Hajm 309 sahifalar
2013 yil
Дроздовцы в огне
Kitob haqida
«„Дроздовцы в огне“ – не воспоминания и не история – это живая книга о живых, боевая правда о том, какими были в огне, какими должны быть и неминуемо будут русские белые солдаты» – так охарактеризовал свой труд генерал-майор А. В. Туркул.
На страницах книги автор красочно рисует картины боев и походов знаменитой Дроздовской стрелковой дивизии в годы Гражданской войны, акцентируя внимание читателей на личностях генералов, офицеров и солдат белой армии.
Книга рассчитана на самый широкий круг читателей и является одним из знаковых произведений российской эмиграции.
Получил огромное удовольствие от этой книги.Спасибо автору.Я кадровый офицер и было интересно сравнить свою службу со службой белых офицеров.По этой книге понимаешь насколько страшное было время.Жизнь белых офицеров показана изнутри,я первый раз читал такие откровения и понял какая ненависть ,граничащая с безумией,была с обеих сторон.
с большим удовольствием прочитал, то что долго у нас было под запретом. уроки надо извлекать из всего. очень хорошая книга для сравнения с тем, что нам в школе рассказывали про белогвардейцев.
Книга хорошая, однако в своих воспоминаниях автор бывает не совсем объективен. Особенно это заметно в приукрашенной оценке своих сослуживцев и их деяний. Однако автор не скрывает, что и белые войска бывали преувеличенно жестоки к противнику. Как показатель эпизод с одноруким белым офицером и пленным красным командиром. В целом же читать очень интересно.
Платиновая классика Белой литературы. 24 рассказа генерала Туркула, обработанные профессиональным литератором. Будни и праздники легендарной дроздовской дивизии, множество примечательных историй, трагедия русского офицерства и русской интеллигенции... Рекомендовал бы для изучения в школах - вместо опостылевшей бурды вроде Горького.
Интересный слепок истории. Если абстрагироваться от главной идеи книги- мы все в белом, а с той стороны сплошная сволочь, то можно многое почерпнуть. Но нужно помнить, что руки у этих рыцарей белой идеи были в крови по плечи. И, кстати, Деникин, цитаты которого, Туркул приводит, от сотрудничества с нацистами отказался, в отличии от автора. И это ещё одна причина , ИМХО, почему к послевоенным воспоминаниям Туркула стоит относится очень осторожно.
Над старыми местами боев "белых" и "красных" прошел кровавый вал второй мировой войны. Новая русская кровь пролилась на тех же полях, где спят в ожидании Вечного Судьи бывшие враги, белые и красные.
Россия — самая справедливая, самая добрая и прекрасная страна на свете, и если в ней что-нибудь и не устроено, не налажено, то все в ней в свое время устроится и наладится по справедливости.
Когда-нибудь в ней поймут, что между прежней «старорежимной» Россией, павшей в смуте, и большевистской тьмой, сместившей в России все божеское и человеческое, прошла видением необычайного света, в огне и в крови, Белая Россия, Россия правды и справедливости.
Конец. Это был конец не только белых. Это был конец России. Белые были отбором российской нации и стали жертвой за Россию. Борьба окончилась нашим распятием. "Господи, Господи, за что Ты оставил меня?" — может быть, молилась тогда с нами в смертной тьме вся распятая Россия.Брошенные кони, бредущие табунами; брошенные пушки, перевернутые автомобили, костры; железнодорожное полотно, забитое на десятки верст вереницами вагонов; разбитые интендантские склады, или взрывы бронепоездов, или беглецы, уходящие с нами; измерзшие дети, обезумевшие женщины, пожары мельниц в Севастополе, или офицер, стрелявшийся на нашем транспорте «Херсон»; или наши раненые, волоча куски сползших бинтов, набрякших от крови, ползущие к нам по канатам на транспорт, пробиравшиеся на костылях в толчее подвод; или сотни наших «дроздов», не дождавшись транспорта, повернувшие, срывая погоны, из Севастопольской бухты в горы, — зрелище эвакуации, зрелище конца мира, Страшного Суда. "Господи, Господи, за что Ты оставил меня?" — Россия погрузилась во тьму смерти…
В одном бою, уже после нашего отступления, я со своим штабом попал под жестокий обстрел. Мы стояли на холме. Красные крыли сильно. Кругом взметывало столбы земли и пыли. Я зачем-то обернулся назад и увидел, как у холма легли в жесткую траву солдаты связи, а с ними, прижавшись лицом к земле, лег и мой Павлик. Он точно почувствовал мой взгляд, поднял голову, сразу встал на ноги и вытянулся. А сам начал краснеть, краснеть, и слезы выступили у него из глаз.
Вечером, устроившись на ночлег, я отдыхал в хате на походной койке; вдруг слышу легкий стук в дверь и голос:
— Господин полковник, разрешите войти?
— Войдите.
Вошел Павлик; встал у дверей по-солдатски, молчит.
— Тебе, Павлик, что?
Он как-то встряхнулся и уже вовсе не по-солдатски, а застенчиво, по-домашнему, сказал:
— Тося, даю тебе честное слово, я никогда больше не лягу в огне.
— Полно, Павлик, что ты…
Бедный мальчик! Я стал его, как умел, успокаивать, но только отпуск в хозяйственную часть, на кутью к моей матери, тете Соне, как он называл ее, убедил, кажется, Павлика, что мы с ним такие же верные друзья и удалые солдаты, как и раньше.
Но мы понимали, что деремся за Россию, что деремся за саму душу нашего народа и что драться надо. Мы уже тогда понимали, какими казнями, каким мучительством и душегубством обернется окаянный коммунизм для нашего обманутого народа. Мы точно уже тогда предвидели Соловки и архангельские лагеря для рабов, волжский голод, террор, разорение, колхозную каторгу, все бесчеловечные советские злодеяния над русским народом. Пусть он сам еще шел против нас за большевистским отребьем, но мы дрались за его душу и за его свободу.
Izohlar, 15 izohlar15