Kitobni o'qish: «Избранные психологические труды»

Редакционная коллегия

А. Л. Журавлев (ответственный редактор), К. А. Абульханова-Славская, В. В. Знаков, В. А. Кольцова, В. А. Лекторский, Т. К. Мелешко-Брушлинская, В. Н. Садовский, В. В. Селиванов, Е. А. Сергиенко, Н. Е. Харламенкова

© Институт психологии Российской академии наук, 2006

А. В. Брушлинский – ученый и организатор науки

В предложенной читателю книге представлены труды А. В. Брушлинского, в которых отражен творческий путь большого ученого, посвятившего свою жизнь изучению и разработке основных, фундаментальных проблем психологии. Все его творчество проникнуто поиском внутреннего единства психической жизни человека. В качестве такого логического основания, интегрирующего все проявления человека как субъекта деятельности, общения, созерцания, духовности, нравственности, он полагает идею непрерывности (недизъюнктивности) психического. Эта идея пронизывает и связывает в единое целое основные этапы творческого пути А. В. Брушлинского: изучение мышления как процесса, анализ проблемы соотношения биологического и социального, сознательного и бессознательного, проблем психологии субъекта.

Андрей Владимирович Брушлинский родился 4 апреля 1933 г. в семье русских интеллигентов с высокими нравственными устоями и большой тягой к знаниям. Отец, Владимир Константинович, – философ, полиглот, переводчик и интерпретатор трудов Спинозы и Гегеля. Мать, Варвара Платоновна, – историк по образованию, владела несколькими иностранными языками, целиком посвятила себя воспитанию троих детей, а затем и многочисленных внуков. Атмосфера, царившая в семье, благоприятствовала развитию природных способностей и склонностей детей.

До подросткового возраста Андрей немногим отличался от шаловливых сверстников, затем постепенно стал предпочитать веселым развлечениям углубленное чтение, в том числе и научной литературы. Не сразу выбрал профессию: хотел стать дипломатом, колебался между медициной и психологией.

Окончив с золотой медалью школу в 1951 г., он поступил на психологическое отделение философского факультета МГУ, которое окончил с отличием в 1956 г. По окончании университета он работал в секторе философских проблем психологии Института философии АН СССР, руководимом С. Л. Рубинштейном. В 1972 г. в составе этого сектора перешел в только что организованный Б. Ф. Ломовым Институт психологии АН СССР, где проработал 30 лет, сначала в качестве научного сотрудника, а затем, начиная с 1990 г. – в качестве директора, на этот пост он избирался трижды в течение 12 лет. За 2 года до избрания на пост директора он был назначен главным редактором «Психологического журнала». Возложение на него новых ответственных обязанностей высветило еще одну грань дарования Андрея Владимировича – талант организатора науки.

В 1990 г. А. В. Брушлинский был избран членом-корреспондентом АН СССР. Он являлся одним из учредителей и академиком Российской академии образования (1992) и Международной академии психологических наук (1994), академиком Международного совета научного развития, членом Европейского центра по координации исследований и документации в социальных науках («Венский центр»). Андрей Владимирович внес большой вклад в деятельность научного совета Российского гуманитарного научного фонда.

Главное содержание, дело и суть жизни А. В. Брушлинского составляло научное творчество. Вероятно, это и питало его постоянный интерес к проблемам творчества, мышления, процессам открытия нового, ранее неизвестного. Для него проблема творчества имела не узкоспециальное, а фундаментальное значение. Это определило ключевое направление всех его исследований, начиная с экспериментального изучения формирования понятия числа у дошкольников в дипломной работе и кончая его масштабными теоретическими обобщениями при разработке континуально-генетического метода и построения на его основе концепции психологии субъекта.

На свете ничего не происходит случайно. Жизненный путь Андрея Владимировича как ученого во многом определила встреча с выдающимся мыслителем, философом и психологом С. Л. Рубинштейном, который стал не только его научным руководителем, но и образцом высоконравственной личности. От своего учителя Андрей Владимирович унаследовал и «мужество познания», и диалектический способ мышления. Он считал, что никакие, даже самые богатые книжные знания не могут заменить живого повседневного общения, поэтому дорожил каждым часом, проведенным в обществе Учителя.

Открытый С. Л. Рубинштейном закон детерминизма: «Внешние причины действуют через внутренние условия» стал для Андрея Владимировича основополагающим методологическим принципом в изучении мышления и других психических процессов. Объект познается через включение его в новые связи и отношения (анализ через синтез). Все это создало условия для дальнейших поисков конкретных форм применения этого основного механизма мышления.

Судьба отмерила не так уж много лет для их совместной работы. После внезапной кончины Сергея Леонидовича в 1960 г. Андрею Владимировичу исполнилось всего 27 лет. Впереди были годы самостоятельной работы… По меткому образному выражению В. Т. Кудрявцева: «Всю дальнейшую жизнь А. В. Брушлинский упорно достраивал философско-психологическую Вселенную, созданную С. Л. Рубинштейном»¹. Вместе с К. А. Абульхановой-Славской он вернул жизнь делу Рубинштейна. Он «не просто уточнял, углублял и творчески развивал многообразные концепции своего учителя. Он как бы размыкал выработанные учительской мыслью понятия в открытые проблемы, высвечивая их непреходящий, вечный характер, придавал им исторически актуальное звучание и смело выдвигал новые подходы к их решению»².

Одну из таких загадок мышления античные философы выразили в форме парадокса: «Если я знаю, что я ищу, то что же мне еще искать, а если я не знаю, что я ищу, то как я могу искать?» На самом деле в процессе поиска и открытия существенно нового человек имеет дело с неизвестным, о котором он еще ничего не знает. Центральным в экспериментальных исследованиях А. В. Брушлинского становится вопрос о направленности мыслительного процесса, вопрос о том, как осуществляется поиск и нахождение нового, ранее неизвестного, что детерминирует процесс мышления, итогом которого является новое содержательное понятие, новое знание.

Разработка этой проблемы осложнялась тем, что нахождение нового, неизвестного, по наблюдению многих авторитетных мыслителей, наступает как бы внезапно. Факт внезапного решения (insight) установлен в психологии мышления, и он не подвергается сомнению. Однако оставалась проблема его объяснения.

По мнению многих исследователей мышления, решение задачи распадается на два этапа: сначала происходит нахождение принципа решения, которое осуществляется путем анализа условий задачи и соотнесения их с требованием, а затем – применение этого принципа к ее решению. Нахождение принципа есть не что иное, как применение прошлых знаний к новым условиям. Получается, что требование само по себе детерминирует решение задачи.

Новая психологическая закономерность, открытая А. В. Брушлинским заключалась в том, что требование и искомое (неизвестное) изначально не совпадают. Неизвестное не является полностью пустым местом, оно хотя бы в минимальной степени задано соотношением условий и требований задачи и все более и более определяется в ходе мышления. Если требование задачи формулируется со стороны, то искомое может сформулировать лишь сам субъект, решающий задачу. В этом состоит их существенное различие. Детерминация, направленность мышления осуществляется по мере все большего уточнения искомого, задаваемого соотношением ранее известного с прогнозируемым неизвестным путем включения объекта в новые связи и отношения. В ходе развертывания процессов мышления хотя бы в минимальной степени предвосхищается, какой именно признак познаваемого объекта будет вычленен, проанализирован и обобщен. В этом проявляется направленность, избирательность, детерминированность мышления, которая делает излишним слепой механический перебор всех или многих свойств познаваемого объекта. Именно по принципу перебора работают кибернетические машины.

Эти положения получили теоретическое и экспериментальное обоснование в кандидатской диссертации А. В. Брушлинского «Исследование направленности мыслительного процесса» (1964) и в его докладе на конференции молодых ученых «К психологии творческого процесса. Психология мышления вместо так называемой эвристики» (1967), где он продемонстрировал свою научную принципиальность, утверждая специфичность мышления человека и невозможность его замены «думающими машинами». Все это происходило в период повального увлечения кибернетикой, и выступить с подобными идеями означало идти против течения. Вслед за этим была опубликована монография «Психология и кибернетика» (1970). Свою способность выступать от первого лица вопреки мнению большинства, отстаивая свои научные принципы, Андрей Владимирович проявлял неоднократно.

В экспериментальных исследованиях направленности мыслительного процесса имплицитно уже присутствовала идея недизъюнктивности, которая в дальнейшем оформилась в континуально-генетическую концепцию. Принцип непрерывности развития реализуется в диалектике прошлого, настоящего и будущего: «Прошлое, прошлый опыт мышления существует не как «вещь» абсолютно неизменная, а как процесс, нечто динамичное, изменяющееся, избирательно используемое по мере его включения в дальнейший ход мышления. Влияние настоящего на прошлое – это, в частности, преобразование низшего (прошлого) в составе высшего (настоящего), характерное для всякого развития. Возможно, что чем «больше» настоящее оказывает обратное влияние на прошлое мышление, тем «более» творческим является процесс. Вероятно, это может быть одним из критериев творчества (мышления как процесса). Тогда открываются и некоторые условия для понимания того, как в ходе мыслительного процесса будущее – через «механизм» мысленного предвосхищения – влияет на настоящее, на протекающие в данный момент стадии познавательного процесса»³.

В 1969 г. он напишет в своем дневнике: «При всей своей инсайтности мышление сохраняет преемственность в процессе своего функционирования – развития. Даже небольшой, но чуть новый поворот объекта – это громадный труд для мышления и единственный источник подлинного творчества».

Особое внимание привлекает к себе запись в рабочем дневнике Андрея Владимировича, сделанная в 1972 г. после прочтения им «Науки логики» Гегеля: «В силу изменчивости, динамики, вообще развития различные стадии, элементы процесса мышления постоянно «заходят» друг на друга… Иначе невозможна преемственность процесса, развитие. Такое наложение, «слипание» и т. д. означает отсутствие дизъюнктивности… Единственно возможный способ мышления в отсутствии дизъюнктивности – это анализ через синтез!!!

С этим связано всеобщее и обязательное опосредование всего и вся (великим мастером которого был Гегель), постоянное возникновение новых противоречий и т. д.»

Не вызывает сомнения, что благодатная почва для исследования идей великого основателя диалектической логики была подготовлена всем ходом предшествующих исследований и размышлений Андрея Владимировича. А наличие трех восклицательных знаков в приведенном тексте является показателем того, что для самого автора этот вывод стал открытием, выступившем в форме «немгновенного инсайта». Понятие «анализ через синтез» включается в более широкий контекст и становится универсальным «механизмом» континуально-генетической логики, обеспечивающим непрерывность психического развития.

Гегелевская «подсказка» сработала как раз в тот момент, когда исследователь уже внутренне был готов всем ходом предшествующих размышлений и обобщений ее принять. Таким образом, была в очередной раз подтверждена на практике закономерность, касающаяся актуализации знаний в процессе мышления, установленная много лет назад в экспериментах К. А. Славской⁴.

Впоследствии, развивая эту идею, Андрей Владимирович переформулирует ее в виде парадокса. Помощь не в состоянии принять как раз тот, кто больше всего в ней нуждается. «Помощь действует не прямо, а только опосредованно, через внутренние условия того, кому она оказывается, и лишь только в меру этой собственной активности может быть использована»⁵.

Окончательному оформлению континуально-генетической теории предшествовал длительный период экспериментальных исследований мыслительного процесса с применением разработанного Брушлинским метода «микросемантического анализа» протоколов испытуемых. Теоретическое и экспериментальное обоснование концепции было осуществлено в его докторской диссертации «Психологический анализ мышления как прогнозирования (континуально-генетическая теория мышления)» (1977) и в монографии «Мышление и прогнозирование» (1979). В этих трудах мыслительный процесс предстает как «творчески развивающееся понятийное обобщение, по своей природе конструктивное, не просто облекающее в новую форму готовое знание, а насыщающее его новым содержанием и смыслом»⁶.

Микросемантический анализ материалов исследования позволил выявить мельчайшие нюансы, повороты мысли испытуемых в процессе решения задач и проследить диалектику прошлого, настоящего и будущего в актуальном процессе мышления. Включаясь в новые связи и отношения, прошлые знания преобразуются в новые, и это открытое новое становится основанием для прогнозирования будущего и дальнейшего движения вперед, основанием дальнейшего развития. «Поскольку тот же самый объект включается в новую систему отношений, сохраняется и развивается преемственность в его познании. Поскольку в новых связях он выступает в новом качестве, осуществляется переход на следующий, более высокий уровень мышления, вырастающий из предыдущего и, вместе с тем, качественно от него отличающийся. Так на основе анализа через синтез обеспечивается взаимосвязь со всеми предшествующими этапами психического процесса и одновременно выход за их пределы… Реализуемая этим «механизмом» непрерывная преемственность всех стадий и компонентов мыслительного процесса означает, что никогда не появляется абсолютно нового предмета познавательной деятельности, вовсе не имеющего внутренних, специфических связей с чем-то уже известным и познанным»⁷.

Мышление непрерывно, даже на завершающей стадии процесса сохраняется «зазор» между задуманным и сделанным. Полученный результат мыслительного процесса является основанием для дальнейшего его развития.

Мыслительный процесс всегда является содержательным (а не только формально-динамическим). Это анализ, синтез и обобщение субъектом чего-то, какого-либо содержания. Не операции порождают мышление, а мышление как процесс порождает операции. Операционный аспект мышления необходим, но недостаточен для понимания сущности мышления, он входит в состав более широкого процессуального контекста. «Процессуальное означает: 1) предельно пластичное, 2) непрерывное и 3) первичное по отношению к любой системе интеллектуальных операций и умственных действий…»⁸

Мышление как живой процесс непрерывно формируется и развивается субъектом, никогда не становясь полностью завершенным. Вот почему такой процесс опережает любую его формализацию. При всей важности тестов они не раскрывают психическое как процесс, но четко фиксируют его результат. «Более того, тесты интеллекта во многих случаях характеризуют определенный уровень не столько мышления, сколько знания, а потому часто парадоксальным образом противоречат показаниям тестов, диагностирующих креативность. Проводимые теперь на высоком уровне научности психометрические исследования интеллекта необходимы, но недостаточны для изучения мышления как деятельности и как процесса».

Непрерывность психического как процесса обеспечивается постоянным взаимодействием осознанных и неосознанных его компонентов. Это положение нашло свое отражение в понятии «немгновенного инсайта», экспериментально раскрытого А. В. Брушлинским с помощью метода микросемантического анализа. В классической трактовке мышления резко разграничены его сознательный и бессознательный компоненты. Основное значение придавалось мгновенному выходу бессознательного в сознание. Брушлинский показал, что инсайт может протекать более длительно, и нет резкой грани между осознанными и неосознанными фазами мышления. Каким бы внезапным решение ни казалось, ему предшествует более или менее длительный процесс развития мысли.

Цикл его исследований процесса мышления заключают следующие выводы: «Таким образом, в общем итоге недизъюнктивная континуально-генетическая природа мышления в целом означает (1) высший уровень непрерывности, динамичности, взаимопревращений всех стадий и компонентов живого, реального психического процесса; (2) строго определенную, постепенно и скачкообразно формирующуюся направленность всего процесса, образующуюся на основе мысленного прогнозирования искомого и исключающую дизъюнктивную ситуацию выбора альтернатив; (3) необратимость мыслительной деятельности в целом (не отрицающую, а наоборот, предполагающую обратимость некоторых из компонентов этой деятельности – входящих в ее состав умственных операций)»⁹.

Далее он делает более общий вывод: «Наиболее глубокая сущность любого процесса может быть раскрыта лишь при условии, что он исследуется в развитии. Так сливаются в едином методе исследования генетичность и континуальность (непрерывность) и поэтому недизъюнктивный подход, основанный на диалектической логике, закономерно является континуально-генетическим»¹⁰.

Выделив в мыслительном процессе основные признаки психического: недизъюнктивность, развитие и целостность, А. В. Брушлинский показал, что разработанный им континуально-генетический подход распространяется на другие психические процессы и служит одним из методологических оснований системного исследования психики человека.

Следующий этап в творчестве Брушлинского связан с переосмыслением с позиций континуально-генетической логики (представляющий собой диалектическую логику в ее развитии) основных классических проблем психологии: соотношения биологического и социального, психического и физиологического, сознательного и бессознательного, материального и идеального и т. д.

Рассмотрение этих проблем с позиций континуально-генетической (а не формальной) логики привело к преодолению и снятию прочно укоренившихся в психологии дихотомий этих понятий.

Так, в исследовании проблемы биологического и социального «в зародыше уже содержалась вся линия развития субъектно-деятельностного подхода и контура психологии субъекта»¹¹.

В самом предмете психологии человека природное и социальное онтологически нераздельны, т. е. недизъюнктивны. «Иначе говоря, на любом этапе развития психики человека природное и социальное едины и неотделимы друг от друга: в ней нет ничего, что было бы только природным (а не социальным), или только социальным (но не природным). Это относится и к высшим уровням духовного развития личности (вопреки широко распространенной теперь точке зрения, отрицающей или умаляющей роль природного в данном случае)…

Эта уникальная целостность природного и социального, составляющая сущность человека и его психики, возникла в ходе антропогенеза и социогенеза и развивается дальше в процессе истории человечества и жизненного пути каждой личности»¹².

Любой человеческий индивид и его психика изначально всегда социальны. Новорожденный младенец и маленький ребенок не проходят в своем развитии вначале натуральную, несоциальную стадию с тем, чтобы потом перейти на культурную, социальную стадию.

Проблему соотношения психического и физиологического А. В. Брушлинский рассматривал как более частную, включенную в более широкую проблематику биологического и социального. На протяжении многих лет эта проблема решалась с позиций параллелизма и взаимодействия: она реализовывалась в попытках установить отношения изоморфизма между психическими и физиологическими явлениями. Возможность преодоления подобного дуализма Брушлинский видел в рассмотрении этого соотношения с позиций континуально-генетического подхода. Психика человека всегда и функция мозга, и неразрывная взаимосвязь с внешним миром. Мозг – лишь орган, а не источник психической деятельности. Психическое и физиологическое неразрывны, но различны. Взаимоотношения между ними иерархичны. «Психическое подчиняется специфическим закономерностям (раскрываемым психологией) и в то же время на него распространяются вопреки дуализму все закономерности нижележащих областей: физиологических, физико-химических и т. д. На основе такого монизма объективно определяется гуманистический статус психологии (по отношению к физиологии, биохимии, биофизике и т. д.) и ее участие в построении общей картины мира»¹³.

Непрерывность (континуальность) психического всегда формируется и реализуется одновременно на разных, но взаимосвязанных уровнях осознанного и неосознанного. Их соотношение изначально является недизъюктивным. Здесь не действует закон «Все или ничего», поскольку в любом психическом процессе всегда есть что-то осознанное и вместе с тем нечто неосознанное. Открытие нового в процессе мышления осуществляется одновременно на всех уровнях осознанного и неосознанного, а не таким образом, что сначала оно происходит на бессознательном уровне, а затем вторично переводится на уровень сознания. Аналогичные соотношения характеризуют не только мышление, но и вообще любой другой психический процесс. «Такая непрерывная взаимосвязь и взаимопереход между осознанным и неосознанным представляет собой один из важнейших механизмов преемственности всего психического»¹⁴.

Континуально-генетический метод позволил по-новому подойти к рассмотрению фундаментальной проблемы детерминизма, существующей в форме классической дилеммы: «Бытие определяет сознание или сознание определяет бытие?» В своей последней книге «Психология субъекта» Андрей Владимирович обозначил путь, преодолевающий дихотомию этих категорий: «Не психическое и не бытие сами по себе, а субъект, находящийся внутри бытия и обладающий психикой, творит историю»¹⁵.

А. В. Брушлинский рассматривал континуально-генетический подход как один из вариантов реализации системного метода. Он специально подчеркивал, что наиболее сложные системные качества объекта являются недизъюнктивными. Вместе с тем он подчеркивал, что многие психологии не учитывают принципиальную разницу между дизъюнктивными и недизъюнктивными системами, поскольку и те, и другие обозначаются как «целостные». Системный подход должен быть значительно специфицирован применительно к анализу человеческой психики.

На основе этих принципов он приступил к разработке новой трактовки психологии субъекта. Решению этой проблемы он посвятил последнее десятилетие своей жизни. В предисловии к последней книге А. В. Брушлинского «Психология субъекта» В. В. Знаков отмечает: «В психологии субъекта в сконцентрированном виде отражена тематика всех его предыдущих исследований»¹⁶.

Суть и новизна философской концепции С. Л. Рубинштейна заключается в том, что он впервые включил понятие субъекта в онтологическое исследование человеческого бытия, особо подчеркнув факт взаимодействия познающего с познаваемым (внешние причины действуют через внутренние условия). Лишь с появлением человека бытие начинает выступать в новом качестве объекта, который может существовать только во взаимодействии с субъектом.

В интерпретации Брушлинского понятие «субъект» объединяет все стороны бытия человека в неразрывное единство. Как и во всех предыдущих исследованиях, Брушлинский и здесь исходит из основных положений субъектно-деятельностной теории Рубинштейна, развивая ее и поднимая до уровня проблем современной науки. «Субъект – это всеохватывающее, наиболее широкое понятие человека, обобщенно раскрывающее неразрывно развивающееся единство, целостность всех его качеств: природных, социальных (social), общественных (societal), индивидуальных и т. д.»¹⁷. «Субъект это не психика человека, а человек, обладающий психикой, не те или иные психические свойства, виды активности и т. д., а сами люди – деятельные, общающиеся… Человек и его психика не две системы, а одна единая система. Целостность, единство, интегральность субъекта есть основание для системности всех его психических качеств, часто весьма противоречивых и трудносовместимых. Этот онтологический план определяет гносеологическую основу психологической науки, т. е. разработка психологии субъекта (индивидуального и группового) и есть общий путь к установлению единства этой науки, в частности, к преодолению ее раскола на естественнонаучную и гуманитарную ее ветви»¹⁸.

А. В. Брушлинский сделал принципиально новый шаг в развитии субъектно-деятельностной концепции. В его трудах расширено представление о содержании активности как фактора детерминации психики. Брушлинский рассматривает активность субъекта с системных позиций, тщательно анализируя ее формы и уровни в их взаимосвязях и взаимодействиях. Он показал в своих экспериментальных исследованиях, что сознательная и бессознательная активность на уровне психического как процесса является способом развития субъекта.

Андрей Владимирович проявлял интерес не только к микросемантическому, но и к макроаналитическому способу познания, что позволило ему по-настоящему подойти к рассмотрению фундаментальных проблем психологии с позиций разработанной им континуально-генетической теории.

С методологической точки зрения можно утверждать, что А. В. Брушлинский разрабатывал психологию субъекта как системную область психологического знания. На уровне конкретных исследований, представленных в его публикациях, это проявилось в выделении структурного, динамического и регулятивного планов анализа психологии субъекта.

Методологическим основанием целостности субъекта является разработанная А. В. Брушлинским континуально-генетическая теория, материалом которой послужила процессуальная реальность психики.

Поскольку понятия «субъект-объект» являются парными и не существуют в отдельности, существенным критерием субъекта является наличие познаваемого объекта (в отличие от стимула, раздражителя и т. д.).

Первоначально Андрей Владимирович относил становление субъекта к 7–10-летнему возрасту, когда ребенок овладевает простыми понятиями, в которых он начинает раскрывать существенные свойства и отношения объекта. Но затем, опираясь на данные онтогенетических исследований Е. А. Сергиенко, он начинает относить становление субъекта к более раннему возрасту, к периоду появления первых слов, когда ребенок начинает выделять в окружающем мире не только стимулы, но и познавательные объекты. Существенным критерием последних является их осознанность, наличие познавательного отношения как признака субъектности¹⁹.

В. В. Селиванов в рецензии на последнюю книгу А. В. Брушлинского подчеркивает: «Таким образом, гносеологическое отношение между субъектом и объектом, их неразрывная взаимосвязь, невозможность существования одного без другого, вероятно, становится для автора важнейшей онтологической характеристикой субъекта. Сближение «парных» противоречащих друг другу философских категорий на основе континуально-генетической логики позволило Брушлинскому предвидеть и обосновать начало новой субъектной парадигмы. Здесь субъект, наделенный сознанием и формирующий деятельность (но не сознание или деятельность), является фокусом, концентрацией эмоционального и аффективного, сознательного и неосознанного, общественного и индивидуального, материального и идеального и т. д.»²⁰

Проблема детерминации психики субъекта рассматривается прежде всего как саморазвитие, саморегуляция. Она осуществляется и на высших уровнях бытия людей, таких, как свобода, совесть, теоретическое мышление, социальные представления и т. д. Поэтому универсальный механизм саморегуляции – обратная связь, общий для животных, людей и технических систем, хотя и необходим, но недостаточен, а значит, и неспецифичен для детерминации субъекта.

Прослеживая эволюцию взглядов Брушлинского, В. В. Знаков подчеркнул следующее: «С каждым годом для него все более значительным и интересным становились закономерности формирования вершинных проявлений психологии субъекта – духовности, нравственности, свободы, гуманизма. Он считал, что гуманистичность психологии неразрывно связана с духовностью, с духовной деятельностью человека»²¹. Соответственно он все чаще задумывался о сходстве и различии субъектно-деятельностного подхода и гуманистической психологии.

А. В. Брушлинский намечает путь к преодолению парадокса, сформулированного А. Маслоу – противоречия между Бытием и Становлением, между сущим и должным. Путь к разрешению этого парадокса Андрей Владимирович видел в недизъюнктивном по своей природе психическом развитии субъекта, когда познавательное суждение для субъекта оказывается совпадающим с ценностным суждением, сущее совпадает с должным и факт становится ценностью. Точки зрения двух мыслителей близко соприкасаются, когда А. Маслоу²² говорит о том, что приверженность такой духовной ценности, как истина (например, служение науке), снимает противоречие таких категорий, как эгоизм и альтруизм, а Брушлинский утверждает, что не существует общественных интересов, помимо личных, что общественные интересы суть так же и личные, и постановка вопроса о подчинении личных интересов общественным в принципе неверна.

Андрей Владимирович планировал написать развернутую статью, посвященную анализу творчества А. Маслоу, но этому замыслу не суждено было осуществиться…

Андрей Владимирович внезапно ушел от нас тогда, когда был на взлете, пике творческой активности. Он многое мог бы еще сделать, но теперь нам остается только вчитываться и вдумываться в его творческое наследие!

Он с неизменным оптимизмом относился к перспективам психологической науки, верил в ее светлое будущее.

В одной из статей, посвященной памяти А. В. Брушлинского, приведен фрагмент его последнего выступления на V Всероссийской конференции Российского психологического общества: «XX век был веком физики, с середины и к концу XX века наступил, конечно, век биологии. Мне кажется, что придет время и настанет век самой главной и великой науки – психологии, потому что она раскрывает, изучает развитие человека… Надо знать нелюбовь Андрея Владимировича к громким фразам, чтобы понять, что в этих словах нашла образное выражение широкая программа, осуществление которой он считал делом своей жизни»²³.