Kitobni o'qish: «Рассказы Иванова-Петрова»

Shrift:

© А.А. Иванов-Петров, 2020.

© ООО «КМК», издание, 2020.

* * *

Житейские истории про зверей и людей

Фиалковые истории, то есть несколько мясистые

Новая мама

Как-то раз произвел я эксперимент по созданию альтернативной истории. Сразу – с человеком. Тут же скажу что не от большого ума, а по чистому недомыслию, и успокою, что всё, в общем обошлось без последствий. По крайней мере для испытуемого. Мне слегка досталось – но, я считаю, поделом.

Началось всё так. Когда сыну было года три, мы с ним ходили гулять по нашему городку. Ориентировался он тогда очень плохо – что само собой разумеется. И вот как-то вышли мы из дома, гуляем, а он что-то набыченно бурчит. Чего-то ему мама не дала съесть или поиграть, что-то не так одела – в общем, бунт на корабле. Плохая мама, говорит. Вот тут меня и осенило.

Не успев сообразить последствий, я тут же бухнул: «А хочешь, мы к другой маме пойдём?». Сын пожелал узнать, как это осуществимо. Я развил перед ним идею, бесстыдно заимствованную из «Иронии судьбы» – видишь, говорю, какие дома вокруг одинаковые стоят, какие улицы похожие. А внутри, говорю, похожие квартиры. И можно среди всех этих одинаковых коробок найти такую, где все как у нас, и даже мама почти как наша – похожа, по крайней мере. Но, может быть, тебе больше понравится.

Сын по природному трезвомыслию заопасался – а точно новая мама будет нам рада? А игрушки там есть? А кушать нам будут давать? Я его уверил, что новая мама будет весьма рада его увидеть, и он сразу отличит ее от настоящей. Вот мы уходили, мама (старая) была сердитая и усталая, а придём мы к новой маме – она очень обрадуется, увидев нас, сразу бросится сыночка обнимать и кормить. Насчет игрушек я высказался так, что они будут точь-в-точь как те, что остались у старой мамы. Ты, говорю, ни малейшего отличия не найдешь. В общем, всё будет отлично. Только – предлагаю – не надо новой маме говорить, что она – новая. Ей обидно будет.

Сын согласился, хоть и с некоторой опаской. Я вывел его к нашему дому, но с другой стороны, что называется, отвёл глаза. Он с интересом осмотрел подъезд, счёл его похожим на наш старый, изучил лифт, также найдя сходство удовлетворительным. Мы открыли дверь, и – как я и предсказывал – новая мама оказалась очень хорошо расположена к ненаглядному сыночку, ласково его раскутала, не ругалась, покушать предложила. После вкусного обеда он побежал – не играть, а сравнивать. Примерно через час исследовательской работы он подошел ко мне и, слегка таясь, сказал, что игрушки, действительно, очень похожи, но не его. Точно, он проверил.

Тут я заинтересовался – как это возможно? Однако различия были неопровержимыми. В новом доме паровозик стоял не на столе, как всегда, а был закинут за диван и на нем были царапины, которых раньше не было. Краски были более изрисованы, чем в старом доме, некоторые карандаши невозвратно потеряны, чего в старом доме они себе не позволяли. В общем, число отличий было велико, сын, захлебываясь, излагал мне их, а мне почему-то стало тревожно.

Я спросил, как ему новая мама. Он ее очень одобрил, сказал, что она нравится ему значительно больше, чем старая. Так что он решил – жить мы теперь будем здесь, у новой мамы. Особенности человеческой психики стали меня слегка пугать, и я поинтересовался, не слишком ли новая мама отличается от старой внешне. Нет, говорит сын. Не слишком. В самый раз. Новая немного моложе и красивее, а в остальном самым приятным образом похожа на старую маму, а главное – намного добрее и заботливее, чем старая. Так что, пап, давай здесь жить останемся.

Что делать, пришлось крутить волыну в другую сторону. Я отозвал сына в сторонку и поговорил с ним, как мужчина с мужчиной. Я полностью признал его правоту – новая, конечно, получше будет, тут нет никаких сомнений. Но возникает нравственный момент. Мы уже несколько часов здесь находимся. Вот и обед уже прошел… А старая мама в старом доме, наверное, волнуется. Представляешь, как ей будет одной, без нас? Сын слегка озаботился проблемой, но в целом был не готов отказаться от сладкого житья у новой мамы ради туманных моральных рассуждений. Я еле его уговорил во время вечернего гуляния зайти к старой маме – ну хоть для приличия, попрощаться, что ли. Пожалеть ее. Как она, бедная, без нас будет? Изождалась ведь…

Кряхтя, сын согласился. Мы оделись и вышли на вечернюю прогулку, попетляли по городку и подошли к дому с фасада, с привычной стороны. Молча поднялись на похожем лифте к похожей квартире, где нас встретила изрядно отдохнувшая и повеселевшая старая мама. Сын с достоинством воспринял ужин и остался им доволен. Потом с большим интересом поиграл в старые игрушки, временами указывая мне на их скрытые достоинства, которые в тех, ну – ты помнишь – новых игрушках были отражены в недостаточной степени. Затем тихо спросил меня, когда мы пойдём обратно к новой маме. Я сослался на усталость и поздний час – пора спать ложиться, а не гулять. В общем, уложил его.

На следующий день воспоминания потускнели. Я несколько раз лихо увернулся от разговоров о новой маме и старался пореже об этом вспоминать. Сын смирился – в конце концов, всё, что происходит с ведома папы, является правильным и легальным. Нету новой мамы больше – ну что ж, старая тоже неплоха. Воспоминания пропадали, и через пару дней я уверился, что он всё забыл.

В целом эта история так и закончилась – со временем все воспоминания изгладились и история с альтернативным домом и альтернативной мамой совсем забылась. По большому счёту – так. Но мне, как зачинщику и горе-инициатору, от судьбы полагалась некая оплеуха. Моя судьба – дама аккуратная, хоть кривая, так что не замедлила.

В ближайшие выходные нам позвонила тёща и, естественно, пожелала поговорить с внучком. Внук с восторгом рассказал ей о последних свершениях. И на одном из первых мест в списке стояло – «Мы с папой ходили к новой маме! Мне очень понравилось! Она добрая и красивая!»

Тёща потом подзывала к телефону жену и пыталась выяснить в осторожных выражениях – что же случилось? А потом жена – в несколько менее осторожных выражениях – выясняла этот вопрос со мной. Я уже не помню, какую альтернативную историю я на этот случай придумал. Может быть, именно эту.

2005

Автор перед зеркалом

То, что пишет автор – образ его… ну, скажем, лица. Понимая это, автор предварительно советуется с зеркалом. Смотрит – нос. А что? очень хороший нос! Просто отличной лепки!

Он приближает лицо к монитору – смотрите! Вот какой у меня нос. – Гробовое молчание, после чего один небрежный читатель замечает: это чё, нос такой?

Автор в панике суетится перед зеркалом, силясь найти выгодный ракурс. Случайно касается монитора большим пальцем. – Град комментов. Палец! Точно подмечено – как точно! Настоящий большой палец! У меня такой же. Отличный палец. Давай, давай, покажи еще что-нибудь!

Самодовольно улыбаясь, автор торжественно подносит к монитору указательный. – Никакой реакции. Через два дня он обнаруживает в чужом журнале запись – «Автор этот показывает какой-то огурец, говорит, что палец… Дурак, наверное».

Отчаявшись и запустив между бровей глубокую вертикальную морщину, автор прижимается к монитору пылающим лбом. – Четыре страницы комментов за 20 минут. Пиши еще! Передом повернись! Молодец! Давай дальше!

Автор, дичась, отбегает к зеркалу – проверить, всё ли в порядке.

2006

Падение камня

– Послушай, может быть, падение камня все же можно объяснить силой тяжести, притяжением масс камня и земного шара?

– Перестань молоть чушь. Ты ж учился, стыдно… Ясное дело, падение камня обусловлено низким его рейтингом относительно пиар-компаний более высоко взлетевших объектов. Падения как такового не существует – есть лишь расположение объектов на разной высоте относительно друг друга, что объясняется рекламными усилиями тех или иных социальных групп, в своих целях описывающих данный объект как высокий, высоко расположенный.

– Нет, ты погоди. Я тут нашел на чердаке в старом доме древний учебник физики, там довольно внятно написано…

– Ты не имеешь познавательного права использовать доказательства из книг по физике. Эволюционная эпистемология давно показала, что физика вымерла примерно в 22 веке, последний физик скончался… если память не изменяет… в 2157 г. То есть сравнительная жизнеспособность физики – и прочих наук так называемого нерекламного цикла – оказалась столь низкой, что они не выдержали конкуренции с новыми науками. Не имеет никакого смысла вникать в их доказательства и построения – поскольку вся эта система знаний в целом доказала свою нежизнеспособность.

– Но послушай, ведь если принять те допущения…

– Хватит болтать. Бери ведро и беги – до выдачи дневной воды осталось всего ничего. Пропустишь – все будем сидеть без воды до завтра. А я пойду на крыс поохочусь, в доме совсем нет мяса.

2008

Разговор в автобусе про головы

Женщина спокойно говорит в трубку:…Ну что же вы, нет, так не поступают. Я верю вам, что умерли… Конечно, верю. Но надо отрубить им головы и привезти показать. Ну что вы, нет, иначе деньги нельзя получить, что вы, так не делают… Я понимаю, что уже зарыли. Да, конечно – выкопайте, отрубите головы… Да, и привезите, можно в пакете. Тогда получите деньги. Да, именно так поступают, я понимаю, что вы не знали, но это общее правило.

* * *

Весь автобус внимательно слушает. Лица сосредоточенные. А чего же? Ну в самом деле, мало ли, как жизнь повернется. Кто же знает, как правильно, а тут – опыт, надо знать на всякий случай. Значит, головы отрубить и в мешок, а то деньги не дадут.

Закончив разговор, женщина замечает направленные на неё взгляды. Некоторое время молчит, сосредоточенно роется в сумке. Потом, коротко взглянув и обнаружив незатихший интерес, в пространство – объясняет: им продали цветы, они у них погибли, они хотят вернуть деньги.

2009

Экономисты с финансистами

Остановка. Рядом ларёк. Подходит женщина несколько бомжеватого вида, спрашивает сигареты какой-то марки. Ларечница невнятно указывает.

– А что подорожали? Еще два дня назад у вас покупала – дешевле были.

– Так кризис.

– Я ваш постоянный покупатель. И раз кризис – должны же дешеветь, а то вы прогорите.

– Раз кризис – должны дорожать, а то мы прогорим.

– Да? Вы что думаете, я – бомжиха? Если хотите знать, я работала экономистом в НИИ (невнятно). Я точно говорю, при кризисе товары должны дешеветь. Вы неправильные цены поставили!

Ларечница в ярости высовывается из окошка наполовину, едва не упираясь в разъяренное лицо бомжеватой покупательницы:

– Что? Думаете, я все время вам тут сигаретами торгую, с рождения? Между прочим, я финансовый аналитик, специализировалась на динамике капитала в… рынка… (невнятно)…

2009

Чистота нравов

Трясясь в разбитом уссурийском автобусе, медленно петляющем меж сопками от самого Владивостока, я невольно наблюдал картину ухаживания. Сиденья в автобусе смотрели назад, и двадцать теток с оловянными глазами, каждая с корзинкой на коленях, смотрели назад, а на пустой задней площадке, на огромной автобусной шине, расположились – портовая проститутка и пьяненький морячок. Дама, видимо, была не до конца уверена в том, что клиент не сорвется, и потому хрипло смеялась и пыталась заглубить руку партнера себе под подол. Сидели они рядом, бок о бок, так что требуемое движение выворачивало руку в немыслимых местах – морячок вырывался, мутнел, икал, матерился, ему было жарко и плохо. Злая перебранка вновь сменялась хриплым смехом, и тянулось это часа полтора, пока автобус не остановился в промежуточном сельце – чтобы пассажиры могли размять ноги, а местные жители присоединились к поездке в славный Уссурийск. Пассажиры – тетки из окрестных деревень – разбрелись по пустой площади, запертой деревянными заборами и витринами магазинов с огромными замками на дверях. Очень хотелось курить и по возможности убрать с глаз пустынную площадь. Рядом у забора росли редкие кусты, я зашел в них, достал беломорину… За кустами виднелась глухая, без дверей, сторона автобуса, который закрывал происходящее от площади. Там, у автобуса, слышалась какая-то возня, и сдавленный женский голос шептал: «Не надо, ну не надо, увидят же, неудобно…». Я решил покинуть свою позицию и уйти на лысую площадь, и тут в прогале кустов увидел – ту парочку, моряка и проститутку. Они стояли у задней стены автобуса, он протягивал ей вскрытую пачку сигарет, приговаривая: «Да я же знаю, что тебе невмоготу, ну покури, здесь не видно…».

2004

Бабочкарий

Вы, наверное, помните: – Бэрримор, кто этой ночью так жутко выл на болотах? – Ваша жена, сэр. Свозили бы вы ее на море.

Жена моя, устав выть на болотах – это утомляет, если вы не знали, – нашла выход. Она решила купить бабочкарий. Потрясающая возможность. Тропические бабочки в вашей комнате. Вихрь красок и запахов лета под вашим потолком. Заменяет Таиланд и полЕгипта с Мальтой впридачу. Настроение становится тропическим, жизнь удалась, стоит гроши. Долго ли, коротко ли, но она перевела деньги и радушный доставщик привез ей купленный бабочкарий.

Мне были поручены технические детали по сборке и размещению готового продукта. Сначала я пошел и купил такую сетчатую фигню, типа как бы клетки, по виду напоминающей переноску для кошек, но более хилую – это дело должно висеть и содержать ферму бабочек. В магазине фигня продавалась в виде вместилища для одежды, которую нужно стирать. Но вполне годится для бабочек.

Потом я приладил этот кусок пространства, ограниченный сетчатой ниточкой, на палку. Кусок пространства висит, свободно покачиваясь. Внутрь него был помещен некий фирменный цилиндр, типа скрученной целлулоидной пленки. На дне цилиндра – разноцветные пластмассовые комки, это гидрогель. Типа цвет нашей земли. В центре мои суровые мозолистые руки пронизали цилиндр пластмассовой палочкой с диском – самой сложной деталью бабочкария. В диске – отверстия.

Теперь решающий момент. Бабочкарий включает малую картонную коробочку, куда трепетные руки сотрудников фирмы положили куколки бабочек. Целых три. Одна зеленая и ребристая, а две коричневатых и в шипиках. Каждая куколка мало что собрана, избрана и помещена, к ней еще приклеен пластмассовый крючок. За эти крючки куколок надо развесить, продев в дырочки упомянутого выше диска.

Бабочкарий готов. Вниз головой висят три куколки. На крючках. Внутрь сунута пластиковая сетка до дна. Замысел прост. Бабочка вылезает и висит, цепляясь за собственную куколочную шкурку, силясь понять, где она и расправить крылья. Потом она падает, суматошно цепляясь за пластиковую сеточку, по которой медленно сползает на дно бабочкария.

Читая инструкцию к прибору, заменяющему Турцию, Таиланд и прочие земли, закрытые очередной казнью апокалипсиса, я обнаружил строки, включающие мудрость Библии, Корана и всех буддийских заблуждений, а также чуждые нам учения Конфуция и Лао-цзе.

Там рассказывалось, что после рождения каждой бабочки следует вымыть весь бабочкарий. Потому что после вылупления бабочка обкакивается. Потом порядочная бабочка должна ободриться, расправить крылья и взмыть в небо, используя в качестве последнего цилиндр бабочкария. Подождав, можно приступать к кормлению бабочки. Для этого, легко ее придерживая, надо чем-то тонким расправить ей хоботок, раскрутить его, размотать, поскольку в естественном состоянии он собран в тугую спираль. Затем раскрученную бабочку следует поместить кончиком хоботка и передними ножками в каплю специального бабочкиного корма, заботливо предоставляемого вместе с прочей пластмассовой лабудой бабочкария. Правильно раскрученная бабочка перестает нервничать и начинает сосать сироп.

В этом месте дюжинная инструкция бы заканчивалась, оставив читателя наедине с его бедами. Но читатель инструкции, он же пользователь бабочкария – вполне реальный человек. Подумайте, каково ему. Он собрал своими мозолистыми руками и целлулоидный цилиндр, и этот диск, и эту палочку, он продел куколок за крючочки. Он сидит перед бабочкарием, видя тихо раскачивающиеся мгновения своей жизни, думая о том, сгниют ли гусеницы, засохнут – или вылупятся, покинув оболочку. И упадут на дно бабочкария. А потом? Что потом?

Инструкция не оставляет читателя в бедственном его состоянии, не оставляет его сидеть, понурясь, в ожидании вылупления, вспоминая личиночную его жизнь со всеми неловкостями и недоработками. Инструкция дает надежду. Она сообщает, что случится потом. Я не буду говорить это своими словами. Вы должны прочесть это в точности так, как сказано в этой инструкции:

«Если при рождении бабочка упала вниз и не расправила крылышки, значит, бабочка была слабой».

Сообщается, что крылышки уже не расправятся.

Я называю это знанием.

2020

Зоологические истории

Правила безопасности и этичность поведения

В начале 80-х годов поехал я в экспедицию в Приморье вместе со своим шефом, старшим научным сотрудником, именовать которого подобает Николаем Гавриловичем Кознышевым. Будучи главой экспедиции, Николай Гаврилович распорядился, чтобы я ни в коей мере не терялся в тайге, нарушая отчетность а, напротив, экскурсировал неподалеку от него. Однако в лесу соблюдать эту максиму весьма сложно, особенно – если не просто ходишь а, к примеру, собираешь редких жуков, переворачивая валежник и ползая вокруг пней. Поэтому Николай Гаврилович издал приказ по экспедиции: буде один из нас потеряет другого из виду, в панику не впадать, а кричать погромче, давая тем криком направление ищущему.

Как понятно, пройдя километров 15 и достигнув заповеданного места, удобного для лова, мы вскоре разошлись и потерялись. Я обнаружил этот факт, подняв голову от одного из пней и не обретя Николая Гавриловича в радиусе 20 метров. Вокруг стояла стена кустов… Верный долгу, я прошел несколько десятков шагов, надеясь увидеть Кознышева, вышел на край какой-то светлой прогалины, утвердился на невысокой кочке и что было сил заорал: «Никоо-о-олаа-ай Гаа-аври-илоович!!». Тут же у меня под ногами послышался слабый стон и треск веток. Опустив глаза, я увидел Николая Гавриловича, лицом бледного и свирепого, который слабо шевелился, сидя на пятой точке.

Придя в себя и оправившись от последствий акустического удара, Кознышев отчитал меня: не следует так орать, когда старший коллега, можно сказать, в двух шагах, причем отнюдь не следует крадучись подходить к доценту и старшему коллеге сзади, когда тот, ничего не подозревая, разглядывает старые ходы короедов, и неожиданно орать ему в ухо, стремясь вызвать сердечный приступ. Это неэтично.

На следующий же день я учел указания руководителя. Вместо того, чтобы упираться глазами в жуков, я приглядывал за его перемещениями, стараясь не теряться, и вовремя появляясь в поле его зрения, когда он начинал подавать признаки беспокойства и вертеть головой. Все шло отлично. Пройдя несколько шагов, я нашел небольшую – по колено – впадинку, в которой была привлекательная валежина с отставшей корой. Кознышев сидел шагах в тридцати, осторожно погружая в пробирки пойманных личинок. Я сел лицом к нему, чтобы ни в коем случае не терять начальство из виду, и принялся рассматривать нижнюю сторону ствола.

Кознышев встал, глянул в мою сторону, и медленно направился ко мне, попутно осматривая листья кустов. Я решил, что он хочет что-то сказать, и терпеливо ждал его приближения. Подойдя к моей впадинке и встав от меня сантиметрах в сорока на бугорок, Николай Гаврилович вдохнул побольше воздуха и заорал: «У-у-у-а-а-аааа!!!» Помня о нервности начальства, я кричать в ответ не стал и тихо, вежливо сказал: «Я здесь, Николай Гаврилович». Кознышев странно ёкнул, подпрыгнул на своем бугорке и тихо опустился на колени. Отдышавшись, Николай Гаврилович строго объяснил мне, что не следует превращать научную экспедицию в балаган, при виде приближающегося старшего коллеги следует подавать (тихие!) звуковые сигналы, позволяющие загодя увидеть напарника, и вовсе не следует затаиваться, вредя здоровью и нервам кандидата наук и доцента. Это неэтично.

С тех пор мы старались не очень соблюдать так и не отмененный закон по экспедиции. Это, в свою очередь, не могло не возыметь печальных последствий.

2004

Как я обернулся медведем

Как-то мы с моим начальником, Николаем Гавриловичем Коз-нышевым, крупным ученым и доцентом, поехали в экспедицию на Кунашир. Остров, конечно, совершенно замечательный, но рамки этой истории чрезвычайно узки – километров три-пять вокруг пункта Менделеево, состоявшего из брошенных казарм, гостиницы для неприлетающих сюда летчиков и домиков жен комсостава. Жили мы в гостинице, а прямо за ней находился огромный и пре-глубокий овраг. За ним начиналась карусель полян, заросших густым бамбуком, перепутанных с рощицами всевозможных древес. Было очень удобно собирать насекомых – лес был тут же, стоит перебраться через овраг.

Тот наш поход начался весьма оптимистично – Николай Гаврилович вскоре после выхода нашел что-то ужасающе редкое и отсутствующее в его коллекции, возбудился и нырнул в рощицу, отдав команду «За мной!». Я воспоследовал, но недостаточно быстро – отвлекся на какого-то забавного жука, потом пошел за ним, прошел пятьсот метров, еще пятьсот – и понял, что Кознышева впереди меня нет. Случилось страшное – я потерялся.

С облегчением установив этот вопиющий факт нарушения дисциплины, я отправился далее, вышел на неплохое место, набрал занятный материал и решил, что пора возвращаться. Настроение было прекрасным. Начал накрапывать мелкий дождик, бамбук шелестел, я вышел на проселок с мелкими лужами. Никакого сравнения со среднерусской природой – бамбук шелестит не так, как осока. Это была вовсе не русская тоска, а именно светлая мо-но-но аварэ, в голове сами клубились какие-то японские строчки… Проселок неминуемо должен был вывести меня к Менделеево, поскольку больше ему просто некуда было деваться.

Часа через два я вышел к родимым казармам. Едва я распахнул дверь гостиницы, на меня бросился Кознышев. Он что-то кричал, гримасничал, махал руками… Я не мог разобрать ни слова. Вмазав по хрупкой гостиничной стенке кулаком, Кознышев выбежал из комнаты. За плиткой сидел приехавший с нами студент, меланхолично помешивавший манную кашу. Ею мы питались, поскольку Николай Гаврилович страдал желудком, а врожденная демократичность не позволяла ему допускать, чтобы в экспедиции начальник питался иначе, нежели вверенные его заботам подчиненные.

«Это он уже отошел, – сказал студент. – Сначала хуже было». Выяснилось, что через полчаса после нашего ухода в комнату вломился Николай Гаврилович, причем произносил он только два слова – мое имя и «медведь». Минут через пятнадцать его речь стала более связной и гневной, и он поведал студенту жуткую историю. В лесу, обнаружив, что меня нет, он начал кричать. Издалека ему отозвался голос. Ободрившись и решив, что я не совсем потерян для экспедиции, Николай Гаврилович пошел на голос, иногда крича для проверки направления. Голос исправно отзывался. Приблизившись к источнику, Кознышев выкрикнул в последний раз и раздвинул бамбук. Перед ним сидел здоровенный медведь.

В первой версии, рассказанной студенту, факты были сообщены таким образом, что я, желая смерти руководителя экспедиции и доцента, подманил его и обернулся медведем. Откуда у меня такие способности, не уточнялось – Кознышев был ученым-материалистом и верил фактам. Затем, немного погодя, при повторных пересказах, облегченных большими порциями брани, история стала видоизменяться. Ко времени моего прихода она приобрела каноническую версию, которая мне затем не раз и вменялась: желая погубить научного руководителя, я нашел медведя, подманил Николая Гавриловича голосом и в ответственный момент спрятался за медвежью спину, надеясь на несчастный случай. Однако врожденная интеллигентность медведя, сугубо почитавшего ученых-биологов, а также крайняя резвость Николая Гавриловича сорвали мои злодейские планы. С моей стороны это было неэтично.

Николай Гаврилович потом со мной несколько дней не разговаривал, лишив ценного научного руководства, а студент, если попадал в последующие годы в одну экспедицию со мной, никогда не забывал рассказывать новым участникам экспедиции о моих особенных свойствах и рекомендовал меня не сердить – с медведем-оборотнем шутки плохи…

2004

Как мы напугали медведя

Как-то во время экспедиции в Приморье нам представился счастливый случай – была попутная машина на дальний кордон Уссурийского заповедника. Отправились мы туда втроем – старший научный сотрудник доцент Кознышев, я и Алексей, человек немалого роста, весьма внушительных габаритов, который обитал в ту пору на Камчатке, занимался короедами и приехал в Уссурийский посмотреть местную фауну.

Высадили нас на развилке, от которой через лес шла дорога к кордону. Кознышев отправился первым, торопясь изучить местность и наметить план дня, а мы с Алексеем приотстали, неспешно бредя по дороге и беседуя. Вокруг стояли здоровенные ильмы, а у обочин дороги метра на два-три вздымались стены кустов, обрадовавшихся свету.

Шли мы себе, разговаривали, и тут Алексей заметил в лесу, в каких-то 20 метрах от дороги, здоровенный засохший ильм. Инстинкт короедчика тут же пробудился – под старой корой можно было найти много интересного. Мы свернули с дороги и стали проламываться сквозь кусты – Алексей впереди, а я следом.

Выломились к старому дереву, сделали шаг… Сверху раздался рев, треск, что-то хряпнулось перед нами, темное мелькнуло, исчезло – и раздалась оглушительная вонь.

Набор чувственных впечатлений расшифровывался просто. Небольшой черный медведь заслышал нас издали. Когда наши голоса стали слышнее, он решил не рисковать здоровьем и убрался на ильм. Однако жуткие двуногие, предводительствуемые верзилой, ломанулись прямо к его убежищу. Он терпел до последней секунды, надеясь – пройдут, не заметят… Куда там. Страшно ругаясь и ломая кусты, великан вышел прямо к медвежьему дереву. Оставалось только бежать. Испуганный медведь махнул на землю и наддал.

Мы стояли у ствола, ошарашенные и окруженные невесть откуда взявшимися здоровенными лепехами свежего навоза. Честность заставляет меня сказать, что мы не бежали, нет – мы спокойно развернулись и пошли обратно к дороге. Почему-то идея ворошить старую кору рассосалась – в конце концов, еще множество удобных деревьев было в заповеднике, и вполне можно было выйти на дорогу, на свет, покурить, выбрать место поудобнее…

2004

Торт и судьбы Украины

В начале 80-х годов мы с моим замечательным руководителем Николаем Гавриловичем Кознышевым работали в столичном зоологическом учреждении. Николай Гаврилович высоко ценил этот факт, привечая молодых коллег и по мере сил патронируя командировочных с периферии. При этом Кознышев отличался крайней честностью и принципиальностью, что и привело к печальному финалу этой истории.

Как-то раз к нам приехал энтомолог из Киева, оказавшийся – для того времени это было весьма странно – горячим сторонником независимости самостийной Украины. Он исследовал жуков-плавунцов и горячо ратовал за предоставление автономии родному краю, рассказывал о преследованиях, которым он подвергается в качестве принципиального борца (кажется, им был недоволен руководитель лаборатории) и особенно отмечал, что со стороны большинства русских он встречает великорусское чванство в ответ на провозглашение права наций на самоопределение. Николай Гаврилович был на высоте – он пил с украинским коллегой чай, сочувственно выслушивал многочасовые истории о несправедливостях и живо интересовался фауной плавунцов Украины.

Наконец, командировка киевлянина закончилась. Наш коллега пришел праздничный, высокопарно поблагодарил за необычное со стороны столичных жителей хорошее отношение, специально подчеркнул, как много он встречал в Москве несправедливостей и непонимания, сколько пренебрежения и оскорблений ему пришлось вынести, в то время как мы… (собственно, Николай Гаврилович) показал себя истинным джентльменом. Закончив речь, коллега извлек из-за спины большой круглый торт, перевязанный тонкой пластмассовой ленточкой, и торжественно преподнес Николаю Гавриловичу. Высокие стороны несколько раз передавали торт из рук в руки – Николай Гаврилович не мог принять столь ценный подарок, украинский коллега не мог не поблагодарить за гостеприимство… Победа осталась за Украиной, торт уверенно перекочевал к Кознышеву коллега откланялся и вышел вон.

И тут Николай Гаврилович проявил щепетильность. С сомнением глядя на торт, он сказал, что по здравом размышлении не может принять вещь, похожую на взятку, но вернуть торт ему самому не позволяет его высокое положение. Поэтому я должен, как младший коллега, взять означенный торт, догнать самостийника и вручить ему торт обратно, невзирая на его протесты. Я пытался возражать – ведь торт был недвусмысленно подарен Кознышеву но шеф был непреклонен. С тортом в руках я ринулся догонять киевлянина.

Он не успел уйти далеко – я догнал его на длинной лестнице. Резко свернув на площадке, я увидел его внизу, хотел сказать что-то вежливо-останавливающее, но не успел. Проклятый торт оборвал пластмассовые тесемки, выскочил на ступени и колобком заскакал вниз, к ошеломленному мировой подлостью киевлянину. Весело допрыгав до нижней ступеньки, торт самым ехидным образом прошелся на ребре вокруг остолбеневшего украинца и мирно улегся прямо к его ногам.

Борец за независимость Украины повел себя в высшей степени благородно. Он мягко, с глубокой тоской поглядел мне в глаза, промолвил: «Зачем же Вы так…» и удалился. Я медленно спустился вниз, поднял торт. Он, как ни удивительно, совсем не помялся, и даже кремовые розочки были абсолютно целы. Я положил его на урну и отправился к шефу, полный самых черный предчувствий относительно судьбы Украины – докладывать о провале возложенной на меня миссии. Я чувствовал себя как-то неэтично.

На следующее утро я встретил уборщицу, которая радостно рассказала, что какие-то дураки вчера выбросили отличный торт, очень вкусный и совершенно свежий. Они его вечером съели всей семьей, пригласив гостей – торт был отличный.

2004

Кодовые обозначения и наука о живом

Приморье – удивительный край, в нем водятся крайне редкие жуки. И поэтому нет ничего странного, что мы с моим шефом, доцентом Николаем Гавриловичем Кознышевым, поехали туда в экспедицию. Николай Гаврилович сразу, уже в самолете, меня предупредил – во избежание недоразумений, что он – начальник демократичный, и хотя многие сваливают на младших коллег всю хозяйственную работу, лично он относится к такой практике отрицательно и стремится делить всякую работу поровну, что бы это ни было – даже чистка картошки.

Yosh cheklamasi:
12+
Litresda chiqarilgan sana:
30 dekabr 2020
Yozilgan sana:
2020
Hajm:
530 Sahifa 1 tasvir
ISBN:
978-5-907372-11-5
Yuklab olish formati:
Matn PDF
O'rtacha reyting 4,6, 5 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 176 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,4, 43 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,3, 3 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 130 ta baholash asosida