Kitobni o'qish: «Эволюция, движение, деятельность»

Издание подготовлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 04-06-00183а «Научное наследие А.Н. Леонтьева и его школы»

Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 12-06-16068д

© Д.А. Леонтьев, 2012.

© Издательство «Смысл», 2012.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Расцвет психологии деятельности в 1940-е гг.: фундаментальная теория и фундаментальная практика

Вниманию читателей предлагается очередной том научного наследия выдающегося отечественного психолога и организатора психологической науки Алексея Николаевича Леонтьева (1903–1979). Если не считать расширенных переизданий его ключевых работ «Деятельность. Сознание. Личность» (2011) и «Проблемы развития психики» (готовится к печати в ближайшее время), а также стоящего несколько особняком курса лекций по общей психологии, опубликованных по расшифровкам сохранившихся аудиозаписей (2000), эта книга составляет третий том виртуального собрания сочинений А.Н. Леонтьева, следующий за двумя предыдущими: Леонтьев А.Н. Становление психологии деятельности: ранние работы / Под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева, Е.Е. Соколовой. М.: Смысл, 2003 и Леонтьев А.Н. Психологические основы развития ребенка и обучения / Под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2009.

В эту книгу составители включили два больших цикла работ, проводившихся и завершенных А.Н. Леонтьевым в 1940-е гг., хотя первый из них начался раньше. Это цикл исследований, задуманный и начатый А.Н. Леонтьевым еще в период становления Харьковской психологической школы и посвященных одному из самых «проклятых» вопросов психологии – вопросу возникновения и последующего развития психики в эволюции. Когда-то крупнейший немецкий физиолог Э. Дюбуа-Реймон посчитал этот вопрос принципиально неразрешимым. А.Н. Леонтьеву не просто удалось предложить решение данной фундаментальной проблемы и обосновать его мощными теоретическими и эмпирическими разработками – ни в отечественной, ни в мировой психологии мы не найдем других сопоставимых по глубине анализа и уровню обобщения подходов к этой проблеме. Хотя со времени написания Леонтьевым его трудов по данной проблематике прошло несколько десятков лет и сменилось не одно поколение ученых, эволюцию психики сегодня по-прежнему изучают и, возможно, еще долго будут изучать «по Леонтьеву».

Второй цикл исследований, включенных в данную книгу, не менее интересен своей фундаментальностью и одновременно очевидным практическим значением. Речь идет о проводившихся А.Н. Леонтьевым и его коллегами во время Великой Отечественной войны исследованиях по восстановлению движений у раненых бойцов в эвакуационном госпитале под Свердловском, которым А.Н. Леонтьев руководил в течение большей части войны, собрав там целый ряд блестящих специалистов, а впоследствии – в Москве, на базе психофизиологической лаборатории при кафедре психологии МГУ и Центрального института травматологии и ортопедии. Этот второй цикл занял ограниченный период времени, все публикации по нему умещаются между 1944 и 1947 гг.

Остановимся более подробно на том, чем А.Н. Леонтьев занимался в этот период.

* * *

Принесшие А.Н. Леонтьеву широкую известность идеи о путях эволюции психики начали формироваться в харьковский период его деятельности (1933–1936), когда он разрабатывал гипотезу о генезисе чувствительности как способности элементарного ощущения. Она не была тогда опубликована и лишь излагалась в устной форме – в докладах, делавшихся в Харькове и Москве. Первая публикация на эту тему появилась только в 1944 г. Параллельно он занимался проблемой периодизации филогенетического развития психики в животном мире, проблемой соотношения врожденного и приобретенного опыта. А в 1936 г. параллельно в Харькове (совместно с В.И. Асниным; А.Н. Леонтьев бывал в те годы в Харькове только наездами) и в Москве (совместно с Н.Б. Познанской) велось систематическое экспериментальное исследование формирования чувствительности к неадекватному раздражителю – проще говоря, «видения кожей».

Вот что писали об основном содержании этих исследований их свидетели – А.В. Запорожец и Д.Б. Эльконин (мы приводим довольно обширную цитату, потому что она весьма полно и содержательно оценивает вклад А.Н. Леонтьева в решение рассматриваемой проблемы и кратко излагает самую суть выдвинутой им гипотезы):

«Согласно выдвинутой им [А.Н. Леонтьевым] гипотезе решающим условием возникновения чувствительности является переход от жизни в гомогенной, вещно неоформленной среде к жизни в более сложной, вещно оформленной, состоящей из отдельных предметов среде. Для организмов, погруженных в гомогенную среду – “среду-стихию” и удовлетворяющих за счет содержащихся в ней веществ и энергий все свои жизненные потребности, необходимо и достаточно обладать раздражимостью по отношению к тем ее свойствам, которые имеют непосредственное витальное значение. Когда же организм переходит к жизни в вещно оформленной среде и оказывается отделенным от предмета своей потребности, то для овладения этим предметом ему необходимо ориентироваться на такие его свойства, которые сами по себе витально безразличны, но тесно связаны с другими жизненно значимыми свойствами объектов, т. е. сигнализируют о наличии (или отсутствии) последних. Таким образом, именно благодаря тому, что деятельность животного приобретает предметный характер, в зачаточном виде возникает специфическая для психики форма отражения – отражение предмета, обладающего, с одной стороны, свойствами, витально значимыми, а с другой стороны, свойствами, о них сигнализирующими.

Чувствительность (способность к ощущению) А.Н. Леонтьев определяет соответственно как раздражимость по отношению к такого рода воздействиям, которые соотносятся организмом с другими воздействиями, т. е. которые ориентируют живое существо в предметном содержании его деятельности, выполняя сигнальную функцию.

В целях проверки выдвинутой гипотезы А.Н. Леонтьев предпринимает <…> исследование, в котором с помощью разработанной им методики генетического моделирующего эксперимента воспроизводится в искусственных условиях процесс превращения неощущаемых раздражителей в ощущаемые (процесс возникновения у человека ощущения цвета кожей руки).

Подытоживая результаты своих теоретических и экспериментальных исследований, А.Н. Леонтьев впервые в истории мировой психологии сделал попытку определить объективный критерий элементарной психики, усматривая источники ее происхождения в процессе взаимодействия живого существа с окружающей средой. Анализируя накопленные в зоопсихологии данные и основываясь на собственных исследованиях, Леонтьев разработал новую периодизацию психического развития животных как развития психического отражения действительности, обусловленного изменениями условий существования и характера деятельности животных на разных стадиях филогенеза: стадии сенсорной, перцептивной и интеллектуальной психики»¹.

Но все это было только одной, и, возможно, не самой главной частью гигантского проекта, предпринятого А.Н. Леонтьевым во второй половине 30-х гг.

«…В общей проблеме психического развития, – писал он в своей книге 1947 г., – мы прежде всего выделяем два следующих взаимосвязанных вопроса: вопрос о генезисе психики и вопрос о развитии психики животных.

Третий вопрос, входящий в проблему психического развития, – это вопрос о генезисе сознания человека… Вопрос о генезисе человеческого сознания – это, вместе с тем, вопрос о его природе…

Проблема обусловленности развития человеческой психики ходом общественно-исторического процесса… составляет четвертый вопрос, входящий в общую проблему психического развития.

Наконец, пятый и последний вопрос, входящий в проблему развития психики – это вопрос о психическом развитии ребенка…»².

В начале и середине 30-х гг. разработка проблем развития психики виделась Леонтьеву – в соответствии с его исследовательским проектом – как огромное многотомное исследование. В его архиве сохранился план такого исследования (он, судя по всему, относится уже к концу 1940 г.). Вот он:

А.Н. Леонтьев

Развитие психики. Очерк теории. (План)

Содержание I тома

Гл. I. Введение.

Гл. II. Проблема генезиса психики.

[100 %] Гл. III. Экспериментальное исследование чувствительности.

Гл. IV. Проблема исследования психики животных.

Гл. V. Очерк развития психики в животном мире.

[Выполнено 1.Х.40 (600 стр.)]

Содержание II тома

[100 %] Гл. I. Психологическая проблема сознания (200 стр. 1942).

Гл. II. Генезис сознания человека (100 стр. 1943–1945).

[50 %] Гл. III. Основные этапы исторического развития сознания (100 стр. 1943–1945).

[25 %] Гл. IV. Экспериментальный анализ сознания (100 стр. 1946).

[500 стр.]

[Срок – весна 1946 года]

Содержание III тома

[80 %] Гл. I. Общая теория онтогенетического развития психики (50 стр.).

[80 %] Гл. II. Очерк развития психики ребенка (250 стр.).

[25 %] Гл. III. Жизнь и психика человека (100 стр.).

[80 %] Гл. IV. Теория функционального развития психики (80 стр.).

[25 %] Гл. V. Экспериментальные исследования функционального развития (итоги и результаты) (100 стр.).

Гл. VI. Заключение (50 стр.).

[Срок – 1948 (!) год. (К 49!)]

(600 стр.)

(М.б. III том – в III₁ и III₂? с расширением до 900—1000 стр. + предметный ук., лит., ук. имен и глоссарий.)³

Обратим внимание на процент готовности разделов. Первый том в двух частях готов полностью. Полностью готова глава «Психологическая проблема сознания», практически готовы (на 80 %) главы «Общая теория онтогенетического развития ребенка», «Очерк развития психики ребенка» (250 страниц!) и «Теория функционального развития психики».

Первоначально А.Н. Леонтьев планировал представить в качестве докторской диссертации все три тома. Но когда первый том был закончен, Леонтьев, по его воспоминаниям, показал его Б.М. Теплову, и тот сказал: «Зачем вам создавать себе лишние трудности – защищайте первый том, его вполне достаточно». А.Н. Леонтьев так и поступил, защитив работу в ЛГПИ им. А.И. Герцена в мае 1941 г.: официальными оппонентами были Л.А. Орбели, С.Л. Рубинштейн и Б.М. Теплов.

Однако ни одной страницы диссертации не было опубликовано до 1944 г. Более того, хотя и сохранились многочисленные рукописи 30-х гг., но почти все это – записи для себя типа конспектов или стенограммы лекций (они были опубликованы в психологических журналах и книге «Философия психологии»)⁴. Аналогичные по теме публикации более позднего времени, включенные А.Н. Леонтьевым в «Проблемы развития психики» или оставшиеся непереизданными, были явно написаны заново, в лучшем случае – по разрозненным записям и другим материалам, сохранившимся в личном архиве А.Н. Леонтьева.

Причиной этого послужило драматическое происшествие. Когда в начале декабря 1941 г. Леонтьев с семьей эвакуировался вместе с другими сотрудниками МГУ в Ашхабад, а затем в Свердловск, текст диссертации, а также все уже написанные тексты и подготовительные материалы для последующих томов «Развития психики» были тщательно упакованы в деревянный ящик и были отданы на хранение на склад, где лежало лабораторное оборудование университета. Однажды (это произошло в середине 1942 г.) склад был взломан – воры соблазнились, вероятно, не оборудованием, они думали, что на складе хранятся ценности. Случайно одним из первых им попался ящик с архивом Леонтьева. Вскрыв его и не найдя ничего, кроме бумаг, они разочарованно выбросили содержимое ящика на ближайшую свалку. Один из авторов этого предисловия, А.А. Леонтьев, сын А.Н. Леонтьева, которому тогда шел седьмой год, помнил, как вся семья во главе с А.Н. много часов буквально по отдельной бумажке собирала сохранившиеся фрагменты архива, заваленные острой металлической стружкой (в которой невозможно было рыться без толстых перчаток) и другими промышленными отходами Уралмаша… Нашлась, конечно, лишь малая его часть.

Так погиб весь труд А.Н. Леонтьева, кроме первого тома (т. е. текста диссертации). Восстановить его полностью было, конечно, уже невозможно. Все, что в состоянии был сделать А.Н. Леонтьев, – это конспективно восстановить, частично по памяти, частично по разрозненным сохранившимся материалам, хотя бы основное содержание второго и третьего томов. Эта книга под названием «Очерк развития психики» была написана им в конце 1946 – начале 1947 г. В комментариях к ее исправленному переизданию в книге «Проблемы развития психики» (автором которых считается А.В. Запорожец, но реально они были написаны или продиктованы самим Алексеем Николаевичем), говорится, в частности, «…в “Очерке” схематически воспроизведены только общие положения, разработанные в ходе подготовки этой монографии («Развитие психики». – А.Л., Д.Л., Е.С.). Некоторые из них, как, например, положение о структуре деятельности, о значении и личностном смысле отражаемой реальности, о роли мотивов деятельности субъекта, освещены в другом контексте в статьях: “О некоторых психологических вопросах сознательности учения”, “Психологические вопросы сознательности учения”, “Проблемы детской и педагогической психологии”, а также в статьях о развитии психики ребенка, публикуемых в данном издании»⁵.

«Очерк развития психики» был выпущен небольшим тиражом под грифом кафедры общей и военной психологии Военного педагогического института Советской армии, с которой А.Н. активно сотрудничал в 1946–1947 гг. (Институт размещался в ближнем Подмосковье, в Хлебниково.)

Первая глава «Очерка» называлась «Проблема развития в психологии». Ее генеральная идея состоит в следующем: «психика не существует вне материального процесса жизни определенным образом физически организованных существ. Поэтому мы изучаем развитие психики не в ее отделенности от развития жизни, но именно в связи с развитием жизни – как развитие высших ее форм, порождаемое развитием определенных материальных условий»⁶. Главы вторая «Возникновение психики» и третья «Развитие психики животных» основаны на сохранившемся тексте диссертации. Две последние главы («Возникновение сознания человека» и «К вопросу об историческом развитии сознания») были написаны заново, в основном по памяти.

Книга вызвала широкий отклик в среде психологов, так как явилась первой монографической публикацией, обобщавшей идеи «деятельностной» психологии. Однако внимание к ней было не всегда благожелательным. В октябре 1948 г. в Институте психологии состоялась дискуссия по «Очерку», частично организованная партбюро института. Ей предшествовала уничтожающая рецензия ответственного сотрудника Академии общественных наук при ЦК ВКП(б) Маслиной в № 2 «Вопросов философии» за 1948 г.

Подобные «дискуссии» в ту пору обычно принимали вид санкционированной сверху травли, в результате которой одна из «дискутирующих» сторон снималась с работы, исключалась из партии, ссылалась, а то и стиралась в лагерную пыль или даже расстреливалась. А.Н. Леонтьеву, однако, повезло. В «дискуссии», согласно плану, выступили многие ныне известные психологи, обвиняя автора книги в идеализме, формализме (это было тогда едва ли не более страшное обвинение!) и даже в отходе от ленинской теории отражения, поскольку А.Н. Леонтьев отрицал факт непосредственного отражения мира мозгом, вставляя между ними, как говорилось некоторыми участниками той дискуссии, «третье звено», т. е. деятельность субъекта. Но соратники А.Н., да и вообще многие порядочные люди, встали на его защиту, и дискуссия последствий для него не имела.

Когда у него появилась возможность собрать свои статьи первых послевоенных лет в единый сборник (а это случилось в конце 50-х гг.), он не мог не вспомнить свой проект 1940 г., пусть проект этот не мог быть осуществлен в полной мере. Думается, не случайно композиция «Проблем развития психики» соответствует структуре первоначального проекта… В 1963 г. эта книга была удостоена Ленинской премии.

* * *

Третий текст, относящийся к указанному циклу, представлен четырьмя фрагментами диссертации А.Н., по тем или иным причинам не включенными им в «Очерк….». Хотя основное содержание всех четырех фрагментов касается различных аспектов психики и поведения животных и развития психики в животном мире, значение этих фрагментов отнюдь не ограничивается зоопсихологической проблематикой. В каждом из них содержится методологический анализ тех или иных ключевых общепсихологических проблем.

В первом фрагменте это, прежде всего, проблема врожденного и приобретенного, видового и индивидуального опыта. Основные идеи, обосновываемые в этом фрагменте, – это идея пластичности, изменчивости инстинктивных форм поведения и идея о невозможности противопоставить видовое и индивидуально приобретаемое поведение. Уже в своей диссертации, опираясь на идеи ряда зарубежных единомышленников, А.Н. Леонтьев приходит к тезису, который с 1950-г гг. стал общепринятым в изучении поведения животных, не говоря уже о человеке – что понятие инстинкта не может выступать удовлетворительным объяснением наблюдаемых и экспериментально установленных закономерностей этого поведения.

Во втором фрагменте затрагивается особенно много проблем методологического уровня. В нем Леонтьев вводит принцип деятельности как ключевой объяснительный принцип зоопсихологии, разводит понятия «деятельность» и «поведение», сохранив за последним статус лишь описательного понятия, и, наконец, вводит понятие смысла в двух его разновидностях: инстинктивный смысл (позднее переименованный в биологический) и сознательный смысл (позднее переименованный в личностный). Смысл определяется как «то отношение объективных воздействующих свойств, которому подчиняется деятельность субъекта». «Смысловые связи – это те связи, которые не осуществляют деятельность, а осуществляются ею».

Третий и четвертый фрагменты в определенной степени соответствуют ранее неоднократно публиковавшемуся очерку развития психики в животном мире – соответствуют по основным идеям, но отнюдь, за редким исключением, не текстуально. Помимо известной концепции трех стадий развития психики животных (элементарная сенсорная психика, перцептивная психика и интеллект) мы находим в них оригинальные рассуждения о нелинейном характере эволюции, интереснейший экскурс в проблему чувствительности растений, обсуждение закрепления навыков и выделения операций у животных, а также проблемы игры животных, подробный анализ отличий человеческих орудий от квазиорудий животных, соображения о психологии домашних животных… Немногие современные докторские диссертации могут претендовать на такую широту и глубину охвата и без того предельно общей проблемы! И это не случайно. Все годы главным для Алексея Николаевича было построение философии психологии, ее методологического каркаса, который давал возможность на первый взгляд легко и как бы мимоходом давать ответы на сложнейшие вопросы.

Одним из таких вопросов была проблема сущности психического и его места во всеобщей взаимосвязи явлений мира. Вопреки официальным «марксистам» того времени, определявшим психику как функцию мозга, А.Н. Леонтьев и его школа приходят к пониманию психики как функции деятельности субъекта (именно такая позиция, как мы видели выше, вызвала ожесточенную критику). Подобное понимание психического противостояло широко распространенным в психологии, в том числе в отечественной, дуалистическим схемам.

С самого начала разработки теории деятельности (в докладе весной 1934 г.) А.Н. Леонтьев отчетливо заявляет о противостоянии позиции своей школы дуализму: «Великое и подлинно трагическое для психологии заблуждение картезианства состояло именно в том, что реальная конкретно-историческая противоположность внутренних, духовных процессов и внешних материальных процессов жизни, – противоположность, порожденная общественным разделением труда, – была абсолютизирована. Создалась грандиозная мистификация сознания. Наша задача состоит в том, чтобы прежде всего разрушить эту мистификацию в психологии»⁷. В этом отношении он развивает идеи Л.С. Выготского, выражавшего озабоченность по поводу того, «с какой точностью и с каким совпадением даже в деталях восстанавливается в новой исторической обстановке, в новом научном выражении во всей полноте логическая структура картезианского учения о страстях души, в которой спиритуалистический принцип уравновешивается механистическим»⁸.

Выражением дуализма картезианской схемы является для А.Н. Леонтьева прежде всего постулат непосредственности, об истории возникновения которого в психологии и попытках его преодоления можно было бы написать целую книгу. Поэтому ограничимся здесь беглыми замечаниями. Как известно, для так называемой классической психологии сознания (которая базировалась на декартовско-локковской системе идей) была характерна дихотомия «внешнего» (предметов и процессов внешнего мира) и «внутреннего» (явлений и процессов сознания). Они не имели между собой ничего общего (поскольку, согласно Р. Декарту, представляли собой формы существования и проявления двух принципиально разных субстанций) и тем не менее были связаны друг с другом странной механической связью: как только происходит воздействие на рецепторные аппараты субъекта, так тут же возникает «ответ» на данное раздражение в виде субъективных явлений. Постулат непосредственности был характерен и для бихевиоризма при существенном изменении в нем предмета психологии.

Таким образом, единый мир человека был расчленен на две абстрактные «половинки» – замкнутый в себе («внутреннее наблюдаемый») мир субъективных явлений и мир «обездушенных» («внешне наблюдаемых») объективных феноменов поведения и физиологических процессов. По мнению ученика А.Н. Леонтьева А.Г. Асмолова, именно в таком рассечении единого поля человеческой природы на два противоположных полюса – «субъективизм» и «объективизм» – и коренится исток парадоксов и противопоставлений в психологии⁹, например, абстрактного изучения и даже противопоставления «когнитивных» и «поведенческих» форм «конкретного бытия» человека, противопоставления идиографического и номотетического подходов, биологического и социального, индивидуального и коллективного в психологии человека и пр. Естественно, что после подобного абстрактного деления целого на две принципиально разные «половинки» не остается ничего другого, как ограничиться изучением одной из них (в логике «или – или») или соединять противоположности по принципу «и – и».

А.Г. Асмолов квалифицировал подобную систему взглядов как аналог «птолемеевской» системы в космогонии и говорил о «коперниканском» перевороте, который совершила культурно-деятельностная психология¹⁰. Характеризующая «птолемеевскую систему» двучленная система анализа была заменена в этой последней иной схемой, где постулат непосредственности, предполагающий дихотомию субъективного и объективного, был устранен путем введения понятия деятельности. В деятельности осуществляется двуединый процесс интериоризации (превращение внешнего во внутреннее) и экстериоризации (превращение внутреннего во внешнее). При этом коперниканском повороте в понимании психического последнее рассматривается не просто в «единстве» с деятельностью, как это было в сформулированном С.Л. Рубинштейном принципе «единства сознания и деятельности». Имеет место, собственно говоря, не «единство», а диалектическое тождество деятельности и психики: деятельность составляет субстанцию психики, тогда как психика есть функция, даже, еще точнее, «функциональный орган» (в понимании А.А. Ухтомского) деятельности.

Наиболее точно сущность психики как особой функции деятельности представлена в высказываниях А.Н. Леонтьева в его книге «Деятельность. Сознание. Личность», где одновременно решается и проблема определения предмета психологии: «Деятельность входит в предмет психологии, но не особой своей “частью” или “элементом”, а своей особой функцией. Это функция полагания субъекта в предметной действительности и ее преобразования в форму субъективности»¹¹. Или еще более остро: «Деятельность человека и составляет субстанцию его сознания»¹². Это было «ахинейное» (по выражению В.М. Аллахвердова¹³) понимание психики, которое явно не вписывалось в вульгаризированное представление о ней как «функции мозга», «субъективного образа объективного мира», «объективно-правильного отражения» и пр. «Субстанцией» сознания (можно добавить – и психики в целом) является, согласно А.Н. Леонтьеву, деятельность как субъектно-объектная реальность, поэтому психику и сознание нельзя считать функцией мозга как такового. Нельзя загонять сознание «под черепную крышку», утверждал А.Н. Леонтьев в известной домашней дискуссии 1969 г., поскольку это значит «загнать его в гроб. Там выхода нет, из-под этой черепной крышки. <…> Сознание <…> находится столько же под крышкой, сколько и во внешнем мире. Это одухотворенный мир, одухотворенный человеческой деятельностью»¹⁴. Приведем также перекликающееся с этими идеями блистательное высказывание Л.М. Веккера, которое одному из авторов (Д.Л.) довелось услышать от него в профессиональной компании: «Утверждать, что человек думает головным мозгом, – все равно что утверждать, что он ходит спинным мозгом».

Таким образом, психика – особая функция или «функциональный орган» деятельности, специфика которого заключается в решаемых им задачах: построение образа (модели) мира субъектом на основе различных форм ориентировки в нем и регуляция в соответствии с этим образом деятельности субъекта в его мире. Следовательно, психика с самого начала выносится за пределы реальности, определяемой внутренним (как бы это «внутреннее» ни понималось – как мозг, душа или замкнутое в себе субъективное), с одной стороны, и внешним (стимулами, средой и пр.), с другой. Психическое, таким образом, не есть нечто объективное или субъективное – это субъектно-объектная реальность, при этом доступное для научного и тем самым объективного (в современном его понимании) изучения.

Подобное понимание психики складывается у А.Н. Леонтьева и его соратников уже в 1930-е годы в Харьковской школе и получает неожиданное практическое подтверждение в военное время, когда проводились исследования, составившие второй цикл публикуемых в настоящей книге работ.

* * *

Из официальной автобиографии А.Н.Леонтьева: «В годы 1942–1944 я переключился на работу, которая была подсказана требованиями войны: организовал опытный восстановительный госпиталь под Свердловском». Официальное название упомянутого госпиталя – Восстановительная клиника НИИ психологии МГУ на базе госпиталя № 4008. Она была создана 6 сентября 1942 г.¹⁵ и А.Н. Леонтьев, назначенный ее директором, по заданию Государственного Комитета Обороны развернул исследовательскую работу по психофизиологическим и психологическим проблемам восстановления функций после ранения. «Ее итоги были опубликованы в ряде статей и в монографии “Восстановление движений” (точное название: “Восстановление движения. Исследование восстановления функций руки после ранения”. – А.Л., Д.Л., Е.С.), написанной совместно с А.В. Запорожцем (М.: Советская книга, 1945)»¹⁶. Главы, написанные Запорожцем, воспроизведены во втором томе двухтомника его «Избранных психологических трудов»: главы же, написанные Леонтьевым, никогда не перепечатывались, как и книга в целом. Мы воспроизводим ее здесь полностью, как и две тематически близких к ней статьи, опубликованных в 1945–1947 гг.

А.Н. Леонтьев относился к восстановительному госпиталю как к своему любимому детищу. В неотосланном письме С.Л. Рубинштейну от 10 апреля 1943 г. Леонтьев пишет об этом госпитале: «Дни его жизни оказались плодотворны как годы. Я не умею говорить о нем без пафоса, за него я буду стоять “насмерть” – hier stehe ich*, как говорил Лютер!»

Госпиталь находился в поселке Коуровка, на высоком берегу реки Чусовая. Вместе с Леонтьевым и Запорожцем там работали П.Я. Гальперин, С.Я. Рубинштейн, Т.О. Гиневская, Я.З. Неверович, А.Г. Комм, В.С. Мерлин и др. Работа продолжалась и после возвращения Леонтьева в Москву – на кафедре психологии МГУ совместно с Центральным институтом травматологии и ортопедии Наркомздрава СССР (ЦИТО), возглавлявшимся Н.Н. Приоровым.

Суть ее хорошо изложил позже Запорожец: «Определяя генеральное направление и исходные теоретические позиции предпринимаемых исследований, А.Н. Леонтьев основывался на учении Л.С. Выготского о системном характере психофизиологических функций и на концепции Н.А. Бернштейна о построении движения… Системное понимание дефекта требовало и системного подхода к его реабилитации – как к сложному процессу последовательной компенсации и восстановления афферентационных механизмов движений больного, связанному с перестройкой его установок и мотивов поведения. Как показали исследования, такого рода системные изменения и перестройки наиболее адекватно осуществляются в процессе специально организованной осмысленной предметной деятельности больного (а не в условиях популярной в то время “механотерапии”), и восстановительный эффект в значительной мере зависит от мотивов, задач и способов этой деятельности. На основе полученных данных были разработаны новые эффективные методы трудотерапии и лечебной физкультуры, которые широко использовались в медицинской практике эвакогоспиталей и сыграли большую роль в восстановлении боеспособности и трудоспособности раненых бойцов»¹⁷. В частности, время возвращения бойцов в строй сокращалось в несколько раз (!). Имя Бернштейна возникает здесь не случайно; его «физиология активности» была основным физиологическим базисом теории деятельности Леонтьева, а сам Бернштейн, который в 1950 г. как «космополит» и «антипавловец» был совершенно отлучен от науки, был принят на кафедру психологии и «пересидел» там самые тяжелые три года (тогда кафедрой заведовал Б.М. Теплов, а Леонтьев был ее ведущим преподавателем, но без него зачисление Бернштейна на кафедру едва ли состоялось бы). Интересно, что в этой книге Леонтьев и Запорожец в равной мере отдают должное идеям как Н.А. Бернштейна, так и его постоянного оппонента и конкурента П.К. Анохина¹⁸.

Публикуемые в настоящей книге работы, посвященные вышеуказанным проблемам, – прекрасное доказательство известного высказывания Л. Больцмана: «нет ничего практичнее хорошей теории». Разработанная ранее А.Н. Леонтьевым и его школой диалектика составляющих деятельности получает еще одно эмпирическое подтверждение на материале, как любил говорить Л.С. Выготский, «высокоорганизованной практики». Так, к примеру, диалектика мотива и поставленной в ходе трудотерапии задачи (цели в определенных условиях) того или иного действия проявлялась в процессе восстановления движений в следующем. Психологически (да и физиологически) движения раненой руки, например, в ходе выполнения столярных работ, были совершенно различными в зависимости от того, стремился ли раненый пощадить больную руку, или он хотел овладеть профессией столяра, или стремился подчеркнуть перед врачом свой физический дефект, т. е. вроде бы прямо определялись мотивом больного. Однако при постановке перед больным соответствующей предметной задачи можно было изменить исходный мотив раненого: «Так, например, установка больного на дефект извращает движение и снижает его объем в условиях задач с предметной целью, но осуществление действия в данных объективных условиях вместе с тем может иногда оказать сбивающее влияние на эту установку и коренным образом изменить мотивацию деятельности, а значит и ее смысл для больного. Поэтому совершенно, конечно, небезразлично, в каких условиях протекают действия больного, насколько способны они определить его установки. В этом – принципиальное различие, например, между условиями трудоподобных действий и действий трудовых, между условиями такого производства, как, например, изготовление бумажных рамок, и условиями производства общественно-актуального продукта; следовательно, ни в коем случае нельзя рассматривать их только как различия чисто технические»¹⁹. Таким образом, делают вывод авторы книги «Восстановление движения», «восстановительное обучение, как и всякое обучение вообще, реально происходит в единстве с воспитанием»²⁰.