Кнопка

Посвящается моему другу, Г.З., рано оставившему этот мир.

…Во многом, по мотивам реальных событий.

Пролог

Пожалуй, жизнь измеряется поступками, которые ты готов повторить при случае, и теми, о которых долго потом жалеешь. Есть поступки такие, о которых и вспоминать-то не хочется, и тем более повторять их вновь.

В тот вечер второй половины мая, вечер теплый и тихий, все окончательно пошло кувырком. Зачем он только дал себя уговорить? Дело, в общем, было несложное – подменить некстати приболевшего приятеля. Работы на пару часов максимум. Но делать этого, конечно, никак не стоило.

Теперь он стоял и смотрел, как на месте аварии скапливалось все больше людей. На удивление быстро подъехала пожарная машина, дорожная полиция запаздывала. Два мотоцикла, пылавших, словно сухие поленья в камине, скоро скрылись под целой горой шипящей пузырящейся пены, огонь погас. А он все стоял как вкопанный, заторможено глядя на происходящее. Подъехала полиция; он медленно, не оборачиваясь, побрел прочь. В ушах до сих пор стояло эхо взрыва, когда два спортивных байка, которым до финиша оставалось всего чуть, вдруг столкнулись, и, смешавшись в кучу, кувырком полетели с дороги, где и с грохотом взорвались.

Под ногами что-то негромко клацнуло, он остановился. Под мягкой подошвой мокасины обнаружился вдавленный в землю небольшой блестящий предмет. Как ему сперва показалось, это были старинные карманные часы на цепочке – или медальон, в которых хранят фотографии любимых или прядь волос.

Вещица была слегка закопченной – откуда ей было здесь взяться? Неужели отбросило взрывной волной? Вполне могло, взрыв был сильный. Он повертел серебристо-матовую находку в руках – пожалуй, все-таки медальон, для часов штуковина слишком плоская и легкая. Видимо, медальон был открыт, когда он на него наступил. Как же его открывать? Повертев находку в руках, он увидел на одной из сторон затейливую гравировку «ВЫХОДЪ». Вещица действительно старинная – или стилизованная под старину.

Видимо, он случайно нажал какой-то неприметный рычажок сбоку, и медальон раскрылся, издав приятный звук открывающейся зажигалки Zippo. Вопреки ожиданиям, внутри не было ни фотографии, ни пряди волос, ни чего-либо из того, что обычно хранят в медальонах. Поверхность внутри была такой же металлической, матовой, гладкой, и только посередине был небольшой овальный выступ, размером примерно с пуговицу от рубашки, из какого-то полированного камня, отливавшего перламутром.

Судя по всему, «пуговка» была предназначена для того, чтобы ее нажимать – во всяком случае, она отчетливо и упруго пружинила под пальцем. Касаться ее гладкой поверхности было приятно, но он почему-то не решился этого сделать, утопить ее полностью. Унимая странную дрожь в руках, он захлопнул мягко клацнувшую крышку, и, сжимая странную находку в кулаке, быстрым шагом пошел в сторону трассы.

Так в его жизни появилась кнопка.

Глава 1
Друзья

– Слушай, дядь, не нагнетай атмосферу. Жаль парней, конечно, но нам теперь о себе надо думать. Если что, мы с тобой незнакомы. Теперь каждый сам по себе.

Ник молча прикурил очередную сигарету, и взглянул на собеседника – молодого, слегка взъерошенного парня лет двадцати пяти, развалившегося в глубоком кожаном кресле чил-аута. «Дядя», «дяденька», «дядька» – было в то время очередным модным обращением в тусовке среди друзей и знакомых определенного пола. Ну еще иногда, для разнообразия, «дядичка» или попросту – «старый».

Что характерно, особенно нравилась эта лексика людям молодым, у которых большей частью молоко на губах не обсохло.

Лицо приятеля, местного диджея средней руки, несмотря на самоуверенный и бодрый тон, все же заметно подрагивало. Да и выглядел он неважно. Лицо было помятым, будто он крепко не выспался накануне, а перед этим как следует перебрал с алкоголем, а то и с чем-то покруче и подороже.

Впрочем, такие лица здесь были отнюдь не редкость.

– Когда вызовут, – с усталой ленцой толковал он Нику, расслабленно потягивая даровое виски, – скажешь, что не при делах и все такое. Короче, дядь, не маленький, разберешься.

Сегодня была клубная презентация очередного сорта почтенного шотландского виски, задумавшего отхватить серьезную долю местного рынка. Спонсорский пакет был щедрым, исчислялся десятками ящиков, и по этой причине народ себя нисколько не ограничивал. Ячменный напиток лился не просто рекой, а уже едва ли не водопадом. Выражалось это в том, что и парни и девушки уже ходил не только со стаканами, но и с бутылками в руках, небрежно и светски глотая его прямо из горлышка.

Лед, преимущественно, игнорировался напрочь.

Впрочем, как это иногда, но случается, некоторые предпочитали все же пить другое и на свои, или не пили совсем. Скорее всего, данные уникумы просто не любили виски, или предпочитали что-то потяжелее.

Ник глубоко затянулся, и, выдувая дым, стряхнул пепел в круглую стеклянную пепельницу с овальными выемками по бокам. Накурено уже было немало.

– Думаешь, могут вызвать? – легко, как о чем-то незначительном поинтересовался он. В клубе обо всем, и о вещах предельно серьезных принято было разговаривать легко.

– Сто процентов.

– Откуда такая уверенность?

– Есть у меня такое подозрение, дядька, – приятель одним махом отпил почти половину немаленькой порции, – что нас давно и круто пасут.

Ник взглянул ему прямо в лицо. Собеседник, не выдержав взгляда, отвел глаза. Все-таки не зря кто-то говорил в свое время Нику, что этот парень из категории скользких.

– Подожди, старый, – Ник взглянул на него очень серьезно. – Я тебя правильно понимаю? Ты знал, что нас пасут, и попросил тебя подменить?

Молчание приятеля было до крайности красноречивым, и Ник закончил мысль:

– Ты знаешь, как это называется? Это называется подстава.

Нешуточное обвинение прозвучало, по местному обычаю, легко, непринужденно.

Но приятель все же беспокойно шевельнулся в кресле. Теперь он вообще избегал смотреть Нику в глаза.

– Слушай, не суетись раньше времени, – наконец примирительным тоном протянул он и торопливо, даже слишком, наполнил их стаканы чуть не до половины.

– А что так? – Ник, игнорируя заискивающе протянутый стакан, смотрел приятелю прямо в лицо.

Тот поставил стаканы на стол, пожал плечами.

– Ну, это только мои предположения. Может, я еще ошибаюсь.

Ник смял сигарету в набитой окурками пепельнице и встал. Вообще, курить в помещении клуба было давно уже запрещено, но сейчас было не до запретов – к тому же вечеринка началась всего пару часов назад, и хозяин пока не приехал.

– Ладно, посмотрим. Чего дергаться раньше времени.

На помятом лице парня отразилось облегчение. Он тоже встал и, улыбаясь как ни в чем не бывало, протянул Нику руку.

– Ок, давай, дядичка. Хорошо тебе откатать сегодня. Альбом-то новый когда покажешь уже?

Ник, отвечая на вялое рукопожатие, неопределенно пожал плечами. Мысли его сейчас были заняты другим.

В субботу вечером в клубе, как всегда, было не протолкнуться. Народ отрывался на трех танцполах, осаждал барменов, накачиваясь кто виски, кто пивом, кто «шутиками» – ядерными коктейлями, состоявшими пополам из непомерно дорогой водки и самых обычных энергетиков. Гремучую смесь обычно называли «наш ответ экстази».

С тех пор, как из меню исчезли сигареты и кальяны, продажи алкоголя выросли, и в разы. Если дело задумывалось как повод слегка поправить здоровье нации, налицо был серьезный просчет. Знакомый диджей в дорогущей майке с сияющим в неоне оскаленном черепом откатал свой сет и, сняв наушники, уступил пульт Нику. Некоторое время спустя по самому большому залу модного клуба разнесся фирменный электронный джингл: «Диджей Никто – есть никто, звать никак!».

Народ встретил всем знакомую заставку одобрительным гулом – известно, этот парень знает толк в хорошей музыке. Было три часа ночи, тусовка уже порядочно разогрелась, и все просто жаждали продолжения нешуточного отрыва.

Вообще-то его звали Никита, псевдоним он себе выбрал «Никто», друзья и знакомые кратко звали его Ник. Сейчас, меняя треки и добавляя жару, он, как всегда в такие моменты, отвлекся от сонма тягостных мыслей. Хотя подумать было о чем – последнее время события развивались стремительно, будто с цепи сорвались. Долго откладываемый визит к нейрохирургу внес в жизнь тревожную неопределенность, неделю назад куда-то пропала подруга детства, а прошлым вечером прямо на его глазах разбился на мотоцикле близкий друг… самый, пожалуй, близкий. Странно, но Ника пока все происходящее не выбило из колеи – он не запил, даже отгулы на работе (точнее, на двух работах) не взял.

Может, то была защитная реакция?

Все-таки не зря говорят, когда чем-то занят – негатив переносится легче. Была еще одна странность, о которой ему неловко было и думать – особого горя он как-то не чувствовал. То ли не проняло еще, то ли он плохой друг.

В общем, ход мыслей был в любом случае невеселый.

К следователю его вызывали через день. Просто позвонили домой и пригласили дать свидетельские показания. Ник сначала было напрягся, но потом решил, что если бы подозревали в чем-то серьезном – забрали бы прямо из дома, ну или с работы. Немного волновал вопрос – как вообще на него вышли, но с этим он намеревался разобраться в полиции.

Кабинет был похож на обычный средней руки офис, за исключением одного – железный ящик в углу, которому было сто лет в обед, нагловато выбивался из общего антуража. Следователю было лет тридцать с чем-то, одет он был в самые обычные джинсы и светлую рубашку с короткими рукавами. Руки и торс были прокачаны довольно прилично – как у завсегдатая фитнесс-клуба, где личный тренер недаром ест свой хлеб.

Вел себя следователь, как сразу показалось Нику, несколько странновато – будто что-то постоянно недоговаривал, думая о своем. Впрочем, кофе навел не только себе, но и предложил посетителю. Голос у следователя оказался негромким, медленным, глуховатым. Вода в чайнике была едва теплой, а вот растворимый кофе оказался приличным, насколько это в принципе возможно.

Пока Ник размешивал сахар в чашке, следователь, подперев руками подбородок, пристально смотрел на него. Смотрел, будто стараясь понять, что за человек перед ним и как лучше выстраивать беседу. Под этим немигающим взглядом было неуютно. Будто питон вознамерился загипнотизировать жертву, чтобы потом со всеми потрохами и проглотить. Длилось этот сеанс довольно долго. Рука Ника предательски дрогнула, ложка в чашке звякнула. Похоже следователь, несмотря на молодость, знал свое дело – посетитель, дойдя до нужной кондиции, против воли начал нешуточно волноваться.

– Я пригласил Вас, так как вы были другом погибшего Д.Н., – наконец раздельно сказал дознаватель, и, сделав паузу, исподлобья взглянул на Ника. – Вам известно, что произошло?

– Он разбился на мотоцикле. – Ник, отодвинув от себя выпитую в три глотка большую чашку, старался аккуратно подбирать слова. – Это все, что мне известно.

– Кто Вам это сказал?

Ник пожал плечами:

– Ребята в клубе. Не помню, кто именно.

Следователь улыбнулся как-то странно и опять замолчал, вперив в посетителя взгляд. От этого немигающего взгляда Нику становилось все больше не по себе.

– Может быть, Вы объясните мне кое-что? – Положительно, следователь мнил себя любителем-гипнотизером, буквально буравя Ника дурманящим взглядом. – Вы были друзьями, а о смерти друга узнаете от ребят в клубе.

– А что в этом такого?

Следователь не ответил, отвел взгляд-рентген, встал из-за стола, налил себе еще кофе, не предложив на этот раз Нику, и эта перемена в отношениях не укрылась от него.

– Вы были там? – теперь следователь вновь смотрел на него в упор.

– Где?

– На месте аварии.

– Нет.

– И Вас не интересует, как все произошло?

Ник помедлил, прежде чем ответить. С этим странноватым неторопливым человеком следовало держать ухо востро. Беседа, прерываемая долгими паузами, продолжалась, наверное, около часа, а Ник уже чувствовал себя использованным и ссохшимся пакетиком чая. Сильно хотелось пить, но он не решился спросить еще кофе или хотя бы воды.

– Знаете, мне достаточно новости, что он разбился. – Ник облизнул сухие губы.

– Мне… хватило.

Следователь опять как-то особо уставился на него. Учат их, что ли, так смотреть?

– А как же похороны? Вы не собираетесь участвовать?

– Собираюсь. Но пока я даже не знаю, где тело и когда его можно будет забрать. Я знаю, этим вопросом занимается отец его девушки. Он взял все на себя, и обещал позвонить, как что-то прояснится. Можно воды?

Следователь, никак не отреагировав на просьбу, некоторое время вновь разглядывал его, постукивая по столу крепкими пальцами фитнессиста, и наконец решил бить прямо в лоб:

– А что Вы скажете, если узнаете, что тела на месте происшествия не обнаружено?

Ник подумал, что ослышался.

– В смысле?

– В прямом.

– Я Вас не понимаю.

– И я себя не понимаю. Но вынужден все это озвучивать.

Он опять встал из-за стола, но на этот раз не стал наливать себе порцию кофе, а уселся на подоконник и сложил руки на груди. Ник, мучаясь от жажды, усилием воли постарался не отводить глаза, хоть это и было трудновато.

– Картина выходит странная. Во время проведения нелегальных гонок разбились два мотоциклиста. Однако на месте происшествия обнаружены останки только одного человека. И это не ваш друг.

– А… куда же он делся? – Ник и впрямь был растерян. – Сгорел?

– Исключено. Он просто исчез.

– Исчез?

– Исчез. Не оставив ни единого следа.

– Как такое может быть?

– Этого не может быть в принципе. Но это факт.

Ник молчал, переваривая новость.

Следователь встал, и, зайдя к нему за спину, положил тяжелую руку ему на плечо. Сколько бы там не стоил абонемент, его тренер по фитнессу знал свое дело.

– Я знаю, что ты в тот день был одним из организаторов этой гонки. Знаю, что ты в тот день принимал ставки на победителя. Доказательств у меня пока нет, но найти их не проблема, ты мне поверь. Организация нелегального тотализатора и подпольных гонок, приведших к смерти людей, знаешь на сколько потянет? Лет на семь строгого режима.

– Если доказательств нет, зачем вы мне все это говорите? – Нику очень хотелось стряхнуть руку с плеча, но он не решался этого сделать.

– Я хочу, чтобы ты мне помог.

– Не понимаю, каким образом.

– Я бы мог попросить тебя сдать мне всю сеть организаторов этих гонок. Но ты, как я понимаю, откажешься?

– Правильно понимаете. Я не знаю никаких организаторов.

– Ну-ну. Все ты знаешь, и расколоть тебя большого труда не составит. Но мне нужно от тебя кое-что другое.

– Что именно?

– Я хочу отгадать загадку – куда испарился твой друг. А перед этим – его девушка, она же – твоя бывшая одноклассница.

– Да при чем здесь я? – Нику натурально захотелось заплакать – и от этого взгляда, и от этого бреда. Нервы за часовую беседу здорово просели и задымились. Голова заболела.

– Не знаю. Но это твои друзья. – Следователь, стоя рядом, давил и морально и физически, крепко поднажав на плечо. – И я думаю, если ты напряжешься, то сможешь мне хоть в чем-то помочь.

– Да я понятия не имею, что с ними произошло!

В ответ на этот выкрик следователь убрал руку и сел за свой стол. Тон его сделался суховатым и деловым.

– Считай, я предлагаю тебе сделку. Бесследно исчезли два человека – будто их и не было никогда. Не каждый день такое случается. – Он снова постучал крепкими пальцами по столешнице. – Поможешь разобраться с этим – помогу тебе выйти чистым из этой истории. Подумай, может что-то и вспомнишь. Может, что-то показалось тебе необычным. Думай. Стимул я тебе дал.

– А если я не смогу вам помочь?

Следователь сделал глоток остывшего кофе и равнодушно пожал плечами.

– Сядешь. Без вариантов.

Вообще, размышлял Ник, сидя в кофейне за чашкой двойного эспрессо, вся эта чертовщина началась как раз в тот день, когда исчезла Мэм. Сначала он не придал этому значения – мало ли, решила уехать куда-то, захотелось побыть одной, вернется. Тем более такое уже бывало. Но вот теперь, узнав о том, что произошло с другом, он уже не сомневался – не вернется. Ее исчезновение, эта немыслимая авария, исчезновение друга – все это не случайность. Это звенья одной непонятной цепи.

Мэм… Это странное прозвище прилипло к ней с легкой руки друга. Когда они только стали встречаться, первое время, как водится, часто ссорились по пустякам. В основном, из-за разницы в социальном положении – она как-никак бизнес-леди, в свои неполные тридцать руководила серьезной юридической компанией, отец – крупный чиновник, регулярно мелькающий в телевизоре. Друг же – тусовщик, любитель экстрима, байкер, натура свободная и безудержная, и когда они ссорились и та начинала «включать директора», друг на все ее претензии отвечал с туповатой, но широкой голливудской улыбкой: «Да, мэм, непременно, мэм, будет исполнено, мэм…». Так и повелось.

Несмотря на разногласия, эти двое не только сошлись, но и стали постоянной парой – насколько это было возможно, учитывая то, что Мэм была замужем, а у друга была постоянная девушка, которая ждала от него ребенка.

Клубок отношений скрутился куда как непросто, и Ник знал, что все это было для его друзей большой проблемой. Развестись Мэм не могла, и на то были свои причины. Компания, которой она руководила, созданная в свое время ее отцом, была переписана, после перехода отца на госслужбу, на мужа Мэм. В случае развода потери были бы громадными. Конечно, пока отец Мэм был в силе, занимая серьезные позиции в госструктурах, это не было вопросом. Но некоторое время назад он потерял пост, став, по сути, не слишком заслуженным пенсионером. Уход его со службы был запутанным, внезапным и сложным – кому-то по-крупному перешел дорогу и по-крупному же проиграл. Чудом избежал уголовного дела. Подробностей Ник не знал, но общий контекст был примерно таков.

Друг же не мог бросить девушку, с которой, по сути, несколько лет жил в гражданском браке, в квартире ее родителей. Этим людям он был очень многим обязан. Потеряв отца и мать в раннем возрасте, он оказался в областном детском доме. Жизнь в сиротском приюте, как ни странно, не оставила у него никаких грустных воспоминаний. Воспитатели были людьми приличными, дети были накормлены, обуты, одеты, да и культурная программа, благодаря многим спонсорам, была довольно насыщенной – не в пример многим сверстникам, дети регулярно посещали театры, концерты, ездили на экскурсии по стране, каждый год выезжали к морю. И все бы ничего, но тоска по настоящей семье многим не давала покоя, отравляла жизнь. Родители девушки были из тех сердечных людей, которые по выходным приезжали к обездоленным детишкам с кучей гостинцев и давали им иллюзию общения с родителями – пусть даже и неродными, временными, приемными.

Вопреки его тайным мечтаниям, родители девушки не взяли его в семью, хотя и по неизвестной причине уделяли ему внимания больше, чем остальным. После того, как он повзрослел и отправился в самостоятельное плаванье, именно они, будучи преподавателями в институте, помогли ему и с поступлением, и с работой, да и вообще поддерживали его всегда и во всем. А потом, когда он сошелся с их дочерью, не стали противиться их отношениям, безропотно выделили комнату молодым и ни разу не проявили бестактности в вопросах женитьбы.

Тем не менее, друг и Мэм не могли обходиться друг без друга. Каким-то образом это все должно было разрешиться, конечно. Но Ник и представить себе не мог, что все кончится именно так.

– Так ты все знала?

– Да.

– Откуда?

– Он рассказал.

Ник, глядя на то, как она аккуратно нарезает хлеб и ветчину к чаю, не знал, что и сказать.

– Что ты замолчал? Удивлен?

– Честно сказать, не думал, что ты об этом сможешь говорить так спокойно.

Девушка налила в кружки кипяток из забулькавшего пластмассового чайника. Даже это простое действие было пронизано свойственной ей чувственной женственностью. Тонкий халатик был коротким, вырез глубоким. Белья, как обычно, не было. Фигура близка к идеальной, с правильными пропорциями, волнующими изгибами. Очень красивая девушка. С ее данными она легко бы прошла любой кастинг – хоть в журнал, хоть в кино. Однако никогда к этому не тяготела – предпочитала пойти по стопам родителей, став скромной аспиранткой на кафедре физмата. Ник, сидя на кухне, по обыкновению любовался ею, и, как всегда, помнил о границе, их разделяющей: эта красивая умница – девушка его лучшего друга, и этим все было сказано.

– Думаешь, я любила его? Нет, не любила.

– Подожди, но… – Ник был обескуражен. – Вы же жили вместе, и потом, ребенок…

Девушка встала из-за стола и, потянувшись, взяла с верхней полки сахар. Халатик из светлого шелка пополз вверх, обнажая стройные ноги, достойные лучшего подиума, а заодно и зримо прорисовывая то, что находится выше.

Ник с усилием отвел взгляд. Интересно, она сама осознает, насколько она привлекательна? Или вообще не придает этому значения? Нельзя же в фактически прозрачном пеньюаре встречать нормального молодого мужчину, пусть даже и лучшего друга своего парня. Ну не эксбиционистка же она, в конце концов. Хотя, кто знает…

– Не было никакого ребенка. Я не могу иметь детей.

Ник потер ладонью лоб.

– Ничего не понимаю. Он говорил, что ты беременна…

– Он говорил это, потому что сам верил в это. А я не знала, как сказать ему правду. Он очень хотел ребенка.

Некоторое время они пили чай молча.

– Меня сегодня вызывали к следователю. – Ник поежился, вспомнив одурманивающий взгляд следователя-питона.

– Меня тоже. Вчера.

– Тебе сказали, что он исчез?

– Да, сказали.

– И что ты думаешь по этому поводу?

Девушка взглянула на него с видимым удивлением. Примерно таким взглядом она, вероятно, смотрит на туповатого, но амбициозного студента, с чего-то вдруг решившего, что физико-математический факультет – его избранная стезя, а на самом деле ничего путного, кроме как пялится на ее грудь и ноги, в этой жизни не умеющего.

– А что я могу думать? Думаю, они все это как-то подстроили.

– Считаешь, они тупо сбежали?

– А у тебя есть другие варианты?

Ник поставил пустую чашку на стол.

– Пока нет. Но надо же разобраться.

– Разбирайся. – Она пожала плечами. – Только меня в это не впутывай. Не хочу ничего знать о них. Мы поняли друг друга?

Ник, вздохнув, поднялся из-за стола. Девушка, подождав, пока он наденет кроссовки, молча закрыла за ним дверь.

Лавочник

Сегодня опять была его смена. В палатке у Белорусского вокзала, где продавалось горячее мясо в лаваше, торговля шла по обыкновению бойко. Когда-то, еще студентом факультета управления, Ник устроился сюда, чтобы начать с азов и заработать немного денег на карманные расходы, но даже не предполагал, что эта подработка окажется в определенном смысле судьбоносной.

В то время он увлекся клубной музыкой, и по вечерам, сидя за компьютером, сводил треки, дополняя их своими авторскими решениями, радуясь каждой удачной находке. Со временем материала набралось на целый альбом – любительский, конечно, но другу и Мэм, которым он показал пару вещей, очень понравилось. Они даже предлагали свою помощь в продвижении, но Ник тогда отказался. С их связями и знакомствами это было бы слишком просто. Нику же хотелось все сделать самому, без чьей-либо помощи.

В один из обычных дней сменщик обратил его внимание на одного из постоянных покупателей.

– Знаешь, кто это?

– Нет, откуда?

Оказалось, худощавый молодой мужчина в простенькой футболке и зауженных книзу черных джинсах есть не кто иной, как директор модной радиостанции. Той самой, где по вечерам крутят классную клубную музыку, и даже составляют еженедельные чарты из действительно интересных новинок. Выяснилось, что этот небедный, в общем-то, человек, любит пару-тройку раз в неделю перекусить самым обычным блюдом – мясом, пожаренным на гриле и завернутом в лаваш. Единственно, он всегда напоминал, чтобы не слишком усердствовали с майонезом и кетчупом. Острое он не жаловал по причине хронических проблем с желудком.

Как-то Ник набрался смелости, и вручил ему свой диск, особо ни на что не надеясь. И каково же было его удивление, когда ему позвонили с радио и сообщили, что его музыка понравилась, и ее планируют поставить в пятничный эфир.

– А как Вас объявлять? Вы у нас, простите, кто? – непринужденный голос девушки-диджея и впрямь выражал интерес.

– Никто, – немного растерявшись от неожиданной новости, брякнул Ник.

– «Ник-то»? – протяжно переспросила девушка. – А что, круто. «Диджей Никто» – такого у нас еще не было. Короче, вечером с семи до девяти включайте радио. У Вас премьера.

Два трека с альбома имели недурный успех, и некоторое время занимали места в тройке лидеров. В их следующую встречу директор станции дал Нику телефон своего давнего знакомого, и так Ник неожиданно для себя стал резидентом в одном из ночных клубов – площадке пусть и не самой центровой, но довольно известной. Но торговлю в палатке он не оставил, и на то были свои причины.

Может, кому-то это покажется странным, но это дело было ему по душе. Нику нравилось, что, несмотря на серьезную конкуренцию, у него всегда было больше всех покупателей. Были, невзирая на околовокзальную суету, и постоянные клиенты, из числа пассажиров пригородных электричек, ежедневно приезжающих в город на работу. Были и те, кто приезжал в обеденный перерыв перекусить именно к нему. Заходили и избалованные жители близлежащих домов, коренные манерные горожане. И молодые, и взрослые, и даже парочка совсем уж пожилых пенсионеров, выглядевших как почтенные преподаватели консерватории, расположенной относительно неподалеку.

Конечно, для этого ему пришлось немало потрудиться. В свое время он долго препирался с владельцем палатки, спокойным, заметно уставшем от жизни лицом славянской национальности лет эдак пятидесяти пяти, по поводу качества поставляемых продуктов – и в конце концов выиграл этот спор. Ник настоял, чтобы мясо закупалось парное, свежайшее, на ближайшей подмосковной птицефабрике, а соус, ранее состоявший из дешевого дрянного кетчупа и сомнительного подобия майонеза, теперь он мастерил самолично. Покупал правильные ингредиенты, добавлял набор специй, крепкие малосольные огурцы и помидорчики черри, и простенькое блюдо, продававшееся на каждом углу, вдруг обретало свой особенный вкус. Хозяин палатки был доволен, тем более что за дорогой соус Ник доплачивал из своего кармана – правда, и выручка теперь была такой, что с лихвой компенсировала все эти расходы.

Хозяин привокзальных палаток был личностью интересной. Торговую профессию свою он именовал не иначе как «лавочник». У него было два устоявшихся пунктика. Первый – это забавная манера устало прикрывать глаза во время общения с этим миром. Так он поступал и со своими друзьями, и с проверяющими органами, и собственными продавцами, среди которых попадались порой студенты, а то и выпускники не самых захудалых учебных заведений.

Второй пунктик – хозяин любил в самый разгар торговли отвлекать своих работников от выполнения их непосредственных обязанностей.

– Я, конечно, университетов не кончал, – говорил он, встав к прилавку со стороны улицы и прикрывая набрякшие веки, – но кое в чем могу разобраться. Вот прадед мой – сам лавку держал, отец его – тоже, а внуку только наследство передали, как полагается – тут все и отобрали. И только сейчас вот я пытаюсь былое дело семейное восстановить. Ты думаешь, легко это?

– Думаю, нет, – терпеливо отвечал Ник, лишь бы только отвязаться, тем более очередь уже проявляла некоторое нетерпение.

– Вот и я так считаю, – кивал лавочник и надолго задумывался. – Ты вот парень образованный, а попроси тебя съездить в банк, с платежками разобраться – не сможешь ведь?

– Не смогу, наверное. – Ник думал сейчас, что это тот самый случай, когда непосредственный начальник одновременно и прав, и мешает выполнять им же поставленный план. – Меня просто этому не учили.

– То-то и оно. – Тот качал головой, опять смежив веки. – А я вот могу, почему-то. И прадед мой при желании легко бы разобрался. В него я пошел. Уж если решил стать торговым человеком, да настоящим – хочешь не хочешь, а уметь должен все.

Разговоры такого рода происходили, как правило, после какого-либо экзистенциального потрясения. Съездит, например, потомственный лавочник к коллеге за рубеж, посидят они крепко в крохотной пивной, и тут, как назло, выяснится, что именно эту неказистую харчевню потомки основателя держат лет семьсот эдак подряд – и не закрывалась она никогда, несмотря на многие войны, бурную смену флагов, симпатий, и общественных настроений.

Конечно, Нику страдания пожилого лавочника поначалу были в диковинку. Потом привык, но не переставал уважительно удивляться. Поди ж ты… Один переживает, что славы нет или достатка, другой – что дело не развивается, третий умеренно грустит, что в космос вряд ли слетает, но тут тоскует человек и мается душой об утраченной с век назад паршивой мясной лавчонке…

И неизвестно еще, пожалуй, чьи переживания оказались бы на поверку сильнее.

Сегодня был день как день – длинным острым ножом Ник срезал тонкие полосы прожаренного мяса, проворно, что твой повар, крошил черри, крутил в кульки тонкий лаваш, принимал деньги и отсчитывал сдачу. Внимание его привлек серьезного вида пожилой мужчина, одетый в хороший костюм и галстук. Раньше он его здесь не видел, но лицо покупателя показалось знакомым – только Ник не мог припомнить, откуда.

– Спасибо, – произнес тот, принимая теплый сверток с фаст-фудом, и протянул Нику крупную купюру. – Сдачи не надо.

Ник немного растерялся. Такое здесь случалось нечасто. Здесь как-то не было принято сорить деньгами.

– Подождите, я сейчас сдам… – но мужчина уже отошел от палатки и встал в стороне, уступая место новому покупателю.

Ник попросил напарника подменить его. Но пока он набирал необходимую сумму, странный покупатель уже исчез.

Вечером, после работы, сидя в своей комнате, Ник сидел перед компьютером и в который раз разглядывал свою находку. Необычный предмет с кнопкой внутри. Он и притягивал и отталкивал одновременно. Что это может быть? И почему так совпало, что кнопка попала к нему в руки в тот день, когда погиб – а точнее, бесследно исчез его, пожалуй, единственный настоящий друг. Он взял в руки телефон и набрал номер из памяти.

– Привет.

– Привет.

Голос подруги Мэм звучал как всегда бесцветно, безэмоционально. Еще один человек, которому эта жизнь по определению скучна и неинтересна. Хотя кому-кому, но ей жаловаться было грех – квартира в центре, хорошая машина, внешность на восемь с плюсом. Двое парней, с которыми она поддерживала постоянные отношения. Но вот бывает же – апатия ее второе имя. И это в двадцать семь с копейками лет.