Капитан сделал на полях какие–то пометки и передал дело начальнику ТБП и испытывающе уставился на Чанга. Молодой человек выдержал его взгляд, хотя и в какой–то момент ему показалось, что ноги, как тогда на болоте, снова уходят в трясину.

Все обошлось, Ян Кун встал и не прощаясь, уехал по своим делам.

– Товарищ капитан, – обратился Чанг к начальнику ТБП.

– Что тебе?

– Разрешите к нам на работу вызвать мою жену. Мне сказали, что есть свободная вакансия.

–"Вакансия", – передразнил начальник, – слово–то, какое выдумал. Есть место уборщицы. Пойдет твоя, работать уборщицей?

– Пойдет, конечно.

– Справится? Мне белоручки не нужны.

– Если надо, я ей помогу. Вместе справимся. У нее там все документы уже готовы. Только вызов нужен.

– Хорошо через неделю чтобы приступила к работе.

Чанг возвращался от начальника ТБП как на крыльях. Наконец они будут вместе.

–

Поезд, на котором приезжала Фан Юн Ми, пришел ночью. Чанг договорился с шофером о машине, и был уже, за полчаса до ее приезда, на станции. Фан Юн Ми стояла прямо у открытой двери вагона. Она помахала рукой Чангу. Непокорные темные пряди волос были коротко подстрижены, открывая взгляду невысокий лоб и аккуратные дуги бровей. В огромных, карих, по детски открытых глазах, прикрытых фантастически длинными ресницами, горел огонек лукавства. Еще легкая улыбка и свежие, чуть тронутые румянцем щеки с мягким овалом лица. Она была очень привлекательна. С красотой у нее сочеталась хорошая фигура и манеры. Плавные движения говорившее о чувстве собственного достоинства. Чанг помнил ее еще другой. Когда они познакомились, она была серой мышкой, которую более бойкие подруги затеняли. Когда он познакомился Фан Юн Ми то узнал, что девушка страдает из–за постоянных размолвок между родителями. У девушки была властная мать с замашками провинциальной барыни и слабовольный старый отец, человек добрый, но глупый. Мать считала, что могла найти себе лучшую партию, всячески укоряла отца. Тот же стараясь задобрить строгую супругу, тащил в дом с завода, где работал, спирт, из которого дома делал различные, как он считал, целебные, настойки. Иногда такая идиллия прерывалась и драками. Причем, первой нападала мать. Вся эта тщательно скрываемая от окружающих жизнь делала Фан Юн Ми робкой и запуганной. Чанг искренне пожалел девушку и сам не заметил, как постепенно влюбился. Когда это произошло, он себе поклялся, что сделает все, чтобы у него была идеальная семья, а дети, которые будут, у них станут самыми любимыми и счастливыми. Фан Юн Ми детей пока не хотела, но за полтора года брака расцвела и похорошела. У нее даже походка изменилась, шаги стали пружинистыми и плавными как у пантеры. Мужчины часто глядели ей вслед.

Фан Юн Ми приехала налегке. Они отправились в "Шалфей". Свободной комнаты там не было, а у Чанга не было денег для аренды не то, что квартиры, но даже комнаты в частном доме. Но он на первое время нашел выход. Ли согласился пару ночей ночевать у подруги. Сложнее было с У Бо. Тот долго спорил, но все же согласился, несколько дней пожить в общежитии строителей. Тем более, что временное жилье шофера было неподалеку от гаража, где стояла его машина, а он как раз собирался заняться ремонтом. Порванную раскладушку, не без труда удалось заменить нормальной кроватью, и даже нашлась симпатичная вазочка, чтобы поставить букет цветов.

Наконец–то они были вдвоем. Чанг восхищался совершенством жены, ямочками на щеках, когда она улыбалась, изящным ушком, матовостью кожи, восхитительным рисунком шеи.

Ночь прошла быстро. Во дворе чирикали птички, приветствуя солнечный восход и двоих влюбленных, в объятьях друг друга. Ни какой выходной по случаю приезда жены грузчику не полагался. Чанг встал первым и долго не хотел будить жену. Потом из окошка показал ей, где находится контора ТБП и уехал на машине. Фан Юн Ми явилась к начальству и после непродолжительного трудоустройства, приступила к работе.

Вечером они встретились.

–Молчи ничего не спрашивай. Ты знаешь рецепт "Хе" из мяса? – заговорщическим шепотом спросил жену Чанг.

– Слышала, но никогда не готовила

– Тогда слушай и запоминай. Берем мясо.

– Какое мясо?

Девушка, придя раньше мужа с работы, осмотрела скромные запасы провизии в комнате и мяса там не было.

– Говядину, можно и свинину. Обрезаем мясо от жира, костей и жилок. Нарезаем тоненькими "червячками" поперек волокон. Выкладываем на сковороду, чуть–чуть подсаливаем и на большом огне выпариваем влагу. Готовим постоянно помешивая.

– Звучит заманчиво.

– Ты слушай дальше – натираем морковь на крупной терке, нарезаем мелко лук, смешиваем, добавляем немного зелени и чуть–чуть соли. Перемешиваем все это дело с мясом, добавляем столовую ложку соевого соуса, перчим, немного солим, а теперь добавляем три столовые ложки уксуса и тщательно перемешиваем.

– Уже хочу это.

– Ты погоди еще не поджарено. Наливаем в сковороду масло (чтобы покрыло дно) и нагреваем его, пока не появится белый дымок. После этого выливаем кипящее масло в блюдо и всe тщательно перемешиваем. Все Хе готово! Приятного аппетита! А самое главное, знаешь что?

– Нет.

– Мы не будем это готовить.

– Вот так раз! Это не честно.

Девушка расстроилась и надула губки. Но Чанг был, неумолим:

– Мы не будем это готовить, потому что пойдем в ресторанчик неподалеку, и там нам это подадут.

За десять минут, Чанг помылся и переоделся. Фан Юн Ми спешила, так как была голодна, но все равно сборы заняли у нее полчаса. После этого они отправились на торжественный ужин. Чангу удалось накопить немного денег, а главное он получил первую зарплату, поэтому и хотел поразить любимую роскошной трапезой.

К ее приезду у Чанга была целая культурная программа. Следующим вечером после работы он сводил ее в местный народный театр. Представленная там музыкальная пьеса не столько захватывала драматизмом происходящего, сколько покоряла своей простотой и искренностью. Из театра они вышли, взявшись за руки, и Чанг все дорогу напевал понравившуюся мелодию.

Прошло несколько дней, но Чангу так и не удалось найти свободное жильё. Фан Юн Ми временно поселили в офицерском общежитии в дивизии. Это было довольно далеко от конторы, в которой она утром до прихода работников должна была сделать уборку. Если не подворачивалось попутной машины, то девушка добиралась до работы больше часа. Чтобы как то помочь жене, Чанг вставал еще до рассвета и помогал ей с уборкой. В принципе с уборкой Фан Юн Ми справлялась за два часа, а помощь мужа состояла в том, чтобы принести несколько ведер воды и выбросить тяжелые корзины с мусором.

Как–то утром в контору заехал капитан Ян Кун. Увидав работающую там Фан Юн Ми, капитан игривым голосом сказал:

– Кто это у нас такой большеглазый тряпками в конторе машет?

– Вы что помочь хотите? – задорно ответила Фан Юн Ми.

– Такой красавице не грех и помочь.

– Моя жена в помощи не нуждается, – отрезал вошедший в этот момент Чанг.

Капитан сверкнул глазами, но промолчал.

Через несколько дней Чангу повезло, освободилась комната в "Шалфее". Из мебели в комнате был один матрас, но молодые люди перетащили туда свои вещи и были счастливы. У них наконец–то появилось собственное жилье!

– Милая смотри, какую я лампу для нас достал, – Чанг принес настольную лампу, которую ему сегодня подарил Парк Тэ Янг.

К нему Чанг ходил почти каждый день, помогал чинить оборудование и сам многому у него учился. Чанг делился со старшим товарищем своими планами. Но тот только отмахивался и повторял:

– Поменьше говори, да больше по сторонам смотри. Как сказано в пословице: "Рис рассыплешь – собрать можно, слово скажешь – назад не воротишь".

Действительно, люди в один момент собирались и без видимых причин уезжали из "Шалфея", а кое–кто просто пропадал, но об этом все старались не говорить. Причины, конечно у тех кто отъезжал были, но чаще всего о них можно было только догадываться. Официально начальство говорило об уехавших:

"Он поменял место работы"

Этот ответ Парк Тэ Янг иронично перевел как "Он поменял место работы и теперь он и вся его семья работаю в трудовом лагере". Сам Парк Тэ Янг хоть и призывал Чанга к осторожности, иногда не мог удержаться и ввернуть резкое словцо. Но язвил он только в присутствии самых близких людей.

Часто в "Шалфее" появлялись и новые люди. Кто–то поступал на работу, кто–то переезжал из других мест. К примеру, переехала в "Шалфей" и красотка официантка Кан Джин У. Ее комната была не далеко от комнаты, где Чанг жил вместе с женой, по этому им было хорошо слышно, как Кан Джин У играла на виолончели. Молодой человек довольно часто сталкивался с ней в коридоре. Но после тех препирательств в офицерском кафе, он предпочитал делать вид что не видит Кан Джин У и проходил мимо не здороваясь.

Фан Юн Ми сначала боялась всех, после тех историй, что рассказал о здешних нравах Чанг, потом перезнакомилась и стала гораздо приветливей. Иногда эта ее приветливость даже мешала. Слишком многие обитатели "Шалфея" стали заходить к ним в комнату. Чангу это не нравилось, он рассчитывал, что когда он будет жить с женой, общения с окружающими людьми будет меньше. Вышло же наоборот. Молодая жена не хотела замыкаться рамками семейного быта, хотела быть на виду. Чанг ее любил, и не стал в открытую выражать недовольство. Пока он не мог предложить никакой альтернативы.

Чанг и не подозревал, что совсем скоро уедет из "Шалфея" и сделает это по собственной воле.

***

Предвестьем злых невзгод душа омрачена

В восемь часов вечера уже темно. Хорошо, что дивизию не отключали от электричества и возле штаба горели фонари. Полковник Цой Мен Чер стоял у окна и смотрел, на подсвечиваемые фонарями уродливые силуэты деревьев, на территории дивизии. Какой–то идиот проверяющий сказал спилить все деревья на высоте четырех метров. Это мол из соображения безопасности, чтобы вражеские диверсанты не смогли спрятаться в пышной кроне деревьев. Теперь тополя пугающими обрубками с выросшей на макушке небольшой порослью навевали на прохожих мрачные мысли.

Полковник был скорее похож на крупного ученого, чем на военного. Лицо с крупными правильными чертами, седые волосы и тонкие очки в узкой золотистой оправе. Самым лучшим временем в жизни полковника была учеба в Советском союзе. Он тогда занимался на факультете бронетанковых войск, в городе у моря. Он с улыбкой вспоминал, как маленький вьетнамец, учившийся у них, обратился как–то к начальнику училища:

– Товарищ генерал дайте мне на время автомат и один патрон.

– Зачем это тебе?

– Мы посовещались и хотим расстрелять нашего сокурсника за нарушение дисциплины.

–За это у нас не расстреливают.

– Что же с ним делать?

– Пусть пару раз подраит туалет– этого достаточно.

Поведение вьетнамца было понятно. В корейской народной армии с провинившимися тоже не церемонились.

Но тогда до глубины души поразило Цой Мен Чера, случай, когда к генералу привели курсанта, рассказавшего о нем анекдот.

История была такая:

"Генерал, начальник военного училища, летит с курсантами на стажировку. Самолет терпит аварию где–то над морем, и с большим трудом пилотам удается посадить самолет на заброшенном острове. Тут, откуда ни возьмись, аборигены – в набедренных повязках, с копьями, в носах – кольца. Привели вождя, тот посмотрел на гостей и говорит: "Этих, – курсантов, – накормить, помыть и отправить на родину, а этого, – генерала, – сварить на ужин". Генерал: "Постойте, не делайте этого, за что же это?!" Вождь: "А ты помнишь, сволочь, какое ты мне сделал распределение?""

Цой Мен Чера поразило, что генерал не рассердился. Посмеявшись вместе со всеми, он отпустил курсанта без наказания. В корейской армии такое было немыслимо. Любое высказывание против руководства, даже в шутку, приравнивалось к измене.

Корейцы вместе с вьетнамцами и афганцами были, пожалуй, самыми бедными из студентов. Стипендия Цой Мен Чера была шестьдесят рублей, столько же денег получала тогда в СССР уборщица. Но он умудрялся покупать подарки не только для близких, но и дальних родственников и был очень доволен.

Для сравнения офицеры из Ливии, с которыми Цой Мен Чер занимался в одной группе, получали стипендию тысячу долларов и меняли их на рубли у спекулянтов. За каждый доллар спекулянты давали пять рублей. Поэтому ливийцы жили как арабские шейхи – питались в ресторанах, снимали в городе квартиру, заводили любовниц.

Но Цой Мен Чер об этом не думал, мыслей остаться в Советском Союзе у него тоже не было. Слишком высока цена была бы за такой шаг. Всех бы его родственников отправили в лагерь.

Он знал, что тем корейцам, которым удалось бежать в СССР, жилось совсем не сладко. Те из них, которые не могли валить лес в сорокаградусный мороз, разбивали камнем в поселке какое–то окошко, а потом радовались, что смогли попасть на пятнадцать суток за решетку. Сидеть в советской каталажке было лучше, чем жить на воле в Корее.

Вот тогда–то поразмышляв на эту тему у Цой Мен Чера и зародилась крамольная мысль, что не все делается в его стране так правильно, как об этом писали газеты. С годами эта мысль крепла. Особенно в ужасные девяностые, когда люди умирали от голода. И даже… Нет, об этом он не хотел вспоминать. Тогда он был молодой, горячий… Да и сколько лет с тех пор прошло…

Внизу показалась стройная фигура офицера.

«Пришел, все–таки», – подумал Цой Мен Чер, усаживаясь в кресло.

Разговор предстоял трудный и опасный.

Пройдя мимо часового на входе, Ян Кун направился в кабинет начальника политотдела.

– Разрешите войти?

– Входите.

Капитан и полковник внимательно смотрят друг на друга, изучают. Год совместной работы не сделали их отношения более доверительными. Да и вообще кому можно сейчас доверять?

– Я бы хотел узнать больше об этом служащем из ТБП, который хранил религиозную литературу, – сказал полковник.

– Что именно?

– Как вы на него вышли, как он вел себя во время задержания?

– На него донес местный грузчик, по фамилии Квон. Этот Квон узнал, как служащий прятал что–то в своей тумбочке. Когда увидел, что это запрещенная литература – сообщил мне.

– Как вы дальше действовали?

– Служащего задержал, литературу – уничтожил, грузчику Квону как поощрение выписал два килограмма риса. Арестованный, при задержании, не пытался отрицать свою вину, лишь повторял религиозные лозунги из изъятой у него книги.

– Какого наказания, по вашему мнению, заслуживает задержанный?

– Пять лет заключения в лагере, дает суд за подобные преступления.

– А не кажется ли вам такое наказание слишком строгим для старого, возможно психически не совсем здорового человека.

– Нет, не кажется.

– Почему?

– Потому что он замешен в гораздо более тяжком преступлении.

Ян Кун увидел, как начальник политотдела явственно напрягся.

– В каком же именно преступлении?

– В покушении на вождя. Опасности подвергался Любимый Руководитель Дорогой Товарищ Ким Чен Ир,

– Это бред. Чтобы какой–то служащий покушался на вождя.

– Он тогда был военным.

– Ну и что?

– Он в составе группы военных планировали убить вождя выстрелом из танка во время праздничного парада. Одновременно с этим было бы уничтожено и все руководство страны. Вы слышали, что такое преступление готовилось?

– Это только слухи.

– Не слухи. Зачинщики были казнены. Но следствие так спешило, что не выявило всех.

– Спешило? В таком важном деле.

Ян Кун засмеялся белозубой улыбкой и не спрашивая разрешения закурил. Он это сделал не потому, что ему хотелось курить, а лишь для того чтобы показать свое превосходство.

– Следователям приказано было уложиться в неделю. Главных заговорщиков за это время схватили, но следователей обвинили в нерадивости и тоже репрессировали. Потом эту историю постарались забыть. Но не все. Вот что я раскопал, когда начал интересоваться этим делом.

Ян Кун достал из портфеля и кинул на стол какую–то ксерокопию и фотографию.

–Что это?

– Письмо одного из заговорщиков, а на фотографии задержанный мною и его приятели с которыми он служил когда–то.

Цой Мен Чер помнил эту фотографию, у него когда–то была такая же. На ней были изображены он и корейские офицеры на занятиях в училище в Советском союзе.

– Ни чего это не доказывает.

– Вы на счет фотографии? Это правда. А вот почерк ваш за столько лет не слишком изменился.

Ян Кун достал из портфеля разорванное письмо, отправленное на днях полковником. Начальник политотдела дивизии с ненавистью уставился в глаза Ян Куна:

– Докопался все–таки, ищейка! Отчего же пришел один без солдат? Зачем все эти разговоры?

– Успокойтесь, полковник. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать.

– Для чего же вы собирали улики против меня? Чтобы шантажировать? Вам нужны деньги?

– Нет. Хотя деньги нужны всегда, но ваших денег мне не надо.

– Я понял, вы шпион. На какую же разведку вы работаете? Кто вам платит? Японцы, американцы, китайцы, а может быть русские?

– Полковник я такой же патриот Кореи, как и вы и хотел бы видеть нашу страну счастливой и свободной.

– Не верю. Все только говорят о счастье. Во время голода, нам говорили, что мы живы только благодаря нашему вождю. Сейчас мой внук, в третьем классе решает задачи, где мальчик из Южной Кореи, чтобы не умереть с голода должен сдать литр крови для американских военных. Там спрашивается, сколько крови ему надо сдать, чтобы накормить больную мать и бабушку. Такой мерзкой чушью забивали голову нам, а потом нашим детям и внукам. Я–то знаю у нас на Севере многие до сих пор голодают, а Южан есть все.

– Полковник, какой мне смысл вас обманывать? Для того чтобы арестовать вас вполне хватило бы тех документов, тех, что я вам показал. Я предлагаю вам закончить дело, которое вы тогда не сумели сделать. Есть группа офицеров – они смогут поддержать вас.

– Опять попытаются выстрелить на демонстрации из танка? Это уже смешно.

– Нет, мы поднимем здесь восстание. Шахты с ядерными боеголовками будут у нас под контролем. Мы свяжемся с командованием Южной Кореи и они поддержат нас.

– Южной Кореи? – поморщился полковник.

– Почему бы и нет? Стране нужно объединиться. Вы станете во главе переходного правительства.

– Слишком я стар, чтобы играть в такие игры.

– Не стар, а мудр. К тому же у вас нет другого выхода. Давайте доставайте стаканы, я принес коньяк. Выпьем и обсудим наши грандиозные планы.

Ян Кун достал и поставил на стол бутылку коньяка.

– Отравить меня хотите? Или у меня в кабинете стоит прослушка?

– Вы мне нужны живой и совершенно здоровый. И если бы здесь стояла прослушивающая аппаратура, то я первый бы об этом знал.

Полковник достал из шкафчика стаканы, и они разлили коньяк.

– Вынул меч, так ударь хотя бы по гнилой тыкве, – произнес Ян Кун корейскую поговорку.

Полковник хотел выпить молча, но что–то надо было ответить и он прочитал старинный стих:

Позор и слава царств – в руках судьбы.

И вот заглохла Лунная Беседка,

Деяния владык за сотни лет

Живут лишь в звуках дудочки пастушьей.

– К чему вы это? – спросил капитан.

– Все бренно. Кстати, что стало с человеком, которого вы арестовали?

– Боитесь, что он может еще кому–то о вас рассказать? Сразу после ареста я принял меры, чтобы он молчал.

– И все–таки что с ним? Где он в тюрьме ли в лагере?

– Он погиб при попытке к бегству. Мы настроены очень серьезно и ошибок не будет.

Полковник хотел возразить, но взглянув в темные змеиные глаза Ян Куна, понял, что лучше этого не делать.

Начало заговору было положено.

***

Новый дом

– Ты знаешь, что мне Арым, сегодня рассказала? – спросила Фан Юн Ми как только Чанг переступил порог.

– Не знаю, конечно. Поменьше ты бы с ней болтала, – Чанг после работы пришел уставший, и ему было совсем не до разговоров.

– Этот твой Ук Бо настоящий маньяк.

– Почему мой?

– Ты же с ним в одной комнате жил и, наверное, сдружился.

– Что ты себе навыдумывала "сдружился", "маньяк"?

– Ты лучше послушай, – фыркнула Фан Юн Ми.

Она рассказала, что со слов Арым. В самом начале Ук Бо работал шофером в Центре.

– Ну и что из этого?

– Когда приехала кондитерша О Ча Юн то он должен был ее отвести в общежитие центра. Вместо этого повез куда–то за город, в лес и попытался там изнасиловать. Она еле отбилась и босая убежала.

– Что об этом никто не знает?

– Все знают. О Ча Юн там заблудилась и только на третий день ее голодную, босую кто–то из крестьян привел обратно в Центр.

– И что же потом?

– Решили выгнать его и ее. Его за то, что попытался насиловать. Ее же за то, что дала ему повод.

– Какой повод?

– Ей это не сказали, и она целый день рыдала под отделом кадров. Потом все–таки решили ее не наказывать. Но ее место уже было занято, поэтому ее отправили к нам.

– Ее место было занято, кем–то из детей больших начальников?

– Ты это о чем?

– О своём, о наболевшем. Почему же Ук Бо не выгнали?

– Раз ее не выгнали, решили и его не выгонять. Только вместо Центра, отправили в виде понижения, сюда. Вот ужас. О Ча Юн, когда его в коридоре встречает – вся дрожит.

Чанг и раньше видел как О Ча Юн, пугается его соседа по комнате. Еще же он от ребят слышал, что если Ук Бо выпьет, то теряет разум. Происходит его буйное помешательство даже от глотка спиртного. Об этом Чанг жене говорить не стал. Она и без этого была напугана.

Быт в "Шалфее" не отличался комфортом. А еще тараканы. Они стали вдруг сильно плодиться. Китайский мелок от насекомых на них не действовал, а пищевые приманки они нагло игнорировали. Тараканы ползали по матрасу и заползали на потолок и уже от туда падали в еду, на одежду, на голову. Это была какая–то напасть.

Еще одна неприятность – в их комнату зачастил капитан Ян Кун. Приходил он утром под предлогом, что у него нет бритвы. Более идиотского предлога найти было просто нельзя. Жил он в соседнем доме и наверняка мог найти бритву у кого–нибудь поближе. Капитан с веселой улыбкой брился, весело болтая о всяческих пустяках, потом ополоснув лицо одеколоном, исчезал. Чанг смотрел на быстро пустеющею бутылку одеколона и понимал, что неспроста капитан сюда ходит.

– Ты что ревнуешь? – смеясь, спрашивала Фан Юн Ми.

Чанг сердился, но постоянно думал, как ему быть в этой ситуации. Наконец ему выдался удачный случай. В дивизии начались учения. Они проходили с использованием бронетанковой техники, боевых машин пехоты, бронетранспортеров, самоходных орудий. Вся эта техника для передвижения требовала горючего в немалом количестве. Горючее выписывалось на каждую единицу техники. Но вот парадокс, только треть ее могла самостоятельно выехать из боксов и ангаров. Остальные же две трети стояли полуразобранными, они служили источником запасных частей для остальной, пока еще подвижной техники. Излишки горючего, образовавшиеся в результате учений, предприимчивое начальство продавало налево. Для того чтобы такие махинации не слишком бросались в глаза брали гражданских шоферов. Вот на такой операции, когда они помогли загрузить и разгрузить двадцать бочек горючего, Чанг и Квон заработали приличную сумму денег, шофер же, который рисковал больше всех, получил за одну ходку несколько годовых окладов. Риск был оправдан.

– Собирайся, мы переезжаем! – сказал радостно Чанг.

– Куда?

– Я снял комнату в частном доме неподалеку отсюда.

– Со мной ты не захотел советоваться?

– У нас говорят что муж, это пахарь, а жена это поле. И негоже полю спорить с пахарем.

Фан Юн Ми в ответ надула губы, но все, же стала собираться. Ей интересно было посмотреть на новое жилье.

Одноэтажный дом был построен в традиционном корейском стиле ханок. Так как крыша дома была покрыта черепицей то, по всей видимости, когда–то это дом предназначался для представителей высшего класса. Он разделялся на мужскою и женскою половины, имел комнату для прислуги и традиционную для таких домов терассу. Но с момента постройки прошло много лет и дом несколько раз перепланировали. В последний раз новая планировка была рассчитана на то, что часть дома придется сдавать, и сделана так, чтобы постояльцы как можно меньше мешали хозяевам.

Комната, которую снял Чанг, имела отдельный выход на улицу, с малюсеньким садиком, где росли абрикосовые деревья, было в ней свое место и для приготовления пищи. В доме была традиционная система отопления – ондоль. Она состояла из проложенных под полом труб, по ним горячий воздух от очага на кухне доходил до жилых помещений, обогревая их. Поэтому потребности ни в кровати, ни в стульях не было. Достаточно циновки для сна и маленького столика для еды. Хозяева комнаты жили за стенкой. Это была пожилая пара, немного глуховатые и добродушные. Так что можно было считать, что Чанг обзавелся почти отдельной квартирой. До "Шалфея" было совсем недалеко, поэтому на дорогу к работе не приходилось тратить много времени. Чанг был горд своим новым жилищем. Особенно его радовало отсутствие тараканов и наглого капитана. Фан Юн Ми тоже там понравилось, и она стала обустраивать и украшать жилище. Выпросила у хозяев немного корейской рисовой бумагой ханчжи, украсила ими окна, и комната сразу стала выглядеть лучше.

– Давай устроим новоселье, – сказала Фан Юн Ми.

– У нас денег практически не осталось, да и продуктов немного.

– Ничего, пригласишь самых близких друзей, а еду я приготовлю. Ты же мужчина, где–то раздобудь выпивку.

– Ладно, уговорила. Соберемся завтра вечером.

Чанг пошел в "Шалфей" пригласить друзей. Он надеялся что возможно Ли уже продал телевизор. Это решило бы все проблемы.

Комната Ли была не закрыта, сам он лежа на кровати смотрел телевизор.

– Ты сильно рискуешь, даже дверь не закрываешь.

– Ничего страшного.

– Может забрать у тебя телевизор и самому продать?

– Погоди, через два дня сериал кончится, тогда и забирай.

– Ладно. Приходи завтра на новоселье.

– Приду.

Потом Чанг зашел в комнату к Парк Тэ Янгу.

– Приходите завтра вдвоем с женой к нам на новоселье.

– Хорошо мы будем.

– Вот еще, что …

Чанг замялся, ему было неудобно обращаться с такой просьбой к старшему товарищу.

– Где можно достать водки подешевле?

– Купи "арымовку".

– Что это за водка? Я о такой не слышал.

– Водку, которую гонит Арым, мы называем "арымовка". Она у нее не дорогая и качество хорошее. Ты разве не знал?

– Вот откуда у нее в комнате такой запах, – усмехнулся Чанг.

Одну бутылку водки он у Арым купил, другую взял в долг. В долг она бы и не дала, но муж ее уговорил, видно надеялся, что Чанг его пригласит выпить. Чанг не пригласил.

На следующий вечер собрались у Чанга. Парк Тэ Янг пришел нарядный вместе с женой, Ли тоже кое–как принарядился.

Фан Юн Ми приготовила фунчозу, которую привезла из дома. Это стеклянная лапша с соусами, различными овощами и приправами.

– Угощайтесь, дорогие гости, по легенде именно такое блюдо ели воины, чтобы стать сильными и выносливыми.

Гости разложили еду по тарелкам. Выпили "арымовки", водка оказалась действительно неплоха.

Когда налили по второй в комнату без стука зашел солдат с автоматом на плече. Все гости замерли.

– Кто здесь Ли Ен Гу ? – спросил солдат обводя присутствующих взглядом.

– Это я, – поднялся Ли из–за стола.

– У меня приказ вас арестовать, – сказал солдат пропуская Ли перед собой.

Когда они ушли Парк Тэ Янг молча, выпил еще стопку и засобирался с женой в "Шалфей".

Проводив их Чанг сел на крыльцо и закурил. Сил чтобы обсудить происшествие у него не было.

***

Bepul matn qismi tugadi. Ko'proq o'qishini xohlaysizmi?