Kitobni o'qish: «Четыре четверти. Учебное пособие для учителей»

От автора

Знакомство с научно-методическим исследованием, изложенным в классическом стиле, требует предварительной подготовки и некоторых волевых усилий. Но у среднестатистического читателя, как правило, нет такой подготовки, так же как и стимула вникать в сложные формулировки, таблицы и схемы. Именно поэтому многие интересные идеи в области педагогики так и не получают широкой огласки и практического применения.

Изложение этих же идей в жанре художественного произведения более понятно неискушенному читателю, но при этом утрачивается лаконичность, точность и обобщенность теории излагаемого вопроса.

Именно эти соображения легли в основу построения книги, которая состоит из двух частей различных жанров: первая является повестью об учителе физики, начинающем работу в деревенской школе, вторая представляет научное исследование проблемы управления саморазвитием учащихся. Одна и та же проблема рассматривается и раскрывается с двух различных позиций: начинающего учителя и ученого-методиста. Каждая из частей является самостоятельным, законченным произведением и может быть прочитана независимо от другой части.

Первая часть, называемая «Четыре четверти», будет интересна учителям и все тем, кого интересуют профессиональные проблемы современной школы. Если после прочтения этой половины книги возникает желание ознакомиться с теоретическим основанием действий, приписываемых молодому педагогу, то можно перейти ко второй части, содержание которой будет полезно исследователям в области педагогики, теории и методики обучения физике, учителям, методистам, работникам управления образованием.

Часть I Повесть об учителе физики

Посвящается всем учителям, которые любят свою работу и не бросают ее, несмотря на неустанную заботу государства.

Mezzo forte

Один год – это много?

Глупый вопрос – для кого как. Для холма, хмуро нависающего над рекой и деревней, – это краткий миг, а для колорадского жука, без прописки проживающего в деревенской картошке, – это целая жизнь: он еще и внучков на картофельном листочке по осени покачать успеет.

А для молодого специалиста, закончившего педагогический университет и приехавшего в эту деревню учителем, – это много? Не знаю. Мне кажется, достаточно. Хотя бы для того, чтобы определиться, нравится ли тебе жить не по астрономическому году, а по учебному, готов ли ты всю жизнь мерить не месяцами, а школьными четвертями, не устанешь ли каждое утро мчаться на работу, именуемую угрожающей аббревиатурой «МОУ СОШ».

Так вот: представленное повествование охватывает один год – учебный.

Один год школы. Обычной общеобразовательной средней школы в глубинной российской деревне.

В этой школе нет Учителя с нимбом над головой, как нет и училки с хвостом и рожками.

В этой школе нет ни героев, ни злодеев, а есть ученики. Ученики, которые учатся, и ученики, которые учат.

Учитель или родитель, читающий эту книгу, не найдет в ней готовых к применению методических рецептов, а получит горчичники новых вопросов. А что вы хотели от молодого специалиста, который не знает, что такое «наполняемость оценок» и как формулируется «триединая цель урока»?

В рассказанной истории нет моей личной жизни. Не потому, что она у меня отсутствует или мне есть что скрывать. Пожалуйста: у меня была городская девушка Настя, потом, когда я начал учительствовать, она как-то постепенно заменилась на деревенскую Машу, которая стала моей женой. Двое наших детей народили нам четверых внуков.

В окружении любимой жены, детей, внуков, благодарных учеников и верных друзей я и умер в счастливой и глубокой старости…

Вот так примерно можно описать мою прошлую, настоящую и даже будущую личную жизнь, мало отличающуюся от жизнеописания вышеупомянутого колорадского жука с точки зрения «молодого специалиста», увлеченного исключительно вопросами повышения эффективности обучения.

Итак, я перечислил то, чего в моем повествовании нет.

Все остальное – есть! Ну, во всяком случае, я так думаю. Наверное, как всегда для молодого специалиста, весьма самонадеянно.

Четверть первая. Largo

Август

Бытие определяет сознание…

Известная часть высказывания основоположника

…а сознание – бытие!

Неизвестное продолжение известного высказывания основоположника

– Поздравляю вас с назначением! Молодежь нам в школе нужна! Мужики нам в школе нужны! – прокричал энергичный крепкий дядечка с аккуратным кругленьким брюшком, запнулся и замолчал.

– Физики нам нужны! – подсказал я.

– Да! – обрадовался он. – Физики нам нужны! Успехов вам и новых творческих педагогических находок!

Затем заведующий районным отделением образования решил, что поздравительная речь, посвященная молодому специалисту, обрела завершенность. Он молча и интенсивно потряс мою руку, затем отпустил ее для того, чтобы вложить в нее букет гладиолусов. Так я был благословлен на работу учителем физики в Тюленёвскую среднюю школу.

Грунтовая дорога, единственная ведущая в деревню, после дождя превращалась в непреодолимое препятствие, надежно охраняющее ее от тлетворного влияния цивилизации. В начале дороги висел знак, запрещающий движение грузового транспорта. За знаком сразу начинались две глубокие, заполненные водой глинистые колеи, наводящие на мысль, что легковому автомобилю, которому тут ездить разрешено, будет непросто воспользоваться своим законным правом. Колея, судя по верстовому столбу, должна была закончиться через 50 километров в Тюленёвке. В память о погибших на этом пути легковых автомобилях я положил гладиолусы под знак и смело сделал первый шаг за него…

Ноги все время разъезжались на скользкой грязи. Вернуть их обратно было сложно – тонны глины, налипшие на сапоги, подчинялись моим усилиям лениво и неохотно. Комары противно звенели где-то за затылком. Через два часа к этому звуку присоединился еще один. Он нарастал, и, наконец, оформился в звук работающего агрегата славной семьи двигателей внутреннего сгорания. Через какое-то время возле меня остановилась молоковозка.

– Куда идешь, парень? – спросили меня из кабины.

– В Тюленёвку, куда еще-то! – ответил я с раздражением, так как понял, что в кабине уже сидят и мне нет места.

– Я хотел спросить, к кому идешь-то? – дружелюбно уточнили из машины.

Як вам в школу, учителем физики.

– Поедешь в бочке? – спросил меня шофер, и я понял, что другого выхода у меня нет…

В цистерне молоковоза противно пахло молоком, сильно мотало, открытая крышка люка ужасно гремела о цистерну. Машина надсадно выла, временами о цистерну что-то шлепало, стучало и скрежетало.

Наконец мы остановились.

– Эй! Ты там живой? – по цистерне гулко постучали.

– Живой! – откликнулся я и вылез из люка.

Снизу, рядом с водителем, стояли два его попутчика и три женщины. Они с любопытством и без стеснения пялились на меня. Я почему-то обратил внимание на глубокие галоши на ногах всех трех женщин.

– Ково это ты нам привез? – спросила та, у которой галоши были новые и черно блестели.

– Учителя физики! – ответил мой спаситель с гордостью охотника, добывшего редкий и ценный трофей.

Я спрыгнул с машины и хотел представиться, но вместо этого быстро побежал на другую сторону машины. Городская пища рванулась из меня на жирную деревенскую траву.

– Облевался! – удовлетворенно констатировали за молоковозкой.

Таким впечатляющим было мое первое появление на сцене. Здесь мне предстояло играть роль учителя. И играть довольно долго – до возраста, ограничивающего взгляд военкомата на мое единственное и родное тело как на пушечное мясо.

Теперь о декорациях.

Деревня до революции была большим, богатым и процветающим селом с красивой церковью, в селе насчитывалось семь речных мельниц и одна большая, ветряная. В годы советской власти вместо множества крепких частных хозяйств появился один совхоз, который нетвердо стоял на пьяных ногах в прямом и переносном смысле. Крестьяне спивались, деревня хирела. Когда восторжествовала демократия, совхоз превратился в «ООО», но метаморфоза не повлияла на устойчивость хозяйства и его работников. В общем, это была обыкновенная деревня, которых в России тысячи.

Достопримечательна деревня парком культуры и отдыха. Парк почему-то назван именем Патриса Лумумбы, хотя никакой Лумумба здесь отродясь не был и, более того, нога негра на эту землю вообще никогда не ступала. До революции это было кладбище, после могилы снесли и заасфальтировали под танцплощадку, церковь разрушили, могильные плиты положили в фундамент крайне необходимого в деревне здания – партбиблиотеки.

При демократах танцплощадку растащили на дрова и на тес. На единственный асфальтированный кусок деревенской поверхности между разрушенной церковью и рухнувшей партбиблиотекой ходят гулять по вечерам.

На постой меня определили к бабушке – Татьяне Константиновне.

Внешне божий одуванчик, Татьяна Константиновна была стальной бабкой, натерпевшейся в жизни столько, сколько обычный человек вынести не может. Отца ее раскулачили, семью сослали. По дороге ее братья и мать померли от голодухи и морозов. Жила в людях. Потом вышла замуж, ломалась в колхозе практически задаром и рожала детей, которых у нее было сначала пятеро. В Отечественную муж пропал без вести, двое детей умерло. Остальных она сумела в одиночку поднять на ноги и дать им образование. Сама при этом научилась только читать по слогам и писать печатными буквами.

Главное, чему научилась Татьяна Константиновна, – не верить никакой власти, а рассчитывать только на себя. На печке у нее всегда был стратегический запас соли, хозяйственного мыла, спичек и сухарей.

Для Татьяны Константиновны я был выгодным постояльцем, за меня ей бесплатно давали дрова и электроэнергию, а я помогал ей в нехитром хозяйстве – наколоть дров, принести воды.