Kitobni o'qish: «Темный круг. Наследие Вассар»
Часть 1
Глава 1
Черан повел небольшой отряд потайной тропой в обход заставы, расположенной в глубине Инистого леса. Тропа пролегла вдоль старого тракта, соединявшего когда-то северную долину с землями, которые теперь принадлежали объединенному княжеству Кьянк. Черан знал, что рано или поздно она выведет их к некрополю. Это был единственный путь, где они могли проскользнуть к Вартияру, не опасаясь столкнуться с местными, но не только это беспокоило его. Что-то случилось с ним в долине, когда они миновали Серый перст. Для него всегда путь от Башни до Вартияра был тяжелым: долина не раз испытывала его кошмарами. В этот раз все было серьезнее: едва ступив туда, он ощутил свою уязвимость. Ему стало страшно. Красты перемену почувствовали сразу. Просто подошли к нему и сказали: «В тебе черная кровь, ты зря думаешь, что ее смогли вытравить лекари Бойдана. Если Сул-Уру будет угодно явиться в мир, этот безумный бог может забрать твою жизнь». Так ведь еще и добавили, уроды: «Для нас это хорошо». Им, крастам, наплевать – что на свою жизнь, что на чужую. Иногда лучше не знать правды о себе, даже сказанной крастами. Черан понимал, что рисковал, но обратного пути не было. Если удастся выполнить задание, сказал князь, это может спасти север. Ему оставалось надеяться только на везение.
Некрополь появился неожиданно. Позеленевшая от времени каменная стена полуразвалившейся крепости угрюмо нависла над оторопевшими путниками. Все остановились, прислушиваясь.
За стеной послышался шорох, потом сдавленный хрип. Черан оглянулся на спутников, знаком приказал следовать за ним, сам пошел быстро, бесшумно, стараясь не обнаружить себя. Встреча с возможными обитателями древних руин никак не входила в его планы, поэтому он свернул с тропы в подлесок. Отойдя достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, и выбрав подходящее место для наблюдения, он поднял левую ладонь, призывая людей остановиться.
Лазутчики, укрывшись в густой поросли, замерли, их зеленые одежды полностью слились с листвой.
Взгляд Черана был прикован к воротам: из его укрытия они хорошо просматривались. Некогда массивные деревянные створки, давно съехавшие с проржавевших петель, местами превратились в труху, осыпались ссохшимися мелкими осколками, неровным слоем разметанными ветром у входа. Что-то было не так. Холодком под кожу заползла и растеклась тревога. Краем глаза уловив неясное движение, он пригнул голову. Из-за набежавшего ветра обзор то и дело закрывало ветвями. Когда они в очередной раз разомкнулись, Черан впился глазами в пространство у ворот: тень, скользнувшая по поверхности стен, сгустилась в плотный туман и повисла над землей неопрятным черным пятном. Оно едва заметно подрагивало. Постепенно стали проявляться очертания того, что приводило его в движение. С трудом угадывалась верхняя часть человеческого скелета, укутанная темным одеянием, желтоватый череп, казалось, вот-вот сорвется с тонких шейных позвонков, руки, согнутые в локтях, костлявыми пальцами водят по воздуху…
– Нет! Нет! Не может…
У Черана перехватило дыхание, в глазах зарябило, тело обмякло и стало невесомым. Почудилось, что существо – если поднятых из могил можно назвать существами! – начинает раздваиваться. И вот уже их не два, а три, четыре… Сердце его стучало гулко, казалось, каждый его удар слышен за сотни переходов вокруг. Что-то в некрополе отзывалось на эти звуки как на призыв, и все новые и новые существа появлялись и тут же сливались в темную бесформенную массу, и эта масса подкатывала все ближе и ближе. Не стало леса, растворились в воздухе ворота – Черан был один на один с тьмой. Предательский стук в груди выдавал его. Или это не его сердце, а невидимый колокол задает ритм и сгущающимся, словно из воздуха, существам, и его крови, заставляя ее бешено биться в венах (еще чуть-чуть, и они не выдержат – взорвутся)? Бой колокола становился все громче, вызывая конвульсии темной массы. Черан судорожно сглотнул и зажмурился. Костлявая рука легла ему на предплечье, тисками сжимая разгоряченную плоть: под тонкими пальцами вспухла вена, в руке защипало. Он не понимал, сколько времени прошло, и есть ли еще оно – время. Когда открыл глаза, морок исчез. Вместе с ним пропала и жгучая боль в руке.
Он взглядом отыскал спутников: они лежали поодаль и пристально смотрели на него, ожидая команды. Он нашел в себе силы обернуться в сторону ворот: существо – на сей раз в одиночестве – все так же парило в воздухе. Медленно поворачивался на тонкой шее грязно-желтый череп, озирая окрестность пустыми глазницами. Черные провалы сильнее магнита притягивали к себе горящий взор уже почти не владеющего собой Черана. В тот момент, когда они неминуемо должны были пересечься, ветер предусмотрительно загородил человека спасительными осиновыми ветвями.
Черан резко упал на землю, вытянув назад руку с растопыренными пальцами, – весь отряд тут же вжался в землю. Сердце отчаянно билось в груди, опытный лазутчик не мог поверить своим глазам, но натренированное годами чутье кричало: «Бежать! Бежать! Не оборачиваясь!» Он едва смог успокоить колотивший его озноб и, как только ветер подул в их сторону, подал команду к немедленному отходу.
Лазутчики двигались осторожно, низко пригнувшись к земле, огибая каждую кочку, глубоко погружая руки в холодную мшистую массу, их зеленые плащи волочились по влажной поверхности пористого лесного покрова.
Только когда некрополь остался далеко позади, Черан разрешил всем подняться. Лесными тенями, бесшумно и стремительно, они двигались от дерева к дереву, следуя друг за другом. Он гнал людей от опасности, подчиняясь почти животному инстинкту, и только через несколько часов решился выйти на тракт.
Когда отряд лазутчиков с севера достиг своей цели, светило уже опускалось за полыхающие огнем вершины Парящих гор, заглянув напоследок в туннель, ведущий в катакомбы пограничного города.
Черан с трудом вспомнил название: Вартияр. Пережитый утром страх только-только отпустил его, но чернота туннеля снова напомнила об увиденном. Вместо того чтобы укрыться в подземельях, он принял решение остановиться на ночь в небольшой дубовой роще неподалеку от города.
Рядом с ним беззвучно приземлился один из крастов: плотная повязка на лице прикрывала уродливые глубокие рубцы на носу и скулах. Краст стянул с носа повязку, шумно вдохнул воздух и уставился на командира.
– Ты видел это? – просипел краст.
– Да, – не сразу ответил Черан, не понимая, что надо безносому.
– Это суггиш. Пока он не напился живой крови, будет только пугать.
Черан собирался с духом, чтобы сказать про руку, тот уже натянул на изуродованное лицо повязку и растворился в сумерках.
– Молись своим богам, что Сул-Ур выбрал не тебя, а одного из тех, чьи кости давно покоятся под землей, – услышал он голос краста уже из темноты.
«Оставался бы ты на своем острове, падаль безносая», – выругался про себя Черан и, устроившись между выступающих из земли кривых корней дуба, натянул на себя накидку.
Дружинник князя пытался отговорить его от похода и намекнул о странных гостях. Тогда Черан и представить себе не мог, что этими гостями окажутся красты – безносое проклятье рода человеческого, отрекшиеся от собственных корней, посвятившие жизнь служению Сул-Уру. И всё ради чего? Ради возможности быть незаметными для несыти? С ним пошли только трое, Черан не знал, куда подевались остальные.
Ночь была темной и теплой. Шелест листвы убаюкивал обострившийся слух Черана, погружая его в смутные видения. Липкая, вязкая дрема постепенно охватила его, но ему казалось, что он чувствует и слышит происходящее вокруг. Как он снова оказался у ворот некрополя? Лазутчик вскинул голову, потом завозился, устраиваясь поудобнее, где-то на полпути из не оставляющего его полузабытья удивившись произошедшей перемене: тяжелые деревянные створки ворот покоятся в массивных кованых петлях, – и провалился в сон. Он видел, как дрогнули ворота, как распахнулись створки, снимаясь с петель, рассыпаясь в пыль, тут же подхваченную ветром. Пыль черным облаком то взмывала вверх, то оседала вниз, то обволакивала его, и вот сотворилось, соткалось нечто, унеслось от Черана вдаль. Нет, навстречу… И вот оно уже почти рядом: желтый череп несет взбесившимся ветром… И уж не ветер ли это: «Чччччеррррран»? Зовет. Тело не слушается. Ветер свистит, колотясь, вырываясь как будто уже изнутри самого Черана. Он почувствовал дикую боль в глазах, схватился руками за голову. Что-то снова обожгло предплечье, полоснуло, словно ножом. Криком вырвал себя из сна и тут же занырнул обратно. Пришлось бежать по старому тракту, подчиняясь насланному кошмару.
Один из дозорных, завидев выдвигающийся из города отряд, долго пытался растормошить командира. Черан очнулся с трудом, замер, вслушиваясь в накрапывающий дождь, не сразу поняв, кто он, где он и что пытается сказать ему дозорный. Когда пришел в себя, отдал приказ укрыться в катакомбах.
Голос из кошмара по-прежнему преследовал его, нестерпимо громкий и пронзительный, болью отдавался в ушах, отражаясь от неровных стен городских подземелий. Предплечье жгло. Он на ходу распахнул рубаху, сдернул рукав и уставился на белесый отпечаток, слегка светившийся на коже. Не заметил, как скривился в ухмылке кравшийся за ним краст, когда он, спохватившись, нервно укутал руку, пряча от посторонних глаз появившуюся на ней метку.
После нескольких часов блуждания в темноте отряд нашел большую залу в глубине туннелей. И только когда зажглись костры, озарив подземелье неясным светом и согрев теплом, пришло успокоение. Боль, наконец, отпустила Черана, изрядно притупив и прочие чувства.
Приказ он выполнил: мрачная долина и Инистый лес позади, над ними – Вартияр. Его дело – ждать дальнейших указаний. Когда это случится и кто передаст указания, об этом Черан не должен думать: на службе у князя лишних вопросов не задают.
Черан взглянул на руку: похожая на паука метка суггиша медленно оплетала ее черной паутиной.
Глава 2
Через Вартияр тянулся широкий северный тракт. Город лежал почти на самом краю объединенного княжества Кьянк, оберегая земли от набегов свирепых северных князей, так и не смирившихся со своим положением и время от времени поднимавших головы. Зажатый краем вытянутого глубоко на северо-запад горного хребта, носящего название Парящие горы из-за неприступной высоты и частых, застревающих между вершинами облаков, и непроходимым Инистым лесом с севера и востока, он закрывал собой единственный свободный проход на юг и служил перевалочным пунктом для караванов торговцев, отваживавшихся войти в долину.
Возле восточной стены, окруженный невысокими зданиями, расположился трактир. Он был не единственным в городе, но самым известным среди приезжих торговцев: не побывать у Пирита, не переночевать в маленьких уютных комнатках, не выпить темного пива, сваренного радушным хозяином, считалось почти непростительной глупостью.
Пирит, владелец трактира, был человеком солидным, знающим, когда возвращаются караваны с севера, когда приходят товары с юга, он помнил имена всех торговцев и воинов, их сопровождавших. Трактирщик прекрасно ладил с местным градоправителем Лодином Харрасом, который иногда наведывался в заведение в компании своих верных сотенных, а в последнее время все чаще с примием Вейдой Легуром, что командовал большим северным гарнизоном Храна.
У Пирита был молодой помощник Дан. Он появился у него еще совсем ребенком. Закоренелый холостяк трактирщик всем рассказывал, что это сын его дальней родственницы, умершей при родах в деревне, и, чтобы не отдавать мальчонку в чужие люди, он, как единственный состоятельный родственник, взял его на воспитание. Деньше – так обычно называл юношу Пирит, а за ним и все остальные – исполнилось уже шестнадцать лет. Смышленый и расторопный, он с утра до ночи носился по трактиру и городу, выполняя множество мелких поручений, успевал помогать на кухне, а при случае и накрывать столы для важных гостей.
В свободное время Деньша торопился к черно-белой башне. Он любил слушать истории о битвах с суровыми северянами, о столкновениях с несытью и некромантами, о страхах северной долины, которые в редкий вольный час рассказывали воины из отряда градоправителя. Быть одним из них было его заветной, но – увы! – пока неосуществимой мечтой. Сам Лодин Харрас и его сотенный Пяст, к которому Деньша привязался со всем юношеским пылом, вызывали у него восхищение. Вообще-то настоящее имя сотенного было Айрин, Пястом его прозвали еще во времена его юности за могучую силу в руках, так с тех пор прозвище к нему и прилипло, да и он сам охотно на него откликался.
Пару лет назад Деньша с позволения Пирита попросил сотенного обучить его владению мечом. Тот поначалу ничего не ответил, но присутствовать на тренировках своих воинов не запретил. А спустя месяц вручил парню тяжелый колун, пояснив, что меч могут удержать только сильные руки.
Уже через неделю стараний ладони Деньши стерлись в кровь и непрестанно болели, но он упорно продолжал упражнения с топором, пока руки не окрепли, а нежная кожа не огрубела.
То, что Пяст со временем самолично начал обучать его, казалось Деньше самой большой удачей в жизни. Он хорошо помнил свой самый первый бой с учителем. Мало того, что он его проиграл практически сразу, еще и чуть было не расстался с рукой. Клинок Пяста с резким шипением врезался ему в наплечник, толкнув с такой силой, что незадачливый юноша пролетел несколько метров, перекатываясь с ног на голову, спиной врезавшись в хлипкую изгородь, – от удара она частью обвалилась, и ее пришлось восстанавливать. С тех пор Деньша избегал попадаться под удары Пяста, – он старательно нырял, уклонялся и пятился, открыто принимал их только в том случае, если был уверен в крепости своей руки.
За два года Деньша, конечно, успел поднатореть в учебных боях, и теперь даже Пясту было тяжело справиться с его яростными атаками, но победить опытного командира Деньше удалось лишь однажды.
В тот раз тоже сражались на двуручных мечах – излюбленном оружии сотенного. Вокруг площадки собрались солдаты и десятники. Деньша нанес удар первым, целясь Пясту в открытое плечо, – тот отступил, меч едва скользнул по нагруднику. Быстро перехватив меч, Деньша принялся наступать, но тщетно пытался зацепить Пяста: соперник держал глухую оборону. Казалось, у юноши нет шанса. Когда отступать было некуда, Пяст, отразив очередную атаку, сам перешел в наступление и уже приготовился выбить из рук Деньши оружие, но тот вдруг нырнул в сторону, перекатился и встал под лучи светила, ослепив сотенного отраженным от клинка светом. Этого мига Деньше хватило, чтобы нанести коварный удар. К его неописуемому восторгу, победа была признана всеми, но с тех пор, несмотря ни на какие ухищрения, ему не удавалось повторить свой успех.
Было еще утро. Деньша лежал наверху в своей комнате. Неясное чувство тревоги вот уже несколько дней томило его, не давало нормально спать. Тяжелые, душные сны, обрывки которых он вспоминал среди дня, уносили его куда-то, где он должен был бежать, бежать, бежать. Что-то вязкое, липкое, страшное гналось за ним, не настигая, но и не упуская из виду. Он просыпался, словно вырываясь из пут. Не одеваясь, Деньша подошел к окну: в это утро улица показалась особенно серой и тоскливой. Деньша связывал это с приближением времени, которое все называли Темный круг – время Сул-Ура, время, в котором ему, как и всем остальным, предстоит научиться жить. Пяст уже несколько раз отменял занятия, юноша, как мог, упражнялся сам.
Деньша прислушался: в трактире, обычно шумном, разноголосом, стояла непривычная тишина. Всех пожилых семейных слуг Пирит уже отпустил. Веселые разбитные служанки тоже одна за другой покинули пограничный город. «Малка», – проговорил тихонько Деньша и почувствовал, как весь заливается пунцовой краской. Молодая смешливая Малка стала его первой в жизни женщиной. «Вот уедут все девки из Вартияра, что же ты, бедненький, будешь делать? Хоть просветить тебя напоследок», – озорно смеялась она, видя, как он краснеет. Где ты теперь, Малка?
Он услышал голос Пирита: нужно было отправляться в город – на рынок и в мясную лавку, вечером в трактир собирались наведаться важные гости – градоправитель и примий.
Деньша вышел из трактира, как всегда, в сопровождении нескольких слуг (его смущали эти меры предосторожности, но Пирит был неумолим). Он шел по улице, степенно здороваясь с немногочисленными прохожими, – многие жители уже уехали из Вартияра. Еще недавно оживленный, рынок был почти пустым, лишь несколько лавочников продолжали торговать, остальные, свернув свои дела, тронулись вслед за горожанами в более безопасные районы Кьянка.
– Добрый день, Стап! – поздоровался Деньша с торговцем фруктами, расположившим свою лавку в крайнем торговом ряду, прямо на главной дороге к черно-белой башне.
– Добрый, добрый! – засуетился Стап. – Что сегодня, Деньша? Неужели кто-то из торговцев решился остановиться в нашем городе в такое время?
– Нет, разъехались все уже. Мы пока никого не ждем.
– Храни нас, Сиана-Яра! – захлопал себя по пухлым бокам Стап и вдруг перешел на шепот. –Деньша, опасайся храновников, они, не ровен час, начнут лютовать, – он быстро закивал белой головой, не отпуская юношу взглядом.
Деньша принялся осматривать фрукты.
– Хранители изловили темного? – он спросил без особого любопытства, всем своим видом показывая, что его больше интересуют яблоки, вываленные на отдельный небольшой прилавок. Дела Храна были закрытой темой, он не хотел ее продолжать, да и глаза и уши храновников были повсюду.
– Ну, пока еще нет, – непрестанно озираясь, продолжал седовласый торговец. – Только кто же знает, как они это определяют? Страшно становится жить, Деньша, день ото дня страшней.
На лице торговца действительно читался страх, но Деньше показалось, что старый хитрец слишком уж внимательно на него смотрит.
– Нас не касаются дела Храна, – ему хотелось скорее прекратить этот разговор. – Давай лучше на фрукты твои посмотрим. Мне яблоки нужны, красные, сладкие.
– Конечно, конечно! Смотри! – Стап тут же поспешил поставить на прилавок целую корзину красных яблок, обильно покрытых воском, после чего полез в какой-то ящик и принялся, по-стариковски кряхтя, выкатывать небольшой бочонок.
– Мне только яблоки, – замахал руками Деньша, пытаясь остановить услужливого торговца.
– Да ты попробуй! Это же знаменитое Лисское! Клянусь, градоправитель будет в восторге от такого вина, его редко найдешь в наших краях.
Стап откупорил бочонок и налил немного рубиново-красной жидкости в два маленьких деревянных стаканчика, протягивая один Деньше.
– Попробуй!
Закатив глаза, торговец шумно втянул воздух.
– Чувствуешь запах? Так пахнут весенние цветы на лугу. А вкус! Порази меня, Сул-Ур, какой божественный вкус! Восторг, правда?
Юноша пригубил вино. На вкус оно показалось ему похожим на смесь орехов и кислой вишни, аромат сильно ударил в нос, он поморщился: «Как такое можно пить?», но сделал глоток, чтобы не обидеть торговца.
– Думаешь, градоправителю Харрасу оно придется по вкусу? – продолжал морщиться Деньша, чувствуя, как внутри растекается приятное тепло.
– Конечно! Это лучшее вино во всем Кьянке! – подбоченившись, похвастался Стап.
– Сколько хочешь за бочонок? – юноша нахмурил брови.
– Скромные семьдесят медных монет меня вполне устроят, – хитро улыбнулся торговец.
– Семьдесят монет? Слишком дорого, Стап! Может, договоримся на пятьдесят? – начал скидывать цену Деньша.
– Мало, могу уступить тебе десять монет как другу! Но с одним условием, Деньша: ты расскажешь градоправителю, у кого купил это прекрасное вино.
– Хорошо, давай бочонок и яблоки за шестьдесят, тогда расскажу не только градоправителю, но и другим гостям.
– По рукам! – Стап радостно протянул руку.
Деньша отсчитал монеты и отсыпал ему увесистую горсть. Тот пересчитал их и с довольным видом отдал товар.
Юноша еще некоторое время провел на рынке: купил овощи, в мясной лавке сторговал добротную свиную вырезку, выбрал несколько пахучих приправ к ней – и поспешил вернуться в трактир.
В пустом зале слуги составляли столы и готовили приборы.
Пирит встретил Деньшу на кухне. Он разложил купленное на большом столе и, внимательно осмотрев бочонок, вскрыл его.
– Где ты раздобыл Лисское? – он удивленно поднял густые брови.
– Стап предложил, – Деньша завязывал фартук, готовясь помогать Пириту.
– Много отдал? – прикрыв глаза, Пирит вдохнул аромат вина.
– Шестьдесят за бочонок и корзину яблок.
– Дороговато, конечно, но сегодня мы его точно продадим: наши знатные гости любят раскатать бочонок вина за ужином! – Пирит уже предвкушал удачный вечер. – Стап меня удивляет! Где он находит такие товары?
– Я не спросил, где он его достал, но, думаю, у торговцев, что ушли с караваном на север. Может, они направились в Прочицу к бояру Титу предлагать южные диковинки? – предположил Деньша.
– Они же три дня назад выехали, я вроде осматривал их товары, но бочонки не приметил, – слегка прищурился Пирит.
– Как тут приметишь! У нас столько гостей было, только и успевали огонь в печи поддерживать да постели стелить, – Деньша начал доставать нужную ему кухонную утварь.
– Да, да, – с готовностью поддержал Пирит. – Хорошее время было. Сейчас, конечно, будет затишье, но и отдыхать порой нужно. Сегодняшний вечер обещает быть добрым!
Пирит снова повеселел и принялся разделывать сочное мясо, разрезая его поперек волокон на длинные куски, ловко извлекая жилы.
Деньша вымыл и нарезал овощи, достал из большого погреба недавно собранные грибы и принялся тушить их на сковороде. Работа на кухне закипела.
Вечером, когда светило Сиана-Яра почти спряталось за верхушками Парящих гор, а тень от высокой башни растворилась в спускающемся на город сумраке, в трактир вошел градоправитель Лодин Харрас. Деньша в который раз залюбовался гостем. Он был красив, достаточно высок и, несмотря на свой уже не совсем молодой возраст, крепко и ладно сложен. Все в нем выдавало человека, знающего толк не только в баталиях. Его темно-русые волосы, почти достававшие до плеч, были откинуты назад, открывая высокий лоб, прочерченный тремя уже довольно заметными морщинами; прямые брови слегка нависали над темно-синими глазами; тонкая линия губ пряталась в изгибе вытянутых в стороны четко очерченных усов; острый подбородок прикрывала короткая, но густая бородка, упиравшаяся в белоснежный воротник рубашки. Одет он был подчеркнуто просто: темный дуплет с длинными рукавами, тканевые перчатки на руках, сидящие по фигуре штаны, заправленные в высокие, почти до колен, сапоги из мягкой кожи. Лишь шею украшала толстая, не лишенная изящества золотая цепь с подвеской, инкрустированной сапфирами. Деньша – и в этом он был далеко не одинок – испытывал трепет, когда видел Харраса: даже походка его казалась ему особенной – напоминала крадущегося к добыче могучего саблезуба. Из рассказов дяди Пирита Деньша знал, что сегодняшний градоправитель Вартияра за особые заслуги в Аларской войне получил от Архипровида Храна Сулгрика титул здебора (побеждающего) при молчаливом единодушии Высокого совета – единственный во всем Кьянке. Последние слова трактирщик произносил обычно с придыханием и делал после них многозначительную паузу.
Лодин Харрас явился в сопровождении своих верных сотенных: Пяста и Рукона. Первый, одетый, как всегда, в одежду мышиного цвета, был здоровяком, на полторы головы выше здебора, с простым небритым лицом и коротко стриженными волосами. Рукон же был одного роста с Харрасом, всегда носил черную, плотно прилегающую к телу одежду, его угольно-черные жидкие волосы были собраны в хвост.
Гости сели за большой стол и сразу попросили по кружке пива и немного закуски. Пирит велел Деньше подать жареного мяса с тушеными грибами к пиву, сам же, коротко переговорив с Харрасом, вышел на улицу дожидаться примия.
– Деньша, приветствую тебя! Давно тебя не видел! – огромный воин, походивший на медведя и обликом, и походкой, приветливо улыбнулся юноше.
– Добрый вечер, господин Айрин! – Деньша скромно улыбнулся в ответ. Даже в тусклом освещении трактира было заметно, что у юноши глаза разного цвета: один – голубой, похожий на морскую волну, накатывающуюся на белоснежные пляжи, второй – почти черный, с грязно-желтыми пятнами.
– Мы с Руконом ненадолго, принеси еще по кружке пива! – попросил Пяст, на что Рукон недовольно хмыкнул. Деньша побаивался его: Рукон редко менялся в лице и почти никогда не улыбался. В городе его прозвали вороном, то ли из-за привычки всегда носить черное, то ли за горькие вести, что он часто приносил в силу особенностей своего дела, в любом случае на окружающих он производил тягостное впечатление.
Деньша живо метнулся в кухню, наполнил кружки пивом, поставил их на поднос и осторожно пошел к гостям.
Пяст, привалившись грудью к столу, что-то вполголоса рассказывал спутникам. Заметив приближающегося Деньшу, он умолк и заулыбался, расправляя насупленные брови: юноша вызывал у него симпатию.
– Господин Харрас, позвольте предложить вина к мясу. У нас как раз есть Лисское, говорят, замечательное, – осмелевший Деньша обратился к градоправителю.
– Неси, – коротко ответил Харрас.
Деньша вынес три бокала с Лисским вином, Пяст и Рукон не выказали воодушевления: им больше нравилось пиво. Харрас, напротив, был явно доволен.
Вскоре в трактир в сопровождении Пирита вошел примий, облаченный, как обычно, в светлую стеганку в пол. Он был хмур и тяжело шагал по деревянному полу. Завидев примия, сотенные спешно допили пиво и попрощались с градоправителем, молча поклонившись вошедшему. Проходя мимо Деньши, Пяст похлопал его по плечу и протянул ему один серебряный.
Пирит, подтолкнув Деньшу в кухню и наказав ему не высовываться без надобности, плотно закрыл дверь в зал.
Эти встречи в трактире начались с прошлого лета и затягивались обычно за полночь. Деньше всегда было очень любопытно, о чем его дядя может разговаривать так долго со здебором и примием, но, давно усвоивший уроки Пирита, никогда его не спрашивал.
В этот раз Пирит вернулся довольно быстро.
– Вынеси им еще вина и мяса. И не задерживайся там, – забеспокоился трактирщик.
Юноша вынес гостям еду, с достоинством принял протянутые Харрасом два серебряных и удалился, оставив гостей одних.
– Три серебряных за ужин?! Ну, хорошо, вечер удался, завтра можешь отдохнуть. А будет ли еще у нас работа, посмотрим, – тяжело вздохнул Пирит.
Харрас и Легур тихо разговаривали, сидя в самом конце вытянутого помещения. Ночь уже опустилась на город, и в зале зажгли восковые свечи. Лица здебора и примия тускло освещались подрагивающим пламенем.
– Какие вести с заставы? – спросил Легур.
– Айрин проверил: там тишина. Но, думаю, надо ее опять заселить. У некрополя неспокойно, люди рассказывают всякое, – Харрас был явно озабочен.
– Плохой знак, – задумался тот. – Сколько лет затишья, а тут снова начинается.
– Опять некромант? Что думаешь, Легур?
– Некромантов уничтожили в Аларской войне, но пренебрегать такой догадкой не стоит.
Легур еще раз обвел взглядом трактир, затем спросил, кивнув на закрытую дверь в кухню:
– Не пора ли отправлять в Мидив?
Харрас пожал плечами и молча забарабанил пальцами по столу.
– Пока не ясно, – проговорил он. – Чутье Пирита никогда не подводило. Он следит – мы спокойны.
– Как госпожа Клари? – сменил тему Легур.
– Хорошо все с ней, читает много в последнее время, все больше хроники.
Легур внимательным долгим взглядом посмотрел на здебора и все-таки решился сказать:
– А ведь твой сын сегодня вполне мог быть чуть моложе Ариана. Да, Лодин… Сейчас, может, не ко времени разговор, но, приняв разумное решение, кто знает, не свернули ли вы с того пути, которым должны были пройти вместе с Клари? Мы ведь не можем ни с какой долей уверенности сказать, что ваш ребенок унаследовал бы: дар или проклятие.
– Если не можем, то и говорить об этом не для чего, – отрезал Харрас, явно не желая продолжения темы.
Легур умолк. Затем, наполнив бокалы вином, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Сейчас, всего на несколько минут, он, примий, хранитель северных пределов Кьянка, мог позволить себе расслабиться. Он в какой-то степени чувствовал себя в ответе за союз здебора с Клари Вассар: женившись на ней, Харрас пошел против воли Сулгрика и Высокого совета, и Легур поддержал друга. Сулгрик настаивал на необходимости передачи всех будущих детей Клари под покровительство Храна, Харрас отказался от самой возможности иметь детей. Но Легур сомневался в правильности этого решения.
– Как бы хотелось съездить на юг этой зимой! Что скажете, здебор Харрас? Отправиться в столицу, а затем в Лисскую долину. Там делают такое вино! – примий, всем своим видом показывая, что сказанное им перед этим не что иное, как мысли вслух, закатил глаза, погружаясь в приятные воспоминания. – Вокруг цветут пышные сады, большие виноградники раскиданы по восточной части холма. Можно весь день отдыхать на солнце и купаться в озере, пока тут бушует буран, заметая город снегом, – Легур зачарованно смотрел в окно.
– Скучаешь, друг? – улыбнулся Лодин.
– Конечно! Занесло меня на самый север… До сих пор не могу привыкнуть к холоду! – примий недовольно заерзал.
– Боюсь, что скоро нам всем нужно будет привыкать к холоду, – печально улыбнулся Харрас.
– Будем надеяться, что наши предположения верны, и мы не ошибаемся. Сулгрик уверен, что начнется все в Инистом лесу. Или уже началось, судя по вестям?
– Как знать… Надо успеть вывезти людей. Мне сообщили, что на местах все подготовлено к их приему. Еще неделя – другая, и в городе останутся только те, кто способен его защищать.
В это время раздался громкий стук в дверь, выскочивший из кухни Пирит ввел в трактир незнакомца. Вслед за ними вошел Рукон.
– Послание от Ставра из Низины, срочно, – сказал сотенный.
Гонец протянул здебору свернутую в трубку бумагу и отошел к выходу.
По мере того, как Харрас читал письмо, прямые брови его округлялись. Прочитав, передал его примию, сам в это время осторожно снял тонкие тканевые перчатки: это был знак глубочайшего неудовольствия, он редко снимал их даже в жаркую погоду.
Легур, дочитав до конца, уставился на гонца.
– Велено что-то передать на словах?
Тот отрицательно покачал головой.
– Тогда свободен, обратно пойдешь с нами, – распорядился Харрас. – Рукон, отряд должен быть готов, на рассвете отправляемся в Низину.
– Вот и началось, – проговорил здебор, когда они с примием вновь остались одни.
Известие, которое они получили, не могло не озадачить их. Староста Низины Ставр писал о том, что деревенские наткнулись на отряд северян, пробравшийся из долины через Парящие горы. Не было бы ничего удивительного в этом известии, если бы не то обстоятельство, что среди них были обнаружены красты – странный закрытый народец, о котором известно было немного, но то, что известно, очень настораживало. Слухи ходили, что они слуги Сул-Ура, во всяком случае, несыть их не чует. Единственный северный князь, которому они могли бы подчиниться, был некромант Бойдан. Если их послал Бойдан, то что нужно ему в Кьянке? С какой целью он тайно отправил сюда крастов?