Разгорячённой кожи лица и шеи касается уличная прохлада. Закатав рукава и охлаждая предплечья, я потираю виски указательными пальцами и бросаю полный ненависти взгляд на Бай Хэпина.

Моему текущему телу восемнадцать. Оно молодое, здоровое, сильное и, вне всяких сомнений, женское. Однако куда учителю, великому совершенствующемуся, господину-куску льда, задумываться о подобном? Ведь, как известно, учитель на один день, отец на всю жизнь. Учителя должно слушать, почитать и уважать. Его нельзя любить.

Я и не люблю! Уже давно не люблю… Тем не менее, такой его вид, домашний и обманчиво беззащитный, заставляет мои щёки и уши краснеть, а ноги стыдливо сжиматься. Ощущение собственной грязи покрывает меня с головы до пят.

Её слишком много для меня одной.

Её надо кому-нибудь передать.

Поднявшись на ноги, я как в бреду преодолеваю короткое расстояние между моей лежанкой и его кроватью. Приблизившись, я замечаю капельку пота, сбегающую по виску учителя. Ему снятся кошмары?

– Ляньхуа…

Пошатнувшись, я едва удерживаюсь на ногах. Снова! Он снова зовёт меня, то есть её. Ему вновь снится ученица, которую он же и убил! Почему? Почему он зовёт её и кривится?!

От злости едва ли осознавая, что делаю, я опираюсь коленкой о жёсткую кровать и пальцами оглаживаю подбородок мужчины. Если ему и впрямь снюсь былая я, то… то…

– Вы звали, учитель? – таким задорным голоском я не говорила уже много лет. Восемнадцать, если быть точной.

– Ляньхуа, прости, – Бай Хэпин хнычет, всё ещё запертый в Царстве Снов и вид у него до того непривычный и жалкий, что я сама не понимаю, что чувствую, глядя на него. – Прости, прости, молю тебя, прости…

Дышать вдруг становится значительно тяжелее. В глаза мне будто песок сыплют, и я невольно вижу пред собой юную девушку, что так омерзительно следила за каждым движением наставника, которым восхищалась.

Как он смеет? Как он смеет?! Он лично пронзал меня раз за разом, а теперь просит прощения у какого-то образа в своей голове и плачет? Плачет, когда на суде оставался невозмутимым?! Случившееся тяготит его душу? Он хочет прощения?!

Ли Ляньхуа бы простила. Та идиотка всё ждала и ждала, что учитель поверит ей, что найдёт доказательства её невиновности. Ли Лунмин же, которая сейчас говорит с учителем сквозь сновидение…

– Учителю не за что извиняться, – кокетливо смеюсь я, слегка надавив на губы мужчины. – Разве может этой ученице не нравится то, что делает учитель? – я склоняюсь к его лицу и обжигаю липкую от слёз кожу дыханием. – Эта ученица хочет, чтобы вы к ней прикоснулись.

Я издеваюсь над ним, жажду стереть ту девочку из его воспоминаний. Хочу, чтобы ему стало больнее. Чтобы Ли Ляньхуа стала такой же грязной, как настоящая я. Чтобы ему осталась только Ли Лунмин, которая предаст его, как только выдастся возможность.

Чего я никак не ожидаю, так это руки на своём затылке. Бай Хэпин впивается губами в мои губы, преодолев то небольшое расстояние, что оставалось между нашими лицами. Кусает меня едва ли не до крови, словно вместо отвращения испытывает невиданную жажду. Так не пойдёт. Не пойдёт!