Kitobni o'qish: «Ландшафт незнакомой земли»
«Под именем географического ландшафта, следует понимать область, в которой характер рельефа, климата, растительного покрова, животного мира, население, и, наконец, культура человека сливаются в единое гармоничное целое, типически повторяющееся на протяжении известной (ландшафтной) зоны Земли».
Академик Л.С. Берг, 1925 год
От автора
Ландшафт в переводе с немецкого означает «местность.»
Супрематизм. (лат. supremus – высший) – формалистическое течение в живописи начала 20 века; произведения супрематистов представляли собой комбинации цветных геометрических фигур или объёмных форм.
Сюрреализм. (фр. surrealisme буквально сверхреализм) – сменившее дадаизм направление в авангардистском искусстве 20 века, объявляющее своей задачей бесконтрольное, автоматическое воспроизведение сознания и особенно подсознания, что порождало причудливо – искажённые сочетания и сращения реальных и нереальных предметов.
Дадаизм – (смотри Словарь иностранных слов 1989 год, Москва)
Эта повесть написана совместно с чернобыльцем и моим сослуживцем по тюменской пожарной роте, 29 полка химической защиты Сибирского Военного округа, Владимиром Подберёзкиным ещё тогда, когда мы были молодыми… относительно нашего теперешнего возраста, конечно. То – есть, в те самые «лихие девяностые», ознаменовавшиеся взрывом космического корабля «Челленджер», гибелью теплохода «Нахимов» на траверзе Новороссийска, крушением теплохода «Булгария» на Волге, взрывом 4 реактора Чернобыльской АЭС имени В.И. Ленина… «наездами», «разборками», «стрелками» и перестрелками многочисленных бандитских группировок, терроризировавших даже крупные города…
А название повести дал мой сын Денис, спустя несколько лет по её написанию и попал в точку. Сколько бы времени ни прошло, мы – (чернобыльцы, «ликвидаторы», «зелёные роботы»), всегда останемся с тем временем – весной, летом и осенью 1986 года. Это было лихорадочное и бестолковое время, после взрыва 4 блока Чернобыльской атомной станции. И ландшафт, для многих «действующих лиц», призванных «на учебные сборы», действительно незнакомой земли, во всех его смыслах был странен…
Всякое было после возвращения с Украины: те, кто героически работал на АЭС, дома потеряли остатки нравственных ориентиров, подорванных окружавшей их действительностью, мало напоминавшей виденную в кино или на многочисленных плакатах – призывах. Не все, разумеется, но значительная часть моих и не только моих сослуживцев. Удивительно, как, несколько месяцев, проведённых, вдали от своей малой Родины, действуют на человека, превращая его в весьма странное и временами даже опасное существо. Мы (страна и мир), это видели позже, и на примере «афганцев», и на примере, «чеченцев». Впрочем, понятно что, данная повесть, не только о чернобыльцах как таковых, а о всех нас – гражданах великой по площади, но очень, очень своеобразной страны, перманентно пребывающей на ликвидации последствий, то одного, то другого «Чернобыля».
Но, как бы там ни было, повесть написана, и ждёт своего читателя. Будет ли она опубликована при моей жизни – не знаю… Как не знаю, будут ли опубликованы другие наши работы, рассказывающие о жизни чернобыльцев в последующие годы.
Владимир Григорьевич Подберёзкин не дожил до сегодняшнего дня. И это беда не только его семьи и его немногочисленных друзей – это беда большой литературы – Владимир был настоящим писателем, на творчество которого, как водится, не обращали должного внимания те, кому «по штату положено». Даже Омские чернобыльцы, к которым я не раз взывал с просьбой «напрячься» и издать хотя – бы одну его книгу… Но я надеюсь, что его дети – Лиза и Олег, или их дети, когда-либо, но прочтут эту повесть и другие наши совместные прооизведения. Во, всяком случае, я постараюсь, как сейчас говорят «выложить» эти работы в Интернет. А там – видно будет… Я говорю «видно» потому, что сегодня Литература стала коммерческой дисциплиной, что весьма печально. Творческие Союзы зачастую! печатают таких авторов, «непосильные труды» которых, приводят в недоумение и мазохистский восторг, буде ознакомишься с таковыми. Я полагаю, что во времена «Серебряного века» – те писатели (поэты), узрев многие сегодняшние творения, застрелились бы. От тоски и стыда за современную нам литературу…
Александр Иванович Аханов, один из ликвидаторов катастрофы на ЧАЭС 1986 года (22 мая – 18 августа)
Официальная («разрешённая») доза облучения 22 рентгена, 071 миллирентген.
Глава первая
Вечерело. Зимой это рано происходит. (Надеюсь, что я здесь, не сделал никакого открытия, иначе придётся оформлять заявку на изобретение, а это такая возня…) А унылый январь не спасают даже праздники – это один из самых треклятых месяцев года. Потому что зима, потому что холодно. Разумеется, февраль и март тоже скукоженные и унылые к безоблачному счастью, вряд ли призывают. Ощущаешь себя в Большом космосе, где холодные метеориты летают туда – сюда, и где одиноко, так одиноко, что хочется завыть и залить… что я, конечно, и делаю. Наливаю себе стаканчик водки, (маленький! маленький!) выпиваю его и снова смотрю в окно, на унылый городской пейзаж, суетливых людей и стараюсь понять, какое-такое, очарование некоторые сумасшедшие находят в зиме?
За что её любят? Если, разумеется, они её действительно любят, а не прикидываются перед честным народом. «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая» – легко писать такие строки, сидя в натопленной не тобой комнате, а чтобы её натопить, сколько всяческих действий, в том числе и на морозе произвести нужно? Понятно, что где-нибудь… там… во Франции или на Кавказе, где зима коротенькая, как воробьиный клюв, её можно пережить… да в той – же Псковской или в Новгородской области в конце – концов… ну вот… снег начал падать… Бр-рр! В душе что – то со скрипом переворачивается, переваливается с боку на бок. Пытаешься посмотреть на себя со стороны: вот стоит человек возле окна, смотрит на ранние сумерки, на то, как падает снег, на хаотичное перемещение сограждан, отчего-то напоминающее предсмертную суету отравленных тараканов. Это мне напоминает карикатуру, виденную в какой-то газете. Лежит на спине таракан, дёргает лапками, а второй таракан у него спрашивает: Брейк? – Дихлофос, – отвечает лежащий.
Вот стоит человек, у дорогого окна (спецзаказ, тройное стекло, с улицы – теоретически никакого шума!) в квартире заставленной или захламленной – всё едино! дорогой, почти изысканной мебелью. Кроме тиканья похожего на булыжник пролетариата будильника (от бабушки остался, память), да шуршащего холодильника ни единого звука, потому что раннее утро… соседи давно ускакали на работу, тихо и сумрачно, пахнет пылью, хотя пыли, на лакированно – полированной мебели и таких же полах не обнаружить. Также тихо и лакированно на той самой душе, где под слоем быта похоронены лучшие надежды юности и зрелой молодости. И во многом это благодаря научно-техническому прогрессу, который, как известно – не остановить. А, впрочем, об этом речь впереди…
Пистолетным выстрелом щёлкнул, оборвав мою личную жизнь, замок входной двери, а за секунду до этого (вот тебе и раннее утро!), ещё одни соседи, этажом выше, пара ограниченных, но вряд-ли подозревающих об этом зануд и дебилов и такие же дети – включили какую-то идиотскую музыку. Бум-бум и трах-трах – вся «мелодия». Дебилы упивались канонадой, как дикари сырым мясом. Мне, в самом деле, интересно, а, сколько у них извилин и вообще, помнят ли они о том, что у них есть мозг? И так, к случаю. Сейчас, временами, «наиболее продвинутые» кретины-автомобилисты устанавливают в свои колесницы мощнейшие усилители звука с такими же мощнейшими динамиками. И носятся по городу, «гордые и независимые», бухая дурацкой музыкой «изо всей дурацкой мочи», как заметил один поэт, правда, имея в виду, не этих кретинов. И нет на них никаких законов, как ни странно…
Если, допустим, за стеной твоей квартиры ночью гремят соседи, можно обратиться в милицию и там обычно реагируют. А если под окном твоей квартиры, а, стало быть и под окнами всего дома гремит «музыка» из чьего-то авто – это нормально, это ненаказуемо. Всё странно в этом мире!
– Тётя Оля умерла, – лицо у вошедшей в комнату жены было такое, будто она только что совершила нечто совершенно непристойное, в котором трудно признаться. Ну… допустим, украла у кого-то кошелёк с последними деньгами. Без особого удовольствия вдохнула воздух. Лаванда в нашей квартире не росла, впрочем, герань тоже. Был кустик столетника – алоэ, но к данному рассказу он не имеет никакого отношения, тем более, что за всё время своего вполне благоприятного существования он ни разу не цвёл.
Я вообще не знаю случая, чтобы у моих знакомых, у знакомых знакомых и так далее, цвёл этот, пусть и полезный, но очень своеобразный продукт африканской природы…
– Опять пил?
– И ещё курил, сознался я. Вряд ли бы она поняла, что за окном такая безразмерная тоска! Вот тётя Оля это понимала, оттого и умерла. Не выдержала. Я бы тоже не выдержал, если бы время от времени не употреблял. А что? Вон, все французы если не пьяницы, так наркоманы (я имею в виду писателей да художников!) а какие произведения миру являют? Правда, тут известная всем палка, точно о двух концах, но отчего-то и искусствоведы, и писатели, и учителя старательно обходят тему: А в самом ли деле так гениальны работы наркоманов и запойных алкашей, ежели без поллитра красного вина в желудке или «дозы» в вене, причём каждый день, они и творить толком не могли?! Дега, Пиаф, Ренуар… Тулуз – Лотрек… Да и наши так называемые деятели культуры, чем от них отстали? Тот же Даль.(Не писатель!!) Тот же Астафьев. А Шолохов как закладывал? А Шукшин? Вова Высоцкий… Мне потому и не стыдно, тем более что я ещё и не наркоман, как известный всем актёр театра и кино, и быть таковым не собираюсь. Да и не пить, как говорят нам, нельзя. Нам это тем, кто по тем или иным причинам побывали в известное время и в известном месте, о чём сообщал ранее и расскажу далее…
И вообще, как я слышал, мужчины и женщины думают разными полушариями мозга. И потому редко понимают друг-друга. Не смотря на это, тётю Олю следовало бы помянуть. Немедленно! Ведь она ещё на один шаг приблизилась к пониманию истины. Это значительно отдалило её от нас… А с другой стороны – кто знает? – Кстати, родная моя, а кто такая тётя Оля? Вы что, вместе работаете? То есть, я хотел сказать: работали… Ведь она того… этого…
Роза – Малина включила свет. Иногда я не перевариваю электрический свет! Особенно люминесцентный! Он искажает цвета предметов. Быть может потому полотна старинных мастеров, писанные при свечах да керосиновых лампах такие живые?
– Ты уже пропил все мозги! – услышал я голос любимой женщины. С этим было трудно согласиться, но возразить мне не дали – Это же тётя Оля! Из деревни, которая! Дядя Ганс муж её… был… Не помнишь?! Maine Tante, Dummkopf! (Моя тётя, дурак!)
Моя супруга была немкой, пусть и «русской», но тем не менее…
– Ага… Смутные тени явились предо мной и…
Мне – почему-то, представился покрытый пылью чёрный гроб, стоящий на козлах для распиловки дров в некоем полутёмном сарае. Там ещё хранился уголь. А с потолка свешивались замученные жизнью и бездействием веники. Берёзовые.
– А-а! ну так бы и сказала, что это тётя Оля! – чёрт меня возьми, кто это такая? – Гм! И что теперь? Мы поедем на похороны? А потом на девять дней? А потом… Перспектива! Неизвестные мне лица, пьяные разговоры, деревня, снег… Праздник! В смысле – большое развлечения для местных дам, поскольку не раз слышал, как на поминках после пары – тройки «стакано́в», тема грусти вдруг сменяется темой веселья и – пошло!
– А, этот – то…
– А, она!
– Да-ааа… Стерва-аа…
– А Манька, а Манька-то, за Федькой ухлёстыват!
– Да-аа!
За левым плечом злорадно хохотнул Чёрный ангел, припёршийся для этого специально из земель филистимлянских – вот ведь скотина, всегда подбивает нас на всякие гадости! Оно и понятно – откуда родом?! Не он ли, вражий сын, взорвал Четвёртый реактор на Чернобыльской станции, свалив все последствия на её руководство, академика Александрова и Политбюро?! Он то свалил, а разгребать завалы, образовавшиеся после взрыва реактора, пришлось в том числе, и мне. Приятного, скажем, маловато… А как утверждал наш полковой врач, сам изо всех сил употреблявший (быть у воды и не напиться?!), спирт – самое действенное лекарство против последствий облучения. Разве можно пренебречь его советами, когда других-то не вдруг получишь от нашей медицины?
Я нисколько не преувеличиваю и не клеплю на потомков Асклепия и Авиценны! Дело в том, что нас, чернобыльцев – «партизан» или «зелёных роботов», после возвращения из Зоны, долгое время вовсе не хотели замечать, Те, которые поднялись выше по иерархической лестнице. Не замечали, в том числе, возможно, и по экономическим причинам. И болезней наших соответственно тоже не было… Впрочем, и сегодня некоторые врачи – учёные, профессора упрямо утверждают, что тот уровень излучения, что «в среднем» был на Чернобыле вовсе не так вреден, как это представляют непрофессионалы…
Оно и понятно – радиоуправляемые механизмы от воздействия «полезного излучения» выходили из строя, а людям хоть бы хны!! Они развлекаться на ЧАЭС приехали, а как же! На крыше Третьего блока, где работала в том числе и наша пожарная рота, все эти железяки глохли, а люди, МЫ, солдаты – работали без сбоев… Развлекались мы так… для собственного удовольствия…
Вот и сейчас, Диавол, предвкушая развлечение не без пользы, потирал руки. А вот Силы Добра, стало быть, престолы и власти, пока хранили выдержку и хладнокровие. Им было не привыкать. Одно странно. Отчего это, казалось бы, имена собственные в Данном случае пишутся уничижительно с маленькой, прописной буквы? «силы», «власти», «херувимы»? Значит, не такие уж они «силы» и «власти» как нам церковники представляют! Не такие уж начала… Не зря говорили умные древние авторы, которых было не так уж и мало, касательно того, что не каждому слову (а особливо писанному религиозными «авторитетами»), нужно верить! Но умным писателям как раз и не верили, а хитрым попам – таки да…
Супруга, любимая Роза – Малина пожала плечами.
– Да нет, её уже похоронили. Другие родственники. Осталось наследство. (Дьявол явственно и дружески похлопал крыльями, выронив небольшое, лёгкое как пух! пёрышко… Скорее всего, это был Мефистофель, а кто там ещё соблазняет металлом?!
– На земле весь род людской…да вдоль по Питерской, да по Тверской – Ямской…)
…наследство… донеслось откуда-то издали. А! Супруга…
– Иконы? – вырвалось у меня.
– Дом с постройками. Двадцать соток под огород. Тридцать пять соток под сенокос. Десять кустов смородины. Десять крыжовника. Малинник. Чернозём! Всё это нужно продать.
Пауза. Все бесплотные сохраняли нейтралитет. Силы берегли силы… начала не могли начать, а власти взгромоздясь на престолы, мечтали о чём-то своём…
– Зачем? – я удивился. – Мне они нисколько не мешают.
– Да? А зачем оно нам нужно? Ты хочешь пожить в деревне?
Интересный вопрос! Я даже никогда не думал об этом. Жить в деревне и по всякой, самой незначительной нужде бегать по сугробам? Носить из колодца воду, коромыслом отбиваясь от стаи голодных волков?! Хотя, конечно – если взглянуть на ситуацию в другой прицел – в этом имелась определённая доля романтики.
– А летом рыбалка, да? Грибы там, разные. Ягоды всякие… Кони по утренней росе… Воробьи… Навоз… Ну да, он самый! Значит, неправ был Карел Чапек – мир катится в правильном направлении!
– Ты что? И в самом деле, хочешь пожить в деревне? – Большое и горячее тело любимой всколыхнуло атмосферу. – Это тебе не дача, куда тебя не всякое лето загонишь! (У Розы была маленькая дачка, кусочек земли сотки в три-четыре прямо за городом. Досталась по наследству. Так, кое-какие грядки да цветы…) Кроме того, там действительно пахнет навозом! Много мух и нет ванны. Вода в колодце. Тебе этого не выдержать. И причём здесь твой друг? И вообще, почему раньше я о нём не слышала? Ты, как помнится, его к нам не приводил…
С женщинами порой, бывает чертовски трудно разговаривать. Понять, что ими движет и вовсе невозможно. Нет… вообще то, в друзья ни Чапек ко мне, ни я к нему не набивались, но если бы он был жив, я бы с удовольствием пропустил с ним пару десятков кружек чешского доброго пива!
– Ты меня совсем не слушаешь! – вопль жены сбивает начавшие плестись ажурные мысли в кучу.
– Давай помянем тётю Шуру!
– ТЁТЮ ОЛЮ! – молния в мою ничтожную сущность. От электричества потрескивают волосы. Густо пахнет озоном. – У нас на поминках не пьют!
У них, это у немцев. Роза – Малина, как я уже сказал, была из тевтонов. На самом деле мою жену зовут Лена. Елена. Ну, Ёлка, в крайнем случае. А имя – прозвище Роза – Малина дал ей я, когда мы только познакомились, уж больно кстати и некстати она краснела, когда я в первый раз потрогал её, а потом хотел поцеловать. Дело было в малиннике, на усадьбе ее тёти Томы в деревне близ Омска. А в деревне жили почти исключительно немцы. Переселённые в Войну с немцами же, с берегов Волги, потомки тех, которых в своё время, приглашали в Россию и Пётр I и обе Екатерины. Ясное дело – пособники Гитлера, иначе на кой чёрт товарищ Сталин, их, аж сюда, переместил?! Правда, он «на всякий случай» переселил сюда и вообще «в остальную Сибирь с Казахстаном, Киргизию впрочем, плюс тож…» и калмыков, и татар крымских и чеченцев с кабардинцами и прочая и прочая…
Трудно понять иной раз замыслы стратегов, а Сталин был таковым, что бы там про него не плели сегодня… Да, во многом был неправа. Да, но во многом – прав! Как писал в своё, впрочем, не такое уж отдалённое время в одной из немецких газет, некто Францоз: «Jedes Land hat die Juden die es ferdint» – (Каждая страна достойна своих евреев.)За грамматику фразы не ручаюсь, но смысл – тот!
Пунцовая, как самый настоящий цветок семейства розоцветных (спасибо товарищу Линнею за классификацию!), но попавшая по недосмотру в список сорняков (тут Карл не при чём!), Роза – Лена невзначай прижалась ко мне и почувствовала, что этим дело не кончится. Ну а я это знал с самого начала…
Ну, ладно. Я – то-русский. С изрядной примесью, возможно… татаро – монгольско – кавказской крови, о чём говорят некоторые антропологические признаки но – русский. И у нас более гуманные обычаи относительно умерших родственников. И тем более потрясённых нежданным известием родственников усопшего.
Кстати, о татарах. Последние разыскания многих теперь учёных и мои собственные размышления после прочтения ряда источников (да Льва Гумилёва взять, к примеру или Егора Классена) – вовсе не подтверждают наличие гигантского количества татаро – монгольских войск, тем более что татар у монгол, было вовсе ничего. Совсем не было по причине их безвременной кончины от рук Чингисхана… А вот китайцев, узбеков, русских и итальянцев было сколько угодно! Полным – полно! Их вообще в Том войске было преобладающее количество. Ну, и какое, чьё было Иго, если вдуматься? Тем не менее, в нашей семье бытовало мнение, что некто Едигей, известный в те времена, имел некоторое, пусть и опосредованное отношение к возникновению моей фамилии. Моя мать как – то между прочим сказала, что я – потомок таких-то и таких-то … а Иван Грозный был покровителем моих пра-прадедов… Отец, это не отрицал…
Так что… если я и татарин, то ближе к крымско – турецко – кавказско-волжским корням… и так далее… Тем более, что турки куда уж какой разноплеменной народ на самом деле! Впрочем, русские тоже вряд – ли отстали от турок, чего уж там…
Вот и напрашивается такой вывод: «жуткое иго» придумала благословенная православная церковь, дабы скрыть свои усилия по уничтожению той части народа, которая, ни в какую не принимала «добрую и незлобивую» восточную идеологию… отчего – то всё время как ни странно опирающуюся на меч. Во всяком случае, на многочисленных иконах многие же так называемые «святые» размахивают мечом куда как с добром… А, оно, добро, должно быть с кулаками, как известно! А уж если в кулаке ещё и меч зажат… Правда, не всегда он помогает. Вон, в Гефсиманском саду даже пара мечей не помогла супротив римских профессионалов: «Куды прёшь, отщепенец!»
Я налил рюмку, выпил. Огненная вода была принята организмом с распростёртыми объятьями. Мир – несмотря на то, что зима не кончилась, а на клёнах (за окном!) не выросли бананы – стал выглядеть более живым, а любимая супруга помолодела лет на пять – семь. Видимо поэтому алхимик Рабез и назвал полученную им жидкость «аль – кехаль» – что приблизительно значило: омолаживающий, веселящий, дающий жизнь, возрождающий… словом – вещь нужная, своевременная…
– В салон звонил? Покупают, твою… сюр – рельность?
– Звонил, ласточка (69 килограммов без одежды и зонтика), звонил. Тишина. Тупое и жадное человечество недопонимает, что любить меня следует сегодня, сейчас, а не после, как у нас весьма нередко бывает. Все великие художники…
Ласточка позволила себе фыркнуть. Пусть.
– Чем занимался целый день? Портрет закончил?
– Девушка, вы же прекрасно знаете, что у меня в текущий момент творческий застой. Это сравнимо, если тебе объяснить… с…
– Неужели срисовать с фотокарточки!..
– Крепись, друг, и не такое ещё будет! – подбодрил меня Чёрный ангел, он же Диавол, он же Веельзевул, он же Зелёный Змий. (Рептилия, а туда же!)
– Сри-со-вы-ва-ют, лапонька моя, маленькие сопливые дети. Кроме этого они ещё иногда описывают пелёнки. Или новомодные средства гигиены. Ну, ты знаешь – сама мама. А художник, если ты этого не знала – творит! Это так Природа распорядилась. Даже если с фотокарточки! Я никогда не унижусь до элементарного копирования!
– Унизился бы, если бы умирал с голоду!
– Никогда! – гордо вскинул я голову – Лучше смерть! (тем более, что наш холодильник голода и засухи на ближайшую неделю не прогнозировал). – Как говорила гордая испанская женщина Долорес Ибаррури: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»
Роза – Малина (дай ей немецкий бог здоровья ещё более отменного!), – человек сугубо материальный, хотя и выпивает с подружками по праздникам и в свой день рождения. Живопись она измеряет квадратными метрами и что такое вдохновение ей неведомо. Но вместе с тем мы вместе уже… длительное время, и я продолжаю её любить. Впрочем, это не говорит о том, что я ещё надеюсь её переубедить и заставить рыдать от восторга у моих будущих бессмертных полотен. Бесполезно. Мы живём в разных пространственно – временных измерениях и разных мирах. Её мир – мир коммерции. Роза – Малина на паях владеет небольшим, но прибыльным продуктовым магазинчиком и не без основания полагает, что её деятельность – единственная стоящая во всём подлунном мире. Не возражаю. Люди, которые набивают холодильник продуктами, также имеют право на существование. Особенно если у них широкие бёдра, полная грудь и бездна наивности в глазах.
Но я и свою причастность к миру Большого Искусства не считаю большим счастьем. Потому что Художник, бывает, счастлив не тогда, когда продаёт картину, не тогда, когда все остальные не художники бывают, счастливы, и даже не тогда, когда его друзья по цеху завистливо скрежещут зубами, глядя на толпу корреспондентов вьющихся вокруг Произведения, а счастлив, бывает художник, в момент Вдохновения. Вот тогда и наступает настоящая жизнь… К несчастью, она случается не так часто, как бы хотелось, и это не всегда период лени обыкновенной…
– …может быть там, закончится твой период застоя? – всегда поражала её способность неожиданно врываться в мои мысли.
– Гм! Возможно. Конечно. Да. Но … о чём ты?
– Опять в облаках витаешь? Ты неисправим! – она вздыхает, так, что грудь под платьем увеличивается в размерах. Звенит напрягшаяся ткань… – Я и говорю: поезжай в деревню, проветрись. Ты опух от пьянства и пожелтел от табака. Прокурил всю квартиру!
– Побочный эффект. Ничего не поделаешь. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц!
– Чьих? – моя любимая вдруг свирипеет. Вот уж загадочность женской натуры. – Если ты имеешь в виду…
– Нет! Не имею!
– Тогда помалкивай. В общем, поезжай в деревню. Может быть, продашь дом, кому-нибудь из местных!
– ???
– Ну… много за него вряд ли выручишь. Тысяч сто, максимум. (Ого! Да за сто тысяч, вернее, на сто тысяч… я могу накупить столько всего!) – Но не пропадать же добру. Ну и проветришься. Используешь период своего застоя. Я думаю, из деревни ты вернёшься с массой новых впечатлений и идей.
– Ехать на пленер? Зимой? В деревню?! Когда вся природа спит… А я… как та самая особа с котелком… пятьсот кило́метров пешком… по шпалам, так сказать, по шпалам…
– Какая особа?! Супруга напряглась ещё больше. Эта, твоя … как её… испанка?! И причём здесь котелок?
– Ну, как бы это популярней… это такая песня… слова из неё… народные… А испанка, как ты выразилась не моя – она – Общенародное, скорее даже Мировое достояние! Председатель компартии Испании в прошлые годы! Воевала с Франко и вообще с фашизмом! Правда, генерал оказался порасторопнее и задавил коммунистов Испании. Причём давил иногда вовсе не фигурально…
– Вечно ты со своими мудростями! Сама я ехать спать с тобой вместо природы не могу. Сам знаешь – магазин. А ты всё – равно ничего не делаешь. Вот и поезжай. Тем более это не твои пятьсот кило́метров, не выдумывай – всего-то триста!
Утешила…
Я сделал попытку представить себе Это. Жуткий холод, мёртвый зимний лес, сугробы по пояс минимум, по горло максимум, голодные волки с подведёнными животами под жёлтой луной и я сам, с убогой котомкой, сшитой из мешковины и в крупных заплатах, скорбно бредущий в даль неведомую, среди всей этой экзотики. Мм-даа… Стоп! Забыл положить в котомку ломоть чёрного хлеба, луковицу и соль в тряпице… Вот теперь точно … – Мм-даа… Посох забыл, а как в странствиях без посоха? Тем более – чем от хищников отбиваться?! Да, а посох-тоиз «вяза червлёного», не иначе – а то какой же это посох?!
Я взмолился, как тот старик из «Золотой рыбки». Не хуже.
– Драгоценная моя! Но, ты же знаешь, что я и коммерция вещи совершенно несовместимые! Было уже!
Вряд ли из её памяти стёрлось воспоминание о том, как я едва не пустил по ветру их с товаркой совместное предприятие. Это случилось в другой период творческого застоя, когда моей изобретательной жене вздумалось использовать меня в качестве продавца. Сначала, я был категорически против, но потом вспомнил, какой у них там ассортимент и решил попробовать. Разумеется, имелся некий комплекс. Пожалуй, он возникает у всякого, кто впервые в жизни, отваживается что-либо продать незнакомым людям, которые будут смотреть не только на товар, но и на тебя, и будут знать, что ты здесь вовсе не случайно встал постоять. Ты встал – и – Торгуешь. (Как не стыдно?! Как мог Так опуститься?!). Естественно, всякое следующее утро я начинал с подавления этого комплекса, принимая внутрь то или иное количество изобретённой, уже упоминаемым арабским алхимиком Рабезом (слава Ему!) жгучей жидкости. (А ещё говорят, что мусульмане якобы не употребляли спиртного! Правда, некоторые исследователи утверждают, что не Рабез открыл жгучую жидкость, а лишь шёл по стопам…) После этого (не после открытия!)дело шло с завидным успехом, нужно было только не забывать время от времени подавлять комплекс. В общем, торговля шла бойко, и я даже почувствовал к ней некоторый вкус. До сих пор не могу понять, откуда взялась такая дикая недостача – складывалось впечатление, что я не продавал водку, а раздавал её бесплатно, что верным было лишь отчасти.
– Хоть раз в жизни ты можешь быть мужчиной?! – яростно и сквозь зубы проговорила супруга.
– Ты о чём? Неужели я тебе ещё не доказал? И дети наши откуда? А началось всё с малины у Тёти Томы! Неужели забыла?!
Она вдруг покраснела как тогда в малиннике. Не без удовольствия. Но спрятала все вы глубоко внутрь.
– Не самцом, а мужчиной! В постели всякий может!
Она, разумеется, по некоторой наивности сильно заблуждалась. Некоторые очень даже могут и не в постели… вон, сколько насильников да маньяков развелось… Некоторые вообще не могут, ни там, ни там, природа такая… или их султан или шах попросили не беспокоиться… Но спорить было бесполезно. Вместо того чтобы впустую дерзить, я весьма красноречиво выпил ещё. Если полковой врач разрешил, значит, что-то в этом есть…
– Вот-вот! Только это ты и умеешь! – зашипела любимая супруга.
– Не только! Могу тушить пожары, потому как имею такую военную специальность… Стреляю… стрелял в армии кстати, тоже неплохо, прямо скажем… Землю могу копать, профессионально между прочим! На украинской земле наловчился, кстати сказать… И ещё я неплохой художник! Да! А в юности был станочником по деревообработке. Второго разряда. На третий сдать не успел, по семейным обстоятельствам…
– Петров – Водкин.
– Что ты этим хотела сказать?! – шерсть на мне от такого сравнения, встала дыбом. – Он реалист, а я сюрреалист! Он пишет, писал, как видел, а смотреть и видеть это не одно и то же, а я пишу, как нужно, подсознанием автоматически отображая натуру! Разница!
– В общем, так, мой милый! Я уже обо всём подумала. Вот тебе доверенность, билет в один конец и тысяча двести пятьдесят.
– Ты с ума сошла! Кто с такими деньгами отправляется на край света?!
– Хватит. Не будешь пить – хватит на месяц. Двести пятьдесят на обратный билет. Истратишь – пойдёшь пешком!
– Чёрт! Лучше бы я писал этот проклятый портрет! Тоже, кстати, покойника. Заказ раздобыла супруга. Кто-тоиз числа её множественных знакомых, захотел иметь писаный маслом портрет дедушки. Мне притащили чёрно – белую фотографию и информацию о том, что глаза у дедушки, были голубые… Я, уже говорил, что по стилю и убеждениям сюрреалист, а чём имел уже сообщить. Тут, разумеется, давать волю фантазии было нельзя. Последние три недели я только и делал, что вглядывался в фотографию, пытаясь увидеть в дедушке жизнь, а на загрунтованном холсте цвели васильковым цветом глаза…
Мало кто знает, даже из художников, что фотографии, как и картины для лучшего восприятия следует рассматривать одним глазом. И с определённого расстояния. Тогда видишь практически стереоскопическое, объёмное изображение. А объяснение тому, весьма простое. Фотоаппарат ведь снимает Одним глазом – объективом! А мы их Двумя рассматриваем, заставляя мозг изощряться – «выравнивая» изображение. Это подметил ещё в XIX веке, американский писатель и физик Карпентер. А физик Перельман из Ленинграда об этом вспомнил и даже книгу написал. Мои картины, кстати, тоже следовало бы рассматривать именно так – тогда и в самом деле появляется и глубина, и игра теней, и выпуклость. Но современные критики, похоже, этого не знают, вот и несут, чёрт знает, что! Я по этому поводу замечу далее, при случае…
