Kitobni o'qish: «Измена. Тройная боль»

1

– Я знаю, что ты скучала по мне, малыш, – отчётливо слышу, как мой муж говорит кому-то другому, когда я тихо нажимаю на ручку двери его кабинета.

Стоп. Я останавливаюсь, как вкопанная.

Дверь бесшумно приоткрывается на небольшую щёлку, и я застываю на месте, не решаясь распахнуть её до конца.

Потому что я вдруг понимаю, что я безумно боюсь.

Боюсь увидеть, что же там происходит.

Потому что малыш – это я! Это моё ласковое прозвище, которое мне дал Захар, мой муж.

И поэтому я продолжаю стоять за дверью, потому что его слова, сказанные кому-то другому, парализовали меня, как яд курары.

А Захар тем временем продолжает говорить кому-то своим хриплым низким голосом, который всегда так сводит меня с ума:

– Только не говори, что не вспоминала обо мне все эти годы, как и я – о тебе. Ты забыла, как нам было хорошо вместе? Как мы занимались с тобой любовью? – его слова острой огненной молнией пронзают мой мозг.

Мои руки и ноги стали ватными. У меня даже нет сил, чтобы толкнуть дальше эту проклятую дверь.

Я решила заглянуть к мужу днём в офис. Сделать ему сюрприз. Прошла мимо обезлюдевшей на время обеда приёмной, мимо пустующего места секретаря Аллочки, которая обычно, как сторожевой пёс, строго следит за всеми посетителями. И вот теперь мне не хватает сил и решительности сделать последний шаг.

Я всё ещё надеюсь, что он разговаривает с кем-то по телефону. Хотя и от этого мне ненамного легче.

Но тут я слышу женский приглушённый всхлип. Стон.

Значит, эта таинственная незнакомка здесь, за стенкой.

Стоит только толкнуть дальше дверь. Увидеть её.

Которая теперь мне кажется тяжелее бетонной плиты.

А Захар продолжает:

– Ну вот, ты же хочешь меня, малыш. Прямо как раньше.

И тут я слышу голос, который узнаю из миллиарда других голосов:

– Нет, Захар, я не могу…

– Конечно можешь, малыш. Я не могу ждать. Давай. Как раньше, а? Тогда ты не была такой привередливой. Помнишь? Вот так, малыш, вот так… – хрипло бормочет он, пока я хватаю ртом воздух, привалившись к стене между двумя дверями: в кабинет мужа, и в его приёмную.

Я словно застыла в каком-то лимбе, безвременье. Я не могу уже вернуться назад, но всё ещё надеюсь, что если я не войду в эту дверь, то можно будет сделать вид, что это всё мне приснилось, что это все неправда.

Притвориться, что я только что услышала не голос родной матери, который теперь хрипло стонет и бормочет что-то невнятное в ответ на тихий шёпот моего мужа, который сейчас просто колокольным звоном отзывается у меня в голове:

– Вот да, так, так, малыш… Ммм, ты такая же сладкая, как и раньше… Я знал, что ты меня не забыла… Скучал по тебе, малыш…

Внизу живота нестерпимо болит, словно меня пнули кирзовым тяжёлым сапогом.

И тут я вдруг вспоминаю, зачем вообще пришла к Захара на работу посреди рабочего дня, чего никогда не делала раньше: я же только что сделала тест на беременность.

И он оказался положительным.

У нас будет ребёнок.

Наверное, уже три или четыре недели…

Я была так рада и воодушевлена, что захотела рассказать своему любимому мужу об этом лично. И теперь мои руки продолжают сжимать бархатную продолговатую коробочку, в которой лежит мой тест.

С двумя полосками.

Мне остаётся сделать только последний шаг. Чтобы убедиться наверняка.

И разрушить всю мою счастливую жизнь.

Мои пальцы дрожат, пока я продолжаю медленно надавливать на ручку двери, всхлипы, стоны и бормотание за дверью кажутся просто невыносимыми.

Я не хочу слышать, и уж тем более видеть это!

Дверь за спиной всё ещё открыта. Всё ещё есть путь к спасению.

И тут я слышу, как громко распахивается дверь в приёмную, и в неё входит, цокая своими каблуками, секретарша моего мужа, Алла Борисовна.

И я принимаю решение.

Делаю шаг назад.

Отступаю.

– Ой, Улечка, вы к Захару Ивановичу приходили? – громко приветствует меня ярко накрашенная Аллочка со взбитыми в шлем по моде семидесятых волосами.

– Да, я уже ухожу, – практически убегаю я прочь, не поднимая на неё взгляда, и бросаю напоследок. – Он очень занят, просил его не беспокоить, – и я выбегаю в длинный коридор огромного офисного помещения, которое занимает компания моего мужа.

Я делаю глубокий вдох, словно только что вынырнула из глубины, и только сейчас понимаю, что я практически не дышал там, в этом узком коридорчике, зажатая между двумя дверьми.

Между двумя мирами.

И вот сейчас, когда я пытаюсь отдышаться, машинально прижимая руки к низу своего животика, мой мозг начинает судорожно искать оправдания.

Выход из этой ситуации.

Я же туда так и не вошла.

Значит, ничего и не было, правда?

Что я имею в сухом остатке: просто какие-то голоса за дверью. Я ведь даже не заглянула внутрь!

Померещилось.

Показалось.

И я медленно иду прочь, в сторону выхода из офиса.

Раз мне показалось, раз я так в этом уверена, почему бы не вернуться? И не проверить?

Я где-то читала, что наш мозг всегда отрицает какие-то ужасные вещи. Мерзкие. Страшные.

Наша психика пытается защитить нас от происходящего.

Чтобы мы не сошли с ума.

А что может быть страшнее застукать своего любимого мужа, от которого я жду ребёнка, со своей собственной матерью?!

Да такого просто не может быть!

И чем дальше я ухожу от этого проклятого кабинета с его грязными тайнами, тем легче и свободнее мне становится, тем глубже я дышу.

Да, я трусиха.

Возможно.

Но я не готова ни к какой такой правде. Я этого просто не переживу.

И вот, когда я уже нахожусь в спасительной близости от двери ведущей прочь из этого ада, я слышу за спиной:

– Ульяша!

– Папа?! – оборачиваюсь я.

2

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает мой отец, который работает в этой же компании, но исполнительным директором.

И всегда здесь работал, пока эту самую фирму не выкупил мой тогда ещё не-муж. Увидел меня на корпоративе и влюбился.

– Да я просто хотела зайти к Захару, – неуверенно мямлю я, хотя понимаю, что я не смогу вот так просто взять сейчас и убежать.

Я ведь – любимая папина принцесса. Его маленькая девочка. Которую он любит больше жизни.

После моей мамы, наверное.

И снова ужасная тайна врывается в моё сознание. Это просто невыносимо.

– Ну раз уж ты зашла, то я тебя просто так не отпущу, – прижимает меня к себе папа.

Прямо к сердцу, и мне снова становится тепло и уютно в его объятиях. Прямо как в детстве, когда я забиралась к нему на колени, когда он отдыхал в любимом кресле. И мы вместе, укрывшись пледом, сидели и читали «Белоснежку и семь гномов».

И я помню, как я всегда ненавидела злую мачеху, завидовавшую Белоснежке и пославшую её на верную смерть.

Во всех детских сказках всегда были злые мачехи – злобные колдуньи. А матушки – добрые и заботливые.

И вот теперь мне кажется, что я попала в вывернутый наизнанку мир… В злую сказку для взрослых…

– Пойдём ко мне, лапонька, – берёт меня за руку папа.

Такой сильный. Такой добрый.

– У меня как раз есть новый сорт чая – клиент из Китая на днях привёз. А что это у тебя? – нащупывает он у меня в руках коробочку. Которую я всё ещё судорожно сжимаю пальцами.

– Да так, ничего особенно, подарок, – заливаюсь я краской.

Но ведь мой папа знает меня лучше, чем кого бы то ни было!

– Подожди, это то, о чём я думаю? – очень серьёзно спрашивает он меня, когда мы оказываемся наедине у него в кабинете.

– Ты о чём? – всё ещё пытаюсь я прикинуться дурочкой, хотя какая из меня актриса: я ведь сама взяла эту идею с бархатной коробочкой у мамы!

Мамы!

Это она рассказывала мне, что когда она забеременела, то упаковала тест в такую же коробочку и положила её на стол перед завтраком моему папе.

И вот именно сейчас я сжимаю в руках этот самый подарок.

К тому же я пришла чуть ли не в первый раз за всё время на работу к Захару. Чтобы сложить два и два не надо быть Шерлоком Холмсом.

– Ульяша, скажи, это правда?! Я скоро стану дедушкой?! – так радуется мой папочка, что я не могу соврать ему.

Он ведь старше маму почти на двадцать лет, и он уже давно намекал мне на внуков!

Это только мама не перестаёт повторять, что не собирается становиться бабушкой в свои тридцать восемь лет, но ведь и она родила меня в девятнадцать!

И вот я теперь повторяю её путь… И даже решила преподнести эту новость завёрнутой в бархатную коробочку, как и когда-то моя мама – папе.

Только я выбрала нет тот день. Или не то время.

И я всё ещё раздумываю, как же всё это можно отмотать назад. Ведь ничего ведь не доказано, правда? Значит, ничего и не было?

И тут понимаю, что мой папочка всё ещё ждёт от меня ответа. Седой и румяный, как сосредоточенный Санта Клаус. Мой любимый папа…

И у меня сердце начинает ныть и болеть ещё и от того, что он вообще ничего не подозревает…

– Да, папа, это пока секрет, не говори никому, – отвечаю я. – Но я очень надеюсь, что у тебя скоро появится внук, или внучка…

– Доченька моя, – порывисто обнимет меня папа. – Это самая лучшая новость за сегодня! Я так рад! Но хорошо, никому ни слова! Даже не беспокойся об этом. Мама тоже пока ничего не знает? – ничего не подозревая спрашивает он, и меня его слова режут, словно ножом по сердцу.

Мы всегда были с папой намного ближе, чем с матерью, но я никогда и подумать не могла, что между мной и мамой может разверзнуться такая пропасть…

Просто непреодолимая…

Но возможно, это всё неправда, поэтому я улыбаюсь с усилием в ответ:

– Никто не знает, папа. Ты первый. Ты сам увидишь, когда всем будет уже известно.