Kitobni o'qish: «Кеша»

Сергей Петрович был невысоким лысоватым мужчиной мало чем примечательной внешности. Добродушный, неконфликтный, совершенно неамбициозный – он почти всю жизнь проработал в проектном институте: тот имел большую значимость при Советском Союзе, во времена перестройки, как и почти все аналогичные институты, начал разваливаться, но их отдел все-таки выжил – благодаря новому молодому и энергичному начальнику, умевшему находить неплохие заказы.

В советские времена Сергей Петрович по работе продвигался очень медленно: он и сам не стремился к руководящим должностям, да и начальство ценило в Сергее Петровиче прежде всего безотказность и усидчивость, так что должность начальника отдела ему не светила.

Наступление пенсионного возраста Сергей Петрович встретил с замиранием сердца и на шуточные поздравления коллег реагировал несколько нервно: он очень боялся, что его отправят на пенсию, потому что совершенно не представлял, чем ему на этой пенсии заняться.

Он привык к своей работе, ему нравилось сидеть за чертежами, он любил их небольшой коллектив, где почти все были солидных возрастов и за долгие годы совместной работы так притерлись друг к другу, что у них давно уже не было никаких конфликтов и интриг, и эту комфортную обстановку Сергей Петрович очень любил.

Он проработал в этом отделе еще несколько лет, однако с наступлением очередного кризиса заказов резко поубавилось, энергичный начальник в поисках новых вариантов увлекся каким-то сторонним бизнесом, ну и в результате Сергей Петрович, проскучав несколько месяцев за пустым столом и подсчитав, что получаемая нынешняя зарплата «только на поддержание штанов», как говорил начальник, мало чем отличается от ожидаемой пенсии, на эту пенсию все-таки вышел, решив, что лучше там придумает для себя какое-нибудь занятие, чем будет просто так высиживать на работе.

В силу несколько депрессивной обстановки в отделе каких-то пышных проводов на пенсию Сергею Петровичу не делали, однако устроили трогательную вечеринку: дамы принесли собственноручно сделанные выпечку и салаты, мужчины обеспечили всякий немудреный алкоголь, в результате хорошо посидели и душевно пообщались, причем Сергей Петрович таки не выдержал и пустил слезу, когда осознал, что больше ему в этом помещении не работать и с этими людьми, скорее всего, не общаться.

Старт пенсии

Что делать на пенсии, Сергей Петрович решительно не знал. Как и полагается любому начинающему пенсионеру, он строил всякие радужные планы о том, что начнет писать картины, учить английский язык или заниматься авиамоделированием, но подкоркой мозга хорошо понимал, что у девяноста девяти целых и девяти десятых процента пенсионеров эти планы никогда не осуществляются.

Впрочем, сильно заскучать или распуститься Сергею Петровичу не дала его супруга, Софья Павловна, которая давно вышла на пенсию, перед этим проработав всю жизнь учительницей русского языка в средней школе.

Софья Павловна была старше Сергея Петровича на несколько лет, характер имела суровый и волевой, так что в семье совершенно однозначно играла первую скрипку. Более того, у Сергея Петровича тут даже совещательного голоса не было, потому что всегда и во всем именно Софья Павловна определяла, что и как будет происходить: какие обои поклеить, куда поехать в отпуск, на что потратить деньги, сколько отложить, когда пришла пора заменить Сергею Петровичу ботинки – и так далее.

В их небольшой, но трехкомнатной кооперативной квартирке в панельной девятиэтажке царила идеальная чистота. Софья Павловна была маниакальной чистюлей, и Сергею Петровичу, который всегда был немного рассеян и неряшлив, стоило больших трудов все делать так, чтобы не вызвать выговора или окрика со стороны супруги, которую он уважал и побаивался.

По этой причине он много лет назад бросил курить: супругу сначала раздражало то, что на кухне, где Сергею Петровичу поначалу разрешалось курить, вокруг пепельницы все время появлялся пепел, а потом, когда его изгнали на лестницу, Софью Павловну все время раздражала банка с окурками, которую она требовала вытряхивать после каждого похода на лестницу, а Сергей Петрович это забывал делать.

Так что во имя мира и согласия в семье Сергею Петровичу пришлось завязать с курением. С алкоголем он вообще был на «вы»: Софья Павловна алкоголь резко не одобряла, так что Сергею Петровичу максимум что позволялось – это пара рюмок коньяка по большим праздникам, так что ему обычно бутылки хватало на год, не меньше.

Во имя требований безукоризненной чистоты ему даже пришлось пойти и на некоторое унижение своего мужского достоинства: перфекционизм супруги в плане чистоты с каждым годом прогрессировал и как-то в очередной момент она категорически потребовала от Сергея Петровича справлять малую нужду сидя на унитазе – мол, стоя все равно разбрызгивается, а она не может после каждого похода мужа в туалет нестись туда с тряпкой и ведром с мыльной водой.

Вот тут Сергей Петрович сразу не сдался. Поначалу он гневно отверг это непристойное, на его взгляд, требование, да и вообще – был возмущен таким открытым обсуждением столь интимной темы. Распалившись, он даже заявил, что всегда писает не на стены унитаза, а прямо в воду, а вода при падении в воду по сторонам не разбрызгивается, но Софья Павловна резко пресекла этот бунт на корабле, холодно предложив Сергею Петровичу после каждого процесса деуринации проводить ладонями по кафелю вокруг унитаза, а потом делиться с ней впечатлениями по поводу того, что же он там такого интересного обнаружил. А ты там обнаружишь немало интересного, зловеще пообещала Софья Павловна.

Перспектива водить ладонями по кафелю после каждого похода в сортир Сергею Петровичу показалась намного более унизительной, чем писать сидя, и он уступил настояниям жены, тем более что восседать на унитазе, чтобы просто отлить, оказалось вполне удобно и комфортно: можно древний календарь полистать, почитать о всяких исторических событиях, можно статейку в газете прочесть. В общем, есть чем заняться. Тем более – чего уж тут греха таить – с возрастом важный мужской орган под названием простата у Сергея Петровича, как и у массы других мужчин, заметно увеличился в размерах, так что процесс деуринации протекал медленно и очень задумчиво, периодически совершенно останавливаясь. И буквально на второй день после перехода на новую для себя систему Сергей Петрович осознал, что так значительно удобнее.

Когда Сергей Петрович вышел на пенсию, Софья Павловна, как заслуженный педагог, отлично понимала, что она просто обязана мужа чем-то занять. Чем-то ежедневным, размеренным, приносящим пользу семье. Главное, считала Софья Павловна, – это плановость и четкое следование расписанию. Но в планировании должно быть и определенное разнообразие, чтобы это не превратилось в рутину.

В первый же пенсионный день Сергея Петровича она провела с супругом серьезную беседу, во время которой выработала следующие требования. Первое – Сергей Петрович не должен по утрам залеживаться в постели, так как это приводит к деградации. В семь утра ему вставать, конечно, уже необязательно, однако в будни крайне желательно подниматься не позже восьми – это дисциплинирует. Суббота, воскресенье – пожалуйста, сказала она, можно отсыпаться до полдевятого. Но не позже.

Второе – никакой расхлябанности в одежде и внешнем виде. Никаких халатов до обеда, никакой взъерошенности (тут Сергей Петрович подумал, что у него, в общем-то, и нечему особо ерошиться-то), никакой небритости. До завтрака – умывание, после этого нормально одеться, как полагается мужчине в возрасте: брюки, рубашка. В холодное время – вязаная кофта. Но никаких треников, сурово сказала Софья Павловна.

Потом завтрак, после завтрака – душ, обязательное бритье. А можно, робко спросил Сергей Петрович, я брюки и рубашку буду одевать после душа и бритья? А то это же сначала одевайся, потом раздевайся, затем снова одевайся…

Во-первых, сурово сказала Софья Павловна, не «одевать», а «надевать». Детей одевают. На себя надевают. Во-вторых, заявила она, во всем должны быть порядок и дисциплина. Если на завтрак придешь в трениках, потом и после душа наденешь треники. Так что будь добр, дорогой, на завтрак приходить в нормальном виде.

Сергей Петрович спорить не стал, и жизнь его потекла своим чередом. В качестве ежедневных занятий Софья Павловна ожидаемо предложила ему посильное участие в доведении квартиры до идеального санитарного состояния. Ежедневную влажную уборку полов она ему не доверила, а вот протирать пыль на полках влажной тряпочкой – это отныне стало его обязанностью.

Раз в неделю протирка пыли приятно разнообразилась необходимостью по очереди вытаскивать с полок все книги, коих было порядка четырехсот, протирать полку внутри, после чего ставить книги обратно.

Два раза в неделю надо было пылесосить половички и диваны, раз в две недели протирать хрусталь, раз в месяц чистить столовое серебро – в общем, занятий хватало.

Софья Павловна обожала разгадывать кроссворды по литературным произведениям, которые печатались в одном еженедельнике, и Сергея Петровича к этому приучила, хотя его успехи в разгадывании были на порядок скромнее, чем у нее.

Также они смотрели по телевизору новости, передачи канала «Культура» и некоторые ток-шоу, каковые было интересно обсуждать во время обязательной ежедневной прогулки по парку, на которую они выходили, если позволяла погода. Впрочем, полноценным обсуждением это назвать было трудно, потому что здесь обычно Софья Павловна безапелляционно высказывала свое мнение, а Сергею Петровичу дозволялось или с этим мнением согласиться, или очень робко возразить, чтобы буквально через пять минут под воздействием дополнительных, еще более решительных доводов супруги тоже согласиться.

В своем подходе к занятости Сергея Петровича Софья Павловна, конечно, была совершенно права: он с удовольствием выполнял домашние поручения, увлекся просмотром культурных передач и ток-шоу, любил гулять по парку, казался полностью довольным своим пенсионным времяпрепровождением и не страдал никакой пенсионной депрессией.

Правильное питание

Единственная вещь, которая изрядно портила Сергею Петровичу существование в его новом пенсионном качестве, – это тяга Софьи Павловны к «здоровому питанию». Она и раньше увлекалась всякими новомодными течениями в диетологии, но до ее выхода на пенсию самого Сергея Петровича это как-то не касалось: ему дозволялось питаться тем, что ему нравится, а всякие экзотические подходы к еде и ее компонентам Софья Павловна практиковала исключительно на себе. Да и то у нее это проходило как-то без особого фанатизма, потому что нагрузка в школе была большая и на «здоровом питании», да еще и в непростые девяностые годы, было не выгрести.

Однако когда она вышла на пенсию и сама изрядно заскучала – тем более что муж в тот момент еще продолжал работать, – вот тут-то у нее этот самый фанатизм и начался. Ситуация с каждым днем становилась все более запущенной, и довольно скоро дошло до того, что и Сергея Петровича супруга стала активно вовлекать в диетологический процесс, в результате чего он был лишен права класть в чай две ложки сахара, со стола на кухне исчезла солонка и мясо на ужин у Сергея Петровича стало появляться не каждый день, потому что «Брэгг не велит».

Почему она увлеклась именно Брэггом, который сто лет назад как устарел и чьи представления, как давно выяснилось, далеко не во всем верны, Сергей Петрович не знал. Видимо, супруге как попалась именно эта книжка в руки, так она и стала ее первой и последней диетологической любовью. В результате все в доме стало подчинено Полю Брэггу, который, как гласила легенда, погиб, катаясь на серфе, то ли в сто, то ли в двести лет, и у него при вскрытии, как неоднократно рассказывала супругу Софья Павловна, обнаружили организм тридцатисемилетнего мужчины.

«Ты хочешь организм тридцатисемилетнего мужчины?» – властно спрашивала Софья Павловна своего супруга, тоскующего по курочке или уточке, и он, вздыхая, делал вид, что да, очень хочет. Но перед этим хотя бы крылышко укусить, хотя бы крылышко…

Впрочем, пока Сергей Петрович еще работал, все было намного проще. В институтской кафешке у него над душой никто не стоял, и он имел возможность питаться тем, чем хотел. А вечером за ужином можно было и перетерпеть, тем более что Брэгг, со всеми своими завихрениями, все-таки рекомендовал питаться натуральной пищей и против овощного салата, фруктов и горстки орехов Сергей Петрович, в общем, не возражал.

Но по выходе на пенсию Софья Павловна за него взялась всерьез и один раз даже посадила на супернизкокалорийное питание, мотивировав это тем, что голодания страшно полезны для организма и что во время голодания он, организм, отлично очищается.

В результате Сергей Петрович позавтракал малюсеньким кусочком хлеба, в обед съел одно яйцо и не съел полагающийся ему малюсенький кусочек постной говядины, потому что случайно сжег его на сковородке, разогревая, на ужин, скрежеща зубами, съел две морковки и одно яблочко, ну и на следующий день утром он просто не смог встать с кровати и очень этого испугался. У него была жуткая слабость, ноги почти не слушались, руки почти не слушались, голова кружилась. Это было следствием сильного понижения уровня сахара, чего Сергей Петрович не знал, но у него организм сам подсказал, что надо делать: Сергей Петрович буквально дополз до кухни, отрезал кусок белого хлеба, намазал его маслом, сверху густо посыпал сахаром-песком, начал торопливо жевать, ну и через пару минут это пугающее состояние у него прошло.

Однако все это настолько его испугало, что он категорически восстал против попыток супруги пичкать его этим чертовым Брэггом вместо привычной еды, и она, пораженная твердостью позиции супруга, которым обычно могла помыкать как хотела, отступила, и Сергей Петрович вернулся к нормальному режиму питания.

Смерть жены

Размеренное и спокойное пенсионерское существование прекратилось для Сергея Петровича в один момент, когда Софья Павловна во время прогулки как-то очень странно выдохнула, приложила правую руку к груди и осела прямо на дорожку. Он страшно испугался, дрожащими руками пытался по телефону вызвать скорую, но все никак не мог попасть в кнопки – хорошо еще, что в парке было немало людей и кто-то из них позвонил врачам.

Люди помогли посадить Софью Павловну на скамейку, стоящую рядом с дорожкой, скорая, как ни странно, приехала довольно быстро, и Софью Павловну отвезли в больницу.

Она там пролежала два дня, и Сергей Петрович уже думал, что жена скоро пойдет на поправку, как вдруг на третий день Сергею Петровичу позвонили из больницы и сообщили, что у жены ночью случился еще один сердечный приступ и она умерла.

Самое странное, что Сергей Петрович, услышав это страшное известие, почти ничего не почувствовал. Точнее, он почувствовал некоторое облегчение. Ему, конечно, чисто по-человечески было жалко супругу, с которой они вместе прожили несколько десятков лет и вырастили сына Андрея, но никакой любви там давно уже не было, а в отношениях Сергея Петровича с супругой превалировал некий страх Сергея Петровича чего-то сделать не так, чтобы получить суровый такой чисто учительский выговор.

Когда Сергей Петрович работал, они общались намного реже и ему это все не так давило на психику, а после того, как он вышел на пенсию, состояние легкой нервозности и определенного стресса его преследовало постоянно.

И сейчас, получив такое известие, Сергей Петрович почувствовал, что его впервые за последнее время, что называется, отпустило. «Я теперь могу делать что хочу, – мысленно сказал Сергей Петрович, и это его очень обрадовало. – Я даже, – подумал он, – сейчас могу пойти в туалет и отлить стоя! Я же вообще уже забыл, как это делается!»

Сергей Петрович решительно направился в туалет, бодрым шагом подошел к унитазу, поднял крышку с сидушкой и… Но тут до него дошло, что ему же это все и убирать, после чего Сергей Петрович вздохнул, опустил сидушку, привычно взгромоздился на унитаз и стал думать, что ему в ближайшее время необходимо сделать – ведь нужно организовать похороны.

Похороны получились довольно скромными. Прилетел их сын Андрей – он последний десяток лет жил с семьей в Соединенных Штатах. Пришел друг детства Андрея Петя, с которым семья Андрея общалась довольно часто – Петя как бы взял над ними шефство после отъезда Андрея. Также пришли несколько родственников и завуч из школы, в которой работала Софья Павловна. Из ее учеников не пришел никто: честно говоря, Софью Павловну в школе не особенно любили за сухость и резкость. Ну и еще пришла Викуся – старая подруга семьи, которую одинаково любили и Сергей Петрович, и Софья Павловна, которая, если честно, мало кого любила. Но Викуся была настолько светлым, веселым и жизнерадостным человеком, что, когда она приходила к ним в гости, квартира как будто бы дополнительно освещалась.

Похоронили Софью Павловну на Востряковском кладбище, на поминки поехали только близкие родственники, Петя и Викуся. Посидели, повспоминали, немного выпили. Вот и все.

Андрей и Людмилыч

Через день после похорон Андрей затеял с Сергеем Петровичем серьезный разговор.

– Пап, – сказал он, – а давай ты подумаешь над тем, чтобы переехать к нам в Штаты, а? Что ты тут будешь делать один? Ты же знаешь, у меня там хороший дом с участком, места – полно, у тебя будет большая отдельная комната с ванной. Там и климат намного лучше, и жить комфортнее. Опять-таки – мы рядом, внучки рядом. Подумай, а? Может, не сразу, не завтра, но через некоторое время, например.

– Андрюш, – растерянно ответил Сергей Петрович, – да как же это мне – да вдруг уехать в Штаты? Я же совершенно советский человек. Там же все чужое: язык чужой, люди чужие…

– Да какие же чужие? – удивился Андрей. – Ты же будешь с нами. Мы же не чужие. И мы дома говорим по-русски, чтобы девчонки язык не забывали. Будет все как здесь, только намного комфортнее. Чего тебе киснуть одному в этой небольшой квартирке?

– По тем временам, – обиделся Сергей Петрович, – это была не небольшая квартирка, а отличные трехкомнатные хоромы! Я, чтобы ее купить, в Ташкенте два года отпахал после землетрясения.

– Все правильно, – быстро ответил Андрей, – тогда это была прекрасная квартира, я не спорю. Но мир меняется, жизнь меняется. Это же панелька: в соседнем подъезде кто-то чихнет – здесь все слышно. И тетка эта полоумная с нижнего этажа, которая все время приходит и требует, чтобы ты не смел ночью в тапках ходить в туалет, потому что она заснуть не может, – ты же мне сам недавно жаловался.

– Да, недостатки есть, – согласился Сергей Петрович. – Но это не повод переезжать в другую страну. Вот если бы ты в доме жил где-нибудь в Подмосковье – это другое дело.

– Пап, я уже больше десяти лет живу в Нью-Джерси, – сказал Андрей, – при чем тут какое-то Подмосковье? На черта оно мне? Я просто не хочу, чтобы ты здесь оставался один. Чем ты тут будешь заниматься?

– Да много чем буду заниматься, – ответил Сергей Петрович. – Читать буду, гулять. Телевизор смотреть. Может, английский начну учить – чтобы фильмы на языке смотреть.

Андрей недоверчиво посмотрел на отца – видимо, у него были серьезные сомнения в том, что отец сумеет должным образом организовать свою жизнь в одиночестве.

– Кроме того, – добавил Сергей Петрович, вздохнув, – даже если и не брать все доводы против переезда в совершенно чужую страну, есть один самый простой довод: я туда просто не доберусь.

– Это как это? – удивился Андрей.

– У меня аэрофобия, – объяснил Сергей Петрович. – Причем не просто аэрофобия, а полная несовместимость с самолетом.

Андрей удивленно смотрел на отца. Он об этом услышал в первый раз, но понимал, что Сергей Петрович не шутит и не выдумывает – это было совершенно не в его манере.

– Пап, подожди, – сказал Андрей, – я же помню, ты как-то в Сочи в командировку летал, правильно?

– Правильно, – подтвердил Сергей Петрович, – первый и последний раз в жизни. Вот тогда-то все и выяснилось – я долетел еле живой.

– Да что случилось-то? – потрясенно спросил Андрей.

– Мне так плохо никогда не было, – признался Сергей Петрович. – Как начало трясти еще в момент разбега, так потом не отпускало до посадки. Я плохо что помню, помню только, что стюардессы бегали туда-сюда, совали под нос нашатырь, врач какой-то из пассажиров что-то там со мной пытался сделать – все бесполезно. Дикая паника, трясучка, весь в поту – в общем, это что-то жуткое. Меня скорая потом у трапа встречала, сразу в больницу повезли.

– А почему я об этом не знал? – спросил Андрей.

– Ну, ты еще маленький был, – пожал плечами Сергей Петрович, – чего тебе такие вещи рассказывать.

– Слушай, а точно, – вдруг вспомнил Андрей, – ты же тогда поездом из Сочи вернулся. Мама все тогда злилась, что билет на самолет пропал и ты покупал билет на поезд. Ты еще ехал долго – больше двух суток.

– Ну да, – ответил Сергей Петрович, – покупал самый дешевый билет на пассажирский поезд, а он тащился черт знает сколько. Ты же помнишь, денег тогда было в обрез.

– И что, – спросил Андрей, – врачи-то что сказали?

– Так и сказали – аэрофобия в острой форме.

– И что посоветовали?

– Посоветовали больше никогда не летать на самолетах, – сказал Сергей Петрович. – Да я сам этот кошмар больше переживать не собираюсь. Там до Сочи-то лететь всего два часа – я чуть не умер. А до твоего Нью-Йорка сколько?

– Одиннадцать часов, – вздохнул Андрей. – Слушай, но сейчас же наука сильно продвинулась. Я знаю, что есть всякие лекарственные средства. Да и алкоголь эту аэрофобию, насколько я знаю, сильно успокаивает.

– Андрюш, я не хочу проверять, насколько меня это успокоит и успокоит ли вообще, – мягко сказал Сергей Петрович. – Но знаю, что у тебя будет шанс меня не довезти живым. А оно тебе надо?

– Да нет, не надо, конечно, – растерянно сказал Андрей. – Так вот чего ты даже внучек повидать прилететь не уговорился?

– Ну да, – кивнул Сергей Петрович. – Просто неудобно как-то это объяснять. Но у меня тогда не только в этот полет проблемы были. Помнишь, я после возвращения в лифтах перестал ездить?

– Вот это помню, – оживился Андрей. – Ты мне еще говорил, что это полезно для здоровья – зарядка такая. Да, – еще вспомнил он, – ты же тогда на день рождения Викуси на двадцать второй этаж пешком поднимался, мама тогда очень злилась.

– Последствия, – объяснил Сергей Петрович. – Дикая клаустрофобия. Слава богу, через пару лет постепенно прошло.

– М-да, дела, – вздохнул Андрей.

– Ну вот видишь, – сказал Сергей Петрович, – так что тут даже обсуждать нечего. Не вариант это для меня, увы.

Андрей, тяжело вздохнув, с ним согласился.

На следующий день Андрей пригласил к ужину своего старого школьного друга Петю.

Петя был мужиком очень колоритным. Он с детства остался без отца: родитель Пети предпочитал порхать по жизни мотыльком и не обременять себя какими-то обязательствами, поэтому когда он выяснил, что младенец дома создает существенный дискомфорт, то сначала начал пропадать на несколько дней, якобы уезжая в «командировки», а в какой-то момент из очередной такой «командировки» просто не вернулся: как потом выяснила Петина мама Людмила Андреевна, он нашел в другом городе работу с предоставлением проживания и просто сбежал туда.

Людмила Андреевна маленького Петю против отца специально не настраивала, однако реальной ситуации не скрывала, так что Петя вырос с чувством глубочайшего презрения к своему родителю, который за все это время даже не удосужился выяснить, как там вообще его ребенок. Петя с детства хорошо видел, как тяжело вкалывает его мама, чтобы обеспечить сыну нормальное существование, научился это ценить, и они с матерью были очень близки.

Поэтому, когда Петя пошел получать паспорт, он категорически потребовал поставить себе в отчестве «Людмилович» вместо имени ненавистного родителя. Был большой скандал, работники загса утверждали, что это не положено, а раз не положено, то они и не положат, но Петя уже в юности имел очень мощные габариты и, когда ему это было нужно, делал на редкость угрожающий взгляд, так что непонятно какими путями, но ему в паспорт отчество так и записали.

Причем потом, во время учебы в институте, Пете страшно нравилось, когда его называли Петр Людмилович или просто Людмилыч, ну и в результате его потом по жизни почти все так и называли – разве что кроме Андрея, который его как привык называть Петькой, так уже и не собирался переучиваться.

В школе Петя с Андреем очень сдружились с первого же класса. Причем они были очень непохожи: Петя – эдакий задиристый крепыш-боровичок, Андрей – худенький хлюпик в очках. Петя занимался спортом, поднимал гири, и его боялись даже признанные школьные хулиганы, а Андрей много читал и учился только на отлично. И у них получился хороший симбиоз: Петя защищал Андрея от любых нападок, а Андрей помогал другу с уроками.

Петя часто бывал в доме Андрея и очень хорошо относился к Сергею Петровичу. А вот Софью Павловну он недолюбливал, тем более что она, в свою очередь, почему-то недолюбливала его маму: почему – никто не знал.

Петя с Андреем часто общались и во время учебы в различных институтах – Андрей поступил в Физтех, а Петя пошел учиться на хирурга в медицинский, – также не прекращали общение и после учебы. А когда Андрей уехал в Штаты, то он сначала названивал другу по телефону, используя какие-то хитрые американские способы, чтобы не платить много денег, а позже, когда появился Skype, они перешли на Skype и созванивались пару раз в месяц.

Сергей Петрович, узнав, что Андрей к ужину пригласил Петю, очень обрадовался и побежал в магазин за продуктами и бутылочкой водки – Людмилыч кроме водки и пива никакой другой алкоголь не признавал. Андрей же по своей американской привычке предпочитал виски с содовой и со льдом.

Вечером за ужином, когда все собрались, Андрей сделал Сергею Петровичу и Людмилычу неожиданные презенты: он каждому вручил большую белую коробку, внутри которой лежал невероятно красивый серебристый ноутбук с надкушенным яблочком на верхней крышке.

Людмилыч начал было возмущаться тем, что друг делает такие дорогущие подарки, но Андрей сказал, что это за пропущенные дни рождения и что он, как лучший специалист крупной ай-ти-компании, такие штуки получает с огромной скидкой и, можно сказать, почти бесплатно, так что забирай, дорогой друг, подарок и не морочь мне голову.

– Мне же лучше, – сказал Андрей, – у тебя ноутбук-то совсем старый и хилый, Skype плохо вытягивает. А теперь будет красота!

– Это да, – согласился Людмилыч. – Сам знаешь, на зарплату хирурга ни разу не разгуляешься. Давно хотел ноут поменять, да все то одни траты, то другие.

– Ну вот, – сказал Андрей, – значит, будет совсем кстати. Кроме того, мне и с другой стороны очень выгодно, что у тебя будет такой же ноутбук, как и у папы. Я ему здесь настрою всякий Интернет со скайпом, а если что-то не будет работать – ты же ему и поможешь, правильно?

– Да без проблем, конечно, – сказал Людмилыч. – Я же тут все время рядом.

Так Сергей Петрович стал владельцем замечательной машинки, с помощью которой он мог выходить в Интернет, обмениваться письмами и проводить видеоконференции с сыном и внучками.

На следующий день Андрею предстояло возвращался в Штаты, ну и перед отъездом он договорился с отцом о том, что они будут выходить на связь по средам в семь часов вечера по Москве.

Андрей улетел, и Сергей Петрович остался один в их трехкомнатной квартире.