Kitobni o'qish: «Вспорхнувший воробей»
© Александр Дейнека, 2023
© Издательство «Четыре», 2023
Вспорхнувший воробей
Глава 1. Оброненные слова
«– Джентльмен Джо!
– Ба, да это никак старина Джимми Макграт!..» 1
Вечером Алексей, как обычно, читал перед сном. Сегодня он решил начать новый детектив, который, судя по аннотации, обещал быть очень интересным. Это был один из любимых литературных жанров нашего героя. Его всегда вдохновляли умные сыщики, запутанные, словно клубок ниток, события и дедуктивный метод, доказывающий порой, что любое, даже самое таинственное убийство на самом деле может оказаться банальной местью, ну, скажем… за уведённую в день свадьбы невесту.
Но сейчас Алексей лишь мучил небольшой томик, то откладывая его на постель, то снова приступая к чтению. Всё тщетно! Непослушные буквы разбегались по разным углам, будто смеясь над ним, а слова – как несносные шуты – прыгали перед глазами, запутывая и без того загадочную повесть. Лёша нервничал и отчаянно пытался сосредоточиться. «Что ж это такое? – думал он, злясь на самого себя. – Почему я приветствую этого джентльмена Джо уже в пятый или шестой раз и никак не могу понять – зачем я это делаю?» Парень тяжело вздохнул и, уставившись взглядом в противоположную стену, начал вспоминать свой сегодняшний день. Если вдуматься, он был самым обычным, как вчерашний или позавчерашний. Но почему тогда он раздражён сейчас? Встревожен? Ощущает себя не в своей тарелке? Через несколько минут размышлений Алексей уже догадывался, что могло послужить причиной эдакой рассеянности, и даже знал это наверняка, но… Хоть убей – не мог понять: почему это так взволновало его. «Ничего же, в сущности, не произошло», – он в очередной раз отложил книгу и начал, как советовали сыщики, рассуждать логически. «Ничего‐то ничего, только вот несчастье – “воробьишка” вылетел! Вспорхнул с насиженного места и… поминай как звали. А он ведь такой маленький, пугливый, неокрепший, неопытный. Ещё сгоряча прибьют камнем злые и падкие на такие преступления мальчишки. Эх… сидел бы лучше и не чирикал зря. Пришло бы время, и я бы сам тебя выпустил. Зачем поспешил?»
«…“Избранные туры Касла”, представленные в данный момент семью унылыми особами женского пола и тремя истекающими по́том мужчинами, с явным интересом…» 2, – решил продолжить неравную борьбу с книгой Алексей и, снова проиграв, задумался.
«Короткая фраза… всего три маленьких простых слова, но… Что же со мной происходит? И неужели это всё из-за них, коварных? Похоже на то. Ими ведь не швыряются, не роняют в суете, мимоходом, не забывают среди многих других. Хотя… может, это лишь я такой чувствительный? Выпорхнул непоседливый воробушек, выпорхнул! И не уснуть после этого».
«…По всей видимости, мистер Кейда… обожали все – всех восхищала его стройная фигура, и загорелое лицо, и неподражаемая лёгкость, с которой он улаживал любые споры и приводил своих подопечных в хорошее расположение духа… А этот его друг… хм, он явно другого склада…» 3
– Что за бред! – возмутился Алексей и отшвырнул книгу в сторону. Она, ударившись о стену, упала. Пару секунд он смотрел на неё, тяжело дыша и скрестив пальцы, бесцельно соединяя и разъединяя большой и указательный. Потом, остыв, поднял книгу, которая, естественно, была ни в чём не виновата, заложил закладку, в которой не было особой нужды – он ведь не прочитал и первой страницы, – осторожно, будто извиняясь, положил её рядом с собой и снова бесцельно уставил взгляд в стену.
Вечер уже сменился ночью, и темнота за окном окутывала Алексея, пытаясь убаюкать. Но ему не спалось. «Уснёшь тут, с такими мыслями! – подумал он. – Где ж ты теперь, непоседливый птах?.. Ты ведь такой слабый и несмышлёный. Что с тобой? Где летаешь? Может, убил уже кто, стрельнув из рогатки? Думай теперь, переживай, майся бессонницей… Теперь понятно, почему слова сравнивают с воробьями, а не с орлами и даже не со снегирями! Шустры без меры…»
Наш герой лежит без сна. С одной стороны, горюет и корит себя, что отпустил дитятко; с другой, может, и рад – ещё одна вольная птица в этом мире. Размышляет: «А может, так и надо? Может, лучше сейчас, чем никогда». Лежит, будто обляпанный с ног до головы сладким, ароматным мёдом, который приятен на вкус, прекрасен своим золотисто-янтарным цветом, густ и свеж, словно только что с пасеки, но… Липнут пальцы-руки-ноги, склеиваются и, в жажде разорваться, слипаются снова. «Сладко тебе?» – угрюмо насмехается над самим собой Алексей. «Ну зачем? Зачем ты улетела, непослушная птичка? Не сиделось тебе на месте…»
Но спать ведь надо. Утром новый день – нельзя давать своим чувствам властвовать. Надо с ними что‐то делать. И тут Алексею, как человеку начитанному, влетела в голову спасительная мысль, вначале, однако, показавшаяся очередным бредом. Вспомнился почему‐то совет Воланда – «лечить подобное подобным». «Интересно, как он может помочь в данном случае?» Начав размышлять в этом направлении, Алексей припомнил своего «воробышка», эту оброненную фразу, и начал вспоминать: что ещё она (эта фраза) или он (воробей) для него значили. И решение, сначала показавшееся нелогичным, особенно в условиях тишины и мрака ночи, пришло! «Музыка! – наш герой улыбнулся, доставая наушники. – Итак, обретаю равновесие и покой; выбиваю клин, безответным вопросом засевший в моей голове…» И с первыми же звуками, нотами, аккордами его веки стали тяжелеть, всё шире раскрывая перед Алексеем врата ночных грёз.
Глава 2. Бриллиантовый сон
Алексей поставил свой любимый плейлист и ткнул наугад первую попавшуюся песню.
Ему выпал «Бриллиант». Знак или совпадение? «…Ты так красива, как бриллиант… Приятно смотреть на тебя, я не могу отвести взгляда… Но ты всего лишь камень…» 4
«А может, нет?» – успел подумать Лёша, прежде чем окончательно улетел из этого мира в объятья «младшей сестры смерти». Забывшись сном, он мечтал и в сотый раз спрашивал себя: «Почему меня так взволновали эти вылетевшие слова?»
– Об этом после, – будто ответили ему, – а сейчас…
Абсолютная, кристальная белизна окружила вдруг Алексея. Он открыл глаза и улыбнулся. Свет был яркий, но мягкий – не резал и не слепил, а будто говорил: «Смотри. Смотри! Не упускай ничего!» Музыка постепенно стихла, и наступила полная тишина. Глубокое беззвучие: ни шелеста, ни шороха, ни звука – ничего! Алексей плыл куда‐то, всё ниже и ниже… Но ему было всё равно, что там внизу. В этот час полночной грёзы он полностью отдался её власти и позабыл обо всём на свете: о своей принадлежности к человеческой расе, об имени, возрасте… Голова была пуста, мозги будто ушли на променад, оставив только самое необходимое для существования. Ему было хорошо, просто замечательно от этого полёта! Наш герой раскинул руки, и ничего не было вокруг, кроме тишины и белизны. Ни стен, ни потолка, никаких ограничений и замкнутости – просто свобода. Алексей ничего не боялся и всё смотрел, смотрел, пытаясь разглядеть нечто, не зная ещё, каково оно. И вот – он начал видеть! Рядом с ним пролетали слова. Это были обрывки каких‐то предложений, видимо, неоконченных и брошенных в этот омут на вечное скитание. Алексей прочитывал их – это было нетрудно, они сами будто хотели, чтобы хоть кто‐нибудь обратил на них внимание. Весело загораясь и грустно угасая, они будто плакали, жалуясь на свою участь брошенных и ненужных.
…Сказочно-прекрасный свет, проникающий даже в самые отдалённые и тёмные уголки… тайна между нами… секретики… благодарный слушатель… замечательный собеседник… скука в разлуке и счастье быть вместе… разговаривать, молчать или просто мимолётно встречаться глазами… прекрасные и вдохновляющие картины… уверенность, которой хватит на двоих… неожиданно подаренные мысли, слова… время как вода… молчаливая душа… доброта и нежность… душевность и понимание… красота… тонкая, загадочная, чувствительная и светлая натура… улыбающаяся, но очень серьёзная леди… золотой человек… бриллиант среди людей… ангел вдохновения… не покидай, не покидай, не покидай!.. И вдохновляй, вдохновляй, вдохновляй!..
Последнее горело дольше всех и исчезало очень медленно, будто желая остаться в памяти надолго. Такими словами не разбрасываются просто так. Когда не стало этой последней фразы, спокойствие покинуло Алексея: он увидел близкий конец своего полёта. Однако пол оказался тёплым и мягким, будто покрытый пуховым ковром. Алексей встал, огляделся и увидел огромный прекрасный, сверкающий, блистающий от белого света миллионами оттенков бриллиант. Он был идеален, не сравним ни с чем в мире, и не было во всей Вселенной другого такого камня.
Он стоял – величественно, будто сознавая своё превосходство. Алексей подошёл ближе и дотронулся до одной из граней. Она была холодна. К горлу нашего героя вдруг подступили слёзы, и не в силах более сдерживаться, он прокричал, задыхаясь:
– Ты всего лишь глупый камень, не способный любить! Чувствовать! Жить!
И, пав на колени перед совершенством, Лёша заплакал, как маленький ребёнок, которому… много ли надо, чтобы довести малыша до слёз?
Он рыдал и кричал что‐то неразборчивое, долго и исступлённо. Да, мой дорогой читатель, плачут все: малыши и взрослые, подростки и старики, отцы и дети, бабушки и внуки… плачут беззвучно, тихо, тайно, когда нет больше сил… Так и случилось: «Что делать? Куда идти? Зачем какими‐то обрывками фраз дарить надежду? Ведь это непросто для меня! И важно!» – посылал Алексей вопросы сверкающему бриллианту, а он оставался всё таким же величественным. И безмолвным.
…Алексею казалось, что он уже долгие часы стоит на коленях перед немой драгоценностью, хотя, может, не прошло и десяти минут. Как было в действительности – не знает никто, а известно лишь одно – что было дальше.
Глава 3. Марина
– Тихо, – раздался нежный женский голос над ухом Алексея. – Тише. – На его плечи легли мягкие руки.
Он поднял глаза, увидел девушку и проговорил что‐то бессвязное.
– Ну что же ты? – сказала она ласково и успокаивающе. – Не сходи с ума от этого воробья, пусть себе летает на свободе. Ничего с ним не случится – обещаю!
Странно, но эта короткая речь девушки успокоила и вернула Алексея к жизни. Он сел и затуманенным взором посмотрел на неё, явившуюся из ниоткуда. Дрожь от недавних безутешных рыданий проходила, слёзы высыхали стремительно, и взору предстала нежданная гостья, да ещё и красавица! Секунда, вторая – и всё! Грусть и отчаяние отступили так же неожиданно, как и нахлынули, кризис миновал. В белом пространстве вновь воцарилась тишина. Только теперь кристально-белый перестал быть идеальным. Между Алексеем и Мариной, застывшими, как статуи, будто вспыхнуло яркое пламя, переливающееся светлоголубым и тёмно-зелёным, – это было пламя их глаз. Они горели ярче солнечного света, то устремлялись своими языками в недра сознания, то проникали в самую глубину души, восстанавливая равновесие и убивая хаос. Будто каменные изваяния, двое сидели на полу и смотрели друг на друга живыми, чистыми, ясными глазами. Слова были лишними сейчас. До поры они, как и любые звуки, могли только помешать этой встрече четырёх безумных огней, которые полыхали, приветствуя друг друга; сыпали искрами, обмениваясь теплом; шипели, разговаривая; бурлили и клокотали, словно в недовольстве; но тут же сплетались в вышине, будто обнимаясь и примиряясь. Парень и девушка узнали друг друга. Она теперь не была незнакомкой, он теперь не был одинок. И пусть это всего лишь сон, но сейчас им было абсолютно всё равно. Они смотрели и не могли наглядеться друг на друга; смотрели, позабыв о существовании букв, слов, будто все они разом вылетели из головы. Хотя нет – была одна фраза, она всё же витала в воздухе между ними…
– …Где мы? – первым очнулся от бессловесного оцепенения Алексей, вспомнив о замечательном даре, что преподнесла природа, отделяя нас от животных и первобытных людей.
– А тебе не всё равно? – с улыбкой сказала девушка.
– Всё равно, – эхом отозвался он. – Просто надо с чего‐то начать.
– Начинать всегда сложно, но необходимо. К сожалению и к счастью, – сказала она и продолжала как‐то мягко и певуче: – Ты думаешь, что надо делать именно так: всё грамотно просчитать, не забывая ни одной мелочи; взвесить с точностью до миллиграмма; засомневаться тысячу раз и задаться миллионом вопросов… Конечно, так надо, правильно, необходимо. И всё же… ошибки неизбежны. Сколько их было и сколько ещё будет. Ожидание и расчёты не гарантируют стопроцентного успеха и могут обернуться разбитым корытом. Никому не найти того заветного, желанного, идеального пути – без помарок, опечаток, неточностей и ляпов. А значит… стоит ли страшиться так, – девушка выделила последнее слово.
Снова воцарилась тишина, правительница этих мест. Она вновь превратила сидящих на полу в бессловесных истуканов…
И через некоторое время слова Марины, будто упавшие на благодатную почву семена, проросли пониманием чего‐то нового и важного. Да, он боялся за всё, за всех и даже за себя. Боялся сделать неверный ход, влекущий за собой поражение. Боялся сделать что‐то не так и всё время высчитывал, думал, гадал… как великий математик, корпящий над недоказанной теоремой.
Но сейчас Алексей стремительно менялся, становясь будто бы сильнее и решительнее. Странные речи девушки, которую звали прекрасным именем Марина, словно срывали с него тяжкие оковы, и он обретал свободу. Упорхнувшие сегодня слова… Так что же? Пусть себе летают, если этим птицам не сиделось в гнёздах!
– Больше не буду бояться! – наконец сказал Алексей уверенно и твёрдо. – Хватит быть рохлей, хватит с меня страхов!
– Вот и славно! – отозвалась Марина, будто доктор в психиатрической лечебнице.
– Просто… – помедлив, продолжил он, – уж больно дорогой воробей…
– Да, – понимающе кивнула Марина. – Но у тебя же был выбор, – продолжила она, – ведь был?
Алексей ничего не ответил. Он просто отвёл глаза, и всё сразу стало ясно. Не было этого выбора.
– Неужели? Это правда? – В её глазах что‐то блеснуло так же ярко, как сияние бриллианта.
Вопрос, которого ждал наш герой. Ждал и боялся, хоть и обещал больше этого не делать. Он копался в себе в поисках ответа, допрашивал свою душу и сердце пристрастно, строго, как въедливый следователь, но так и не смог добиться ответа.
– Я не знаю! – это всё, что мог сказать Алексей.
И вновь безмолвие. Заглушённые словами огни глаз вспыхнули вновь, заставив онеметь наших героев, и в пространстве между ними снова забеспокоилось пламя. Забушевало! Оно вздымалось своими горячими языками, клокотало, смешивалось, превращаясь в немыслимую палитру безумного художника; играло цветами, как мячиками, вызывая слепящую рябь, на которую невыносимо было смотреть. Жуткой яркостью и болезненным, опасным, непонятным цветом оно ломало и слепило глаза, но, несмотря на всё это, – было прекрасно! Настолько, что невозможно было отвести глаз, да и не хотелось: ужас этого пожара манил, завлекал, порабощал. Но в этом забытьи, так некстати, к Алексею всё же прилетела мысль. «Это – сон», – беспардонно подсказало сознание, а также напомнило последние строчки, которые он слышал перед тем, как провалился в белое пространство. Это заставило Алексея насторожиться.
– Где мы? – уже серьёзнее спросил он. – Это что – второй слой? Ты… камень?..
Последнее слово Лёша произнёс очень тихо и тут же осёкся: «Нет, слишком живые глаза для бездушной глыбы».
– Какой ещё слой? – смеясь, ответила Марина. – Ты что, фантастических романов начитался? Расслабься и будь спокоен. Неужели нельзя остаться вдвоём, всё равно где? Отбрось лишние и ненужные вопросы – кайфуй, пока есть такая возможность! Ведь ты этого так хотел, правда, Алексей?
«И правда – зачем думать, если сама жизнь даёт возможность отключить мозг? Эх… каким же я стал…» Лёша долго подбирал слово, но так и не смог найти верного. Грустным? Строгим? Смурным? Слишком много думающим и планирующим всё и вся? «Забегателем» вперёд? Так вот и получается, что каким‐то таким… Может, это и хорошо, но лишь с одной стороны. Стоит только взглянуть на обратную и… Можно возненавидеть себя.
– Я не камень и не кукла! – продолжила Марина с жаром невиновного подсудимого. – Я жива, как и ты, как и все люди, которые ходят по земле! Может, даже живее многих из них! Вот – смотри! – Она встала и покрутилась пару раз, демонстрируя себя в коротком небесно-голубом, невесомом, воздушном платье. Марина была прекрасна – как и всегда!
– Ну же! – продолжала она немного обиженно. – Неужели ты этого до сих пор не понял? Можешь отрицать всё что угодно, но я не поверю! Не будь букой, прошу тебя!
«“Бука” – вот оно, то верное слово, которое я искал недавно, – пронеслось в голове у Лёши. – Коротенькое и точно про меня. Неужели я останусь таким навсегда? Не хочу. Придётся меняться. Во что бы то ни стало!»
Алексей вздохнул и хотел что‐то ответить, уже открыл рот, но Марина приставила палец к его губам, и он замолчал. Ему стало хорошо оттого, что он почувствовал красавицу совсем рядом, и остальное вмиг стало неважным. «Кто приучил тебя всегда быть таким настороженным?» – будто шептало голубое пламя Марининых глаз. Нечего было отвечать. Но, к счастью, этого и не требовалось. Время лилось сквозь пальцы, но когда его океан – можно забыться, оставшись наедине с мечтой. Эх, человек! Неужели это слишком сложно для тебя? Постоянно в напряжении и начеку – невозможно ведь! «Если сон – то не хочу просыпаться! – подумал Алексей, посылая эти мысли своему зелёному пламени. – Хотя нет – хочу! Но лишь для того, чтобы эта ночная сказка осталась со мной навечно! Жить с ней и до смерти не забыть – ни одной детали, ни одной мелочи!» Лёша чувствовал, что эта история, как и всё в нашем мире, конечна. Как у любого романа или повести есть последняя глава, а у рассказа – завершающее слово. Будет нечто подобное и здесь, но… не сейчас! Солнце ещё далеко за горами, и даже петух, этот вечно ранний будильник, спит у себя на жёрдочке. Статный, краснобородый, он видит во сне своих курочек, цыплят, наливную, сочную пшеницу… Он и не думает о том, что пора начинать свою зычную, но противную песнь «ку-ка-ре-ку». Власть тишины нерушима, и двое пленённых этой могущественной правительницей всё так же сидят немые, будто мёртвые. Они вовсе не чувствуют себя невольниками, потому что рады заточению! И, словно укутанные мягкой тёплой шалью, они и не думают бежать. Слова, звуки, шорохи… могут лишь разрушить то, что родилось в пространстве между ними. Для разговора им не нужно ни шёпота, ни тихого голоса, ни замысловатых символов букв, ни хитроумных и сложных иероглифов – абсолютно ничего, кроме безмолвных мыслей и сердечного трепета.
«За день мы строим сотни фраз и произносим тысячи слов…» – мысленно начала Марина. Алексей отозвался, приняв правила игры. «Но почему, скажи мне, пожалуйста, дорогая подруга, лишь одно из хитросплетений букв так взволновало меня?» Он знал, что на этот вопрос не найти ответа, но не сдержался. «Неужели? – будто удивилась Марина. – Разве оно и правда тронуло что‐то в твоей душе?» «Да, – не стал лукавить Лёша. – Оно будто коснулось голубой глади воды, на которой никогда не было даже самой ленивой ряби… Заставило бурлить, клокотать, бушевать, вскипать и чуть ли не выходить из берегов тот океан, который до сей поры не знал бурь, штормов, вихрей, цунами… Стихия злится теперь, будто потеряла, отпустив в открытое плаванье, нечто ценное, самое сокровенное, что имела. Безвозвратно упустила то, ради чего жила». «Невозможно, – неслышно прошептала девушка, прикрыв глаза. – И неужели… неужели это правда?» «Но если это не так, – жарко зашептал Алексей, – то как же объяснить эту лавину непонятных чувств? “Не совсем неправда” – понимай как хочешь. Майся от недосказанности и вопрошай небо. Да, воробушек, упустил я тебя! Что не нравилось тебе в твоём уютном гнёздышке? Зачем улетел, унёсся из родных мест, покинув хозяина? На свободе лучше? Но что делать без тебя мне? Как не сойти с ума от такой потери?» Не было сегодня Алексею покоя от вопросов. «Не надо волноваться и сходить с ума, – мягко начала Марина. – Вольной птице лучше на свободе, чем даже в самой богатой и роскошной клетке! Ничего не случится с этим маленьким пернатым непоседой. А стихия бушует от непонимания. Да, она потеряла важное, упустила ценное, лишилась сокровенного, но вместе с тем получила нечто большее, приобрела что‐то драгоценное и стала богаче. Она ещё не до конца осмыслила: грустить ли от потери или радоваться находке – оттого и свирепствует, буйствует, беснуется. И признайся, ты ведь сам хотел этого шторма, от которого разом смешиваются все чувства: печаль с радостью, тоска с весельем, угрюмость с ликованием. Не понять, что главенствует сейчас, а ясно лишь одно – ты никогда не забудешь это стихийно-счастливое бедствие».
Они ещё долго сидели вот так, ни слова не говоря, но продолжая свой разговор. Возможно, он был бы непонятен для постороннего, услышь он его: показался бы слишком сумбурным, банально-слащавым. Но для Алексея и Марины всё было ясно. Он был рад, что нашёл её, и безумно счастлив от того, что такой человек есть в его жизни, а она – ценила его доброе отношение, не пропускала важных слов, сохраняя их в сердце, в потаённой коробочке для приятностей, на всякий случай – вдруг пригодятся. Он не желал расставаться с ней и просто хотел быть для неё хоть кем‐то. Она знала всё и понимала многое, принимая общение с нашим чересчур замороченным героем.
Да, ничего необычного не произошло вчера, лишь «не совсем неправда» увидела свет. Понимай как хочешь это хитросплетение букв.
Марина вдруг медленно заговорила вслух, и голос её стал таять с каждым новым словом.
– Но нельзя ведь слишком долго стоять вот так – в размышлениях. Что делать на холодном перекрёстке одному? Лишь замерзать, дуть на ладони, выбирая верную дорогу. Не бойся ошибиться! Помарки, опечатки, мелкие порезы и ранки, сбитые колени… Сколько их было и ещё будет! Не страшись их! Да, порой бывает очень больно, но ты силён, ты выдержишь! В мыслях своих ты порой заходишь слишком далеко, находясь лишь в начале пути…
Последние слова девушки были уже еле слышны. Она растворялась в воздухе, стремительно теряя чёткость, становясь будто размытой фотографией. Последними ушли глаза… Алексей не мог помочь девушке и лишь смотрел на неё. До последнего. И вот он остался один. Безумный вихрь вдруг ворвался в пространство и, подхватив его, как невесомое пёрышко, закружил, увлекая за собой в неизвестность. Ослепительная белизна, пылающие обрывки предложений, догорающие буквы – всё это мерцало, вспыхивало и с быстротой молний проносилось сейчас перед его глазами, смешиваясь и запутываясь. Будто ни в чём неповинный листок, подхваченный ураганом, Алексей кружился, мотался из стороны в сторону, но ненасытному смерчу всё было мало. Он издевался, заставляя его снова и снова выписывать в воздухе фигуры высшего пилотажа. Алексей был не в силах сопротивляться и только ждал, что будет дальше. И будет ли что‐нибудь вообще.
